10. ФЕССОР
Превращение старика в "словесное" существо пошло довольно быстро. В конце недели с ним уже можно было вести довольно продолжительные разговоры, хотя он еще путал слова. Но Сабатье ждало некоторое разочарование. Если старик овладел речью настолько, что его можно было понять, то его память, по выражению Джона, заржавела более основательно, чем язык, и никакие методы тут не помогали. Старик мог рассказать немало интересного о своей жизни в лесу, но все, что относилось к прошлому, он забыл. Он не мог вспомнить даже своего имени.
- Сколько же лет пробыли вы в лесу? - спросил его Сабатье. Старик посмотрел на палочки с зарубками и пожал плечами.
- Не знаю, должно быть, не меньше пятнадцати лет. - Старик наморщил лоб и, силясь припомнить, продолжал: - Примерно в тысяча девятьсот двенадцатом году я отправился в научную экспедицию…
- Значит, вы ничего не знаете о великой европейской войне?
Да, он ничего этого не знал. Он с недоверием слушал рассказы Сабатье и, видимо, не чувствовал к ним большого интереса.
- Да, не менее пятнадцати лет. Я заблудился в лесу, гоняясь за редкостной бабочкой. Совершенно неизвестный вид "мертвой головы".
И ученый подробнейшим образом описал все особенности насекомого.
- За все эти годы мне так и не удалось встретить второго экземпляра, - сказал он с неподдельной печалью.
Для него эта бабочка была важнее, чем все события, потрясавшие мир за последние пятнадцать лет. Он забыл свое имя, но не забыл, какого цвета была переднекрайняя жилка на внешнем крыле бабочки.
- Я долго искал моих спутников, конечно, и они меня. Они, наверно, решили, что я съеден зверями или что меня проглотила змея. Но я уцелел, как видите. Вы - первые люди, каких я вижу.
- От такого страшилища, как он, вероятно, все звери бежали! - сказал по-английски Джон. - Ему надо придать более человеческий вид.
- Вы были женаты? - продолжал расспросы Сабатье.
- Не помню… Кажется, что да, - продолжал Морель после долгой паузы. - Я вспоминаю в своей жизни женщину, которую я любил. Да, женщина… Но я не знаю, была это моя жена или мать. Наука и занятия настолько меня съели…
- Поглотили, - поправил Сабатье.
- Да, проглотили, что я уже не могу припомнить, как жил на свете.
- Но города вы представляете себе?
Старик, неопределенно разведя руками вокруг, кратко ответил:
- Шум.
- Неужто уши ваши помнят дольше, чем глаза? - удивился Джон и, подойдя к старику, спросил: - Не разрешите ли вы мне вас остричь?
- Стричь?
Джон взял прядь его волос и показал пальцами, как стрижет парикмахер.
- Снять ваши волосы, - пояснил и Сабатье по-французски. Старик не отвечал ни "да" ни "нет". Ему было безразлично.
- Молчание - знак согласия. - Джон взял маленькие ножницы с рабочего стола и, усадив старика на самодельную табуретку, принялся стричь бороду и волосы на голове.
Окончив, Джон остался чрезвычайно доволен своей работой, хотя ему пришлось немало потрудиться: густые, свалявшиеся, как войлок, грязные волосы старика было трудно резать маленькими ножницами.
- Отлично. Я пройду в лагерь, возьму запасную палатку и сошью нашему старику костюм. К тому же нам надо как-нибудь окрестить его. Ведь он человек, ученый, профессор. Кратко это будет "Фессор". Фессор - очень хорошая фамилия.
Когда Сабатье перевел старику предложение Джона, старик охотно согласился:
- Фессор - это хорошо. Я буду Фессор.
С тех пор за ним закрепилось это имя.
Костюм был скоро сшит. Правда, он напоминал погребальный саван, но зато не стеснял Фессора, привыкшего к удобной, легкой звериной шкуре.
- Ну что вы еще хотите с ним сделать? - с улыбкой спросил Сабатье, видя, что Джон критически оглядывает своего помолодевшего клиента.
- Подкормить, - ответил Джон. - Уж больно он худ.
- Вы чем питались? - спросил Сабатье Фессора.
- Зерна, ягоды, птичьи яйца, насекомые, - ответил Фессор.
- Ну разумеется, - сказал Джон, услышав ответ. - Не мудрено, что он тощ, как комар в засуху.
И они начали кормить старика чем могли из своих запасов и тем, что добывали охотой.
Однажды Джон, страстный рыболов, решил наловить Фессору рыбы, оглушая ее.
