После трех "киров" он с этим более или менее справился, опустив все, что касалось русской матери, сестры, поступающей в Гагаринский институт, и, конечно, истинных причин отъезда отца из Америки. Зато пересказал подробности парижской ночной жизни и поездок на Лазурный берег, упомянув и общение с изощренными француженками.
– Что же ты делаешь в старой, скучной Калифорнии?
К этому времени они были совсем тепленькие и Эйлин голой рукой обнимала его за плечо.
– Я поступлю в американский университет. В Лос-Анджелес или Беркли, еще не решил.
– Ну ты даешь! Конечно, в Беркли! – воскликнула Эйлин. – К черту Л-А! Я там выросла и лето провожу там у родителей. Тамошние парни – это шайка гринго, ты там всех возненавидишь!
– Ну…
– Слушай, а ты не хочешь накормить меня обедом и послушать обо мне?
– Конечно, – ответил Бобби.
– Колоссально! А вот тебе задаток. – Тут Бобби получил такой поцелуй, что воспалился окончательно.
Они отправились в китайский ресторан, и там за свининой му шу, омаром в черном бобовом соусе и яйцами фу юнг Эйлин взяла разговор на себя. При этом она ловко управлялась одной рукой с палочками для еды, а другой под столом держала Бобби за бедро.
У родителей Эйлин Спэрроу свой дом в Беверли-Хиллз, а сейчас отец, агент по продаже недвижимости, хочет приобрести участок в Нижней Калифорнии. Возможно, скоро так разбогатеют, что переберутся куда получше. Из этого, конечно, не следует, что она сама – гринго. Родителей ведь не выбирают, так? Она поступила в прошлом году в Беркли и сейчас специализируется по английскому языку. Она там сошлась с красными, они не шовинисты-гринго, и настоящий француз из Парижа, особенно если он тоже немножко американец, им очень понравится. Она едет в Беркли в следующий понедельник, а до этого Бобби может пожить в комнате Тода – брат сейчас в армии… А маме с папой они скажут, что Бобби ее однокурсник, и ради всего святого, чтоб он не ляпнул, что был в Европе: папаша ненавидит европешек. И надо обязательно надеть "доджера", папа обожает тип-топ, экстра-класс…
– Отлично! – сказала она за миндальным печеньем. – Давай плати, а то нас не выпустят, и пойдем ко мне, хватит!
Бобби еще не встречал такой девушки и никогда не мечтал о такой девушке, чтобы она сама заплатила за выпивку, сама познакомилась и сама потащила его к себе.
Комната, кстати, была самая обычная – телевизор, шкаф, два ночника и водяная кровать, но Бобби не воспринимал обстановки. Он ошалел, возбуждение достигло болезненного предела, и, казалось, сейчас все у него лопнет.
Едва закрыв дверь, они свалились на кровать, и вскоре Бобби осознал, как неправдоподобно, восхитительно происходящее, он хотел, чтобы это длилось вечно.
– Неплохо, – одобрила и Эйлин. – Можно бы чуть подольше, но для начала неплохо…
Любовью на разные лады они занимались довольно долго. Бобби чувствовал себя хоть и расслабленным, но мужественным и готовым на большее. Лежал рядом с ней, сонный и довольный, и вдруг рассмеялся.
– Ты что, Бобби?
– Я подумал, – ответил он, – что в Париже всегда мечтал поехать в Штаты и узнать, что такое быть настоящим американцем. И вот я здесь, и чему я учусь?
– Ух, какой ты лапушка! – взвизгнула Эйлин. – В Беркли тебя полюбят, лягушонок-гринго!
Билли Аллен: Я не понял, сенатор…
Карсон (республиканская партия): Еще не сенатор, Билли. Народ великого штата Техас будет голосовать за меня только в ноябре.
Билли Аллен: Ну хорошо, конгрессмен или будущий сенатор, кто бы вы ни были, Гарри, как могло получиться, что мы скупили облигации мексиканских займов, хотя известно, что они в цене туалетной бумаги? И почему вы поддержали эту безумную идею, тем более в год выборов?
