34. Вин-дит
Именно в этой мастерской надгробий я испытал свой первый вин-дит. Вин-дит - слово боконистское, и означает оно, что ты лично испытываешь внезапно толчок по направлению к боконизму, к пониманию того, что господь бог все про тебя знает и что у него есть довольно сложные планы, касающиеся именно тебя.
Мой вин-дит имел отношение к мраморному ангелу под омеловым венком. Водитель такси вбил себе в голову, что должен во что бы то ни стало поставить эту статую на могилу своей матери. Он стоял перед статуей со слезами на глазах.
Высказавши свое мнение о Феликсе Хониккере, Марвин Брид снова уставился на кладбищенские ворота.
- Может, этот чертов голландец, сукин сын, и был современным святым - добавил он вдруг, - но черт меня раздери, если он хоть раз в жизни сделал не то, чего ему хотелось, и пропади я пропадом, если он не добивался всего, чего хотел. Музыка, - сказал он, помолчав.
- Простите?
- Вот почему она вышла за него замуж. У него, говорит, душа настроена на самую высокую музыку в мире, на музыку звездных миров - Он покачал головой. - Чушь!
Потом, взглянув на ворота, он вспомнил, как в последний раз видел Фрэнка Хониккера, строителя моделей, мучителя насекомых в банке.
- Да, Фрэнк - сказал он.
- А что?
- В последней раз я его, чудака несчастного, видал когда он бедняга, выходил из кладбищенских ворот похороны еще шли. Отца в могилу опустить не успели, а Фрэнк уже вышел за ворота. Поднял палец, как только первая машина показалась. Новый такой "понтиак" с номером штата Флорида. Машина остановилась. Фрэнк сел в нее, и больше никто в Илиуме в глаза его не видал.
- Я слышал - его полиция ищет.
- Да это случайно, недоразумение. Какой же Фрэнк преступник? У него на это духу не хватит. Он только одно и умел делать - модели всякие. И на одной работе только и держался - у Джека, в лавке "Уголок любителя", он там и продавал всякие игрушечные модели, и сам их делал, и любителей учил, как самим сделать модель. Когда он отсюда уехал во Флориду, он получил место в мастерской моделей в Сарасате. Оказалось, что эта мастерская служила прикрытием для банды, которая воровала "кадиллаки", грузила их на списанные военные самолеты и переправляла на Кубу. Вот как Фрэнка впутали в эту историю. Думается мне, что полиция его не нашла, потому что его уже нет в живых. Слишком много лишнего он услышал, пока приклеивал синдетиконом трубы на игрушечный крейсер "Миссури".
- А вы не знаете, где теперь Ньют?
- Как будто у сестры, в Индианаполисе. Знаю только, что он спутался с этой лилипуткой и его выгнали с первого курса медицинского факультета в Корнелле. Да разве можно себе представить, чтобы карлик стал доктором? А дочка в этой несчастной семье выросла огромная, нескладная, больше шести футов ростом. И ваш этот знаменитый мудрец не дал девчонке кончить школу, взял ее из последнего класса, чтобы было кому о нем заботиться. Одно у нее было утешение - кларнет, она на нем играла в школьном оркестре "Сто бродячих музыкантов".
Когда она ушла из школы, - продолжал Брид, - ее никто никуда не приглашал. И подруг у нее не было, а ее отцу и в голову не приходило дать ей денег, ей и пойти было некуда. И знаете, что она делала?
- Нет.
- Запрется, бывало, вечером у себя в комнате, заведет пластинку и играет в унисон на кларнете. И по моему мнению, самое большое чудо нашего века - это то, что такая особа нашла себе мужа.
- Сколько хотите за этого ангела? - спросил водитель такси.
- Я же вам сказал - не продается.
- Наверно, сейчас уже никто из мастеров такую работу делать не умеет? - сказал я.
- У меня племянник есть, он все умеет, - сказал Брид, - сын Эйзы. Очень шел в гору, мог бы стать большим ученым. А тут сбросили бомбу на Хиросиму, и мальчик сбежал, напился, пришел ко мне, говорит: хочу работать резчиком по камню.
