- В самом деле! - воскликнул маркграф и протянул руку. - Как странно, что приходится возобновлять знакомство здесь и сейчас.
Падре Рамон не взглянул на протянутую руку.
- Ничего странного нет. Вы командуете… этим предприятием?
Маркграф помрачнел и скрестил руки на груди.
- Да, здесь командую я. А что? - спросил он, делая шаг назад.
Падре Рамон запустил руку в складки сутаны и извлек пергаментный свиток. Высохшими пальцами распустил тесемки и развернул лист. На нижнем конце пергамента на бечевке болталась тяжелая красная печать. Иезуит поднял свиток повыше, словно собираясь читать, и взглянул на маркграфа.
- Это копия папской буллы. Мне ведь не нужно ставить вас в известность, что речь идет о булле "De tenebris temporalibus"?
Маркграф улыбнулся, и его жирные щеки образовали холмики, покрытые сетью полопавшихся капилляров.
- Зато хотелось бы услышать, на каких основаниях вы намерены цитировать буллу?
- Я не стану излагать эти основания, - падре Рамон не спускал с него глаз. - В вашем распоряжении двенадцать часов, в течение которых вы должны удалить своих людей, все снаряжение и следы своего пребывания до того хронологического пункта, который определим мы. Иначе последует отлучение от церкви силою власти, которая дарована мне данной буллой. Слушайте! - он щелкнул указательным пальцем по жесткому пергаменту, щелчок прозвучал как отдаленный выстрел, и начал торжественно зачитывать: - "De tenebris temporalibus et de itineribus par tempus legas instituendae sunt. Deus Patris et Filii et Spiritus Sanctus dicimus affirmusque…"
Казалось, весь мир застыл, слушая чеканные латинские фразы: "В соответствие с законами должны быть отныне оставлены мрачная тьма времени и путешествия через оное. Во имя Отца и Сына и Святого Духа определяем и объявляем мы…" Дон Мигель чувствовал, как в такт знакомым словам двигаются его губы.
- "…определяем и объявляем мы, что возможность путешествия сквозь время является даром Провидения Божьего и как таковой может использоваться только в соответствии с законами Божьими; сие должно быть подведомственно предписаниям организованной корпорации из честных, неподкупных и рассудительных людей на условиях, которые ныне и в будущем излагаются папским декретом и в соответствии с мнением тех сотрудников, которые назначаются нами для соблюдения сих условий ныне и в будущем. Да будут приняты соглашения между нациями и перед лицом Божьим, с тем, чтобы возможность путешествия во времени использовалась на пользу человечества и на расширение знания - дабы мы учились еще лучше понимать и восхвалять труды Творца нашего, и да будут подвергаемы наказанию те, кто злоупотребят сей тайной с целью зла".
Маркграф терпеливо ждал, пока падре Рамон свернет потрескавшийся пергамент.
- Скажите, падре, где же то зло, на которое вы ссылаетесь? - спокойно спросил он.
Слова были достаточно нейтральны, но в тоне слышалась угроза.
Падре Рамон повернулся к спутнику.
- Не мучайте себя вопросами, сын мой, - тихо посетовал он. - Вскоре вы все поймете. - И, обращаясь к маркграфу, добавил: - Можем мы поговорить без помех?
- Да, естественно! В моей палатке, внизу. Я позабочусь, чтобы нам не мешали, и никто не подслушал!
Фон Фойерштайн на секунду замешкался, пытливо глядя в лицо иезуита, потом резко развернулся и пошагал вниз по склону. Надзиратели потянулись за ним, он через плечо грубо приказал прервать работы, пока те не получат новых инструкций.
- А теперь оправдывайтесь! - сказал маркграф, запахивая полог своей пестрой, богато украшенной палатки. На ней был выткан герб Хронокомпании - серебряный циферблат на черном фоне, где цифры располагались против движения часовой стрелки.
- Мне кажется, что оправдываться полагалось бы, скорее, вам, нежели мне! - возразил падре Рамон.