Карсон: В противном случае пострадали бы многие банки и частные вкладчики в Техасе.
Билли Аллен: Но это сделано за счет налогоплательщиков! Многие просто потрясены тем, что мы помогаем стране, притесняющей американцев в Нижней Калифорнии. И люди убеждены, что мексиканцы не выполнят своих обязательств и нам придется все расхлебывать. Я хочу сказать, не…
Республиканец Карсон: Мы не Объединенная Европа, а Мексика не США. Если у них не найдется наличных, мы всегда возьмем свое на оплате торговых сделок, а может, и недвижимостью.
Билли Аллен: Вы имеете в виду вторжение в Калифорнийский залив?
Республиканец Карсон: О, я бы не стал называть это вторжением, Билли. В конце концов, если вам заложили недвижимость и владелец не выплачивает положенного, единственный способ защитить свои интересы – это забрать свое имущество, не так ли?
"Ньюспик", ведущий Билли Аллен
XIV
Эйлин страшно удивилась, услышав, что у Бобби нет водительских прав, даже европейских; впрочем, они скорее всего сослужили бы плохую службу.
– Ишь, шумный-умный! – заявила она, когда Бобби хотел сесть за руль. – Это тысяча долларов штрафа и тю-тю права на три месяца! Папочка меня просто убьет!
Машину – маленький двухместный "шевроле-электроспорт" – пришлось вести ей самой; когда спидометр показал сто миль в час, она велела Бобби "убрать руку откуда не надо". Выехав на шестиполосную автостраду в сторону Лос-Анджелеса, они словно пересекли невидимую границу. Машин стало гораздо больше, в правом ряду потянулись тягачи, груженные военной техникой. А в небе жужжали патрульные вертолеты, военные самолеты с грохотом рвали воздух на сверхзвуковой скорости.
Через сорок минут после Сан-Бернардино пошли рекламные щиты, потянулись первые домики, проволочные заборы заводов, торговые центры с автостоянками. И смог, словно густая пелена, начал смазывать очертания пейзажа.
– Добро пожаловать в Лос-Анджелес, – пропела Эйлин.
– Это уже Л-А?
Эйлин рассмеялась.
– Можешь считать, да. Дальше будет все то же и еще хуже! Так оно и оказалось. Бобби почувствовал в воздухе нечто новое, с чем он еще не встречался в Америке, и это был не только смог. Еще и сплав маниакальной энергии, лихорадочного движения и безумного желания любой ценой немедленно достичь цели.
– Не похоже на Восток, – пробормотал Бобби.
– Похоже на Южную Калифорнию, – засмеялась Эйлин. – Запомни, это не похоже ни на что. Это другая планета, это деньги ! Пока япошки и европешки разоряли и раскупали остальные штаты, все золото соскользнуло сюда. Видно, карту Штатов приподняли за уголок – за штат Мэн. Там черт-те что, а здесь делают все! Мировая столица шоу-бизнеса. И биотехнологии, к которой правительство никогда не подпустит иностранцев. – Взгляд ее стал злобным. – Но главное, почему здесь золото, – это война! Деньги правительство высасывает по всей стране, а выходит эта труба здесь. Так повелось еще с тех времен, когда добрый старый Ронни Рейган перестал сниматься в ковбойских фильмах. "Космокрепость Америка"! Эдвардс! Ванденбург! Бомбардировщики! Танки! Напалм! Оружие! Мы вытаскиваем его отовсюду и отправляем в Латинскую Америку, там это все сгорает, и они приезжают за новой, еще большей партией. Патриоты-гринго набивают карманы звонкой монетой!
– Ужасно, – пробормотал Бобби.
– Рассказываешь! Ты еще не видел моего папашу!
