Я была занята тем, чтобы не застонать. Если я только начну стонать и вопить - я уже не смогу остановиться. Перестану себя контролировать.
Гад, сволочь, почему он не снял наручники? Ведь он же видит, что я загибаюсь… Хотя, наверное, я опять сама виновата, подчинилась бы сразу, не пыталась тянуться за оружием - и рука осталась бы цела. Ага, сейчас… я тебе не собачка, чтобы подчиняться. Я дикая кошка… дикая кошка со сломанной и закрученной за спину лапкой. Адоне, я больше не могу… Адоне, я хочу сдохнуть, и как можно скорее. И ведь выход есть - только формулу произнести, мы все еще на "Отражении".
Лус.
Я даже не спросила, где Лус, что они сделали с ней. Хотя Ленни здесь, рядом. И все мои здесь, я слышу их дыхание, разговоры. Я не открываю глаз. Никто не может мне помочь… Руки у всех скованы.
Руки… рука. Мне кажется, что я вся превратилась в эту руку. Даже нос уже не болит, будто онемел. Рука болит вся, до самого плеча, она больше галактики, она горит на медленном пламени и все никак не сгорает. Нет, не думать об этом…
- Принцесса, - кто это? Нирс, кажется.
- Принцесса, что с нами будет?
А я откуда знаю? Явно ничего хорошего.
Мика спаслась, хоть это хорошо. И Лус. Что с ней?
- С вами ничего, - я едва удерживаю голос, не сорваться бы в крик, - в тюрьме отсидите, и все.
Злость охватывает меня.
- Вы же шибаги. Знали, что может случиться… вас насильно никто не гнал.
- Да ладно, принцесса.
- Вам больно? - это Дея, сарт из "Рысей".
- Да. Сколько… наших? - спрашиваю я. Интересно, сколько осталось в живых?
- Сколько здесь? Почти все, - говорит Дея, - кроме… - она называет имена Ку, Рессера и троих погибших истребителей, - и ваша дочь…
- Что с ней? - спрашиваю я, - Ленни?
- Я здесь, принцесса.
- Где Лус?
- Они забрали ее и унесли. Я думаю, они не сделают с ней ничего плохого. Они с ней разговаривали, сказали, что отведут к маме, а пока ей надо на другой корабль, потому что здесь случилось что-то плохое.
Смешанное чувство злости - гуманисты змеевы - и облегчения. Лус жива. Наверное, жива. Хотели бы убить - сделали бы это сразу.
Хотя могли сохранить как инструмент давления на меня.
Хотя что уж на меня теперь давить? Я, кажется, и так раздавлена.
Свет слепит мне глаза. Они включили свет. Я с трудом различаю - трое ско стоят на пороге. Двое мужчин и женщина, хотя в бикрах это сложно понять.
- Шибаги, внимание! - говорит один из них, - нам нужен ваш командир. Дикая кошка.
Все мои молчат. Со мной же произошло что-то странное - я так перепугалась, что даже боль отступила на время. Не знаю чего, наверное - новой боли. После такого кошмара человек начинает бояться всего, бояться автоматически. Все, что угодно, только бы они сейчас не взяли меня.
Но ведь мои шибаги меня не выдадут?
Я ведь была хорошим командиром?
- Назовите вашего командира. Тот, кто сделает это, будет переведен в отдельную каюту, и в дальнейшем мы гарантируем ему облегчение участи на суде.
Молчание. Так тихо, что слышно, как потрескивает вентиляция.
Другой голос.
- Шибаги, это бессмысленно. Мы будем тогда разговаривать с каждым в отдельности, и все равно выясним…
И понятно, как именно они будут разговаривать. След от электрохлыста до сих пор жжет висок.
Стиснув зубы, собравшись в тугой комок, я села. Подождала несколько секунд, пока боль чуть отступила.
- Я Дикая Кошка.
Надо отдать должное сконовцам - наручники они с меня сняли и дали это квиринское волшебное лекарство, от которого боль проходит бесследно.
Правда, сначала меня гнали через все "Отражение", стыковочный коридор, на один из патрульников. Без всякой жалости, и не реагируя на мои просьбы снять наручники - я унизилась даже до этого.
