Он взял со стола ОБЯЗАТЕЛЬСТВО, глянул в конец текста. Строчки прыгали перед глазами. "Обязуюсь не чинить Богине препятствий в исполнении ее замыслов и сотворении еще не рожденных миров". Тысяча Змеев, провались треклятое колено! Я сейчас взвою.
- Ставьте подпись, и делу конец. - Комендант вновь протянул авторучку. Золотое перышко расплывалось, дрожало желтым огоньком.
Лоцман стиснул руками голову, проморгался. В конце концов боль его добьет, рано или поздно он сломается.
- Подписывайте, - утомленно повторил комендант. - Поймите: это пустая формальность, на самом деле всё решено без вас.
- Я не продаюсь за пять тысяч долларов. - Комендант раздраженно хлопнул дорогой авторучкой о стол.
- Ваше упрямство ничего не изменит. В любом случае вы - проданный Лоцман. Ставьте подпись! - заорал он и ахнул кулаком по столешнице. Ручка покатилась к краю.
Лоцман смахнул ее на пол и сам рявкнул:
- Не поставлю!
Комендант вскочил на ноги, перегнулся через стол, навис над охранителем мира и проорал:
- Ставь подпись, не то плясать заставлю!
Капли брызнувшей слюны попали на лицо, Лоцман брезгливо утерся.
- Падаль вонючая! Я тебя…
Лоцман взвился и почти вслепую толкнул коменданта, опрокинул в кресло.
Подсечка. Он вмазался лбом в столешницу, ухватился за угол стола, повис, спас колено от удара об пол. Сокрушительный удар в шею. Лоцман обмяк, свалился охраннику под ноги. Тяжелый башмак наступил на истекающее болью, сводящее с ума колено. Лоцман закусил губу, чтобы не закричать; в глазах чернело.
- Подпишите документ, - отчетливо выговаривая каждый слог, произнес комендант.
Охранитель мира мотнул головой, крепче стиснул зубы. Ощутил во рту кровь. Башмак сильней прижал ногу.
- Вы обязаны исполнить свой долг до конца и подписать ОБЯЗАТЕЛЬСТВО.
Он повернул голову, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь пелену в глазах. А ведь это не охранник жмет - сам комендант топчется на живом человеке. Лоцман приподнялся, упираясь в пол ладонями. Разжал зубы. Вытолкнул хриплые, непослушные звуки:
- Не подпишу. - Дальнейшее вырвалось само, чуть ли не помимо воли: - Клянусь "Последним дарханцем".
Он уронил голову и закрыл глаза. Делайте что хотите - моей подписи под ОБЯЗАТЕЛЬСТВОМ не будет.
Ботинок убрался с колена. Жесткий ворс ковра захрустел, отзываясь на шаги, - комендант повернулся к столу.
- Что там с "Последним дарханцем"? - Вопрос явно относился не к Лоцману. - Проверьте. - Пауза. - Так… Ах вот оно что… Спасибо. - Долгое молчание. - Поднимите.
Охранник усадил Лоцмана в кресло. Его тусклые глаза обрели блеск, точно с них сняли чехлы, и светились любопытством. Комендант возвышался у стола - внушительный, как подобает большому начальнику, - но кожа на щеках начала дрябнуть, обвисать, лицо изъели нездоровые рытвинки. Он глядел на Лоцмана так, словно тот был фургоном, везущим ценный груз, - фургоном, который сломался и застопорил движение на трассе: и не объедешь, и в кювет не столкнешь.
- Ладно, - решил он, - обойдемся без вашей подписи. Как я уже говорил, это пустая формальность. - Он подвинул к себе лист с ОБЯЗАТЕЛЬСТВОМ и сам подмахнул его вместо охранителя мира.
- Ваша бумажка не имеет силы. Здесь стоит "Лоцман Поющего Замка", а я еще и Лоцман Последнего Дарханца.
- Вы наглец, - обрезал комендант. - Учтите: при малейшем нарушении порядка я вас отправлю… - Он не договорил, куда отправит нарушителя, открыл сейф - пустой, разглядел Лоцман, - сунул на полку ОБЯЗАТЕЛЬСТВО и захлопнул дверцу. Щелкнул закрывшийся замок. - В армию я вас не допущу, стимулятор не получите. Свободны. Уведите, - бросил комендант охраннику и размашистым, сердитым шагом покинул кабинет.