- Он у вас работает?
- Нет, он скульптор в Риме.
- Если бы вам дать хорошую цену, - сказал водитель, - вы бы продали этот памятник?
- Возможно. Но цена-то ему немалая.
- А где тут надо высечь имя? - спросил водитель.
- Да тут имя уже есть, на подножии, - сказал Брид. Но мы не видели надписи, она была закрыта венками, сложенными у подножия статуи.
- Значит, заказ так и не востребовали? - спросил я.
- За него даже и не заплатили. Рассказывают так: этот немец, иммигрант, ехал с женой на запад, а она тут, в Илиуме, умерла от оспы. Он заказал этого ангела для надгробия жене и показал моему прадеду деньги, обещал хорошо заплатить. А потом его ограбили. Вытащили у него все до последнего цента. У него только и осталось имущества, что та земля, которую он купил в Индиане за глаза. Он туда и двинулся, обещал, что вернется и заплатит за ангела.
- Но так и не вернулся? - спросил я.
- Нет. - Марвин Брид отодвинул ногой ветки, чтобы мы могли разглядеть надпись на пьедестале. Там была написана только фамилия. - И фамилия какая-то чудная, - сказал он, - наверно, потомки этого иммигранта, если они у него были, уже американизировали свою фамилию. Наверно, они давно стали Джонсами, Блейками или Томсонами.
- Ошибаетесь, - пробормотал я.
Мне показалось, что комната опрокинулась и все стены, потолок и пол сразу разверзлись, как пасти пещер, открывая путь во все стороны, в бездну времен. И мне привиделось, в духе учения Боконона, единство всех странников мира: мужчин, женщин, детей, - единство во времени, в каждой его секунде.
- Ошибаетесь, - сказал я, когда исчезло видение.
- А вы знаете людей с такой фамилией?
- Да.
Эта фамилия была и моей фамилией.
35. "Уголок любителя"
По дороге в гостиницу я увидел мастерскую Джека "Уголок любителя", где раньше работал Фрэнклин Хониккер. Я велел водителю остановиться и подождать меня.
Зайдя в лавку, я увидел самого Джека, хозяина всех этих крошечных паровозов, поездов, аэропланов, пароходов, фонарей, деревьев, танков, ракет, полисменов, пожарных, пап, мам, кошек, собачек, курочек, солдатиков, уток и коровок. Человек этот был мертвенно-бледен, человек этот был суров, неопрятен и очень кашлял.
- Какой он был, Фрэнклин Хониккер? - повторил он мой вопрос и закашлялся долгим-долгим кашлем. Он покачал головой, и видно было, что он обожает Фрэнка больше всех на свете. - На такой вопрос словами не ответишь. Лучше я вам покажу, что это был за мальчик. - Он снова закашлялся. - Поглядите, и сами поймете.
И он повел меня в подвел при лавке, где он жил. Там стояли двуспальная кровать, шкаф и электрическая плитка. Джек извинился за неубранную постель.
- От меня жена ушла вот уже с неделю. - Он закашлялся. - Все еще никак не приспособлюсь к такой жизни.
И тут он повернул выключатель, и ослепительный свет залил, дальний конец подвала.
Мы подошли туда и увидали, что лампа, как солнце, озаряла маленькую сказочную страну, построенную на фанере, на острове, прямоугольном, как многие города в Канзасе. И беспокойная душа, любая душа, которая попыталась бы узнать, что лежит за зелеными пределами этой страны, буквально упала бы за край света.
Все детали были так изумительно пропорциональны, так тонко выработаны и окрашены, что не надо было даже прищуриваться, чтобы поверить, что это жилье живых людей, все эти холмы, озера, реки, леса, города, все, что так дорого каждому доброму гражданину своего края.
И повсюду тонким узором вилась лапша железнодорожных путей.
- Взгляните на двери домиков, - с благоговением сказал Джек.
- Чисто сделано. Точно.
- У них дверные ручки настоящие, и молоточком можно постучаться.
