Купающийся в ароматах Цветочного квартала дом Кемперера был окружен специфической мягкой аурой, характерной для улиц с зажиточным населением. Во дворе все было как обычно - рвущиеся с цепи, рычащие псы, сломанные кареты, меланхолический Альберт в своей клетке и множество ожидавшего аудиенции Кемперера народа. Редким был тот день, когда во дворе Кемперера не толпились просители, которых, в свою очередь, тоже осаждали с просьбой о милостыне вконец разорившиеся актеры, антрепренеры и просто нищие. Поззи Кемперер был в своем роде влиятельным лицом.
Сегодня у слоняющихся по двору бездельников были какие-то особенно отвратительные рожи. Ла Сингла смотрела на них с ужасом.
В большой комнате стол был отодвинут в сторону, чтобы дать место толпящемуся народу. Сразу можно было сказать, что готовится новая постановка: дом был превращен в склад. Вещей было много, а порядка мало. Во всех комнатах и коридорах валялись декорации и костюмы, которые, по мысли Кемперера, могли пригодиться в новом спектакле. Несколько комнат были забиты актерами и бедными родственниками. Поззи обладал добрым, хотя и вспыльчивым нравом, но хозяином был никудышным. Поэтому гости постоянно менялись: одни с лестью на устах приходили, другие с угрозами уходили.
Центром и истоком всей деятельности был Поззи Кемперер, суетливый и неугомонный. Он жестикулировал, рычал, как пес, расхаживал с важным видом в сбившемся парике, комнатных туфлях и ж идете. Он извергал потоки слов и брызгал слюной. Он выглядел забавным и, вместе с тем, опасным для окружающих.
Когда мы вошли в дом, он давал представление с самим собой в главной роли. Увидев Ла Синглу, он сделал небольшую паузу и метнул на нее такой взгляд, от которого застыла бы кровь даже у кинжалозуба, затем снова запрыгал вокруг тощего незнакомца, одетого в длинный плащ. Рядом с незнакомцем стоял человекоя-щер, держа на привязи двух красивых черных пантер.
Изможденный странник загробным голосом твердил одно и то же:
- Эти животные действительно привезены из далекого Востока.
- Уходи, говорю тебе, забери этих тварей обратно на Восток! - визжал Кемперер.
- Сир, они выросли в орхидейных лесах Бамбулы.
- Запрячь их в свою Бамбулу снова или куда хочешь, только убери их отсюда! Отведи их в зверинец у Западных Ворот. Там берут всех, у кого есть шерсть на теле, даже самых шелудивых. Только убери их поскорее, пока ими не провонял весь дом, и пока они не сожрали моих актеров. Они голодные посмотри, как они облизываются и зыркают по сторонам! Вон! Вон!
От скуки или от запора звери начали зевать, высовывая длинные языки. Странник снова заговорил заунывным голосом:
- Сир, я поставляю зверей царствующим дворам всего мира - от Сиракуз на юге до Мальме на ужасном севере. И там с радостью принимают гораздо худших животных - не таких чистеньких и смышленых, как эти две кошечки. Я смею заверить вас, что животные придают живость любому представлению. Это истинная правда, сир, и слова мои идут из глубины моего сердца.
- Да хоть из глубины твоих сапог, мне это безразлично! Убирайся! Мне не нужны львы для представления! Чтобы они мне декорации обмочили? Да никогда! Вон!
Он подозвал одного из помощников, тот приблизился и стал производить движения руками. Слегка заинтересовавшись, одна из пантер несколько подалась вперед - Кемперер, взывая о помощи, упал назад, прямо на руки Ла Синглы, которая тоже закричала. Ее крик был намного громче и мелодичней.
Костлявый человек повернулся, кивнул своему помощнику и они торжественно удалились. Пантеры последовали за ними, как собаки. Их прохождение через двор сопровождалось криками ужаса нищих, воплями Альберта и яростным лаем собак.
За всем происходившим наблюдали несколько моих друзей, среди которых был Портинари. Я подошел к нему и похлопал по плечу. Де Ламбанта здесь не было.
- Ты один под пышным небом, - процитировал я.