Он взял бутылку из-под виски, влил в нее четверть углерода, который у него был в запасе, и бросил в воду. Бутылка взорвалась, и от взрыва кругом была оглушена рыба. Все, в том числе и Фессор, начали поспешно вылавливать всплывшую на поверхность рыбу и тщательно промывать ее, чтобы яд не проник внутрь.
- А у меня есть еще более простой способ ловить рыбу, не боясь отравиться ею, - сказал Фессор. - Я знаю паразитическое растение, оно растет вот в той части леса. Этим растением можно опьянить рыбу.
- Значит, вы и рыбой питались? - спросил Сабатье.
- Давно, - ответил Фессор. - Растение - очень высоко, а у меня нет времени лазать по деревьям, если можно питаться ягодами на ходу.
Джон очень заинтересовался этим растением, которое даже ему не было известно, и решил тотчас отправиться за ним.
Фессор указывал им путь. Он шел по лесу, как по музею, где каждый экспонат ему был хорошо известен. От времени до времени он справлялся по каким-то зарубкам, сделанным на деревьях. На вопросительный взгляд Джона он ответил:
- Я исходил лес во все стороны от хижины, и всюду через каждые пятьдесят-шестьдесят метров у меня сделаны на деревьях значки - они показывают путь.
Фессор завел своих спутников в такие дебри, что они с трудом пробирались.
- Вот там, вверху, видите - вьющиеся растения с белыми цветами. Это и есть мои рыболовные принадлежности.
Даже Джон, ловкий как обезьяна, с трудом взобрался на вершину дерева, опутанного лианами.
Он сбросил несколько веток с белыми, одуряюще пахнущими цветами. Слезая вниз, он увидал на мохнатом стволе дерева роскошную белую орхидею и сорвал ее.
- Я не знал, что вы такой любитель цветов! - сказал Сабатье, наблюдая за Джоном. Но Джон вместо ответа отчаянно вскрикнул, кубарем скатился с дерева и, не переставая кричать, запрыгал по траве, хватаясь за лицо и руки.
Сабатье решил, что его укусила змея. Но Фессор бросился на помощь Джону и начал сбрасывать с его рук и лица маленьких белых муравьев. Сабатье последовал за Фессором, и они втроем начали поспешно сметать с Джона муравьев. Несколько этих ядовитых насекомых упало на руку Сабатье, и он понял, почему Джон кричал так неистово. Боль от укусов муравьев была нестерпима, как от укола раскаленной иглой. Когда наконец Джон был освобожден от насекомых, Сабатье подошел к орхидее и увидел, что вся внутренность цветка была сплошь усеяна белыми муравьями.
- Эти злые инсекты (насекомые), - сказал Фессор, - могут съесть живого человека. Однажды они напали на меня. Я спасся, потому что бросился в воду. В воде они еще долго кусали меня, пока их не смыло.
Все тело Джона горело, как будто он принял ванну из красного кайенского перца. Тем не менее он настаивал на продолжении рыбной ловли.
- Мне необходимо искупаться в реке, иначе я сгорю в собственной коже! - уверял бедняга.
Лов вышел удачный. Растение Фессора действовало изумительно. Несмотря на то что вода была проточная, хотя и с медленным течением, наркотический сок растения настолько одурманил рыбу, что вся поверхность реки покрылась ею. Но этого мало - Джону посчастливилось поймать в реке животное из породы аллигаторов, водяную ящерицу, на вид весьма невинную, а в действительности по кровожадности мало чем отличающуюся от каймана.
- Что вы будете делать с этой ящерицей? - спросил Сабатье.
Но Джон только таинственно мигнул.
В этот день обед вышел на славу. Сварили и зажарили рыбу.
На закуску Джон вырезал лучшую часть для еды - хвост чудовища, затем вынул из тела яйца, которыми оно было наполнено. Печеные яйца ящерицы пришлись весьма по вкусу Фессору, он признался, что не знал об этом вкусном блюде. Джон был, видимо, польщен.
В конце обеда вышла маленькая неприятность. Оказалось, в сахарнице почти нет сахара. Фессор тотчас предложил свести гостей к столетнему дереву, где водились медоносные мухи.
- Это недалеко, - сказал он, - и вы увидите, что там легко можно сделать запас сахара. Я изучал жизнь этих мух и знаю, как вынуть мед и не трогать их: задвижку я всегда оставляю сверху дупла, а мед выгребаю из-под мух. Мед этих мух вкуснее, чем пчелиный, а воск - белый-белый. Мухи дольше, чем пчелы, приготовляют воск; по этой причине я всегда возвращаю воск после того, как самодельной центрифугой извлеку из него весь мед.