- Ну, даешь, парень, - пробурчал солдат, поднимая Лоцмана с кресла. - Да не трепыхайся, колченогий, - донесу. - Он выволок охранителя мира из дома, поставил на крыльце. - Ишь, прикрылся старым фильмом! Додумался же… - Он исчез за дверью с надписью АУКЦИОН.
Лоцман привалился к стене. Боль простреливала ногу от колена до бедра. О каком нарушении порядка толковал комендант? Я шагу ступить не могу, не то что устроить дебош.
Охранник возвратился с обыкновенной, несколько облезлой шваброй. Щетку он сорвал и выбросил, а палку вручил Лоцману:
- Держи. Пойдешь прямо, до большака, потом направо. Там найдешь своих.
- Понял. Со мной теперь позволено разговаривать?
- Теперь - да, - ответил солдат. - ОБЯЗАТЕЛЬСТВО подписано, и ты - мертвый Лоцман. - Хлопнула дверь, и охранитель мира остался один.
Он долго не решался спуститься с крыльца. Затем кое-как сполз, неловко ступил - и плюхнулся на ступеньку, едва подавив крик. Уму непостижимо, как можно терпеть такую боль. Комендант сулил - коли не подмахну бумажонку, останусь без ноги. Ну и Змей с ним. Вспомнить только, как кричала несчастная замарашка, заклинала не подписывать, - мороз по коже. Видать, она-то в свое время покорилась, а теперь канючит бумажку, умоляет вернуть…
И все прочат мне смерть. Как долго умирает Лоцман, не подписавший ОБЯЗАТЕЛЬСТВО? Комендант, конечно, врал насчет пустой формальности - на деле это, должно быть, очень важно. Но он вроде бы не ожидал упорного сопротивления, а упоминание о "Последнем дарханце" его и вовсе обескуражило. Что-то у них не сошлось, и охранитель мира одержал верх не только из-за собственного упрямства - помог некий сбой в системе отлова Лоцманов и отстранения их от съемок.
Его спас "Последний дарханец"; тут есть закавыка, которую в Кинолетном городе не учли. А Ингмар говорил, что проход в иномирье возник неспроста и что такого прежде не бывало. Выходит, Богиня продала своего Лоцмана Ителю - мы еще разберемся, что это за фрукт такой, - и в то же время хотела, чтобы Лоцман укрылся в мире Последнего Дарханца. А два взаимоисключающих желания Кинолетный город выполнить не в силах. В результате охранитель мира оказался на ступенях АУКЦИОНА с искалеченной ногой и палкой от швабры вместо костыля.
Продать Лоцмана за пять тысяч долларов! Смехотворная цена. Да чтоб я стал помирать за такие деньги? Была охота.
Опираясь на скользкую палку, он поднялся и заковылял по асфальтированной, обсаженной кустами дорожке - прямо, как велел охранник. По сторонам за живой изгородью блестели чисто вымытыми стеклами разноцветные одноэтажные дома, чуть дальше раздували рифленые бока ангары. Впереди наблюдалось движение: дорожку пересекали люди, изредка проезжали машины. Большак, сказал охранник. Большая дорога.
- Ты что, еще не побывал у коменданта? - неожиданно раздался голос за спиной.
Глава 5
Лоцман остановился.
- Побывал. - Он неловко обернулся.
Перед ним стоял полуголый человек с огромным кровоподтеком на плече. Юношеская фигура, правильное лицо, темные волосы, темные глаза, нечто романтическое в облике - вертолетчик. Тот самый, что вопреки запрету заговорил с Лоцманом и схлопотал от солдата прикладом. Удивительно, почему у него гипс не наложен, - ключица-то, поди, раздроблена. Однако синяк казался старым - бледнеющий, изжелта-коричневый - и ни следа опухоли.
- Как это у тебя плечо?.. - начал удивленный Лоцман.
- Здешнее солнце исцеляет, - объяснил летчик. - А вот как ты был у коменданта, коли хромаешь?
- Да лечить не стали. И стимулятор дать пожадничали. - Лоцман вымученно улыбнулся. - Бумагу ихнюю не подписал, вот и…
Пилот вытаращил глаза.
- Не подписал?! - ахнул он. - Ничего себе! Не подписал! Да что ж ты с ногой маешься? Про солнце не объяснили? А ну пошли.
