Крэндол достал из кармана свое свидетельство об освобождении и начал внимательно его изучать: "Полностью отбыв максимальный семилетний срок тюремного заключения с предварительным зачетом, Никлас Крэндол освобождается со всеми правами допреступника…"
…чтобы убить свою бывшую жену Полли Крэндол?
…чтобы убить своего младшего брата Дэниела Крэндола?
Какая нелепость!
Но им-то это не показалось нелепостью! Оба они были так блаженно уверены в своей вине, так самодовольно считали себя и только себя единственным объектом ненависти, столь свирепой, что жажда мести не отступила даже перед самым страшным из всего, чем располагает Галактика, - оба они были так в этом уверены, что их проверенная на деле хитрость изменила им и они неправильно истолковали радость в его глазах! И Полли и Дэн легко могли бы оборвать уже начатую исповедь - и он ни о чем не догадался бы! Если бы они только не были так заняты собой и вовремя заметили его удивление, они могли бы и дальше обманывать его. Если не обоим, то уж кому-нибудь одному-то из них это наверняка удалось бы!
Уголком глаза Крэндол заметил, что возле его столика стоит женщина. Слегка наклонившись, она читала свидетельство через его плечо. Он откинулся и оглядел ее с головы до ног, а она улыбнулась ему.
Незнакомка была сказочно красива. Она обладала не только тем, что делает женщину красивой - идеальными фигурой, лицом, осанкой, волосами, кожей и глазами, - но ко всему этому добавлялись и те завершающие штрихи, которые, как и в любом виде искусства, отличают шедевр от просто прекрасного произведения. Одним из этих штрихов было, конечно, богатство, которое воплощалось в прическе и платье, достойно обрамлявших подобную красоту, и в единственном пеаэа, бесценном камне с Сатурна, черным пламенем горевшем на ее груди. Но к этим же штрихам можно было отнести и светившийся в ее глазах ум, и породистость, пикантно дополнявшую это великолепное творение, созданное из живой плоти.
- Вы позволите мне сесть с вами, мистер Крэндол? - спросила она голосом, о котором достаточно будет сказать, что он вполне гармонировал с ее обликом.
Эта просьба позабавила Крэндола, но и преисполнила его бодрящим волнением. Он подвинулся, и незнакомка села рядом с ним на диванчике, точно императрица, опускающаяся на трон под взглядами царей-данников.
Крэндол примерно догадывался, кто она такая и чего ищет. Это могла быть либо одна из юных львиц высшего света, либо кинозвезда, совсем недавно вспыхнувшая и еще сохраняющая статус Новой.
А он, только что освобожденный каторжник, владеющий правом жизни и смерди, был редкостной новинкой, которую ей во что бы то ни стало захотелось попробовать.
Конечно, такой интерес к нему был не слишком лестен, но, с другой стороны, при обычных обстоятельствах простому смертному нечего и мечтать о встрече с подобной женщиной, так почему бы ему и не извлечь пользы из своего положения? Он удовлетворит ее каприз, а она в первый его вечер на свободе…
- Это ваше свидетельство об освобождении, не так ли? - спросила она и перечитала документ еще раз. Кожа на ее верхней губе слегка увлажнилась, и Крэндол удивился, заметив подобный признак усталой пресыщенности у этого живого воплощения победоносной юности и красоты.
- Скажите, мистер Крэндол, - заговорила, наконец, незнакомка и повернулась к нему. Капельки пота на ее верхней губе заблестели еще ярче.
- Скажите, вы не отбыли срок за убийство как допреступник? Но ведь правда, что наказание за убийство и наказание за самое зверское изнасилование одинаковы?
После долгого молчания Крэндол потребовал у официанта счет и вышел из ресторана.
Когда он подошел к своему отелю, он уже успокоился настолько, что не забыл внимательно оглядеть вестибюль за прозрачной стеной. Никого похожего на стефансоновского наемника. Впрочем, Стефансон - осторожный игрок и, потерпев неудачу, пожалуй, не станет торопиться со следующей попыткой.
Но эта девица! И мистер Эдвард Болласк!
В его почтовом ящике лежала записка. Кто-то звонил ему и оставил свой номер, но больше ничего передать не просил.