Миновав еще одну огромную промзону, проторчав полчаса в чудовищной автомобильной пробке, миновав Беверли-Хиллз с его роскошными отелями и невероятно дорогими магазинами и ресторанами, они наконец еще раз свернули на юг и попали в другой мир: безукоризненно прямые тенистые улицы, большие ухоженные дома – в стиле Тюдор, в псевдоиспанском стиле, даже в средневековом. На протяжении нескольких кварталов – ни табачной лавки, ни кафе, ни магазинов. И почти нет людей на тротуарах.
Они подкатили к фантастическому строению; спроектировать такое мог сумасшедший иллюстратор детских книжек. Двухэтажный замок эпохи Тюдоров с башенками и парапетом. У входной двери – имитации подъемного моста, лебедки и цепей.
– Я девушка скромная, – сказала Эйлин, нажимая кнопку звонка, спрятанную среди медных выкрутас, – но такого дома больше нигде нет.
За дверью мрачно ударил чуть не Биг Бен, и спустя несколько мгновений на пороге появилась средних лет дама в асимметричной красно-зеленой юбке и такой же блузе без рукавов. Ровный искусственный загар, прическа, напоминающая римский шлем.
– Эйлин! – воскликнула она и поцеловала дочь в обе щеки. – Киска-кис! А это кто? – Она недоверчиво повернулась к Бобби.
– Это Боб Рид, мой однокурсник из Беркли, он навещал родных на Востоке, и сейчас едет назад, и я сказала, он может у нас остановиться, пока мы не двинем дальше, и все будет в порядке…
– В комнате Хода, – промолвила миссис Спэрроу довольно холодно.
– Ну, мам, – застонала Эйлин. – Я же не притворяюсь девственницей.
– В комнате Тода!
– Все в порядке, миссис Спэрроу! – поскорее сказал Бобби. – Ваш дом – ваши правила.
– Какой приятный молодой человек! – Миссис Спэрроу одарила Бобби вымученной улыбкой и пустила их в дом.
На большом кожаном диване в затемненной гостиной сидел напротив видеоэкрана подстриженный воинственным ежиком человек в зеленой куртке без рукавов и защитного цвета шортах.
– Привет, па! – Это Бобби, он возвращается в Беркли. Он остановится у нас. Бобби, это папа.
Мистер Спэрроу поднялся с дивана и пожал руку гостю.
– Дик Спэрроу. Я смотрю тут новости, все неплохо! Вы не против – досмотрим до конца? – Был он высок, широк в плечах и выглядел весьма спортивно, несмотря на намечающееся брюшко.
Бобби сел в дальний от хозяина угол дивана, Эйлин расположилась между ними. Диктор вещал с экрана с мрачной торжественностью в голосе:
"У мексиканского правительства есть всего месяц для необходимых внешнеэкономических операций по выплате долга либо для предложения приемлемой альтернативы…"
– Альтернативы! – завопил Дик Спэрроу. – Например, пять миллионов тонн дерьма?
На экране возник авианосец в окружении крейсеров и эсминцев.
"Одновременно, – продолжал диктор, – в Сан-Диего прибыли подразделения Тихоокеанского флота. Как нам сообщили, они получат подкрепления морской пехоты и восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии…"
На экране разрывы снарядов терзали песчаные дюны; морская пехота высаживалась на берег; самолеты-штурмовики на бреющем полете расстреливали безжизненное побережье.
– Что происходит? – изумленно спросил Бобби.
– Что происходит? – Дик Спэрроу пристально на него посмотрел. – Где ты был, мальчик?
– Уф. Я… был в пути!
Спэрроу неодобрительно покачал головой.
– Происходит то, что мы наконец решили войти!
– Войти? Куда войти?
– Ты что, серьезно, парень? Ты не знаешь? Мы шлем в Залив наших маклеров! Правительство скупило мексиканский долг по двадцать центов за доллар; по-моему, это еще дорого. Сейчас фасольникам придется раскошелиться. А если они не потянут, а они не потянут, у них нет денег даже на собственную армию, мы заберем Залив в качестве компенсации!
