– Давай для начала присядем вон в том угловом кафе, которое называется "Арканзас", – предложил Шестаков. – Там есть угловой столик с розовыми стульями, откуда нам будет видна эта удивительная мозаика над входом, символизирующая трудовой подвиг народа. Там мы сможем взять по парочке сочных гамбургеров с салатом и сладким луком, которые здешний повар умеет готовить лучше всех в мире…
Угловой столик скрипел на плиточном полу. Стулья похрустывали и были крайне неудобными. Но гамбургеры от шеф-повара "Арканзаса" действительно оказались сочными и вкусными. С этим Марья вынуждена была согласиться.
– Я стал самым правдивым человеком на свете, – отметил Шестаков.
– Короче, чего хотел?
– На самом деле, я хотел узнать, где похоронена Шура Журавлева, но не знаю, как подступиться к этой деликатной и болезненной теме.
Марья отодвинула в сторону тарелку с недоеденным салатом, быстро огляделась по сторонам и пару секунд ошарашенно смотрела на Шестакова.
– Значит, не зря у меня тогда мелькали в голове всякие мысли. Выходит, это ты тот анонимный китайский богатей, который пожертвовал крупную сумму в Сибирский фонд поддержки участников боевых действий? Я ведь чувствовала какой-то подвох…
– А что, не имею права? – Шестаков улыбнулся и растянул пальцами верхние веки, имитируя узкоглазость. – По паспорту я чистокровный китаец. Уважаемый бизнесмен Ю Линь. Скоро мне в Шанхайском университете присвоят китайскую ученую степень. Ах, да, еще у меня много юаней.
– Черт, у меня в голове сплошные вопросы. Где ты познакомился с Александрой? Как ты вообще узнал, что она моя сестра?
– Вы даже внешне похожи, не говоря уж о характере.
– Не ври. У нас только отец общий, а мамы разные. Наш общий отец бросил мою маму, когда мне было пять. И с тех пор я с ним почти не общалась. И фамилия у меня от мамы.
– Извини. Перепутал. Вы с Шурой не похожи. Она была умной…
– Ты приехал мне хамить? – возмутилась Марья.
Шестаков поднял вверх обе руки.
– Сдаюсь. Можешь не верить, но мне очень не хватало наших с тобой высокоинтеллектуальных споров.
– Я похоронила ее на Старо-Восточном. Пятнадцатая аллея, шестой ряд.
– Проводишь?
Марья промолчала.
Шестаков, дожевав гамбургер, снял салфеткой остатки соуса с подбородка.
– Ты в курсе, что Шура со своими бойцами опекала старый пансионат в селе Озерки? Там жили люди, пострадавшие много лет назад от вирусов мозга.
– Да, я в курсе, – кивнула Марья.
– Существует хотя бы теоретическая возможность их оттуда забрать? Деньги у меня есть.
– Боюсь, деньги в данном случае не помогут. Ты слышал про федеральную антитеррористическую операцию "Черный шторм"? Вся территория, которая севернее границы и южнее Русской Поляны, сейчас относится к особо охраняемой зоне. Там были тотальные зачистки…
– Понятно. – Шестаков несколько минут угрюмо смотрел в одну точку, потом встряхнул головой, словно освобождался от чего-то, подозвал официанта, выудил из портмоне купюру в пятьдесят новых юаней и положил на стол, накрыв рукой. – Дружище, нам нужен самый красивый букет.
Официант покосился на Марью, многозначительно кивнул, ловко смахнул купюру в карман передника, и доверительно склонился к шаткому столику.
– Можете подождать минут пятнадцать? В квартале отсюда, на улице Циолковского, открылся очень достойный цветочный магазин. Вам понравится.
– Понял. Ожидаем.
Марья фыркнула и демонстративно отвернулась. Правда, надолго ее не хватило.
– Ты хоть для приличия мог бы рассказывать, как жил все это время?
– Мог бы. Но слишком долгая может получиться история. Местами глупая. Местами жуткая. И очень запутанная. Можно я как – нибудь в другой раз расскажу?
– Без проблем…
Торжествующий официант появился с охапкой радужных роз. Букет был настолько огромен, что едва поместился на заднем сиденье прокатного "Микрона".
На переднее втиснулась Марья.
– Конечно же, я тебя провожу, – хмуро сообщила она. – Или ты думал, что я пойду домой спать?
Почти всю дорогу Марья молчала, глядя на город через мокрое стекло. Только изредка подсказывала, куда лучше свернуть, чтобы не застрять надолго в пробке. А потом неожиданно заявила:
– Говорят, на кладбище нельзя приходить вечером. Если окажешься на кладбище во второй половине дня, над тобой черти шутить будут. Ты в курсе?
– Нет, не в курсе, – улыбнулся Шестаков. – Но я думаю, что важнее приходить на кладбище с чистой душой. А когда именно – разницы нет. Исходя из моего опыта, бояться нужно живых, а не мертвых…
Подъездную дорогу к Старо-Восточному взялись ремонтировать и пришлось запарковаться далеко за оградой. И дождь, как назло, не успокаивался. Шестаков держал зонт над Марьей, а она несла букет. Видимо, выглядели они слишком чужеродно для этих мест, и оглядывались на них буквально все.
– Пришли. – Марья остановилась у неприметной свежей могилы.
Шестаков подошел к деревянному кресту и с удивлением прочел на бронзовой табличке: "Светлана Иванова".
– И без фотографии, и под чужой фамилией, – подтвердила Марья, раскладывая яркие цветы. – Но я рада, что мне удалось похоронить сестру хотя бы так. Без твоих денег, которые ушли на подкуп официальных лиц, мне бы даже тело не отдали. Такая у нас теперь страна. Сначала озверяет своих детей, потом с ними воюет, убивая нещадно, как врагов государства, а потом втихую приторговывает мертвыми. Грёбаный стыд!
