"Пока западный мир наслаждается своей второй сексуальной революцией, в Африке гибнут миллионы людей, и динамика заболеваемости говорит о начале ухудшения ситуации", – после десятидневной ознакомительной поездки по Африканскому континенту заявил сегодня в ООН Ахмад Джамбади, Генеральный секретарь Всемирной организации здравоохранения.
"У Всемирной организации здравоохранения нет средств, чтобы решить эту проблему, – сказал он. – Говоря проще, мы не можем обеспечить поставку вакцины по твердым ценам. Западные фармацевтические компании должны пожертвовать необходимые средства из огромных доходов, которые они получают на своих местных рынках. Дело в том, что стоимость нужного количества вакцины составит десятую часть от их расходов. Поскольку СПИД больше не является главной проблемой развитого мира, больше нет пристойных предлогов к тому, чтобы мы закрывали глаза на ситуацию в Африке. Мы должны помочь всеми силами всемирного сообщества".
"Ле монд"
III
На адаптацию к разнице во времени у Джерри ушли сутки: Андре Дойчер помог ему с этим справиться.
Андре дал Джерри поспать четыре часа и ровно в час пополудни явился к нему вместе с официантом, который принес кофейник крепкого кофе. Андре распахнул гардины, чтобы солнечный свет разбудил Джерри, и вручил ему чашку кофе и пригоршню пилюль. Тот взглянул на эту медицину с явным подозрением.
– Двести единиц комплексного витамина В, грамм витамина С, пятьсот миллиграммов экстракта колы и триста – фенилолина, все честь по чести, – уверил его Андре. – Если хочешь посильнее, тоже имеется. ЕКА не требует от людей, чтобы они мочились в бутылочки, нам на все это наплевать.
Пилюли, две чашки кофе и горячий душ (ванная была размером с номер в обычном отеле) – и Джерри почувствовал себя почти человеком.
Когда Джерри в голубом купальном халате (отель "Риц") вышел из ванной, Андре сказал:
– Ну пока ты одеваешься, обсудим важное дело. Что едим на ленч? Ты предпочитаешь cuisine fine, cuisine bourgeoise, fruits de mer?
– Ты… э-э… может, знаешь местечко, где подают яичный бенедиктин? – пробормотал Джерри, притворяясь искушенным в таких делах.
Андре Дойчер наигранно возмутился:
– Полно тебе, Джерри! Первая еда мужчины в Париже должна быть достойным событием. Иначе мы оскорбим честь Франции и не потратим деньги ЕКА.
– Тогда выбирай сам, Андре, – сказал Джерри. – По правде говоря, я понятия не имею, что такое cuisine fine.
Вместо "ситроена" у отеля стоял маленький красный "альфа-пежо" – спортивная модель с откидным верхом. Этот тупорылый старомодный демон на бензиновом ходу принадлежал самому Андре.
– Экологический атавизм, peut ?tre , – признал он, – но я предпочитаю bagnole с треском, как говорите вы, американцы.
Как бы в доказательство, он учинил сумасшедшую гонку – с опущенным верхом. Автомобиль ворвался в поток машин и выехал на улицу, по ней – к проспекту, с одной стороны которого был парк, а с другой – аркады с магазинами. Они промчались по проспекту на большую площадь, по которой, обгоняя друг друга, неслись сотни машин, – все это напоминало грандиозное убийственное дерби, где никто не мог взять верх. Дальше, дальше – по мосту через Сену; на другой бульвар; потом в невообразимый лабиринт узких улочек; еще один бульвар; еще улочки; снова на проспект, но уже идущий вдоль набережной, и по нему к стоянке, которая, казалось, разместилась точно поперек перехода.
Джерри проснулся окончательно – да разве и могло быть иначе? – и, когда Андре провел его по шаткой лестнице к странного вида шатру, из которого вкусно пахло едой, он понял, что ужасно голоден.
– "Цыгане", – сообщил Андре.
Джерри подумал, что здесь не обязательно будет цыганская кухня – название еще ничего не значит.
Столики, накрытые белыми скатертями, располагались по всем правилам, на открытом воздухе; маркизы были свернуты, чтобы на столы светило солнце. Официанты во фраках так и сновали, то появляясь, то исчезая под таинственным шатром. Метр, который, казалось, знал Андре в лицо, выбрал им столик с великолепным видом на готические шпили и контрфорсы Нотр-Дам, по другую сторону реки.