- Черт!
- Вы спрашивали, что за мальчик был Фрэнклин Хониккер. Это он выстроил. - Джек задохнулся от кашля.
- Все сам?
- Ну, я тоже помогал, но все делалось по его чертежам. Этот мальчишка - гений.
- Да, ничего не скажешь.
- Братишка у него был карлик, слыхали?
- Слыхал. Он снизу кое-что припаивал.
- Да, все как настоящее.
- Не так это легко, да и не за ночь все выстроили.
- Рим тоже не один день строился.
- У этого мальчика, в сущности, семьи и не было, понимаете?
- Да, мне так говорили.
- Тут был его настоящий дом. Он тут провел тыщу часов, если не больше. Иногда он и не заводил эти поезда, просто сидел и глядел, как мы с вами сейчас.
- Да, тут есть на что поглядеть. Прямо путешествие в Европу, столько тут всякого, если посмотреть поближе.
- Он такое видел, что нам с вами и не заметить. Вдруг сорвет какой-нибудь холмик - ну совсем как настоящий, для нас с вами. И правильно сделает. Устроит озеро на месте холмика, поставит мостик, и все станет раз в десять красивей, чем было.
- Такой талант не всякому дается.
- Правильно! - восторженно крикнул Джек. Но этот порыв ему дорого обошелся - он страшно закашлялся. Когда кашель прошел, слезы все еще лились у него из глаз. - Слушайте, - сказал он, - ведь я говорил мальчику, пусть бы пошел в университет, выучился на инженера, смог бы работать на Американскую летную компанию или еще на какое-нибудь предприятие, покрупнее, вот где его придумки нашли бы настоящую поддержку.
- По-моему, вы тоже здорово поддерживали его.
- Добро бы так, хотелось бы, чтоб так оно и было, - вздохнул Джек - Но у меня средств не хватало. Я ему давал материалы, когда мог, но он почти все покупал сам на свои заработки, он работал там, наверху, у меня в лавке. Ни гроша на другое не тратил никогда не пил, не курил, с девушками не знался, по автомобилям с ума не сходил.
- Побольше бы таких в нашей стране.
Джек пожал плечами:
- Что ж поделаешь… Наверно, бандиты там, во Флориде, его прикончили. Боялись, что он проговорится.
- Да, я тоже так думаю.
Джек вдруг не выдержал и заплакал.
- Наверно, они и представления не имели, сукины дети, - всхлипнул он, - кого они убивают.
36. Мяу
Во время своей поездки в Илиум и за Илиум - она заняла примерно две недели, включая рождество, - я разрешил неимущему поэту по имени Шерман Кребс бесплатно пожить в моей нью-йоркской квартире. Моя вторая жена бросила меня из-за того, что с таким пессимистом, как я, оптимистке жить невозможно.
Кребс был бородатый малый, белобрысый иисусик с глазами спаниеля. Я с ним близко знаком не был. Встретились мы на коктейле у знакомых, и он представился как председатель Национального комитета поэтов и художников в защиту немедленной ядерной войны. Он попросил убежища, не обязательно бомбоубежища, и я случайно смог ему помочь.
Когда я вернулся в свою квартиру, все еще взволнованный странным предзнаменованием невостребованного мраморного ангела в Илиуме, я увидел, что в моей квартире эти нигилисты устроили форменный дебош. Кребс выехал, но перед уходом он нагнал счет на триста долларов за междугородные переговоры, прожег в пяти местах мой диван, убил мою кошку, загубил мое любимое деревце и сорвал дверцу с аптечки.
На желтом линолеуме моей кухни он написал чем-то, что оказалось экскрементами, такой стишок:
Кухня что надо,
Но душа не рада
Без
Му-со-ро-про-вода.
И еще одно послание было начертано губной помадой прямо на обоях над моей кроватью. Оно гласило:
"Нет и нет, нет, нет, говорит цыпа-дрипа!"
А на шее убитой кошки висела табличка. На ней стояло: "Мяу!"
