* * *
Он только шагнул из лифта, ещё даже ключа не доставал, когда за дверью взвился заливистый радостный лай. Смотри-ка, выходит и впрямь чутье у неё! Чужих встречают по-другому.
Открыв дверь, Ратмир немедленно подвергся нападению. На радостях Лада чуть не сшибла его с ног – это при её-то щенячьей массе!
– Неплохо-неплохо… – с уважением промолвил Ратмир. – Спину уже держишь почти правильно… Как там мама?
Лада тут же встала, сердито вытерла ладошки о шорты.
– Как всегда, – процедила она и ушла к себе.
Ратмир нахмурился. Переобулся, проследовал в зал. Регина в полупрозрачном халатике на голое тело, угнездившись с ногами на сиденье пухлого кресла, по обыкновению пребывала в прострации.
– А-а… – саркастически выговорила она. – Кобелина… Ну? Много сучек покрыл?..
Ратмир огляделся. Внимание его привлекла странной формы складка в нижней части шторы. Подошёл, приподнял. Ничего. Как и следовало ожидать. За шторой – слишком просто. Тогда где же? Поразмыслив, открыл скриплую дверцу платяного шкафа.
– Да я уже там смотрела! – с досадой крикнула из своей комнаты Лада.
Стало быть, и не в шкафу…
Регина с презрительным видом следила за ходом поисков.
– А ты на четвереньках побегай, – надменно посоветовала она. – И носом, носом…
Между прочим, это имело бы смысл. Ратмир и сам хорошо знал, что достаточно влезть в шкуру пса, как чувства обостряются, интуиция растормаживается, а верные решения приходят сами собой и как бы ниоткуда, чуть ли не из Космоса. Помнится, одна знакомая всерьёз уверяла Ратмира, что дело тут в самой позе. Однако последовать в данный момент жёлчному совету жены Ратмир не мог по соображениям морального порядка.
Заглянул наудачу за приглушённый телевизор. Там лежал только переносной пульт, очевидно отобранный Ладой у Регины, которая в подпитии имела обыкновение врубать звук на полную мощность. Уловив в бормотании диктора нечто знакомое, Ратмир мимоходом покосился на экран. Парламентарии дружно задирали лапки на предмет одобрения законопроекта о введении собак в Капитолий.
Может, она просто на ней сидит?
– Поднимись! – приказал Ратмир.
– Подними… – с достоинством ответила Регина.
Он склонился над креслом, сгрёб её в охапку и приподнял с удручающей лёгкостью. За время рекордного марафонского запоя Регина исхудала до прозрачности. Оказавшись в крепких объятиях мужа, дурашливо заскулила по-щенячьи, сделала вид, что хочет лизнуть – и чуть не отхватила ему пол-уха. Спасла реакция. Зубы щёлкнули у самой мочки. Бросив захохотавшую супругу в кресло, где, кстати, тоже ничего не обнаружилось, Ратмир отчаялся и прекратил поиски.
Лечить бесполезно. Холерический темперамент не лечится. Как впрочем и любой другой темперамент.
А ведь великие надежды подавала! Гордость Госпитомника, первая на курсе левреток. При распределении драка за неё шла… Странно вспомнить, но сам Ратмир считался тогда трудолюбивым середнячком, не более того. Можно сказать, на зубах подтянулся до нынешнего своего уровня. Всё-таки ранний успех хуже чумы! Почувствовала себя гением, центром вселенной… Допустим, одно увольнение – случайность. А другое? Третье? Ну как это можно было: на поводок – в нетрезвом виде! Кого-то там укусила из отдела кадров, директора облаяла…
И самый простой выход – обидеться на весь этот сучий мир, уйти в запой… Не первая – значит, никакая!
В подавленном настроении Ратмир покинул зал и заглянул в чистенькую комнатку дочери. Лада сидела за письменным столом спиной к двери. Грызла мосол науки.
– Гав! – не оборачиваясь, поприветствовала она его.
– Гав-гав… – задумчиво отозвался он. Подошёл, ласково потрепал по загривочку. – Ну и как у нас с английским?
– А завтра английского нету! – победно сообщила она.
– Мало ли что нету! – возразил Ратмир, пододвигая стул и присаживаясь рядом. – В английском, доча, надо упражняться ежедневно. И в информатике тоже. Если хочешь стать человеком…
– Щаз! – огрызнулась Лада. – Человеком!
– Я имею в виду: провайдером, супервизором…
– Пойнтером! – сказала она. – У них стойка классная.
В затруднении Ратмир наморщил лоб и почесал за ухом. За своим, естественно.