– Настоящий цыганский ресторан, – сообщил Андре, когда им подали меню с витиевато написанными от руки французскими словами, для Джерри непонятными, как арабская вязь. – У них нет постоянного адреса. Бродят по Парижу, где-то проведут месяц, где-то – сезон. Сейчас они здесь, потом – в Люксембургском саду, на речном пароме или на Монмартре, и никто не знает, где они объявятся после того, как свернут шатер; их адреса нет в почтовом справочнике, они даже отказываются сообщить, куда переедут. Ходит слух, что в этой бродячей кухне стажируются шеф-повары других ресторанов, но здесь утверждают, что это мистификация.
Андре сделал заказ – сплошь деликатесы. Крошечные сырые устрицы в гнездышках из жареной гречки, лапша с грибами, печеный перец в белом крепком вине с зеленым луком, маринованным в уксусе. Тонкие ломтики кабаньего мяса под соусом из свежей малины с приправой из зеленой фасоли с тмином; красный стручковый перец, жареный лук, крошечные печеные картофелины, пропитанные каким-то маслом с тминным привкусом, а к ним – икра, очень крепкое бордо, и сверх всего суфле трех видов: шоколадное, апельсиновое и ореховое, каждое в своем соусе. Сыры. Печеные орехи. Кофе. Коньяк. И гаванская сигара Андре.
Когда они покинули ресторан, Джерри ощущал приятнейшую теплоту во всем теле. Он съел всего понемногу, и потому не было тяжести в желудке. Он с удовольствием принял предложение Андре чуток прогуляться вдоль Сены и по Сен-Жермен. "Небольшая прогулка" вылилась в трехчасовую ходьбу с тремя основательными передышками в уличных кафе; дважды они пили кофе и раз – ароматное ежевичное вино, называемое "кир".
Обитатели Южной Калифорнии плохо знают пешеходов. Опыт Джерри ограничивался десятком кварталов в Венеции, Вествуда, неряшливой Тихуаны и Сан-Франциско. Парижский Левый берег представлялся ему городом на чужой экзотической планете – но вместе с тем казался очень знакомым местом, как бы из полузабытых снов. На деле – из массы телевизионных программ и кинофильмов, в которых обычно показывали именно эту часть города. Она была так же знакома Джерри, как бульвар Голливуд, аллея Малхолэнд или проезд Венчер людям со всего света, никогда не подъезжавшим к Лос-Анджелесу ближе, чем на шесть тысяч миль.
Однако видеть Париж в кино – одно, а вот быть внутри него – совсем другое.
А если еще посмотреть на девушек!..
Не то чтобы парижские женщины поражали воображение сильнее, чем сказочные старлетки или проститутки Лос-Анджелеса – где женская красота везде, в любом кругу считалась главным условием успеха. Но в Париже эти соблазнительные создания принадлежали улице – они не ездили в машинах, а прогуливались по тротуарам, выставляли себя напоказ, сидя за столиками уличных кафе, – десятки, сотни на каждом шагу; это ошеломляло, казалось, что с ними очень легко познакомиться на любой улице Сен-Жермен.
Но они все говорили по-французски…
Разумеется, это не было неожиданностью для Джерри, но он привык ассоциировать неанглийскую речь с людьми извне – иммигрантами и иностранцами. Здесь он сам был пришелец. Французские парни, переходя от столика к столику, болтали с девушками или гуляли с ними по улицам, и делали это легко и раскованно. Так делал бы и он сам, если бы не был во Франции.
Джерри не успел углубиться в размышления о своей лингвистической беспомощности – Андре увел его на берег Сены. Они спустились по старой каменной лестнице к пирсу и сели на прогулочный катер, этакую малютку по сравнению с неуклюжими бегемотами, во множестве пыхтевшими по Сене.
– Безнадега, если считать это туристическим бизнесом, – сказал Андре, когда катер отчалил. – Но должен же кто-то поддержать безнадежное дело, правда?
Катер обогнул остров Сен-Луи, за Нотр-Дам вошел в главный канал под Пон-Луи, двинулся по Сене на запад, прошел под прекрасными мостами – мимо Тюильри, Лувра, музея Д'Орсе, Трокадеро, развернулся вблизи Эйфелевой башни и пошел вверх по реке к докам Пон-Неф.
Затем Андре устроил Джерри еще одну гонку к Эйфелевой башне. Они поднялись наверх, полюбовались закатом и огнями города – потягивая "кир", от которого у Джерри уже начали подгибаться колени.
– Я совсем скис, Андре, – сообщил Джерри, когда они вернулись к машине. – Мне бы забраться в отель и вздремнуть, я ведь спал всего четыре часа…
– Нет, нет и нет, – возразил Андре. – Еще нет восьми, а тебе нужно продержаться до полуночи, или ты не войдешь в ритм, поверь мне! Так… Рановато, но, полагаю, следует подумать об ужине.