- Оставь реплики из "Албризи", де Чироло, - заявил Портинари. - Его светлость объявил, что вначале, в качестве пролога, мы дадим "Духовидцев", а уж потом перейдем к "Албризи". И поскольку мы уже все подзабыли, нам предложено оставить "Албризи" и пробежаться по тексту этой бредятины.
Я схватился за голову.
- Да он плутишка, наш Кемперер! Последний раз, когда "Духовидцев" освистали, он клялся, что завязал с ними навсегда.
- Но представление будет дано на свадьбе. Де Ламбант говорит, что там будет присутствовать находящийся у нас с визитом герцог Рагузский. Пролог даст возможность гостям занять места перед началом основного представления.
- Верно. И на свадьбах требования не столь строгие.
- Мне нравится моя маленькая роль первого поклонника.
- О да, я помню. - Я в самом деле помнил об этом и был благодарен Портинари за его любовь к небольшим ролям. - Моя роль обанкротившегося Фаланте тоже очень короткая…
В этот момент подошел сам Кемперер, все еще с Ла Синглой, повисшей на его тощей шее. Он услышал мою фразу.
- Ах, Периан, Периан, мой юный друг, ты просто не знаешь, как восхитителен и прекрасен ты в роли Фаланте, этого старого аптекаря. - Он похлопал меня по спине и засмеялся, брызгая слюной. - Особенно, когда ты жонглируешь деревянными ложками, думая, что они из серебра, и кричишь: "Эй, один лишь этот столовый набор из серебра это целое состояние - по крайней мере, полсостояния, ладно, кусочек состояния…" Никто, кроме тебя, не способен так тонко передать этот юмор.
- Может, не надо про ложки?..
- Нет, нет, де Чироло, ты несправедлив к себе. Публике нравятся твои ложки. Не так ли, Мария, голубка моя преданная?
Продолжая грубую лесть и уговоры, он выпихнул нас во внутренний двор, чтобы начать репетицию. Нищие были нашими зрителями. Бедный простак Джиль держал книгу-подсказку. Некоторые из нас стояли, другие чванливо расхаживали, когда мы принялись вспоминать свои старые реплики.
"Духовидцы" - это комедия иллюзий, где действующие лица - сумасшедшие или введенные в заблуждение, считающие себя более значительными, чем они есть на самом деле. У отца три некрасивые дочери. Он хочет выдать их замуж, распределив между четырьмя рехнувшимися поклонниками. Старого папашу играет сам Кемперер. Это была довольно простая пьеса, и играть ее надо было быстро и просто. В свое время мы играли ее в традиционной манере - когда каждый валяет дурака. Но потом обнаружили, что публике нравится более серьезный подход. Если не считать, конечно, моего дешевого трюка с ложками.
В два пополудни, когда пробили часы ближайшей церкви, Кемперер воскликнул: "Хватит!" и распустил нас. После чего спрятал лицо в ладонях.
- Зачем я дожил до этого позора? Чтобы увидеть бесчувственные бревна, воображающие себя актерами? Чтобы слышать их невразумительное шамканье? Можно подумать, что вы не реплики произносите, а солому жуете. Мне жалко бедного герцога Рагузского, не говоря уже о семействе де Ламбантов - им придется наблюдать на сцене приступы артрита, которые вы почему-то принимаете за пластику. Что ж, завтра попробуем еще разок. А я пока что разыщу, пожалуй, этого мужика с пантерами. Черт с ними, пусть отливают на декорации, зато, может быть, придадут живости вашей игре.
Упреки Кемперера не испортили нам настроения, и мы веселой гурьбой отправились в "Тени Поднебесной". По дороге в театр мы заскочили в таверну и освежились прекрасным вином. Представления проходили внутри большого восточного шатра, расположившегося в тенистом саду. Шатер был накрыт коврами и гобеленами, чтобы достичь возможно большего мрака. Представления театра теней быстро входили в моду, и наш маэстро опасался конкуренции. Великий Гарино переоборудовал свои "Тени Поднебесной" и предлагал публике "Сказание о Карагоге", а в качестве пролога - "Разрушенный мост". И цены на билеты заряжал приличные. Как только нас окутал мрак, Кемперер притянул меня к себе и прошептал на ухо:
- Периан, дорогой, сядь рядом, мне важно знать твое мнение о представлении.