Поднимаясь к себе, Крэндол раздумывал, кому еще он мог понадобиться. Может быть, Стефансон решил нащупать почву для примирения? Или какая-нибудь глубоко несчастная мать попросит, чтобы он убил ее неизлечимо больное дитя?
Он назвал номер и с любопытством уставился на экран.
Экран замерцал, и на нем появилось лицо. Крэндол еле удержался от радостного возгласа. Нет, один друг в Нью-Порке у него все-таки есть. Старина Ирв, всегда благоразумный и надежный. Его бывший компаньон.
Но в тот самый миг, когда Крэндол уже был готов выразить свою радость вслух, он вдруг прикусил язык. Слишком много неожиданностей принес ему этот день. А в выражении лица Ирва было что-то такое…
- Послушай, Ник, - сумрачно начал Ирв после неловкой паузы. - Я хотел бы задать тебе сейчас только один вопрос.
- А именно, Ирв?
- Ты давно знаешь? Когда ты догадался?
Крэндол перебрал в уме несколько возможных ответов и выбрал наиболее подходящий.
- Очень давно, Ирв. Но ведь тогда я ничего не мог сделать.
Ира кивнул.
- Я так и думал. Ну так послушай. Я не стану просить и оправдываться. За эти семь лет ты столько перенес, что никакие мои оправдания, конечно, ничего изменить не могут. Но поверь одному: много брать из кассы я начал, только когда заболела вена. Мои личные средства были истощены. Занимать я больше не мог, а у тебя хватало и собственных семейных неприятностей. Ну, а когда дела фирмы пошли лучше, я боялся, что слишком большое несоответствие между прежними цифрами и новыми откроет тебе глаза. Поэтому я продолжал прикарманивать прибыль уже не для того, чтобы платить по больничным счетам, и не для того, чтобы обманывать тебя, Ник, поверь, а просто чтобы ты не узнал, сколько я уже присвоил. Когда ты пришел ко мне и сказал, что совсем пал духом и хотел бы уйти из фирмы… ну, тогда, не спорю, я поступил подло. Мне следовало бы сказать тебе правду. Но, с другой стороны, как компаньоны мы не очень подходили друг другу, а тут мне представился случай одному стать хозяином фирмы, когда ее положение уже упрочилось, ну, и… и…
- И ты выкупил мою долю за триста двадцать кредитов, - договорил за него Крэндол. - А сколько теперь стоит фирма, Ирв?
Ирв отвел глаза в сторону.
- Около миллиона. Но послушай, Ник! В прошлом году оптовая торговля переживала небывалый расцвет. Так что твоего тут уже не было. Послушай, Ник…
Ирв достал чистую бумажную салфеточку и вытер вспотевший лоб.
- Ник, - сказал он, наклоняясь вперед и изо всех сил стараясь дружески улыбнуться. - Послушай меня, Ник. Забудь про это, не преследуй меня, и я тебе кое-что предложу. Мне нужен управляющий с твоими техническими знаниями. Я дам тебе двадцать процентов в деле, Ник… нет, двадцать пять. Я готов дать даже тридцать… тридцать пять…
- И ты думаешь, что это компенсирует семь лет каторги?
Ирв умоляюще поднял трясущиеся руки.
- Нет, Ник, конечно, нет. Их ничто не компенсирует. Но послушай, Ник. Я готов дать сорок пять про…
Крэндол выключил телевизор. Некоторое время он продолжал сидеть, потом вскочил и начал расхаживать по комнате. Он остановился и осмотрел свои бластеры - купленный утром и брошенный Дэном. Достал свидетельство об освобождении и внимательно прочел его. Потом снова сунул в карман туники.
Позвонив дежурной, он заказал межконтинентальный разговор.
- Хорошо, сэр. Но вас хочет видеть один джентльмен. Мистер Отто Хенк, сэр.
- Пошлите его сюда. И включите мой экран, как только вас соединят, мисс.
Через несколько минут к нему в номер вошел Отто-Блотто. Он был пьян, но, как обычно в таких случаях, внешне это у него не проявлялось.
- Как ты думаешь, Ник, как ты думаешь, что, черт возьми…
- Ш-ш-ш! - перебил его Крэндол. - Меня соединили.