- Вы процитировали буллу. - Маркграф энергично покачал головой и плюхнулся в кресло. - Я могу выбирать между сотрудничеством и враждой. Так что помогите мне сделать выбор.
- Как пожелаете, - иезуит оперся острыми локтями о стол. - Сразу скажу, что мы здесь появились не для того, чтобы браниться из-за нескольких тонн золота и серебра, выкраденного вами из земли, которая через несколько столетий станет территорией Империи на основании соглашения с мохауками. В данный момент пираты вроде вас могут вполне законно притязать на золото, как и мохауки. Их здесь не было… точнее, их здесь нет, и я сомневаюсь, что они в данный момент существуют как союз племен.
Смущенный Фридрих хотел возразить, но иезуит поднял руку.
- Выслушайте меня до конца! К слову о мохауках: для нашего королевства они союзники ненадежные, это ни для кого не тайна. Но это еще не значит, что они станут вашими друзьями.
Маркграф отстраненно смотрел в стенку палатки. Дон Мигель перестал делать вид, будто понимает, о чем говорит дон Рамон, он был в полном недоумении. Какое отношение имел союз с мохауками и Империей к этой бесстыжей эксплуатации полезных ископаемых в другом времени?
- Что ж, вы оказались в опасной близости от нарушения Пражского пакта. Если бы его сознательно не составляли так, что его невозможно нарушить ни при каких обстоятельствах, вы бы его уже нарушили. Но мы бы хотели, чтобы пакт нарушен не был.
- Очень тонко! - признал маркграф. - Прямо какое-то буквоедство.
- Неужели вы сознательно пытались нарушить Пражский пакт? - резко спросил падре Рамон.
- Естественно, нет! Как вы сказали, он составлен так, что практически не может быть нарушен.
- Но вы полагаете, что можно разрушить альянс между мохауками и Империей? - отреагировал иезуит.
Последовало ледяное молчание. Наконец фон Фойерштайн поднялся и с деланным смирением сказал:
- Ну, хорошо. Я прикажу очистить место и прерву операцию…
Как бы то ни было, но план иезуита сработал, хотя Наварро так и не понял - почему. Падре Рамон поручил ему наблюдать за эвакуацией снаряжения чужаков. Экспедиция Хронокомпании собиралась возвращаться в свое время с большой неохотой. Писари предоставили списки имущества, и дон Мигель ставил против каждого наименования птичку, пока в его голове не смешались буры, кирки, сита, лопаты, долота, ломы, пилы, топоры и топорики, карабины, патроны и пачки с порохом.
Желоба для промывки и отстойники были порублены на куски и сложены в огромный костер, палатки - свернуты; крепежные леса удалены из штолен, и даже гвозди выдернуты, откуда только возможно, и собраны в мешки для доставки в двадцатое столетие. Переругиваясь, люди с мрачными лицами вкалывали до седьмого пота, а когда наступили сумерки, исчезли туда, откуда пришли.
Задержались только падре Рамон и дон Мигель, у которого наконец-то появилась возможность задать вопрос, который мучил целый день.
- Падре, ради всего святого, что вы сделали для того, чтобы маркграф отказался от добычи серебра и золота? Я просто не могу понять, чего они хотели, и что вы имели в виду, когда сослались на альянс между мохауками и Империей. И почему они тут же сложили пожитки и отправились по домам, если нас было только двое, а их больше двухсот?
- Меня это не удивляет, - падре Рамон поморщился. - Хотя признаюсь, что и сам не ожидал такого блестящего подтверждения своей теории. Мои предположения о причинах авантюры Конфедерации были гаданием на кофейной гуще.
В темноте исчез последний чужак, лица имперцев обдала волна жара, побочный эффект перемещения во времени.
Падре Рамон стоял неподвижно, как статуя.
- Есть у вас списки? - наконец спросил он.
- Да.