– Видишь ли, доча… – покашливая, начал он. – Честно говоря, твоему папе не хотелось бы, чтобы ты… э-э… шла по его следам…
– Почему? – Обернулась, уставила на отца округлённые карие глаза.
– Н-ну… Ты, наверное, думаешь, что жизнь у пёсиков – это сплошные выставки, слава, медали… Нет, доча, нет… Вот, скажем, сейчас лето… А зимой? Знаешь, как пёсикам зимой холодно!..
– В попонке? – удивилась Лада.
– Даже и в попонке… Вот застудишь себе что-нибудь…
– Не-а, – успокоила она. – Не застужу!
Да. Характер у неё несомненно в мать.
– И потом, дочура… Как бы это тебе объяснить попроще?.. Видишь ли… пёсику-девочке…
– Сучке? – радостно выпалила она.
Ратмир крякнул, помолчал. Педагог из него, конечно – как из собачьего хвоста сито! Может, вообще не надо отговаривать, а напротив – тащить её на верёвке в питомник? Упрямая – мигом выкрутит головёнку из ошейника, увлечётся чем-нибудь другим… Ага, другим! Наркотиками, например…
– Да, – несколько отрывисто сказал он. – Сучке. Так вот, ей на работу устроиться гораздо труднее, чем мальчику… кобелю. Видишь ли, хозяевам не нравится, что девочки то и дело берут отпуск за свой счёт… Ну, там… критические дни…
Лада понимающе кивнула с самым серьёзным видом – и Ратмир, испугавшись, что сейчас из розовых детских уст выскочит ещё и слово "течка", поспешил продолжить:
– Э-э… уходят в декретный… Вечно у них кто-то на бюллетене – мужья, дети… – Замолчал, недовольный собою. Во-первых, всё было изложено слишком по-взрослому, а во-вторых, вполне приложимо к любой другой профессии. Пусть даже Лада пока об этом не знает, но узнает ведь рано или поздно!
– А у меня не будет мужа и детей!
Ратмир крякнул ещё раз.
– А вот тогда, – угрюмо и веско изронил он, – папа будет очень огорчён…
Как ни странно, фраза произвела сильное впечатление. Лада тревожно свела тёмные бровки, задумалась.
"Всё время забываю, что она ребёнок, – удручённо мыслил Ратмир. – Не логикой надо убеждать, а образами… Как сейчас".
И тут же, губя на корню свой первый педагогический успех, осведомился:
– И чем же тебе так нравятся пёсики?
Личико дочери оживилось, просветлело.
– Они храбрые, – сказала она. – Верные. Умные. А люди – уроды… Водку пьют, курят, матными словами ругаются! Дядя Артур, пока на четвереньках, хороший… А встанет с четверенек – урод…
"А папа?" – холодея, хотел спросить Ратмир, но в этот миг за стеной что-то упало, стукнуло, покатилось. Поднялся, вышел в большую комнату. Искомая бутылка (теперь уже пустая) лежала посреди ковра. Регина спала в кресле, уронив голову на грудь.
* * *
Перенеся её на супружеское ложе, Ратмир сдвинул стекло книжного шкафа и задумчиво провёл пальцем по корешкам. Нет худа без добра. Отрубилась – значит можно будет без помех, со вкусом, а главное, с пользой для дела перечесть Михаила Чехова. Внезапно палец провалился в узкую щель между книгами. Та-ак… А вот за акты вандализма карать будем беспощадно. Полка – папина, рабочая, запретная. Детского здесь ничего нет. Этология, собаководство, сценическое мастерство…
Отсутствовал томик Станиславского.
Беспощадная кара, однако, была отсрочена в связи с воплем дверного звонка. Ратмир задвинул стекло, ругнулся вполголоса, бросил опасливый взгляд на свернувшуюся калачиком Регину. Та лишь вздёрнула тяжёлое веко и, язвительно пробормотав: "Пиль!", – вернулась в забытьё.
Ратмир открыл. За дверью обнаружился дядя Артур, нужный в данный момент хозяину квартиры, как собаке пятая нога. Да и в любой другой момент тоже.
Легок на помине и несказанно хорош собою. Тяжёлая голова с плоским лбом, незаметно переходящим в прямоугольную морду с толстыми отвисшими губами. Спина – прямая, с ярко выраженной холкой. С виду медлителен, добродушен. На деле же злобен, силён, чуток и неприхотлив. Большей частью используется на караульной службе для охраны самых различных объектов.
– Здорово, – буркнул он. – Как там сеструха? Усыплять не пора?