Телевизионистка где-то в Гималаях сказала:
- Говорите, Нью-Йорк.
И на экране появился Фредерик Стоддард Стефансон. Он постарел гораздо больше всех тех, кого Крэндол успел увидеть в этот день. Впрочем, это еще ни о чем не говорило: когда Стефансон разрабатывал сложную операцию, он всегда казался постаревшим.
Стефансон ничего не сказал. Он только смотрел на Крэндола, крепко сжав губы. Позади него виднелся зал охотничьего домика - точь-в-точь такой, каким подобные залы подчас рисуются воображению телевизионных режиссеров.
- Ну ладно, Фредди, - заговорил Крэндол. - Я долго тебя не задержу. Можешь отозвать своих псов и не стараться больше убить меня или искалечить. Я на тебя теперь даже не зол.
- Даже не зол… - Стефансон с трудом обрел привычное железное самообладание. - А почему?
- Потому что… ну, тут много причин. Потому что теперь, когда мне осталось только убить тебя, твоя смерть не подарит мне семи лет адской радости. И потому, что ты не сделал мне ничего такого, чего не делали все остальные - кто что мог и, вероятно, со дня моего появления на свет. Очевидно, я простофиля от рождения. Так уж я создан. И ты просто этим воспользовался.
Стефансон наклонился, вперил в его лицо внимательный взгляд, потом перевел дух и облегченно скрестил руки на груди.
- Пожалуй, ты говоришь искренне.
- Конечно, я говорю искренне. Видишь? - он показал на два бластера. - Сегодня я их выброшу. С этих пор я не буду носить никакого оружия. Я не хочу, чтобы от меня хоть как-то зависела чья-то жизнь.
Стефансон задумчиво поковырял под ногтем большого пальца.
- Вот что, - сказал он. - Если ты говоришь серьезно - а, по-моему, это так и есть, - то, может быть, мы что-нибудь придумаем. Например, будем выплачивать тебе какую-то долю прибыли. Там поглядим.
- Хотя это не принесет тебе никакой выгоды? - с удивлением спросил Крэндол. - Почему же ты раньше мне ничего не предлагал?
- Потому что я не люблю, чтобы меня принуждали. До сих пор я противопоставлял силу силе.
Крэндол взвесил этот ответ.
- Не понимаю. Но, наверное, ты так создан. Что ж, как ты сказал - там поглядим.
Когда он наконец повернулся к Хенку, Отто-Блотто все еще растерянно покачивал головой, занятый только собственной неудачей.
- Представляешь, Ник? Эльза месяц назад отправилась в увеселительную поездку на Луну. Кислородный шланг в ее костюме засорился, и она умерла от удушья, прежде чем ей успели помочь. Черт-те что, Ник, верно? За месяц до моего срока! Не могла подождать какой-то паршивый месяц! Она хохотала надо мной, когда помирала. Это уж как пить дать!
Крэндол обнял его за плечи.
- Пойдем погуляем, Отто-Блотто. Нам обоим будет полезно проветриться.
"Странно, как право на убийство действует на людей, - думал он. - Полли поступила на свой манер, а Дэн - на свой. Старина Ирв отчаянно вымаливал себе жизнь - и старался не переплатить. Мистер Эдвард Болласк и девица в ресторане… И только Фредди Стефансон, единственная намеченная жертва, только он не пожелал просить".
Просить он не пожелал, но на милостыню расщедрился. Способен ли он принять от Стефансона то, что, в сущности, будет подачкой? Крэндол пожал плечами. Кто знает, на что способен он сам или любой другой человек?
- Что же нам теперь делать, Ник? - обиженно спросил Отто-Блотто, когда они вышли из отеля. - Нет, ты мне ответь: что нам теперь делать?
- Я, во всяком случае, сделаю вот что, - ответил Крэндол, беря в каждую руку по бластеру. - Только это, и ничего больше.
Он по очереди швырнул сверкающие бластеры в стеклянную дверь роскошного вестибюля "Козерог-Ритца". Раздался звон, затем снова звон. Стена рухнула, расколовшись на длинные кривые кинжалы. Люди в вестибюле оборачивались, выпучив глаза.
К Крэндолу подскочил полицейский. Бляха на его металлической форме отчаянно дребезжала.