– Я совсем не голоден…
– Что-нибудь простенькое, peut ?tre… А, точно, bouillabaisse в "Ле Дом". На сегодня – лучшее место в Париже, но в такой час мы прорвемся без предварительного заказа.
И вот очередная гонка по улицам Левого берега, потом пять минут – направо-налево по переулкам в поисках места для стоянки и еще четыре квартала пешком на подгибающихся ногах к бульвару Монпарнас – большая улица, вечерняя суматоха совсем другая, чем на Сен-Жермен, и, наконец, "Ле Дом", озаренный уютным теплым светом – сплошь старое дерево и медь, – но современный и элегантный. Здесь было шумно, но шум не раздражал ухо; ресторан вбирал в себя энергию улиц и усмирял ее. Джерри усадили, обиходили, и он, вдохнув пряный аромат буйабес, воспрял духом. Однако, одолев похлебку с полубутылкой белого вина, закусив малиновым муссом с шоколадной подливкой и рюмкой коньяку, Джерри снова скис.
– Ну теперь-то я могу поехать в отель? – уныло спросил он, очутившись в машине.
Андре покачал головой.
– Еще пару часиков, mon ami , и ты заснешь как убитый, а утром проснешься по парижскому времени, свеженький и готовый к настоящим развлечениям.
– Я этого не вынесу… – простонал Джерри.
– Двигаем в "Банд Дессине", а там уж твои глаза не просто раскроются, вытаращатся, – сказал Андре, и они снова понеслись куда-то, Джерри стал задремывать даже на ветру, в открытом автомобиле; эта поездка превратилась во что-то, не связанное со временем, словно его взяли и телепортировали неизвестно куда. Снова поставили машину, снова пошли пешком – по району развлечений, мимо неоновых реклам, обнаженных тел в витринах, шумных баров. Едва держась на ногах, Джерри прошел мимо швейцара и очутился – о, Господи – в вульгарном тихуанском шоу-баре!
Посредине зала на круглой сцене, освещенной лучом красного прожектора, потрясающая рыжеволосая красавица и черный лоснящийся атлет совокуплялись на красном плюшевом диване.
– Господи, Андре, куда ты меня привел? – спросил Джерри.
Андре рассмеялся.
– Суть вещей не познается с первого взгляда.
– Вот так, – сказал Джерри и начал присматриваться.
Довольно скоро он определил, что публика здесь чересчур приличная для секс-бара – почти все одеты модно, некоторые вполне солидно. Странно… И на сцене происходило странное: рыжая красотка за долю секунды обернулась Минни, подружкой Микки-Мауса, а чернокожего супермена сменил другой персонаж мультфильмов, пес Плуто. И пошло – диснеевские зверюшки толпой повалили на сцену и принялись вытворять черт знает что, и лишь тогда Джерри догадался, что это – голография.
– Триумф французской техники, – невозмутимо сказал Андре.
…Место рисованных персонажей заняли реальные – Мерилин Монро, президент США, Адольф Гитлер, римский папа и другие. Они напропалую совокуплялись друг с дружкой, и публика хохотала до упаду, особенно когда их сменили французские политики и коммерсанты. Джерри тоже веселился, но вдруг все опять изменилось – устроители шоу стали показывать, сколь прекрасной может быть плотская любовь. Оживали эротические барельефы индийских храмов и греческие статуи – боги и герои любили друг друга. За ними – фавны и нимфы с картин эпохи Возрождения, потом появились картины фламандской школы – тоже живые; изысканные японские гравюры; полинезийки Поля Гогена. Музыка была подобрана превосходно – от индийских мелодий до Баха и Равеля.
– Viva la France! – только и мог сказать Джерри Рид.
– Добро пожаловать в Европу, – отозвался Андре Дойчер.
Андре привез его в отель за полночь. Джерри кое-как добрался до номера, залез в постель и заснул мертвым сном на целых девять часов. Наутро он проснулся, чувствуя себя отдохнувшим и совсем не разбитым, заказал завтрак по телефону; это было не так просто – официантка сносно говорила по-английски, но не смогла понять, что такое сосиски и яйца всмятку, и Джерри пришлось обойтись окороком и омлетом с сыром. Он доедал круассон
с малиновым джемом и допивал вторую чашку кофе, когда, словно дождавшись этого момента, позвонил Андре Дойчер. Снизу, из вестибюля. Ему нужно вернуться к работе в ЕКА, и потому он привел гида на следующую пару дней.
Через три минуты постучали в дверь, и Джерри увидел Андре, а рядом с ним женщину. Охнул про себя: он был в халате на голое тело.
– Доброе утро, Джерри, – сказал Андре. – Это Николь Лафаж, она составит тебе компанию.