Он без церемоний ухватил Лоцмана за пояс и вломился в живую изгородь. За ней оказалась полоса газона и пешеходная дорожка, за которой стояла еще одна изгородь, а дальше виднелись веселые коттеджи: зеленые, голубые, кирпичные, лимонные, красные.
Вертолетчик отпустил Лоцмана, тот повалился на траву.
- Давай ногу, поглядим… Это надо же - не подписал! - твердил пилот восхищенно, пока Лоцман возился со штанами; затем увидел раздутое лиловое колено, вывернутую голень и помрачнел. - Это вывих; тут солнце не спасет. Ладно, сами сделаем. Можешь орать, только в морду не бей, - он взялся за ногу выше и ниже колена. - Отвернись.
Охранитель мира отвернул голову и стиснул зубы. Сжались железные тиски, колено разорвала свирепая боль. Лоцман дернулся, впился пальцами в землю, но смолчал. Ноге полегчало.
- Всё, - выдохнул летчик, выпрямляясь. - Молодец. - У Лоцмана по щекам текли слезы; он вытер их рукавом и пристыжен но глянул на пилота. Летчик устраивался на траве, подставляя солнечным лучам заживающее плечо.
- Погреешь кости - оно и наладится, - заверил он жизнерадостно. - А что стимулятор не дали, не горюй. Его только тем дают, кто идет в армию. Сволочам, иными словами. Ты чей Лоцман? - спросил летчик без перехода.
- Пленников Поющего Замка. А ты?..
- Пилот Шестнадцатого вертолета.
- Разве имени нет?
Вопрос позабавил летчика своей нелепостью. Он усмехнулся и добродушно пояснил:
- Имена у актеров, а мы - техническая служба. Нам не положено.
- Это неправильно, - заявил Лоцман.
- В наших мирах полно неправильностей, - философски заметил Шестнадцатый. - Ты бы лег - нога скорей выправится.
Лоцман растянулся на траве.
- Сколько их, этих миров?
- Прорва, - ответил летчик. - Здесь у нас - двести с мелочью, в других местах есть еще.
- Какие они? - лениво поинтересовался Лоцман, которого потянуло в сон. Теплое солнце оглаживало измученное тело, убаюкивало боль; глаза сами собой закрывались, и хотелось уткнуться лицом в мягкую траву и вздремнуть.
- Ну, какие… Много похожих, а есть совсем особенные. В одних скука смертная, другие повеселей. Множество крошечных, убогих, но попадаются прямо-таки роскошные - век бы там жил. Обширные, полнокровные; в какой угол ни загляни, всё на месте, всё надежно. Затем, полно умирающих.
- Как это? - встрепенулся Лоцман.
- Обыкновенно. Обитатели сходят на нет, а сам мир сжимается, схлопывается.
- Отчего же он умирает?
Вертолетчик нахмурился и не сразу ответил:
- Бог или Богиня отвергают свой мир, забывают. Он делается не нужен - и оттого погибает.
- А в скольких мирах ты бывал? - Шестнадцатый принялся считать, загибая пальцы. Двух рук не хватило, пальцы пришлось разгибать.
- В тридцати семи. К слову, в восемнадцати из них Лоцманов уже отловили.
- Продали?
- Именно, - буркнул летчик сердито. - Нынче только тем и занимаются. И этих молодцов с автоматами расплодилось. Раньше никогда столько не было; и место свое знали. А теперь чуть что - кулаком в морду тычут или прикладом охаживают. Скоро на улицах палить начнут.
- Отчего всё это?
- Я ж говорю: идет охота на Лоцманов. Кино теперь снимают без них. Правда, паршивое кино получается - с души воротит. Бедные актеры.
Несмотря на живительное солнце, у Лоцмана по спине пробежал холодок.
- А как попадают из мира в мир?
- На вертолете - летят через солнце.
- Скажи… - Лоцман замялся. Шестнадцатый ему ничем не обязан, кроме стычки с солдатами, и просить было неловко. - Ты мог бы отвезти меня обратно, в Поющий Замок?
Летчик клацнул зубами.
- Проданный Лоцман не возвращается.
- Но я не подписал ОБЯЗАТЕЛЬСТВО.
- Это ничего не значит.
- Нет, значит - иначе не заставляли бы. Это важно.
- Проданному Лоцману там нечего делать! - отрезал пилот с внезапной злостью. Видимо, была задета какая-то болезненная струна.
- Раз я не подписал, могу бороться.