- В таком случае, заплатите за билет, раз вы ангажируете меня как профессионала.
- Твои критические суждения слишком дилетантские для этого! Не пытайся прыгнуть выше головы, это мое искреннее предупреждение, совет верного друга. Мне также надо поговорить с тобой на личные темы, касательно моей шаловливой женушки.
Он стиснул мне запястье, дав понять, чтобы я молчал.
Появилась девушка-ящерица, продававшая засахаренные фрукты. Как только мы удобно устроились, зазвучал клавесин и раздвинулся занавес. Приятно было видеть, что кроме нас здесь было не больше дюжины зрителей. Экраном служила простыня размером полтора метра на метр. Позади горел яркий светильник, с помощью которого на экран проецировались тени. Куклы главных героев двигались у самого экрана, и их тени были густо-черными. Другие герои и реквизит находились на некотором удалении от экрана, и их силуэты были всех оттенков серого. Таким простым методом достигалось многообразие. Сценический эффект с имитацией воды и облаков был просто ошеломляющим.
Как известно, в театрах теней используются плоские куклы на шарнирах. Главным новшеством Великого Гарино было то, что у его кукол были удалены многие части тела и лиц, а у главный героев еще и одежды, и заменены разноцветными стеклами. На экране это создавало поразительный эффект. Не один я разинул рот от изумления.
Движения шарнирных кукол были почти естественны, а комментарии забавны, хотя и освящены веками. Более поразительным был факт, что ты быстро переставал все это замечать и воспринимал уже кукол как реальных людей, а экран - как самое жизнь.
На Кемперера, впрочем, все это не произвело большого впечатления, и он принялся шептать мне на ухо:
- Я не хочу быть несправедливым к ней, и Минерва свидетель, что я нежно лелею свою плутовку, но моя милая Мария очень любит запрыгивать в постели, которые недостойны ее прекрасного, хотя и своевольного тела. Теперь же она что-то слишком привязалась к одной из них… До меня доходят слухи, Периан…
В этот момент Ла Сингла всунула между нами свою хорошенькую головку и сказала:
- О чем это вы шепчетесь? Восхищаетесь представлением?
- Уходи, мое золотце, моя морская звездочка, - прорычал Кемперер. - Иди полюбезничай в темноте с Портинари - он знает, когда надо остановиться, в отличие от тебя! Я с де Чироло говорю о делах.
Ла Сингла фыркнула, как поросенок, и удалилась.
- Вам бы, маэстро, следовало быть более добрым и терпеливым, тогда и жена будет верной вам, - сказал я.
- Что ты можешь знать о женах?
- Я становлюсь более ответственным. Я размышляю о женитьбе. Не ссудите ли вы меня небольшой суммой денег?
- Во дни моей юности размышления о женитьбе не требовали расходов.
"Разрушенный мост" близился к завершению. Я видел его не раз во многих постановках, но ничто не могло сравниться с тем, что делали эти тени. Лодочник, переправляющийся через реку, выглядел настоящим, его спина на шарнирах двигалась как у реального гребца. Позади него высоко в горах искрился снег. Пот градом катился по лицам зрителей - чтобы получить такой яркий свет, требовалось очень жаркое пламя.
- Я устал потакать этой шлюхе! - снова начал жаловаться Кемперер. Любая женщина сочла бы за счастье отдать свою невинность такому преуспевающему мужчине, как я. Но сейчас на зашла далеко, слишком далеко, Периан. Я могу быть мстительным, если душа потребует, понимаешь? - И чтобы я лучше понял, он сильно ущипнул меня за запястье. Я вскрикнул от неожиданности и боли как раз в тот момент, когда зубастая рыба начала грызть сварливого работника, ремонтирующего мост. Публика разразилась хохотом, думая, что я испугался.