Через полчаса маленькое общество уже сидело за чаем, наслаждаясь мушиным медом необычайного вкуса и аромата.
11. НЕВЕДОМЫЕ БОГАТСТВА
Обычно Фессор уходил в лес на целые дни, и только вечером все собирались у костра за котелком чая, рассказывая друг другу события дня. За это время Фессор уже вполне овладел речью.
Однако в последние дни с Фессором стало твориться что-то неладное. Он возвращался в самые неопределенные часы, забирался в свою лабораторию и то сидел неподвижно у стола, обхватив руками голову, в глубокой задумчивости, то вдруг срывался с места, что-то возбужденно бормотал и с такой поспешностью спускался с лестницы, что Сабатье каждый раз боялся за него. Старик был крайне рассеян. Он отвечал невпопад на вопросы, иногда даже не слышал их или обрывал разговор на полуслове.
- Совсем помешался старик, - говорил Джон, поглядывая на Фессора.
Фессор действительно был похож на сумасшедшего. Однажды он сидел недалеко от дома, внимательно разглядывая в траве какое-то насекомое. Вдруг Фессор поднялся и побежал с такою быстротой, словно за ним гнался ягуар. Он бегал по поляне как исступленный, крича во весь голос:
- Почему она не хочет брать мою эфиппигеру?
Потом он поймал какое-то насекомое, с такой же поспешностью вернулся на прежнее место и, бросив насекомое, издал торжествующий крик:
- Взяла, каналья!
Сабатье подошел к ученому и осторожно спросил его:
- У вас, господин Фессор, кажется, какие-то неприятности с вашими насекомыми?
- Неприятности? - ответил повеселевший Фессор. - Я чуть с ума не сошел, вот какие неприятности! Но теперь все в порядке. Еще одна сложнейшая загадка природы разрешена!
И, усевшись поудобнее, он с жаром начал объяснять:
- Осы - это ученые убийцы. Своих жертв - жужелиц, эфиппигер и других насекомых - они поражают отравленным кинжалом в нервные центры и этим приводят их в состояние полного паралича. Эти живые трупы оса утаскивает к себе и складывает в кладовой - таким образом, под рукой свежие продукты. Вот эта самая оса, лангедокский сфекс, едва не свела меня с ума! Она поразила свою жертву, эфиппигеру, на моих глазах и, ухватив за усики, не спеша потащила в свою норку. Я незаметно подкрался, ножницами обрезал усики, взял парализованную эфиппигеру и положил на ее место другую, только что пойманную мной. Оса, тащившая свою добычу, почувствовала, когда я перерезал усики, что ноша стала легче, и оглянулась. Конечно, она очень удивилась, увидев, что на месте парализованной лежит новая, живая эфиппигера. Моя оса не верила своим глазам и, помочив передние лапки во рту, начала ими протирать глазки. Убедившись, что это не обман зрения, оса начала искать первую эфиппигеру, а к моей даже не притронулась, хотя я сам подсовывал ей добычу. Почему она не брала мою эфиппигеру?
- Вам это показалось обидным? - спросил Сабатье.
- Не обидно, а непонятно, черт возьми! - вскричал Фес-сор. - Это противоречило инстинкту. Я был сам не свой, пока не разгадал загадку, которую мне задала оса.
- И в чем же было дело?
- В том, что я подложил ей самца. Оса же, как теперь я убедился, охотится на самок, потому что в их вздутом брюшке содержится большой запас сочных яичек - лучшее питание для личинок сфекса. Мне нужно было во что бы то ни стало найти эфиппигеру-самку, пока оса не утащила свою добычу. Вот почему я с такой поспешностью бегал по поляне.
Сабатье стало понятно настроение Фессора.
Необъяснимое отступление от инстинкта, этого закона природы, для Фессора было столь же невыносимо, как для астронома непонятные ему возмущения в движении небесных светил. Теперь гармония космоса и души Фессора была восстановлена. Как будто тяжкий груз свалился с плеч. Он стал общительней и даже предложил показать, каким способом он ловит насекомых.
- Я подсекаю стволы одного кустарника, из которого капля за каплей вытекает своего рода клей, который и служит приманкой для различных насекомых. Да вот вы сами увидите.
Фессор "слетал" на свое гнездо и принес оттуда горшочки и палочки, которые раздал Сабатье и Джону.
Фессор научил их, как нужно его клеем смазывать листья, ветви и даже мох, тщательно прикрывая те места, где расставлены ловушки.