Но потом они нацепили мне прозрачное кольцо на руку, и через минуту вся боль прошла полностью. Женщина-ско наложила повязку мне на нос, потом что-то они делали с рукой, и тоже ее зафиксировали. Наручники мне надели все равно, но в камере их сняли.
Камера оказалась очень маленькой, когда у меня прошла эйфория от снятия боли, я стала опасаться клаустрофобии, какой-то мерзкий страх шевелился в душе, казалось, стены вот-вот сойдутся и раздавят меня.
Как мне выбраться отсюда? Как? Неужели я в окончательной ловушке? Куда они меня везут - вероятно, на свою базу… Если бы захватить патрульник. Лежа, я строила планы, как это сделать. Но ведь Лус наверняка не здесь. И все равно, как бы то ни было, лучше быть свободной и с оружием, чем вот так… Может, мне удастся найти и освободить Лус.
Я мысленно перебирала варианты. Камеру я исследовала тщательно, но здесь не было просто ничего - голые стены, ни единой лазейки. На серетанском полицейском катере камеры куда уютнее. Был здесь разве что унитаз в уголке и душ, который они даже два раза включали - обычно воды в камере не было. Два раза мне удалось помыться, что ж, и то неплохо.
Выходило, что единственная возможность захвата патрульника - если меня выведут отсюда. Может же такое быть? На допрос, к примеру… Я продумывала последовательность действий. Главное - не ошибиться. И еще немножко удачи. Адоне, ну пошли мне немножко удачи.
Но ско даже не собирались со мной общаться. Еду приносили трижды в день, подавая в дверную щель. Туда же я пропихивала пустую посуду. Как-то я пожаловалась на боль в сломанных костях, мне тут же принесли капсулу атена, их чудодейственного лекарства.
Мало-помалу начала действовать сенсорная депривация. Я пыталась разговаривать с ними через дверь - никакого ответа. Обещала дать важную информацию. Врала, что инфицирована гонийской зеленой чахоткой. Задавала вопросы. Лишь однажды ско снизошел до ответа.
- Нам не положено разговаривать с вами. Привезем на Квирин - там будут разговоры.
Я постепенно падала духом. Выхода нет… Нет выхода. Дать привезти себя на Квирин и там прихлопнуть как муху. Какая я все же идиотка… Чего мне не хватало в жизни? Когда я совершила ошибку? Наверное, когда оставила свою империю… Но тогда я не встретила бы Мику. Не было бы Лус. Не вопрос, я могла бы родить другого ребенка - но это был бы другой. Не Лус. Может быть, не стоило сейчас выходить в космос? Сидели бы тихо на Гоне. Так ведь нам не давали тихо сидеть-то. Аригайрт бы не позволил.
С одной стороны, хорошо, что умираю я все-таки не от рук Аригайрта. Квиринцы, конечно, сволочи, но не до такой же степени. Может, мне и достанется еще, неизвестно, что меня ждет, но почему-то я уверена - такой садистской фантазии, как у Аригайрта, у них нет. Хотя меня и покалечили, но ведь, надо признаться, ни одного удара без дела я не получила. Дисциплина у них на высоте.
С другой стороны, очень жаль, что мне все-таки не удалось Аригайрта получить в свои руки. Убить его самой. Только теперь я сознавала, насколько большое место в моей жизни занимала эта мечта - поймать Аригайрта. Поймать гада, и осуществить хотя бы часть того, что я проделывала с ним в мечтах. Даже понимание, что никакими мучениями он не искупит всего - даже оно мне не мешало.
И вот теперь получается, что Аригайрт жив, здоров, на свободе, дальше продолжает мучить людей, а я… а мне предстоит сдохнуть. Ну правда, тоже за дело, я понимаю. В конце концов, я давно уже шибаг, и я не дура, чтобы не понимать, сколько людей ненавидят меня и хотят моей смерти. И никакие мои закидоны вроде отказа от работорговли, не спасут. Мои шибаги все равно убивали людей. Ну и корабли, барахло всякое… А если вспомнить тех несчастных ско… Теперь почему-то они то и дело всплывали в моей памяти. Люцис Ривел, Мари Ривел, Андорин Лей.