- Я видел! Я видел, как ты это сделал! - кричал он, хватая Крэндола.
- Ты получишь за это тридцать суток!
- Да неужто? - сказал Крэндол. - Тридцать суток? - он вытащил из кармана свое свидетельство об освобождении и протянул его полицейскому.
- Вот что, уважаемый блюститель порядка. Сделайте-ка в этой бумажке надлежащее число проколов или оторвите купон соответствующих размеров. Либо так, либо эдак. А можете и так, и эдак. Как вам больше нравится.
Уильям Тенн
Семейный человек
Стюарт Рейли отыскал свое место в специальном стратоплане для пассажиров с сезонными билетами. Этим рейсом он каждый день возвращался из Центральной нью-йоркской торгово-промышленной зоны к себе в загородный дом в северном Нью-Гэмпшире. Ноги его буквально одеревенели, а глаза ничего не видели. Только по привычке - ведь Рейли многие годы проделывал одни и те же действия - он сел у окна, рядом с Эдом Грином. Опять-таки по привычке он тотчас же нажал кнопку в спинке переднего кресла и вперил взгляд в крошечный экран: шла вечерняя программа теленовостей, хотя ни одно из выпаливаемых скороговоркой сообщений не доходило до него.
Как сквозь сон, он услышал характерный для взлета свист, по привычке твердо уперся ногами в пол и привалился животом к предохранительному ремню. Однако он понял, что приближается ситуация, когда привычка не поможет, как не поможет ничто: с ним стряслась беда, самая страшная из всех бед, которые могут случиться с человеком в 2080 году нашей эры.
- Что, Стив, горячий денек выдался? - громко спросил его подвыпивший Эд Грин. - Ну и видик у тебя!
Рейли почувствовал, что его губы шевелятся, но лишь через некоторое время услышал звук собственного голоса.
- Да, - еле выговорил он, - у меня был горячий денек.
- А кто тебя просил лезть в "Минералы Солнечной системы"? - сразу завелся Эд. - Эти межпланетные корпорации все одинаковы: давай, давай и еще раз давай. Немедленно, сию минуту, сию секунду подготовь накладные: сейчас стартует товарный ракетоплан на Нептун, а другого не будет целых полгода, непременно продиктуй все письма на Меркурий… Что я, не знаю? Я пятнадцать лет назад работал на "Инопланетную формацию" и сыт по горло! Нет уж, лучше я буду торговать недвижимостью в Центральной нью-йоркской торгово-промышленной зоне. Спокойно. Надежно!
Рейли печально кивнул и потер лоб. Голова не болела, но пусть бы уж лучше болела. Все что угодно, только бы не думать.
- Конечно, здесь много не заработаешь, - громко продолжал Эд, переходя к другой стороне вопроса. - Состояния не наживешь, но и язвы тоже. Пусть я всю жизнь проторчу во второй группе, зато это будет долгая жизнь. В моей конторе работают не спеша и не слишком себя утруждают. Мы знаем, что старина Нью-Йорк стоит на своем месте много лет и еще будет стоять.
- Да, это верно, - согласился Рейли, по-прежнему глядя на экран застывшим взором. - Нью-Йорк еще долго будет стоять.
- Слушай, старик, чего ты ноешь? Ганимед пока не распался на атомы. Ничего с ним не случится!
К ним наклонился сидевший сзади Фрэнк Тайлер.
- Перекинемся в картишки, парни? Убьем полчасика.
Рейли никогда не любил карт, но признательность не позволила ему отказаться. Фрэнк, его сослуживец по "Минералам", все время прислушивался к словам Грина, как и остальные в стратоплане, но он один понимал, какие мучения неумышленно причинял Стюарту этот агент по продаже недвижимости! Он чувствовал себя все более и более неловко и решил отвлечься от грустных мыслей во что бы то ни стало.
Фрэнк поступает благородно, подумал Рейли, когда они с Эдом повернулись на креслах лицом друг к другу. В конце концов Рейли сделали управляющим Ганимедского отделения через голову Фрэнка; другой бы с удовольствием слушал, как Эд бьет по больному месту, но Фрэнк был не таков.