Когда перед вечерним чаем они пришли к ловушкам, Сабатье увидел, что они действуют великолепно, - смазанные листья оказались сплошь покрытыми самыми разнообразными насекомыми.
- Это гораздо легче, чем бегать по полянам, как жеребенок. Да мне это уж и трудновато становится.
Фессор нагнулся, вынул из клея какую-то божью коровку и раздавил ее между пальцами. Пальцы его мгновенно окрасились в ярко-синий цвет.
- Эта краска по яркости цвета и прочности превосходит анилиновые краски и обладает одним замечательным свойством… Впрочем, позвольте пока не открывать вам секрета этой краски, - сказал он, о чем-то подумав.
В этот день Фессор был общителен, как никогда. После чая с медом он пригласил гостей к себе на дерево. Пройдя в свою лабораторию, он вынул из небольшого ящика образчики тканей, кусками в двадцать на тридцать сантиметров каждый.
- Эти кусочки материй, - сказал он, - сотканы из волокон растений или животных. Попробуйте. Никакая шерсть не сравнится по легкости, мягкости, прочности и теплоте с этой тканью. Но у меня есть кое-что поинтересней.
И Фессор протянул Сабатье кусок серой ткани. Когда Сабатье положил ткань на руку, он был поражен. Ткань была так легка и тонка, что казалась сотканной из паутины.
- Попробуйте-ка разорвать ее! - улыбаясь, сказал Фессор.
Сабатье сначала осторожно потянул ткань, опасаясь, что она расползется при первом натяжении. Но ткань не разорвалась. Тогда он потянул сильнее, наконец рванул изо всех сил. С таким же успехом он мог попытаться разорвать железный лист. Джон также захотел испытать свою силу, но ткань решительно не поддавалась. И вместе с тем она была легка и воздушна.
- Сам черт не разорвет этой ткани! - сказал Джон, протягивая кусок Фессору.
Глаза и губы Фессора улыбались. В своем длинном балахоне он казался алхимиком, Фаустом двадцатого века. Помахав, как флагом, тканью, Фессор сказал:
- Я удивлю вас еще больше, если скажу, что эта ткань сделана водяным пауком. Из этой ткани водяные пауки строят свои подводные дома. Ткань совершенно водонепроницаема. Если ее пропитать соком одного растения, она станет непроницаема и для воздуха. Недурная была бы оболочка для дирижаблей! А как она держит тепло! Из этой ткани вы можете сделать трико. Вы будете казаться голым и вместе с тем смело можете отправиться в этом трико на Северный полюс, не рискуя замерзнуть.
А вот эта ткань, - продолжал старик, - продукт особого вида шелковичных червей. И знаете, каким образом я добиваюсь, чтобы эти существа (мои ученики, как я их называю) изо дня в день работали на меня? Я избавляю их от всяких врагов и кормлю той пищей, какая им нужна, как это делают китайцы. Я месяцами, годами изучал нравы и инстинкты этих трудолюбивых насекомых и сделал из них прекрасных работников. Вот посмотрите на этого паука.
Сабатье еще в первый день обратил внимание на маленького паука, который наматывал паутину на деревянную рамку.
- Если бы у меня было больше места, я заказал бы этому ткачу целый костюм, и он бы соткал мне его по мерке без единого шва. Из этой паутины я делал себе рубашки. Ткань мне изготовляли пауки, а нитки - шелковичные черви.
- Но как вы добились этого?
- Наблюдением и терпением… Остальные образчики тканей сделаны из волокон разных растений, и все они очень прочны. Лучшие из этих растений те, волокна которых нужно долго разминать, отчего они делаются мягкими. Затем я их кладу в воду, смешанную с каким-нибудь дубителем, и это их делает еще более нежными. Я нашел также дикую коноплю из того же семейства, что растет в Индии. Ее волокна, погруженные в дубитель, также очень быстро приобретают большую прочность.
У Фессора словно прорвалась плотина молчания. Он готов был говорить целую ночь о новых, совершенно неизвестных цивилизованным людям материалах, об изумительных красках, тканях, чудодейственных соках неведомых растений и о пауках - пауках больше всего. Говоря о них, Фессор превращался в поэта.
Но Сабатье уж не мог слушать. Нельзя было в один вечер усвоить и переварить все то, что Фессор узнал и открыл за пятнадцать лет жизни, каждый час которой был посвящен упорному труду исследователя.
Наконец старик отпустил своих гостей, сказав им на прощание загадочную фразу:
- Сегодня ночью дух леса снизойдет к вам! - И Фессор засмеялся странным, почти безумным смехом.