Я просыпалась и ложилась спать с этими именами. А ведь я забыла их, совсем забыла. И вот теперь они всплыли из каких-то глубин, всплыли неумолимо, и жгли, словно огнем, жгли предчувствием скорой расплаты.
Что с того, что не я убила их? Я отвечаю за своих людей.
Нет, в общем, я не так уж раскаиваюсь. Делать мне было нечего, и я перебирала в памяти свою жизнь, эпизод за эпизодом. Мне ведь всего двадцать девять лет. Не так уж и много. Но кажется иногда - уже за семьдесят. Возраст - это то, что мы проживаем. Опыт. Количество переживаний. И еще, возможно - уровень их осмысления. Хотя с этим у меня туговато.
Я устала жить. Просто устала.
Я не была ангелом, это уж точно. Я была преступницей. Меня не готовили к такой жизни, и она мне мерзка и отвратительна. Я не хотела силой добиваться богатства и власти. Всего, что я хотела - служить. Служить хотя бы этой долбанной серетанской империи. И чтобы друзья рядом. Ну и может, любимый человек бы встретился. Но когда, на каком этапе мне нужно было остановиться? Ведь меня просто несло - не течением, а горным потоком, меня в водопады швыряло, и я только об одном заботилась - как бы вынырнуть на миг и глотнуть воздуха.
Может быть, надо было дать убить себя на Нейаме? Не рыпаться?
Вопрос риторический, конечно. Не дождетесь. Аригайрт уж точно не дождется.
Не создавать империю - а как тогда? Если быть шибагом, то не все ли равно, шляться в космосе просто так или построить прочный дом? А мне нужен был дом, ведь я не принадлежу к глостийской мафии, у меня нет ни единого союзника.
Не надо было доверять всякой швали? Но я уже практически исправилась - теперь мы набрали Рысей… только вот и они меня не спасли в этот раз.
В таких грустных размышлениях я проводила время до тех пор, пока мы не попали на Квирин.
Мое тело прочно приковано к креслу, и мне холодно. Мне постоянно, хронически холодно - еще бы, все, что есть на теле - наклеенные датчики, да еще лучи, испускаемые большим аппаратом сверху, блуждают по коже.
Еще мне хочется пить. Жутко. Кажется, что язык распух до невообразимых размеров, во рту - настоящий ад. В организм вода поступает постоянно. И питание тоже - через зена-тор, то есть что-то вроде капельницы. Прозрачное кольцо, надетое чуть выше локтя. Но хоть бы капельку воды на язык… Лимон. Надо представлять, что жуешь лимон. Нет, не выделяется слюна - так, какой-то слабый позыв.
Но мне хорошо, мне сейчас очень хорошо, потому что рядом нет этого змеиного отродья. Спать уже не хочется. Надо же, я была уверена, что не бывает ничего хуже физических пыток.
Может, и так. Но их можно выдерживать, по крайней мере, какое-то время. Я ведь выдержала несколько часов когда-то, слуги Аригайрта не сломали меня. А вот квиринский следователь… Нет, мне почти не причиняли боли. Даже наоборот, сразу пришел врач, под обезболиванием поправил мне сломанный нос, наложил повязки.
Только вот уже через пару часов разговоров с этим типом я полностью потеряла контроль над собой и всякую волю к сопротивлению.
Дверь раскрылась, я резко вздрогнула. Кажется, едет крыша. Я становлюсь психом.
Адоне, какое у него неприятное лицо. Маленькие светлые глаза словно буравчики. Под глазами кожа слегка обвисла, и эти отвратительные резкие складки между носом и углами губ…
Деметриос Керли сел рядом со мной, в подвижное черное удобное кресло. Включил лампу, и я зажмурилась.
- Глаза открыть, - резко сказал он. Мои ресницы заняли обычное положение - полузакрытое, чтобы хоть как-то защитить зрачки от яркого света. Из-под ресниц снова потекли слезы.