В другое бы время не миновать ему взбучки и за "сеструху", и за "усыплять", однако в данный момент Регина, приходившаяся Артуру дальней родственницей, услышать его не могла.
– Спит уже, – мрачно ответил Ратмир, прикрывая дверь в зал.
– А племяшка моя? – спросил Артур, без церемоний запуская глаз в малую комнату.
– Уроки учит, – сказал Ратмир, прикрывая и эту дверь.
– Да? – насупившись, молвил Артур. – Тогда пошли на кухню…
Из внутреннего кармана пиджака была извлечена бутылка – и Ратмиру вдруг нестерпимо захотелось, чтобы их фирмы учинили между собой разборку – стравили его с Артуром. Порвать волчару в клочья, а потом, после работы, подойти, потрепать сочувственно по забинтованному загривку и сказать, как бы извиняясь: "Ну ты ж понимаешь, братан! Ничего личного…"
Но это всё так, мечтанья. Какие могут быть разборки между захудалым "Джульбарсом" и крепеньким "Киником"!
На кухне Ратмир протёр стол, достал из холодильника тоник.
– Опять продукт портить будешь? – проворчал Артур.
– Ты же знаешь, я чистую не пью, – напомнил Ратмир и, окинув гостя критическим оком, заметил недовольно: – Что-то перекормленный ты какой-то…
Хотел добавить: "Смотри, корейцам не попадись", – но, к счастью, вовремя прикусил язык.
Артур ухмыльнулся.
– Мы ж не медалисты… – глумливо изрёк он. – Нам по жёрдочкам не бегать, по канавкам не скакать. Не слыхал: доллар обваливать не собираются?
– Не знаю. Мне это как-то всё равно…
Гость взглянул на хозяина с откровенным недоверием.
– А-а… Тебе ж ещё за бронзу доплачивают… – сообразил он. – И сколько, если не секрет?
Ратмир сказал. Артур помрачнел. Толстые отвислые губы его стали ещё более толстыми и отвислыми.
– Ну так, конечно, жить можно… – пробормотал он.
Выпили. Гость по обыкновению хряпнул залпом и с хрустом принялся грызть копчёное свиное ребрышко. Хозяин, разбавив одну часть водки тремя частями тоника, пригубил испорченный продукт, прикидывая без особой радости, на кого сегодня Артур спустит пса. В прошлый раз, помнится, влетело пронырливым коллегам, выправившим себе дворянские родословные…
– А почему не серебро? – внезапно спросил гость.
– Н-ну… так уж вышло, – не теряя хладнокровия, ответил Ратмир. – Прости, если сможешь…
Артур пригнул тяжёлую голову, вздыбил загривок.
– А я тебе скажу, почему не серебро… – пообещал он чуть ли не с угрозой. – Список жюри – видел?.. Нет? Зря-а… А я вот не поленился, взглянул… Так там, знаешь, кто? Пудель! Доберман! Ротвейлер! – На толстых отвислых губах обозначилась улыбка отвращения. – И хоть бы одна русская псовая затесалась! Ну хоть бы для блезиру…
Он издал низкое грудное рычание, неистово осмотрел стол и, схватив бутылку, набурлил себе полный стакан. Хотел набурлить и хозяину, но тот, как выяснилось, даже ещё и трети не одолел.
– Спохва-атимся… – зловеще предрёк Артур, выпив и закусив. – Спохватимся, да поздно будет! Вот помяни мои слова: вытеснят они всех нас из ошейников – гавкнуть не успеем… Да что я говорю – вытеснят!.. Уже, считай, вытеснили! Хотя бы на питбулей посмотри! В профиль они тебе никого не напоминают?.. – Гость приостановился, перевёл дух. – А всё с распада области началось… – с горечью молвил он. – Как погромили их в Лыцке да в Баклужино – все к нам схлынули… Татары! – возопил он. – Татары нас обошли – не заметили! А от этих не убереглись…
Выставить его удалось лишь в одиннадцатом часу.
* * *
Транспортировать пьяного Артура до автобусной остановки пришлось вручную. На этот раз он был умеренно буен, не бросался на прохожих, зато всей тушей вис на плече и пытался декламировать "Устав караульной службы".
– Сторожевой пёс… – бормотал он в упоении, – обязан… бдительно охранять и стойко оборонять свой пост… нести службу бодро… ничем не отвлекаться… не оставлять поста… хотя бы жизни его угрожала… ап… опасность…
Время от времени мимо по ночному шоссе пробегали на четвереньках автомобили.
– Да помолчи ты! – взмолился Ратмир, пытаясь свободной рукой остановить хотя бы один из них.