- Тогда пойдемте со мной. Они направились ко входу в штольню, которую через тысячу лет Пора Псов показал дону Мигелю. Она была прикрыта каменной плитой, но камень был поставлен недавно, и потому сдвинуть его было несложно. Иезуит надавил плечом, и, прежде чем Наварро кинулся ему на помощь, каменный блок уже стоял в похожей на тарелку выемке.
- Зажгите спичку!
Дон Мигель повиновался, спичка зашипела в его руке.
- А теперь ступайте в штольню. Тщательно осмотрите пол вдоль стен по периметру.
Окончательно сбитый с толку, Мигель сделал, что было велено. Он не нашел ничего, кроме следов горнорабочих и отметин инструментов на стенах. Только вернувшись к выходу из штольни, он понял, на что намекал падре Рамон.
- Его здесь нет! - крикнул он, выбрасывая обгоревшую спичку и выходя наружу.
- Вы имеете в виду это? - падре Рамон извлек из кармана обломок бура, который Пара Псов передал дону Мигелю - ключ ко всей истории. - Этого я и ожидал. До отъезда из Лондреса я велел… скажем так, провести определенное расследование некоему достойному доверия агенту. Я могу с уверенностью сказать, что этот наконечник был куплен в позапрошлом году в аугсбургском магазине. В наше время, естественно. И приобрел его мохаук.
Он подбросил обломок и поймал на лету.
- Поставьте, пожалуйста, плиту на место, сын мой. Думаю, что пора задать пару вопросов вашему любезному другу, управляющему… Его имя, кажется, Пара Псов? Мне кажется, что он не тот человек, за кого себя выдает. Он намного опаснее, чем можно было предположить.
- Но ведь я этого не знал! - пылко сказал дон Мигель, упираясь плечом в каменную плиту. - Я держал в руках список снаряжения и проверил, совпадает ли число наконечников буров, которые они сюда завезли, с числом увезенных!
- Да, я внимательно следил за этой фазой вашей проверки. У вас есть много достойных восхищения качеств, и среди них - способность восстановить общую картину по паре деталей. Но вы часто невнимательны к мелочам… Разве не так? - он подмигнул. - А сейчас поторопитесь. День и так был достаточно длинным, а ведь нужно еще перевалить кряж, вернуться в свое время и глянуть в глаза Паре Псов.
Глава седьмая
Человеку, который отправляется на тысячу лет назад, но в более позднее время дня, кажется, будто он движется вперед, а если при возвращении из позднего времени перемещается в более раннее, то создается впечатление, что он движется назад. Это одно из непривычных свойств путешествия во времени. Именно поэтому появление в сияющем полуденном свете 1989 года из вечерних сумерек 904 сбивало с толку.
Их уже ждали сотрудники Службы во главе с доном Родриго, который, возможно, чтобы загладить вчерашние споры с падре Рамоном, не стал с места в карьер пускаться в расспросы, а усадил их в тенечке и послал людей за вином и едой.
Это было весьма кстати. Сделав большой глоток вина, охлажденного в ручье, Наварро почувствовал прилив сил. Он отклонил навязчивые предложения дона Родриго закурить трубку и осмотрелся. Рядышком сидели дон Артуро и дон Филиппе, инквизитор брат Васко и еще несколько, а возможно, что и все сотрудники-мохауки. Еще бы - был убит Серый Конь, один из них. Дон Мигель припомнил, что убийство даже не упоминалось в беседе с маркграфом, и подумал, что индейцам это не понравится.
- Итак, падре Рамон, чем нас порадуете? - надменно спросил дон Родриго.
- Дело улажено, - доложил иезуит. - Интервенты прекратили работы, и дело закрыто.
Все молча ожидали, что он продолжит рассказ. Когда стало ясно, что продолжения не будет, дон Родриго сказал: "Однако".
- Никаких "однако", сын мой. Я уже сказал - дело закрыто.
Мохауки обменялись удивленными взглядами, а один что-то пробормотал соплеменнику, и тот быстро удалился. Дон Мигель пытался проследить за ним взглядом, но его отвлек брат Васко.