Я знаю, как они этого добиваются. От человеческого духа зависит многое - в депрессии человек плачет, перестает двигаться, есть, интересоваться окружающим миром. Но верно и обратно: если лишить человека возможности двигаться, впечатлений, ощущения вкуса еды и питья, да еще заставить лить слезы, пусть механически - человек и духом упадет.
Я это понимаю, но горе в том, что понимание мне не помогает нисколько. Я уже раздавлена. Я уже готова на все.
- Мы остановились на Глостии-4, - сказал Керли, - по твоим словам, тебе удалось бежать с плантации.
В первые дни я рассказала Керли все, что касалось моей пиратской деятельности. На Квирине о ней было уже известно. Как и мой обычный позывной "я, Дикая Кошка…" Прославилась все-таки Принцесса на всю Галактику. Судя по тону и выражению лица Керли, ужаснее меня существа нет во Вселенной. И все мои попытки сказать о себе хоть что-нибудь оправдывающее разбивались об эту ледяную стену ненависти и презрения.
- Каким образом? - холодно спросил Керли.
- Я не принимала наркотиков.
Лицо его вытянулось в ерническом удивлении.
- Вот как? Шибаг ведет здоровый образ жизни?
- Я тогда не была шибагом, - выдавила я. Понимаю, сложно, конечно, поверить, что я могла быть простой честной девушкой.
- Допустим. Но как тебе удалось захватить корабль Аригайрта?
Я замолчала. А ведь если подумать, никогда в жизни я не была так счастлива, как на Глостии… Бред какой-то. Нет, потом я создала себе довольство и покой, уют. Пожалуй, первый год жизни Лус тоже можно считать счастливым временем. Но что может сравниться с тем мигом, когда я увидела Ильта… Когда мы бежали вместе. Наша единственная ночь, и глупый такой, неуместный вопрос - "ты выйдешь за меня замуж?"
Только вот мне не хотелось говорить с этим типом об Ильте. Странно, первые часы допроса я пыталась молчать вообще. До такой степени они меня достали, все это казалось унизительным. Молчать, просто чтобы не потерять лицо. Но этот Керли - просто мастер какой-то… Я выложила все, абсолютно все. Но Ильт…
Это глупо, я понимаю. Ильт и сам квиринец, здесь он считается пропавшим без вести, сообщение о его гибели будет ценным, возможно, даже чем-то полезным для моей дальнейшей судьбы. Я с ненавистью смотрела на Керли.
- Вы считаете, что Аригайрт сам подарил мне корабль?
- Я не понял. Повтори.
- Дайте попить, тогда я буду говорить понятно.
- Обойдешься. Повтори.
- Я легионер, - сказала я устало, - а большинство людей Аригайрта воевать не умеет.
- Ты бежала одна? - спросил Керли.
- С одним напарником. Там я с ним познакомилась. Потом он погиб.
- Его имя?
Ну не могу я это имя произнести. Но глаза Керли похожи на сверла, и они сейчас сверлят мне челюсти, пытаясь проникнуть в мозг.
- Тен, - выдохнула я.
- Он работал на плантации?
- Н-нет, - я, вроде, уже говорила, что на нашей плантации были одни женщины. Эх, можно было сказать, что он ханкер.
- А где?
- Не знаю. Он был ханкер, и…
- Тогда почему он решил бежать? Ханкеры служат добровольно.
- Не знаю.
- Не знаешь или не хочешь говорить? - Керли использовал такой тон, будто этот мой напарник был его единственным сыном, и я его разрезала на мелкие кусочки и зарыла в землю. А между тем, уж здесь-то я точно ни в чем не виновата.
- Не хочу, - сказала я, глядя на него в упор.
- Вот как? - Керли удивленно поднял брови, - мне казалось, ты поняла, что сотрудничество со следствием может облегчить твою участь.
Просто я дура. Надо было заранее продумать версию с Ильтом, раз уж я не хочу о нем говорить. Но разве мне дали подумать? Стоило этим заняться на корабле, но там я вообще как-то не предполагала таких допросов - зачем, собственно? С какой целью меня так уж допрашивать перед смертью, какие тайны я могу рассказать? Я ведь даже с мафией никак не связана.