- С кем бороться? С актерами?
- С кино, с Богиней, с Ителем.
- С кем? - недоуменно переспросил пилот.
- С Ителем, - повторил Лоцман.
- Не знаю такого. Чушь говоришь. - Летчик поднялся с земли, давая понять, что тема закрыта. - Как нога?
- Полегче.
- Вот и грей дальше. До встречи. - Шестнадцатый перемахнул через изгородь и зашагал прочь. Над линией подстриженных кустов несколько секунд виднелись его развернутые плечи и темный затылок, затем летчик пропал из виду.
Из кустов за пешеходной дорожкой высунулась нечесаная голова, и давешняя замурзанная девица, упираясь локтями, выползла к охранителю мира, растянулась на животе, заболтала в воздухе грязными пятками.
- Привет, Лоцман Поющего Замка.
- Привет, Леди Звездного Дождя.
Она кисло поморщилась, однако поправиться и назвать ее Лоцманом у него не повернулся язык: ведь деваха подписала свое ОБЯЗАТЕЛЬСТВО. Он глянул на сложенные рядом штаны - не приодеться ли ради дамы - и не стал. Эдакая замарашка переживет небрежность туалета; к тому же на Лоцмане вполне пристойные плавки.
Перехватив его взгляд, девица ухмыльнулась. Зубы оказались с желтым налетом. Вдобавок от нее несло чем-то, что Лоцман поначалу не опознал, и, только уловив разлитое кругом знание, сумел расшифровать запах: вонь грязного белья и давно не мытого тела. Он отодвинулся, притворившись, будто удобнее пристраивает больную ногу.
Девица поелозила животом по траве.
- Еще чуток погреешься - и двинем. Я тебе всё покажу и с нашими познакомлю. Нам всё можно, везде пускают. И разговаривают, как с людьми. С непроданным Лоцманом лясы точить нельзя, а с проданным - сколько угодно. И кино общается, и летчики, и даже солдаты. Со мной сегодня один говорил. Наподдал по заднице и рявкнул: "Пошла вон, дурища!"
- "Пошла вон" и по заднице - это человеческий разговор?
- Уж лучше так. Небось самому не по нраву, когда ты с вопросами, а в ответ ни шиша. А теперь отвечают уважительно.
Лоцман помолчал. Если девахе нравится думать, будто с ней обходятся почтительно, - пусть ее.
- Ты давно здесь? - осведомился он.
- Дней десять, считай. Ничего, жить можно. Но вот коль накатит - хоть криком кричи. Просишь, просишь ОБЯЗАТЕЛЬСТВО, им надоест, плюнут и отдадут. Порвешь, клочки побросаешь - вроде сердце отпустит. А назавтра бумага снова в сейфе лежит целехонькая. Как прижмет, опять выклянчишь, разорвешь. Я каждый день хожу. - Девица перевернулась на спину, закинула руки за голову, кося на Лоцмана сухо блестящими глазами. - Хорошо, что ты появился. Наши-то уже квелые все, снулые, на людей не похожи. Словом перемолвиться не с кем. Новеньких давно не привозили. А кого привезли, те в армию подались, за стимулятором. А нам стимулятора не дают; хоть на коленях моли - не выпросишь. Раз продали, значит, помирай, - вздохнула она сокрушенно. - Ты только вот что: творить не вздумай. У проданных мало у кого выходит, да всё равно… Ежели чего сотворишь - тут тебе и каюк.
- Неужели? - перебил он с недоверчивой усмешкой.
- Верно говорю! Делай что хочешь, но лоцманить не смей. Отдашь последние силы - и на месте помрешь. А так тебя еще надолго хватит.
- То есть советуешь растянуть удовольствие. Понял. А как там твои, в Звездном Дожде?
Чумазое лицо сморщилось и задрожало, девица перекатилась на бок, спиной к Лоцману.
- Разве кто скажет? Кино туда что ни день мотается, с утра до ночи пропадает! Пилот, пацан несчастный, вчера из кабины вылезает, я подбегаю спросить, как чего, - а он трясется весь, и глаза мокрые. Влепил оплеуху и ушел, ни словечка в ответ. Дура она, дура проклятая, Богиня эта! Зачем меня продала?! - Деваха подскочила, уселась в траве, негодующе фыркнула: - Шесть тыщ долларов, эка невидаль! - Она внезапно остыла и с любопытством подалась к Лоцману: - А тебя почем продали?