"В Мехико президент отказался от комментариев, – вещал экран. – Министр обороны Мексики уверяет, что территориальная целостность страны будет защищена…"
– Хлопушками! – погрозил экрану Дик Спэрроу. – Фасольники не продержатся и недели, ставлю в Вегасе шесть против четырех!
Военно-дипломатические демарши хозяина были прерваны его супругой: миссис Тони Спэрроу вошла с подносом – бутылка, солонка, низенькие бокалы и тарелочка с нарезанным лимоном.
"Одновременно в Страсбурге Европарламент принял…"
– Долбаные европешки! – завопил Дик Спэрроу. – Они тоже свое получат!
"В напряженной гонке на приз Американской Лиги, – спокойно продолжал ведущий, – Конакава одержал победу в девятом заезде, и таким образом Майами…"
Дик Спэрроу хлопнул по кнопке, и экран погас. Он разлил по стаканчикам крепко пахнущую жидкость, лизнул руку, посыпал это место солью, снова лизнул, опрокинул стопку и впился в лимон.
– За великую Калифорнию! – провозгласил он.
– Папа скупает пустыню к северу от Энсенады, – пояснила Эйлин.
– Уж можете в это поверить! – подтвердил хозяин. А что, Бобби, у твоих родителей есть деньги? Я могу устроить вам сотню акров всего в семидесяти милях от Ла Паса, но надо поторопиться, потому что лучшее давно продано, а когда наши мальчики войдут…
– Папа!
– Давай-ка, сынок, выпей! – Дик Спэрроу вручил Бобби стопку и солонку. – За смелых парней, которые принесут нам богатство! За большую Калифорнию! За большие события!
Бобби поморщился, но все же посолил руку, лизнул ее и опрокинул в себя весьма крепкую жидкость, после чего тоже впился в лимон. И не стал отказываться, когда хозяин разлил по второй. Бобби понял, что здесь это будет ему необходимо.
…Обед состоял из огромных порций салата – в основном из незнакомых Бобби тропических фруктов, жареного цыпленка в остром коричневом соусе, шоколадного торта и жутких сентенций оголтелого господина Дика Спэрроу.
После обеда миссис Спэрроу показала ему комнату Тода на втором этаже, увешанную плакатами и фотографиями военной техники. Потом они вчетвером посмотрели кошмарный фильм "Война за свободу" – еще одну версию современной истории, согласно которой Америка одержала победу во Вьетнаме благодаря вполне законному применению тактического ядерного оружия. Дик Спэрроу не умолкал; он орал насчет недвижимости в Латинской Америке, европейского загнивания, американского возрождения, золотого будущего Калифорнии и чтоб япошек поставить на место.
Наконец супруги Спэрроу удалились, оставив Бобби и Эйлин одних.
– Ну и дела, – пробормотал Бобби.
– Папа хорош, а?
– Как ты все это терпишь?
Эйлин рассмеялась:
– Не так уж и терплю. С чего б я, по-твоему, училась в Беркли?
– Пробудем в Л-А еще три дня, и я кое-что тебе здесь покажу; будешь знать, по крайней мере, какая чаша тебя миновала, – сказала Эйлин после завтрака. – Начнем с университета.
Они прошли немного пешком, спустились в подземку и вышли через две остановки напротив входа в обширный кампус*.
*Кампус – территория и здание университета.
– Все задумано так, – пояснила Эйлин, – чтобы приучить студентов пользоваться подземкой, но уважающий себя троянец скорее погибнет, чем поедет на чем-нибудь, кроме собственной машины.
– Троянец?
– Это название бейсбольной команды. Наверное, по имени какого-то древнегреческого шовиниста? А еще это марка презервативов, правда?
Лос-Анджелесский университет являл собой огромное скопление низких зданий и невысоких башен; походило это скорее на заводскую территорию, чем на студенческий центр, как представлял его Бобби. Мрачного вида мексиканцы средних лет за несколько долларов возили студентов из здания в здание на велосипедах с колясками.