Керли все еще буравил меня взглядом, слегка так удивленно. Ну да, он решил, что уже все, что теперь я совершенно раздавлена и послушна, как марионетка. А вот нет. Оказывается, я еще могу заявить - не знаю, не хочу.
- Значит, впишем в твое дело еще одного убитого, так? Тебя мучает совесть, ты не можешь об этом говорить, я понимаю. Поздновато твоя совесть просыпается. Трудно сказать, что ты сделала со своим напарником - подставила его, сдала Аригайрту или просто убила…
- Записывайте, - сказала я, - мне без разницы.
- Ах нет, я понимаю, - медленно сказал Керли, - у тебя же с ним была большая любовь, не так ли? Судя по приборам - да… Большая любовь суки к честному человеку, который, видно, поверил тебе, счел тебя нормальной, и ты этим умело воспользовалась. Вы, конечно, с ним трахались, и не раз, не так ли?
Меня затрясло. Змей! Гад… Да говори, все что угодно, но этого - этого! - касаться не смей. А Керли уже понял и начал потихоньку говорить такие гадости, что меня буквально затошнило.
- Даже на Глостии ты умудрялась устраивать свою жизнь с помощью (непечатное слово). Причем за счет честного человека, соблазнив его и перешагнув через его труп. Причем ты сама все еще считаешь, что у тебя к нему большое и светлое чувство, только вот рождается это чувство, знаешь ли, не в сердце, а в других органах, и кроме большой (непечатное слово), у тебя ничего и нет за душой. А теперь ты погубила его - да, ты погубила несчастного человека - и лелеешь свои воспоминания о том единственном случае, когда, как тебе казалось, ты испытала то же, что нормальные люди. Но даже эти якобы твои большие чувства не помешали тебе этого человека использовать и выбросить…
Надо же, Керли никогда так много не говорил. Обычно он меня заставлял говорить, сбивал с толку сериями коротких вопросов. Да и бесполезны были бы такие монологи… Я бы пожала плечами и согласилась. Только вот сейчас я уже не могла этого сделать, светлый образ нашей с Ильтом любви распадался на глазах, и я ревела, ревела, как пятилетняя девочка, которую впервые в жизни посадили в дисотсек.
Как он понял, что я любила Ильта? Неужели по приборам это можно понять в самом деле? Наверное, можно, эмоции какие-нибудь…
Керли стал строить предположения о том, в каких позах мы занимались сексом. Речь его становилась все грязнее - от шибагов, и то такого не услышишь. Но я уже успокаивалась, в конце концов, мели Емеля, твоя неделя… Керли, видно, понял это и тут же сменил пластинку.
- А впрочем, - сказал он, - может быть, все и не так было? А, Ледариэн? Совсем иначе? Ведь твой напарник был ханкером. А значит, отпетым негодяем. Он привык издеваться над людьми. Решил попользоваться тобой. Да, да, вижу по приборам, что попал в точку. Увидел неопытную дурочку, готовую пойти за ним на край света за разные обещания, потрахал от души и сделал вид, что хочет ее освободить… А может, он и не погиб вовсе, а?
И он начал строить предположения по поводу Ильта и обзывать его всячески. И это уже было невыносимо, в конце концов у меня вырвалось.
- Нет!
- Что- нет?
- Он был… он погиб в самом деле. В перестрелке. И… - я разрыдалась.
- Ну-ну, жаль расставаться с иллюзиями?
- Нет. Его звали Ильтен Гаррей. И он был ско. С Квирина.
Вот уже три недели я не выхожу из камеры. Интересно, неужели так будет всегда?
По сравнению со следствием это, конечно, очень неплохо. Первые дни я с удовольствием отсыпалась, пила водичку из-под крана. Еду здесь можно заказывать по дискону прямо в камеру - как в отеле, красота! Хоть и с ограничениями. Я слегка приободрилась и уже не понимала, почему в последние дни под неусыпным оком Керли я ощущала себя распластанной на предметном стекле и замученной лягушкой.
Здесь и туалет есть отдельный, и душ. Правда, я подозреваю, что все просматривается камерами, не могли же они предоставить мне столько возможностей, чтобы, например, повеситься - и не наблюдать при этом.