- За пять.
- Совсем задарма. - Она поскребла грязным ногтем пятно на подоле. - Пошли со мной, а? Я платье другое надену, в доме приберусь. Простыни поменяю - у меня есть какие почище, летчики подарили… - В глазах блеснули слезы. Девица заморгала, и слезы сползли по щекам. - Ну и пусть шлюха, что с того? Я и не спала почти ни с кем, только поначалу, с вертолетчиками. С ними хоть не противно. А с нашими - ни одного к себе не подпустила. Не люди уже, падаль ходячая… И ты таким будешь! - Она вскочила на ноги, стиснула ободранные кулачки. - Подумаешь, явился чистый, гордый! Я тоже была настоящим Лоцманом, а эта дура меня продала. А ко… комендант грозился… грозил, что отдаст солдатам, если не подпишу! - Она зашлась в злом плаче. - И не смей… не смей меня попрекать! - Деваха развернулась и пустилась бежать по газону.
Охранитель мира смотрел ей вслед, кривя губы от брезгливой жалости. Лоцман Звездного Дождя… Чумазая потаскушка, которая гордится "человеческим разговором".
Значит, проданный Лоцман превращается в ходячую падаль? На миг его охватил ужас. Что если и он - тоже? Но он ведь не подписал ОБЯЗАТЕЛЬСТВО. Может, не всё потеряно? Надо побольше разузнать, пока во что-нибудь не превратился. Он натянул штаны и ботинки, опробовал исцеленную ногу. Побаливает, но держит. Лоцман вышел на пешеходную дорожку, огляделся. Надо разыскать кого-нибудь из летчиков да потолковать без суеты; пилоты - свои парни…
- Стой, куда прешь?! - долетел вдруг бешеный рык. - Стоя-ать!
И вопль Леди Звездного Дождя:
- Не надо! Это же Лоцман!
- Задавлю жабу!
Взревел двигатель, и взвился пронзительный вопль.
Охранитель мира понесся к большаку. Там на холостом ходу рычала большая машина защитного цвета - БМП, пришло на ум название, - голосила чумазая девица, до неба стояла брань разъяренных мужчин. Лоцман вылетел на перекресток. Под колесами БМП что-то шевелилось, торчала голая рука, которая дергалась и словно ощупывала бетонку. Из машины вылезли угрюмые солдаты, сгрудились возле щеголеватого, нервно улыбающегося офицера. Двое вертолетчиков удерживали бешеный, рвущийся из рук клубок, в который превратилась Леди Звездного Дождя, еще два пилота стояли на коленях у машины, заглядывая под низ, и на чем свет стоит крыли армию и нынешние порядки. Слева из-под переднего колеса торчали босые ноги - коричневые и недвижные, как будто сработанные из дерева.
- Поднимите машину домкратом, - велел Лоцман. - Где домкрат?! - рявкнул он на солдата, который выползал с водительского места.
Солдат полез обратно, а лощеный офицер обернулся к охранителю мира, оглядел его и с издевательской вежливостью взял под козырек:
- Чем могу служить? - На плечах лежали погоны с причудливым звездным рисунком. Не поймешь, в каком он звании. Ругавшиеся летчики смолкли, и только чумазая деваха еще трепыхалась и всхлипывала.
- Ваш солдат задавил человека. - У Лоцмана сжались, кулаки. - Ставь живей! - подхлестнул он водителя, который появился с домкратом в руках, однако не торопился пустить его в дело, а выжидательно поглядывал на командира.
Вертолетчики забрали у солдата инструмент, установили и вдвоем начали поднимать БМП, дружно налегая на рычаг.
- Что за самоуправство, позвольте спросить? - осведомился офицер с холодной улыбкой. - Кто вам позволил распоряжаться? - Он не был похож на камуфляжно-пятнистых, тяжеловесных автоматчиков: на сухощавой фигуре ловко сидел зеленый плащ, на поясе висела кобура тисненой кожи, кремовый шарф оттенял ровный загар не по-военному тонкого, интеллигентного лица. Прозрачные синие глаза, длинная белокурая челка, фуражка с высоким околышем. Глаза недобро сощурились. - Я спрашиваю: кто позволил распоряжаться?
- Я - Лоцман. - С его точки зрения, это объясняло всё. Охранитель мира - везде охранитель мира, и калечить людей он не позволит нигде и никому.