– Почему они сами не ездят? – спросил Бобби. – Университет действительно огромен!
– На велосипедах-то? – воскликнула Эйлин. – Это тебе не третий мир, здесь живут американцы. Гринго!
Побродив по городку, они позавтракали чем-то отвратительным в одном из университетских кафетериев.
– Это отобьет у тебя последнее желание тут учиться, – сказала Эйлин.
Бобби уже начал кое-что понимать. Гигантский кампус был набит битком: в нем училось около шестидесяти тысяч человек, по большинству – выходцы из стран третьего мира. Аккуратно подстриженные, в джинсах или шортах и фирменных "троянских" рубашках, они группами, с мрачным видом, маршировали из здания в здание. Поражало количество студентов в военной форме – многие оплачивали четыре года учебы четырехлетней службой в армии.
– Это не совсем то, что я ожидал увидеть… – пробормотал Бобби.
– А что ты ожидал?
– Не знаю. – Он пожал плечами. – Это больше похоже на какую-то фабрику.
– Так оно и есть! – согласилась Эйлин. – Фабрика по превращению инженеров, техников, солдат и всех прочих в колесики Большой Машины Зеленых Бумажек.
Назад возвратились тоже на метро. Матери не было дома – уехала за покупками или еще за чем-то, и они смогли заняться любовью в комнате Эйлин, что несколько скрасило им время. Но мысль о предстоящем обеде наполняла Бобби ужасом.
– Ладно, поедем в город, – согласилась Эйлин.
Они побывали в огромном Чайна-тауне* – скопище восточных лавок, голографических шоу и китайских ресторанчиков, вкусно поели. Прошлись по Голливудскому бульвару, глазея на кинозвезд, гуляющих по тротуарам.
* Чайна-таун – "китайский город" – принятое в США название кварталов, заселенных китайцами.
– Поездка сюда не считается, – заявила Эйлин, – если не посмотреть Малхолэнд Драйв.
Они покатили дальше, в горы, через Голливудские холмы – цепь невысоких гор, застроенных странными домами, иногда висящими над обрывами ущелий. Малхолэнд Драйв оказался дорогой, идущей высоко вверху, по хребту Санта-Моника. Она протянулась отсюда до океана и тоже шла над обрывами. Одно из последних мест в окрестностях Лос-Анджелеса, где ловкачам не дали понастроить всякой халтуры, объяснила Эйлин. Она была убеждена, впрочем, что папаша сюда вот-вот прорвется. Эйлин остановила машину на утрамбованной несколькими поколениями автомобилистов площадке. Они вышли.
Темные плечи гор опускались в обширную долину, от края до края усыпанную миллионами сверкающих огоньков, словно гигантская светящаяся медуза. Нескончаемыми потоками неслись навстречу друг другу красные и белые огни автострады. Над всей долиной сияло золотое зарево, вытесняя черноту ночного неба. И там, в вышине, медленно плыли огни самолетов и вертолетов.
Бобби казалось, что перед ним огромный, сотворенный человеческими руками организм – безмерный, полный энергии, пульсирующий и неизъяснимо живой.
– Ч-черт! – выдохнул Бобби, чувствуя победоносную и безумную силу этого зрелища.
В этот момент он понял, что такое – быть американцем; ощутил себя частью этой страны, ее судьбы, ее будущего – к добру или худу. Страны, сохранившей пусть искаженный и изломанный, но великий созидательный дух.
– Ну, поехали. – Эйлин дернула его за рукав и потянула в машину.
– Чего? – Бобби еще не пришел в себя.
– Поехали! Нам пора испробовать все, что здесь полагается!
– Чего там еще пробовать?
– Трахнуться в машине. Народ ездит сюда для этого уже сотню лет, понял?
Бобби несколько опешил – двухместная машина Эйлин была явно тесновата, но ему, уже в который раз, пришлось подчиниться.