- Однако… падре! - взорвался он. - Вы даже не сказали, кто они были!
- Группа дезориентированных авантюристов из Конфедерации. Когда их разоблачили, они бросились по домам с поджатыми хвостами, словно дворняжки, которых наградили пинком. Они наверняка больше не станут нас беспокоить.
Дон Мигель видел, что иезуит с трудом сохраняет спокойствие, но понимал и слушателей, которые жаждали узнать, получили или нет интервенты по заслугам.
- Этого недостаточно! - прошипел мохаук, который недавно отослал соплеменника с неведомым поручением. - Как быть со смертью Серого Коня?
- Личность убийцы известна. Мы потребуем от Конфедерации полного удовлетворения.
Люди загудели, недовольные. Мохаук заговорил снова.
- Это позор! Какое может быть удовлетворение за жизнь доброго друга и храброго мужа?
Его слова поддержали одобрительными выкриками.
- И, кроме того, падре, - вмешался дон Филиппе, - остается кража золота, что является темпоральной контрабандой.
- Да к черту ваше золото и серебро! - заорал мохаук. - Нас интересует судьба человека, которого самым жестоким образом убили!
И тут дона Мигеля осенило. Единственным оправданием того, что он дважды в день не заметил очевидного, служила жуткая усталость.
- Филиппе! - крикнул он, вскакивая, и Бассо резко повернулся. - Меч, быстро! Идем со мной на гору!
Он грубо оттолкнул прочих сотрудников. Приятель шел за ним вплотную.
- Погодите, вы, там! - взревел мохаук и загородил дорогу дону Мигелю. - Мы хотели бы услышать, а что скажете вы!
Наварро потянулся к мечу, но пока он не имел никаких доказательств, поэтому просто уперся в грудь индейца, сделал подсечку и швырнул его на землю. Все оторопели, только дон Родриго, похоже, что-то сообразил.
- Держите его! - крикнул ему дон Мигель. - Вызовите подмогу и арестуйте его товарищей! Не позвольте им преследовать нас! Один уже исчез, и мы можем не успеть!
Он помчался к дому Пары Псов. За спиной слышались крики мохауков и топот ног дона Филиппе, он не оглядывался.
Они опоздали.
Возле глинобитного дома, в котором остановился Наварро, стоял в пестром серапе Томас. Лицо его было непроницаемым. Он приставил ладонь козырьком ко лбу и следил за облачком пыли на дороге, ведущей к побережью. В пыли можно было разглядеть двух всадников, но не на медлительных осликах, а на лошадях чистых кровей, скакавших так, будто за ними гнался сам дьявол.
- Мигель, - спросил дон Филиппе, - что это значит?
- Птички улетели… и в их распоряжении весь континент и океан, чтобы укрыться! - дон Мигель разочарованно качнул головой. - Выбери несколько человек, дай лучших лошадей и отряди погоню! Один из беглецов - Пара Псов! Он, вероятно, самый опасный человек во всем мире.
Дон Филиппе смятенно воздел руки в небо, повернулся и вскрикнул от ужаса. Наварро оглянулся. Потрясенный, он увидел, что в ущелье поблескивают мечи, и некоторые уже окрашены кровью… и красное пятно расползается по серой сутане худощавого человека, сидевшего в тени навеса.
- Падре Рамон! - завопил дон Мигель и выхватил меч. Вместе с приятелем он кинулся вниз по тропинке…
- Он же сам мне сказал это!… - мучился дон Мигель, закрывая кожаную фляжку с водой. - Пара Псов выложил мне все предельно ясно, а я, дуралей, не понял.
- Что он вам сказал? - ретиво спросил дон Артуро. Он и другие сотрудники, за исключением мохауков, ловили каждое слово Наварро, словно это были перлы вечной мудрости. Теперь они полагались на его мнение, как раньше доверяли любому слову падре Рамона.