- Она имела наглость влюбиться в очередного прохвоста. Сегодня утром, когда я искал шнуровку для своего корсета, в ее белье я обнаружил его гнусную писульку. Я намерен подкараулить этого хлыща и хорошенько вздуть его. Я никому не позволю претендовать на чувства моей жены!
Каждое слово он сопровождал новым щипком. Я терпел, чтобы не дать повода для нового взрыва смеха. Это трудно было выдержать, так как Кемперер, будучи в сильном возбуждении, схватив меня за глотку, запрокинул мою голову за спинку кресла. Говоря словами Пола из фарса о трех королях, я оказался "между жизненной усладой и вечностью".
Наконец, тяжело дыша, я вырвался из его хватки.
- Мы можем быть лучшими друзьями, маэстро, но это еще не повод, чтобы вот так сразу задушить меня. Или вы вообразили, что я тот самый прохвост? Вы же знаете, с каким благоговеньем я отношусь к святости брачных уз.
- Прошу прощения. Иногда я горячусь и забываюсь. Я полностью доверяю тебе, иначе бы я не был таким откровенным.
- Возможно, я сам вскорости женюсь.
- Не очень хорошо быть рогоносцем, но еще хуже вечные подозрения. Нельзя тебе жениться, сынок. О, в постели я так же силен, как в молодости. Нет, Периан, пока не окончилась эта гнусная пьеса с мельтешащими тенями, выслушай меня! В моем подчинении много разных головорезов и шпионов, будь спокоен, но скажи мне, замечал ли ты в игре Ла Синглы какую-то непокорность? Хотя бы малейшую! Я хочу, чтобы ты пристально наблюдал за ней, ведь она доверяет тебе, как и я.
- Я не желаю увеличивать число твоих шпионов.
- Нет, нет, господь с тобой, это не затронет твоей чести. Всего лишь наблюдать и сообщать мне о чем-нибудь подозрительном, идет? А мы расширим роль банкрота Фаланте. Такая смешная роль в твоем исполнении. Так ты ничего такого не замечал?
- Трудно поверить, что такая порядочная женщина может обмануть столь достойного мужа!
Его острый локоть застрял у меня меж ребер.
- Могу сказать, что в постели я задаю ей жару, лучшего мужика ей не найти, но все бабы шлюхи в душе. Мужчины по сравнению с ними невинные агнцы. Временами я готов убить ее.
На реке стало спокойно. Разбитый мост остался неотремонтированным. Солнце клонилось к закату. Где-то во тьме зажгли пучок ароматных трав, и публика вдыхала этот круживший голову запах. Вверх по течению плыла стая длинных зубастых рыб. Вершины гор стали розовыми, долину покрыла мгла. Финал был неожиданно трогательным.
- Дрянь, чепуха! - завопил Кемперер, молотя кулаком по креслу. - Ни одной остроумной строчки во всей пьесе! Великий Гарино - великий обманщик. Если "Карагог" будет такой же нелепостью, я не высижу до конца!
Но видно было, что остальные зрители остались довольны. Они требовали подать прохладительные напитки, чтобы утолить жажду. Очень душно было под тентом.
Подошел Портинари, сел рядом со мной и мы пили щербет.
- Вещь пустяковая, но сделано по-новому! - сказал он.
- Когда я был маленьким, один старик из Старого Моста делал постановки "Разрушенного моста" в бочке. Освещением служила только свеча. Вещица старая, ей уже много сотен лет.
- Как и "Духовидцам"… Но, все равно, интерпретация исполнена артистизма, не так ли?
- Несомненно. "Дешевка, может быть, но театр хорош", - процитировал я. Показывает нам реальность без того, чтобы рабски ее копировать.
- Реальность очень скучна… Подумай, как мы здесь удобно устроились, наблюдаем за сменой картин, а с той стороны экрана какой-то истекающий потом бедолага поддерживает полыхающее пламя, достаточное, чтобы его самого поджарить.
- Разве это не в природе искусства? Артист должен страдать, чтобы доставить публике немного удовольствия.
- А, значит, ты согласился играть Фаланте! О чем еще говорил с тобой Кемперер?