Началась обычная игра, как всегда, четыре партнера. Сидевший слева от Фрэнка Тайлера Брус Робертсон, художник, иллюстрировавший книги, поднял с пола свой огромный портфель и положил на колени вместо стола. Фрэнк распечатал новую колоду, и каждый вытащил карту. Начинать выпало Эду Грину.
- Ставки как всегда? - спросил он, тасуя карты. - Десять, двадцать, тридцать?
Они кивнули, и Эд стал раздавать. Он буквально не закрывал рта.
- Я и говорю Стиву, - он объяснял так громко, что, наверное, и пилоту в его герметической кабине было слышно, - что торговля недвижимостью очень благотворно влияет на кровяное давление, да и на все остальное тоже. Моя иена без конца пристает, чтобы - я занялся чем-нибудь поприбыльнее. "Какой позор, - твердит она, - в мои годы - и только двое детей! Стюарт Рейли на десять лет моложе тебя, а Мэриан родила уже четвертого; И тебе не стыдно? Мужчина! Да если б ты хоть чуточку был мужчиной, ты бы сделал что-нибудь". Знаете, что я ей отвечаю? "Шейла, - говорю я, - скажи, пожалуйста, а у тебя все в порядке с 36-А"?
Брус Робертсон недоуменно взглянул на него:
- 36-А?
Эд Грин загоготал:
- Эх ты, беспечный холостяк! Погоди, вот женишься, тогда узнаешь, что такое 36-А. Будешь есть, пить и спать по 36-А.
- Форму 36-А заполняют, - спокойно объяснил Брусу Фрэнк Тайлер, собирая ставки, - когда обращаются в БПС за разрешением иметь еще одного ребенка.
- Ах да, конечно. Я просто не знал названия. Но ведь благосостояние - только одно из условий. Бюро планирования семьи принимает во внимание также здоровье родителей, наследственность, домашнюю обстановку…
- Ну, что я говорю?! Бездетный холостяк, сопляк, молокосос! - завопил Эд.
Брус Робертсон побледнел.
- Ты прав, благосостояние - только одно из условий, - поспешно вмешался миротворец Фрэнк Тайлер. - Но зато самое важное. Если в семье уже есть двое детей и с ними все в порядке, то, принимая решение, БПС рассматривает главным образом ваш достаток.
- Верно! - Эд хлопнул по портфелю, и карты на нем заплясали. - Взять хоть моего шурина, Пола. С утра до ночи слышу: Пол то, Пол се - не удивительна, что я знаю о нем больше, чем о себе самом. Полу принадлежит половина Грузового синдиката "Марс - Земля", конечно, он в восемнадцатой группе. Его жена лентяйка, ее не интересует, что о них подумают, поэтому у них только десять детей, но…
- Они живут в Нью-Гэмпшире? - спросил Фрэнк. Стюарт Рейли заметил, что перед этим Фрэнк бросил на него сочувственный взгляд: ясно было, что он пытается изменить тему разговора, понимая, как она угнетает Рейли. Наверное, это было написано у него на лице.
С лицом нужно что-то сделать: через несколько минут он встретит Мэриан. Если он не будет все время начеку, она тотчас же догадается.
- В Нью-Гэмпшире? - презрительно переспросил Эд. - Мой шурин Пол, с его деньгами? Нет, сэр, эта дыра не для него! Уж он живет действительно в фешенебельном месте; в Канаде, западнее Гудзонова залива. Но я уже говорил, что Пол и его жена не очень ладят друг с другом, и домашняя обстановка у его ребятишек не самая лучшая в мире - ну, вы понимаете, что я хочу сказать. И что ж вы думаете, у них когда-нибудь возникают затруднения с формой 36-А? Ничего подобного! Она возвращается на другое утро после того, как они ее заполнили, и наверху красуется большой синий штамп "одобрено". Там, в БПС, небось, считают: какого черта тут раздумывать, с их деньгами они наймут первоклассных воспитательниц и психологов! А если все-таки возникнут какие-нибудь неприятности, когда ребятишки подрастут, они пройдут самый лучший курс психотерапии, какой только можно получить за деньги.
Брус Робертсон покачал головой:
- Сомневаюсь… Ведь каждый день очень многие весьма перспективные родители получают отказы из-за плохой наследственности.