Николь Лафаж была одной из двух или трех самых ошеломляющих женщин, каких Джерри доводилось видеть в жизни, а не в кино.
Она была примерно его роста; у нее были длинные и стройные ноги; длинные волнистые черные волосы; тонкие брови; пушистые черные ресницы обрамляли светло-зеленые глаза; у нее был маленький рот с пухлыми губами – от всего этого так и веяло чувственностью.
– Мой… э-э… напарник?.. – осторожно спросил Джерри.
– Я должен организовать твои дела – ознакомление с оборудованием и прочее, – сказал Андре. – Понадобится пара дней. Ты ничего не проиграешь – будет время насладиться Парижем, и Николь для такого дела подходит больше, чем я, n'est-ce pas?
Джерри только моргал. Николь улыбнулась ему, показав розовый кончик языка.
– Рада с вами познакомиться, Джерри, – произнесла она чуть хрипловато на превосходном английском.
– Ну ладно, у меня куча дел до ленча. Передаю тебя в опытные руки Николь. – Андре ухмыльнулся и исчез.
Джерри остался наедине с этим фантастическим созданием. Сидел, тупо уставясь на нее и придерживая халат на коленях, – его мужское естество мучительно восстало.
– Э-э… вы работаете на ЕКА, мисс Лафаж?
– Время от времени…
– Время от времени?! – удивился Джерри. – Какую же работу в аэрокосмической области можно делать время от времени? Вы – консультант? Или независимый субподрядчик?
Николь Лафаж удивленно подняла брови.
– Это американский юмор, или вы серьезно?
– Юмор? Я разве сказал что-то смешное?
По-видимому – да, ибо она разразилась хохотом.
– Я не работаю в аэрокосмической индустрии, – проговорила она сквозь смех. – Я – проститутка.
У Джерри отвисла челюсть.
– Вы мне не верите? – спросила Николь Лафаж. – Убедитесь!
Она соскользнула с кресла на пол, проползла на коленях к креслу Джерри, живо распахнула его халат и… Джерри никогда не испытывал такого пронзительного, томительно-затяжного и окончившегося взрывом наслаждения.
…Вечером, когда он попривык к ней и стал ее расспрашивать, она охотно рассказала о своем житейском статусе. Она действительно была проституткой, но не уличной, она работала по контрактам.
– Я молода, красива, неплохо образована; хорошо говорю по-английски, сносно – по-немецки и по-русски, прекрасно знаю Париж, поэтому нахожусь в элите своей профессии. Предложения принимаю только от корпораций, мне очень прилично платят. Я могу выбирать: кого беру в клиенты, кого – нет. И я честно отрабатываю деньги. Тебе понравилось сегодня, а? – спросила она.
Джерри вздохнул:
– Это было чудесно…
Он говорил чистую правду. Днем Николь устроила ему грандиозное турне по Парижу: на такси, в автобусе, пешком, даже на метро, – как было удобней или приятней.
Они провели больше часа в Лувре, прошлись по Тюильри, перешли через Сену к музею Д'Орсе, провели там еще час и проехали на метро к Центру Помпиду, музею воистину вызывающей конструкции, – голые трубы, подпорки, промышленное старье, окрашенное в странные чистые тона. Джерри это напомнило нефтеочистительный завод, атомную электростанцию и Центр Биверли одновременно. Сюда они не вошли.
– Лувр, музей Д'Орсе, Центр Помпиду – самые известные музеи Парижа, и теперь ты можешь сказать, что посетил их, – сказала Николь. – Если захочешь посмотреть живопись, скажи, я тебя свожу. Я хорошо разбираюсь во фламандцах, импрессионистах, сюрреалистах, кубистах, в японской живописи и поп-арте, но вот Ренессанс и французские романтики – это не для меня, но…
В любви она смыслила еще больше, чем в искусстве или топографии Парижа – а город она знала блестяще, особенно злачные места; куда только она не водила Джерри (и все за счет фирмы). Такой женщины у него никогда не было, он и помыслить не мог, что бывает нечто подобное.
И он признался:
– Сегодня был лучший день в моей жизни. Николь. А ты, тебе было хорошо?
– Конечно, мне было хорошо. Из-за того и стоит быть проституткой – на моем уровне, – что можно с удовольствием провести время в приятной компании и делать на этом здоровенные деньги… – Она рассмеялась. – Alors , Джерри, если б ты мог делать пять тысяч ЭКЮ в день, полегоньку трахая привлекательных женщин, устраивая им и себе приятное времяпрепровождение, щедро оплачиваемое корпорацией, ты не предпочел бы быть шлюхой?
"Да я уже шлюха, – мрачно подумал Джерри, – пентагоновская шлюха, только я не получаю от этого удовольствия".