Кребса я с тех пор не встречал И все же я чувствую, что и он входит в мой карасс. А если так, то он служил ранг-рангом. А ранг-ранг, по учению Боконона, - это человек, который отваживает других людей от определенного образа мыслей тем, что примером своей собственной ранг-ранговой жизни доводит этот образ мыслей до абсурда.
Быть может, я уже отчасти был склонен считать, что в предзнаменовании мраморного ангела не стоит искать смысла, и склонен сделать вывод, что вообще все на свете - бессмыслица. Но когда я увидел, что наделал, у меня нигилист Кребс, особенно то, что он сделал с моей чудной кошкой, всякий нигилизм мне опротивел.
Какие-то силы не пожелали, чтобы я стал нигилистом. И миссия Кребса, знал он это или нет, была в том, чтобы разочаровать меня в этой философии. Молодец, мистер Кребс, молодец.
37. Наш современник - генерал-майор
И вдруг в один прекрасный день, в воскресенье, я узнал, где находился беглец от правосудия, создатель моделей. Великий Вседержитель и Вельзевул жуков в банке, - словом, узнал, где найти Фрэнклина Хониккера.
Он был жив!
Узнал я это из специального приложения к "Нью-Йорк санди таймс". Это была платная реклама некой банановой республики. На обложке вырисовывался профиль самой душераздирающе-прекрасной девушки на свете.
За профилем девушки бульдозеры срезали пальмы, расчищая широкий проспект. В конце проспекта высились стальные каркасы трех новых зданий.
"Республика Сан-Лоренцо процветает! - говорилось в тексте на обложке. - Здоровый, счастливый, прогрессивный, свободолюбивый красавец народ непреодолимо привлекает как американских дельцов, так и туристов".
Но читать весь проспект я не торопился. С меня было достаточно девушки на обложке - более чем достаточно, потому что я влюбился в нее с первого взгляда. Она была очень юная, очень серьезная и вся светилась пониманием и мудростью.
Кожа у нее была шоколадная. Волосы - золотой лен.
Звали ее, как говорилось на обложке, Мона Эймонс Монзано. Она была приемной дочерью диктатора острова Сан-Лоренцо.
Я открыл проспект, надеясь найти еще фотографии изумительной мадонны-полукровки.
Вместо них я нашел портрет диктатора острова, Мигеля "Папы" Монзано, - гориллы лет под восемьдесят.
Рядом с портретом "Папы" красовалась фотография узкоплечего, остролицего, очень невзрослого юноши. На нем был ослепительно белый военный мундир с чем-то вроде аксельбантов, усыпанных драгоценными камнями. Под близко поставленными глазами виднелись большие синие круги. Очевидно, он всю жизнь требовал, чтобы парикмахеры брили ему затылок и виски и не трогали макушку. И он отрастил себе огромный жесткий кок, что-то вроде невероятно высокого волосяного куба с перманентом.
Подпись под этим малопривлекательным юнцом говорила, что это генерал-майор Фрэнклин Хониккер, министр науки и прогресса республики Сан-Лоренцо.
Ему было двадцать шесть лет.
38. Акулья столица мира
Как я узнал из проспекта, приложенного к нью-йоркскому "Санди таймс", остров Сан-Лоренцо имел пятьдесят миль в длину и двадцать - в ширину Население составляло четыреста пятьдесят тысяч душ, "беззаветно преданных идеалам Свободного мира".
Наивысшей точкой острова была вершина горы Маккэйб - одиннадцать тысяч футов над уровнем моря Столица острова - город Боливар - являлась "…сугубо современным городом, расположенным у гавани, могущей вместить весь флот Соединенных Штатов. Главный экспорт - сахар, кофе, бананы, индиго и кустарные изделия".
"А спортсмены-рыболовы признали Сан-Лоренцо первой в мире столицей по промыслу акул"
Я не мог понять, каким образом Фрэнклин Хониккер, не окончивший даже средней школы, получил такое шикарное место. Но мое недоумение отчасти рассеялось, когда я прочел очерк о Сан-Лоренцо, подписанный "Папой" Монзано.