Но иезуит был мертв, и не он один…
Они не догадываются, как мало я на самом деле знаю, и что в своих предположениях не уверен, думал дон Мигель. Но он не имел права раскисать, сейчас на него были устремлены все взоры.
- Он объявил мне, что называть его мохауком, все равно как мне себя - испанцем, - уныло сказал Наварро. - В моих жилах течет испанская кровь, я говорю по-испански и ношу испанское имя. Но я не испанец, я - гражданин Империи и, возможно, никогда не ступлю на землю Испании. И Пара Псов не мохаук. Историческая случайность, что мы называем именем племени, чьи охотничьи угодья расположены за тысячи миль отсюда, всех индейцев. В жилах Пары Псов течет больше крови других племен, которые такие же гордецы, как и мохауки, и смертельно оскорблены, что из-за вторжения европейцев утратили свою племенную принадлежность. Мы говорим "мохаук", потому что некогда сами превратили это племя в грозу континента, а те подчинили племена сиу, кри, чероки и апачей… Их дюжины, дюжины отдельных народов! Но победили мохауки не численным превосходством или храбростью, главная причина - ружья, которые мы им вручили, арабские кони и фургоны, которые везли через весь континент их оружие и патроны.
Предположите, что мы поднялись бы до ранга первой европейской державы не потому, что были умней и храбрей других народов, а потому, что нам покровительствовали мавры!… Думали бы вы тогда, что французы, англичане и голландцы действительно считаются с нами, или понимали, что они боятся мести мавров?
Он глядел на коллег: понимают ли они, что он хочет сказать?
Дон Родриго поглаживал левую руку, он был ранен сотрудником-мохауком.
- Вы говорите, что они ненавидят нас, потому что не все по происхождению чистые мохауки? - недоверчиво проворчал он. - Но я годами работал в Нью-Мадриде с туземцами, сотрудниками Службы. Конечно, некоторые были больше могикане, чем мохауки, другие онейда, сенеки и алгонкины. Но это не мешало нам всем хорошо относиться друг к другу.
- Индейцы - гордые люди, - вздохнул дон Мигель. - Они не подают вида, что чувствуют себя униженными, это противоречит их кодексу чести. Но они накрепко запоминают обиды, и рано или поздно наступит день, когда потребуют от нас платить по счетам. - Он взглянул направо, к ним приближался брат Васко. - Если мои слова неубедительны, то сейчас вы кое-что услышите в подтверждение моих слов.
- Он жив? - спросил он инквизитора.
- Человек, который пытался помешать преследовать Пару Псов? - брат Васко опустился на стул и кивнул. - Он ранен нетяжело и говорить может. А то, что я сумел узнать, это… Дон Мигель, должен признаться, его слова повергают меня в ужас!
- Рассказывайте!
- Еще до того, как я занялся расспросами, мне сообщили, что его зовут Красное Облако. Но после того как я ввел ему кое-какие транквилизаторы и, как водится, спросил имя, чтобы проверить: развязался ли его язык, - он признался, что его зовут Кровавый Топор!
- И сейчас он не способен лгать?
- Да, я затем и пришел, чтобы это сообщить.
- Тогда поспешим к нему, чтобы узнать правду об этом кошмаре! - дон Мигель вскочил и зашагал к палатке, где допрашивали раненого мохаука.
Новейшие методы допроса, применяемые Святым трибуналом, были крайне изощренными, разнообразными и необычайно действенными. Пара Псов? Это фальшивое имя, объяснил раненый и был уже не в состоянии остановиться.
- Его настоящее имя - Сто Скальпов, но обычно его называют Расщепленное Дерево.
- Так звали одного студента, который учился несколько лет назад в институте мексикологии! - вспомнил один из сотрудников, подчиненный дона Родриго, рожденный в Новом Свете, но не мохаук.
Все сходилось…
Слова Кровавого Топора удивительно совпадали с опасениями, которые высказал перед смертью падре Рамон, и укладывались в стройную систему в голове Наварро. Как всегда, выяснилось, что корни кризиса кроются в трясине алчности.