– Даже не знаю, что и сказать. – Шестаков присел на корточки, вытер рукавом мокрое лицо и подумал, что дождь сейчас очень даже кстати.
– Можешь просто побеседовать с ней. Рассказать, что у тебя все хорошо, – предложила Марья. – Она порадуется. Можно не вслух, если меня стесняешься. Только недолго. А то совсем промокнешь…
Промокнуть Шестаков все же успел. Когда возвращались к воротам, он заметил на одной из аллей могилу своего бывшего начальника и надолго замер у ограды. На объемном фото Суматошный был непривычно молод. Но смотрел чуть вверх и мимо, как всегда.
– Да, его тоже здесь похоронили, – кивнула Марья. – Слухи разные тогда ходили, но официальная версия – инфаркт миокарда. Уже четыре года прошло…
Сушиться пришлось в туалете ближайшего придорожного кафе. В этом же кафе они с Марьей и перекусили. Скучавший за стойкой бара паренек неохотно отвлекся от созерцания ЖЖ-панели и на скорую руку приготовил им ужин – порезал засохший козий сыр и зажарил яичницу-болтушку. В холодильнике. на счастье Марьи, завалялась парочка томатов и длинный огурец, из которых получился вполне съедобный салат.
– Какие планы на завтра? – уточнила она.
– Туманные, – рассеянно ответил Шестаков, разглядывая происходящее на большом экране ЖЖ-панели.
– Да что ты там такое увидел?
– Трансляция Суперкубка начинается.
– Надо же, ты стал неравнодушен к футболу…
– Нет, я по-прежнему спорт не люблю, но вместе с Суперкубком по глобальным медиаканалам поскачут рекламные заставки, а в них вмонтирован самый мощный на сегодняшний день антивирусный мемокомплекс "Чингиз", который произвела по моему проекту добросовестная и надежная компания "Ай-Кью Чайна Ментал Текнолоджи". Я на этот антивирус потратил почти два года жизни. Он молод, напорист и страшно умен. Распространяется сам. Работает по тем же сценарием, что и вредоносные коды, которые он распознает с очень высокой вероятностью – девяносто восемь с половиной процентов. Схватывает все новое налету, действует решительно и молниеносно, морально выдержан и беспощаден к врагам человечества. Когда "Чингиз" вырвется на оперативный простор, осмотрится и начнет не по-детски прочищать народу мозги, будет очень большая суматоха.
– Ты меня разыгрываешь?
– Нисколько. Я стал самым правдивым человеком на свете. Ты забыла? Думаю, что будет полезно на первое время тебе уехать в более спокойное место, чем этот город. Например, на Байкал. Билет до Иркутска и трансфер до Листвянки я уже оплатил. И жилье тебе арендовал на два месяца в кондоминиуме "Рассвет". Вылет – завтра утром. Деньги на пропитание есть или одолжить?
– Как-то все неожиданно, – смутилась Марья. – А нельзя твое щедрое предложение сдвинуть на недельку?
– Нельзя. После начала трансляции Суперкубка у тебя в запасе будет максимум двое суток. Я не знаю точно, когда все начнется в других странах, поскольку лично не просчитывал сценарии на английском, немецком, итальянском, французском, китайском и арабском, но нам, русскоязычным, "Чингиз" устроит хорошую встряску, можешь мне поверить. Русский код – самый выверенный. Спасибо нейропрограммистам из Новосибирска, которые работают на "Ай-Кью". И самое большое мерси ихнему гуру – Игорю Золотову. Крайне талантливый парень. И скромный. И постарался он от души, можешь мне поверить.
Шестаков достал из кармана бифон и проверил прогноз погоды.
– Видишь, синоптики обещают на завтра потепление. И вся следующая неделя без осадков. Солнечные дни – они всегда кстати…
– А ты как же?
– А я буду вместе с народом, пока не завершится первая волна массовой зачистки российских затуманенных мозгов от накопившегося хлама. Мне одна мудрая женщина перед смертью рассказала интересную теорию, я и хочу проверить ее на практике. Она уверяла, что процесс мышления современного человека – это всего лишь выдувание бесконечного множества ментальных оболочек, наполненных исключительно мемами. И если кто-то найдет способ разрушить все мемы, то это будет ментальная бомба, которая лишит человечество способности думать и убьет все живое.
Шестаков приподнял тяжелую соусницу, покрутил ее в руках, отодвинул на другой край стола и поднял глаза на Марью.
– Мне в детстве снился страшный сон. Будто бы я очень умный машиночеловек, которому не страшны никакие катаклизмы, и я предупреждаю ученых, чтобы они не проводили какой-то опасный эксперимент. Но меня никто не слушает, и однажды все случается ровно как, как в моих прогнозах. Происходит страшная катастрофа, никто не успевает спастись, и только я один проснулся утром на пустой выжженной планете, засыпанной пеплом… А недавно мне опять приснился этот сон. К чему бы?
Марья улыбнулась.
– Наверное, ты скоро встретишь новых друзей, выиграешь крупную сумму в казино и полюбишь женщину, станешь самым счастливым человеком на свете и умрешь глубоким стариком в окружении двух десятков благодарных учеников и восхищающихся тобой внуков и правнуков…
– Точно, – согласился Шестаков. – Когда-нибудь именно так все и будет. По моим оценкам, "Чингиз" не сможет лишить носителей вредоносных кодов профессиональных компетенций и большинства сложных навыков. Хотя я не исключаю, что очень многим придется учиться заново думать. Это трудно и неприятно – учиться думать. Но совсем не смертельно. И я не проснусь на засыпанной пеплом планете…