Тщетно.
– …не допускать к посту… – всхлипнув, продолжал Артур, – ближе расстояния, равного длине цепи… при всякого рода нарушениях… вызывать хозяина лаем… в случае его гибели…
Потом он начал куражиться.
Чуть ли не силой впихнув отвязавшегося пустобрёха в такси, Ратмир почувствовал такое внутреннее опустошение, такую усталость, что вынужден был опуститься на узкую скамеечку под пластиковым козырьком автобусной остановки. Козырёк осенял собою три бетонные стенки, между которыми скапливался мрак. Естественно, что сидящего внутри человека Ратмир поначалу не заметил, поскольку тот пребывал в полной неподвижности и был вдобавок облачён во что-то тёмное.
– Извините, пожалуйста…
Ратмир не вздрогнул, хотя был к этому близок.
– Скажите… – продолжал вежливый и, как почудилось, слегка испуганный голос. – Этот ваш… мм… приятель, которого вы сейчас сажали в такси… Я понимаю, он был нетрезв, но… Он ведь не случайно пытался укусить машину за бампер? Он, видимо, собакой служит?
– Да, – вяло сказал Ратмир. – Служит… Кстати, я тоже.
Незнакомец изумился.
– Послушайте! – вскричал он потрясённо. – Да мне вас сам Бог послал!..
Неужели иностранец? Редкая птица… Акцента, правда, не слышно, но избыточная вежливость выдаёт с головой.
– Простите, а вы кто?
Незнакомец словно бы застеснялся немного.
– Перед вами недостойный представитель Ордена святого Доминика… – со вздохом признался он.
Изумившись в свой черёд, Ратмир повернулся, всмотрелся. Чёрный плащ с откинутым капюшоном, белая туника… Надо же! Настоящий доминиканец! Домини канес… Томазо Мастино… А с другой стороны, какого ещё проповедника могло занести в город Суслов?
– Вообще-то, я направлялся в Баклужино…
– Спалить пару ведьмочек? – неумно пошутил Ратмир.
Собеседник был настолько тактичен, что рассмеялся.
– Нет, – сказал он. – Конечно, нет. От порочной практики Торквемады мы отреклись давно. Как и от самого Торквемады…
Он и впрямь ни капельки не походил на инквизитора. У тех, как представлялось Ратмиру, должны быть клинчатые измождённые морды гончих. А этот уютный русифицированный доминиканец больше напоминал шар-пея: весь из бугорков и складок. Замшевый такой…
– А почему вы здесь сидите? – полюбопытствовал Ратмир. – Поздно же…
Квадратное складчатое личико, насколько можно было разглядеть при столь скудном освещении, стало невыразимо несчастным.
– Я сижу здесь, потому что я растерян!.. – в отчаянии объявил он. – Когда я увидел обнажённых людей на поводках, я понял, что моё место здесь. Я раздумал ехать в Баклужино. И вот теперь я сижу и не знаю, как к вам относиться… Ну хоть вы мне объясните: служить собакой – это грех или профессия?
– Любая профессия – грех, – философски заметил Ратмир.
– Решительно с вами не согласен! – возразил шар-пей. – Всякую работу следует делать во славу Господа…
– Тем более! Что вас тогда смущает?
Собеседник снова оцепенел в оторопелом раздумье. Темнота в бетонно-пластиковой конуре, казалось, заклубилась ещё сильней.
– Н-ну… всё-таки… – неуверенно проговорил он наконец. – Бог создал вас по образу и подобию Своему. То есть человеком, а не псом…
– Совершенно справедливо, – сказал Ратмир. – Именно человеком, а не псом. А также не бухгалтером, не редактором, не секретаршей… Кстати, насколько я помню, апостол Павел советовал каждому довольствоваться своей участью. Слуга да будет слугой, господин – господином…
– Это хорошо, что вы читали послания апостола Павла, но… И бухгалтер, и редактор, и секретарша… Все они хотя бы ходят на двух ногах!
– Это вам только кажется, – мрачно заметил Ратмир. – В широком смысле любая работа ставит нас на четыре мосла.
– Да, но работа при этом, согласитесь, должна приносить пользу! Хотя бы иметь смысл!
– Вы который день в Суслове?
– Первый…
– Так я и думал, – сказал Ратмир. – Дело в том, что собака у нас – самая дефицитная и высокооплачиваемая должность… А с некоторых пор ещё и требующая диплома… Возьмите, к примеру… Да хоть рекламное бюро! Как вам кажется: имеет его деятельность смысл?