"Папа" писал, что Фрэнк является архитектором, создавшим "генеральный план Сан-Лоренцо", включающий новые дороги, сельскую электрификацию, очистительные сооружения, отели, госпитали, клиники, железные дороги - словом, все строительство. И хотя очерк был краток и явно подредактирован, "Папа" пять раз назвал Фрэнка сыном - "кровью от крови" - доктора Феликса Хониккера.
Эта фраза отдавала каким-то людоедством. Видно, "Папа" хотел сказать, что Фрэнк - плоть от плоти старого колдуна.
39. Фата-Моргана
Немного света пролил еще один очерк в проспекте, очень цветистый очерк под названием "Что дал Сан-Лоренцо одному американцу". Написан он был, несомненно, подставным лицом, но автором значился генерал-майор Фрэнклин Хониккер.
В этом очерке Фрэнк рассказывал, как он очутился один на полузатонувшей семидесятифутовой яхте в Карибском море. Как он там очутился и почему оказался в одиночестве, он не объяснил. Он намекнул, однако, что пунктом отправления была Куба.
"Роскошное прогулочное судно гибло, и вместе с ним - моя бессмысленная жизнь, - говорилось в очерке. - За четыре дня я съел только две галеты и одну чайку. Плавники акул-людоедов бороздили теплое море вокруг меня, иглозубые баракуды вспенивали волны.
Я поднял взор к творцу, готовый принять любую участь, предначертанную им. И моему взору открылась сияющая вершина над облаками. Может быть, это была фата-моргана, жестокий обман, мираж?"
Я тут же посмотрел в словаре "Фата-Моргана" и узнал, что так действительно называется мираж по имени Морганы Ле Фей, волшебницы, жившей на дне озера. Она прославилась тем, что появлялась в Мессинском проливе, между Калабрией и Сицилией. Короче говоря, фата-моргана - глупый вымысел поэтов.
А то, что Фрэнк увидел со своего тонущего суденышка, была вовсе не жестокая Фата-Моргана, а вершина горы Маккэйб. И ласковые волны вынесли яхту Фрэнка на каменистый берег Сан-Лоренцо, словно сам всевышний направил его туда.
Фрэнк ступил на берег твердой пятой и спросил, где он находится. В очерке даже не упоминалось, что у этого сукина сына был с собой в карманном термосе осколок льда-девять.
Беспаспортного Фрэнка посадили в тюрьму города Боливара. Там его посетил "Папа" Монзано, который пожелал узнать, не кровный ли родственник Фрэнк бессмертного доктора Феликса Хониккера.
"Я подтвердил, что я - его сын, - говорилось в очерке. - И с этой минуты все пути на Сан-Лоренцо были для меня открыты".
40. Обитель Надежды и Милосердия
Случилось так, должно было так случиться, как сказал бы Боконон, что один журнал заказал мне очерк о Сан-Лоренцо. Но очерк касался не "Папы" Монзано и не Фрэнка. Я должен был написать о докторе Джулиане Касле, американском сахарозаводчике - миллионере, который в сорок лет, последовав примеру доктора Альберта Швейцера, основал бесплатный госпиталь в джунглях и посвятил всю жизнь страдальцам другой расы.
Госпиталь Касла назывался "Обитель Надежды и Милосердия в джунглях". Джунгли эти находились на Сан-Лоренцо, среди диких зарослей кофейных деревьев, на северном склоне горы Маккэйб.
Когда я полетел на Сан-Лоренцо, Джулиану Каслу было шестьдесят лет.
Двадцать лет он вел абсолютно бескорыстную жизнь.
Предыдущие, корыстные, годы он был знаком читателям иллюстрированных журнальчиков не меньше, чем Томми Манвиль, Адольф Гитлер, Бенито Муссолини и Барбара Хаттон. Прославился он развратом, пьянством, бешеным вождением машины и уклонением от военной службы. Он обладал невероятным талантом швырять на ветер миллионы, принося этим человечеству одни несчастья.
Он был женат пять раз, но произвел на свет только одного сына.