К счастью, экран засветился, и послышалась барабанная дробь. Я был избавлен от необходимости отвечать. Замелькали тени. Выпрыгнул длиннорукий Карагог в нелепой красной шляпе, и началась потеха.
Карагог пытается стать школьным учителем, но ему это не удается, и ученики изгоняют его из школы; пробует себя в цирке, но срывается с каната и падает в котел с супом; уходит служить в армию, но пугается выстрела пушки. Образы стремительно менялись перед нашими глазами. Мастер-кукольник применил зоэтропный эффект, эффект калейдоскопа, таким образом в цирковых сценах акробаты прыгали, бегали, танцевали, подбрасывали кверху цветные шары. А шествие солдат в больших шляпах с перьями было просто захватывающим. Они размахивали руками, а оркестр играл "Лилибулеро".
Затем следовала сцена битвы. Экран потемнел. Послышались крики "Огонь!" и вслед за этим - выстрелы. Дрожащий луч света пересек поле битвы, где наготове стояли солдаты. Потянуло дымком - Кемперер кашлял и изрыгал проклятия.
Экран вспыхнул сразу целиком. Все увидели, как кукольники побросали своих марионеток и без оглядки бегут от огня. Весь шатер был охвачен пламенем.
- Видишь, слишком далеко зашел реализм! - сказал, задыхаясь от смеха Портинари, когда мы поспешно выбирались из клубов дыма. У выхода лежала куча афиш. Я прихватил одну, когда мы пробегали мимо. В саду было столпотворение. Куклы бесцеремонно увыряли в телегу, ассистенты в сумятице заливали огонь водой, Великий Гарино неистово орал. Языки пламени уже достигли аллеи, где росли глицинии.
- Славно горит! - сказал Кемперер, потирая руки. - Только сумасшедший мог додуматься разводить огонь внутри шатра. Будем надеяться, что они не скоро его погасят.
Зола от сгоревшего шатра напоминала падающие осенние листья. Горячий пепел упал на плечо Ла Синглы, и она вскрикнула. Кемперер начал сбивать его с такой энергией, как будто тушил Везувий, пока его бедная жена с воплем не отшатнулась от него. Повернувшись ко мне и яростно жестикулируя, он сказал:
- Вот был бы конец моим несчастьям, кабы и она струйкой дыма в небеса ушла!
Я вместе с Портинари и некоторыми другими актерами отправился в ближайший винный погребок промочить горло. В темном углублении стоял бочонок баварского пива. Заказав по две кружки на брата, мы пожелали друг другу доброго здоровья и погрузили губы в желанную пену.
- Все ж таки пижон этот Поззи! - вздохнул Портинари, вытирая рот.
- Почему мы работаем на него?
- Нет, но чувство юмора у него все-таки есть. Когда я впервые пришел в театр и спросил у него, какой совет он мог бы дать начинающему актеру, то он так ответил: "И в сорок лет смотри на светлую сторону жизни".
- Хороший совет, я, пожалуй, буду ему следовать. Я вытащил из-за пазухи спасенную из горящего шатра афишу, разложил ее на столе и мы прочли стихи, помещенные под рисунком и исполненные черной краской:
Фигуры теневые вас позабавят славно,
Но также и подумать поглубже предлагают:
Ведь скрытый
Некто ими неявно управляет.
С людьми различий нет у кукол в главном.
Далекого Катая оставили просторы
Они, чтоб показать вам
Истину ясней:
Вся ваша Жизнь - Игра, а Мир - Театр Теней,
И вы в нем - подневольные Актеры.
Мы оба зашлись от хохота.
- Теперь все ясно, - сказал я, давясь от смеха, - не пламя повинно в пожаре, а эти зажигательные строки.
- Спорим, я придумаю не хуже этих до того, как ты осушишь кружку, заявил Портинари.
- Ты недооцениваешь мои способности и мою любовь к баварскому!
Я поднял бокал и прильнул к нему губами, а мой дородный друг скорчил, напрягая интеллект, такую страшную рожу, что я на месте его музы тут же съежился бы и проявил полную покорность. Когда я поставил пустую кружку на стол, он поднял руку, испустил вопль триумфа и начал декламировать: