– Иненин тоже. – Я заглянул в стакан с остатками виски. – Мужик… Грубая работа – от нее все беды. Год назад эту войну закончили бы в две недели – применив чуть более тонкие средства.
Я поднял бутылку за горлышко. Протянув мне стакан, Депре кивнул.
– Это же ясно. Направить в Кемпополис всего одну группу и прикончить эту суку Кемпа. И войне конец.
Я налил еще виски.
– Не упрощай ситуацию, Депре. У него есть жена, дети. И двое братьев. Наконец, есть вера. Это объединяющая сила.
– Объединяющая, ага. – Депре неуверенно поднял стакан. – Твое здоровье. Предположим, пришлось бы убить всех его командиров, что с того? Работа на один заход. Хорошо: две. три группы и нормальная координация… Чего нам стоило? Чего?
Я опрокинул стакан и поморщился:
– Я что, похож на счетовода?
– Да я без тебя знаю, что стоило послать на дело две команды спецов… И мы выиграли бы эту войну еще год назад!! Дюжина жизней – и избежали бы мясорубки…
– Да, конечно… Еще можно сбросить две "умные" системы, эвакуироваться с планеты и ждать, пока разберутся без нас. Пусть гибнут машины, а люди остаются в живых! Почему-то никто не додумался…
Специалист по террору печально ответил:
– Не-а… Это стоило бы слишком дорого. Дешевле убивать людей, а не машины… Всегда.
– Депре, странное мнение для наемного спеца-киллера. Не обижайся на мои слова.
Он помотал головой.
– Знаю сам, кто я такой. И это мое решение – заниматься тем, что хорошо умею. Я видел довольно мертвых тел на Чатичай. По обе стороны. Там среди остальных лежали мальчики и девочки. Слишком юные, чтобы призывать их на войну. Эта война не для них, и детям не нужно было умирать.
Внезапно я подумал о своем взводе, с которым в нескольких сотнях километров отсюда попал под перекрестный огонь. Вспомнил Квок Юэн Юй, руки и глаза которой снесло той же умной шрапнелью, что отняла конечности у Эдди Мунхарто и сорвала лицо Тони Леманако. Остальным повезло куда меньше. Едва ли невинные жертвы, но и они вовсе не просили о такой смерти.
Артиллерия прекратила стрельбу. Напрягая зрение, я отыскал среди сгущавшихся над пляжем сумерек фигуры Хансена и Крюиксхэнк. Они опускали стволы вниз.
Стакан я выпил до дна.
– Ладно, дело сделано.
– Считаешь, поможет?
Я пожал плечами:
– Как сказал Хансен. Временно.
– Итак, нанобы узнали, что такое взрывчатка. Вероятно, это знание поможет им справляться с лучевым оружием: то же тепловыделение. Под конец они получили удары от ультравибраторов. Что мы еще имеем?
– Ну… Острые предметы.
– Как быстро откроются ворота?
– Ты кого спрашиваешь? Вордени – вот наш эксперт.
– Мне кажется, ты с ней близок.
Пожав плечами, я снова уставился в пространство. Молчание затянулось. На побережье опускалась ночь, лишая блеска спокойную поверхность воды.
– Останешься здесь?
Я поднял бутылку так, чтобы на фоне неба и красной полосы на горизонте увидеть, сколько осталось. Виски еще плескалось на уровне чуть выше половины.
– Уходить? Не вижу причины.
Депре кашлянул.
– Кстати, мы пьем коллекционное виски. Возможно, оно не так хорошо на вкус, однако… – Он махнул рукой в направлении руин Заубервилля. – Теперь этот напиток стоит денег: виски перестали делать.
Повернувшись спиной к поручню, я обратил лицо в сторону растерзанного города. Налив стакан до самых краев, я поднял его вверх и сказал:
– Тогда выпьем за них. Давай пить. Чертово виски.
Потом мы говорили очень мало. Разговор увядал сам собой и замер на нуле, как и уровень виски в бутылке. Траулер окончательно поглотила ночь. Мир сузился до размера палубы. Перед нами были мостик корабля и подернутое облаками черное небо, на котором тускло мерцали редкие звезды.
Отойдя от поручней, мы расположились на палубе, привалившись к оказавшимся неожиданно удобными конструкциям.
В какой-то момент Депре ни с того ни с сего спросил:
– Ковач, а ты мог бы вырасти в танк?
Наклонив голову в его сторону, я попытался навести резкость. Самые популярные заблуждения, касавшиеся всех Посланников – это их клички: "танкоголовый" и с десяток других обращений, к которым я уже привык. По крайней мере мог стерпеть такое от спецназовца…
– Нет. Конечно, нет.
– А Посланники…
– Да уж, Посланники… Тебя ставят лицом к стенке, отнимают твою личность, загружают ее в виртуальную реальность и переделывают так… Вливают столько гребаной психологии, сколько не получишь за всю жизнь. И все же в большинстве мы остаемся нормальными людьми из реального мира. Мы дозреваем в реальности, что дает прочную основу способностям.
– Нет, все не так. – Депре покрутил в воздухе указательным пальцем. – Сначала они генерируют модель. Прорабатывают детали, "оживляя" и масштабируя сюжет по реальному времени. После загружают это в клон. На практике у человека не бывает уверенности, "прожигали" его в новое тело или нет. Есть только смутное ощущение: "что-то было".
Я зевнул.
– Да-да… Оно всегда с тобой. Оно у всех. Ты живешь с этим после каждой перезагрузки, каждый раз, когда тебя транслируют по лучу. Знаешь, почему я всякий раз знаю о новом теле?
– Почему?
– Потому что нет способа загрузиться совершенно чисто. Что с ранних лет сделало меня социопатом, не признающим авторитетов и склонным к насилию. Из-за гребаной смены тел, Люк.
Через секунду он захохотал, а вслед за ним рассмеялся и я.
– Что, кстати, заставляет задуматься, – добавил Депре, когда смех прекратился.
– О чем именно?
Он обвел рукой вокруг:
– Об этом. Тихий пляж. Тишина. Возможно, это лишь модель. Сдается, сюда нас поместили нарочно, чтобы перекантовались перед настоящей высадкой.
Я пожал плечами.
– Расслабляйся, пока дают.
– А ты можешь быть счастливым в таком месте? Внутри модели?
– Люк, после того, что пришлось увидеть за два последних года, я могу быть счастлив даже в чистилище.
– Очень романтично. Я имел в виду модель.
– Терминология не имеет значения.
– Считаешь себя проклятым?
Отпив глоток крепкого виски, я поморщился.
– Шутишь. Мне уже смешно.
– А-а… Предупреждать надо.
Неожиданно Люк наклонился ко мне:
– Когда ты убил в первый раз?
– Надеюсь, это не личное?
– Ковач, возможно, мы умрем. Здесь и вполне реально.
– Тогда это будет не модель.
– Что, если мы все прокляты? Ты как сказал?
– Не вижу причин раскрывать тебе душу. Депре состроил рожу.
– Можем поговорить на другие темы. Ты убивал…
– Шестнадцать.
– Что?
– Мне было шестнадцать. По земным меркам – совершеннолетие. Орбита Харлана длиннее, чем у Земли.
– Все равно рановато.
Я покачал головой.
– Видно, время пришло. С четырнадцати лет имел дела с бандитами. И пару раз был близок к убийству.
– Что, совершил налет?
– Нет, случайно. Мы решили потрясти торговца тетраметом, но мужик оказался еще тот. Все побежали, а я попал ему в руки.
Я посмотрел на свои ладони.
– Думаю, он тоже не ожидал.
– Ты забрал стек?
– Нет. Просто переехал на новое место. Слышал, он меня искал. Когда перешился в новое тело. Потом я ушел служить, и тот человек не стал связываться с военщиной.
– А военщина… Научила убивать по науке?
– Думаю, к этому я пришел бы рано или поздно. А что случилось с тобой? Прошел ту же школу?
– О нет. Это в крови. Наша фамилия давно связана с "военщиной", со времен освоения Латимера. Мать была полковником межпланетного флота. Ее отец служил морским офицером. Мои брат и сестра – тоже военные. – Он улыбнулся. Во мраке сверкнули безукоризненные зубы новенького клона. – Можно сказать, для этого нас и растили.
– Насколько вообще сочетается профессия убийцы и история семьи потомственного военного? Надеюсь, это не слишком личное?
Депре пожал плечами.
– Солдат всегда солдат. Не важно, каким способом убиваешь. По крайней мере так воспитала меня мать.
– А твой "первый"?
Он опять рассмеялся:
– На Латимере. Во времена Рудничного бунта. По-моему, я был не старше тебя. Попал к разведчикам, которые действовали на болотах. Огибал деревья, и тут… – Он сложил обе руки вместе. – Короче, я увидел его. И выстрелил прежде, чем что-то понял. Дистанция была метров десять, и его разорвало надвое. Я видел все как бы со стороны. Не понимал, что происходит. Не сразу врубился в ситуацию… Ну, что сам же его застрелил.
– Стек забрал?
– О да. На этот счет инструктировали особо. Собирать все материалы для допроса и не оставлять свидетелей.
– Наверняка зрелище было презабавное.
Депре с сожалением помотал головой и признался:
– Меня вывернуло наизнанку. Сильное ощущение. Все смеялись. Спасибо, сержант вошел в положение. Он докончил дело и посоветовал не брать в голову. А потом обтер мне лицо. Потом были новые трупы, так что я адаптировался.
– Это нормально.
Мы встретились глазами. Возникло ощущение общего опыта.
– Потом меня даже наградили. Дали рекомендацию в войска для секретных операций.
– Тебя что, забрасывали в братство "Карефоур"?
– "Карефоур"… – Он нахмурился. – Да, они дали нам прикурить на дальнем юге. Около Биссоу и в районе мыса. Бывал там?
Я отрицательно покачал головой.
– Биссоу всегда была их родиной, но кто они и за что сражались – до сих пор загадка. Мне встречались их последователи, возившие оружие повстанцам на мыс. Да, и как-то я подстрелил одного или двух. Но те же кадры числились у нас в помощниках. На них держались поставки лекарств, разведка и кое-какие вопросы, касавшиеся религии. Многие солдаты искренне верили в бога, в основном рядовой состав. Потому молитва перед боем считалась делом правильным, о чем хорошо знал любой командир. А ты имел контакты с братством "Карефоур"?
– Пару раз, в Латимер-Сити. Больше косвенно, нежели лично. Кстати, Хэнд из их числа.
– Неужели? – Депре показался неожиданно озадаченным. – Довольно занятно. Хэнд не похож на… Ведет себя не как верующий человек.
– Да, так и есть.
– Что делает его менее предсказуемым.
– Эй! Посланник! Ты в трюме, что ли?
Я выглянул из-за своего укрытия.
– Крюиксхэнк, ты ли это?
В ответ послышался смех.
С трудом поднявшись, я направился к поручню. Перегнувшись через него, едва различил в темноте троицу: Шнайдера, Хансена и Крюиксхэнк. Веселая компания облепила гравицикл. Судя по бутылкам и состоянию остальных припасов, гудеж на берегу начался давно.
– Забирайтесь на борт, пока ваша посудина не затонула, – предложил я.
Новый экипаж траулера прибыл со своей музыкой. Они расставили по палубе акустику, и ночь расцвела звуками лимонской сальсы. Собрав кальян, Хансен и Шнайдер разожгли огонь, и запах табака немного перебил вонь от сетей, подвешенных и валявшихся на палубе.
Крюиксхэнк достала сигары с содранными этикетками, явно из Индиго-Сити.
– Это же контрабандный товар, – заметил Депре, перекатывая сигару между пальцев.
– Обижаешь. Взято на шпагу.
Крюиксхэнк откусила кончик сигары и, не выпуская ее изо рта, откинулась на палубу. Повернув голову набок, она прикурила от кальяна. Затем без видимых усилий перекувыркнулась назад. Выпрямившись, девушка посмотрела в мою сторону и улыбнулась.
Я сделал вид, что вовсе не пялюсь на ее стройное молодое тело "Маори".
– Нормально. Теперь сделаем микс.
Она потянулась за предложенной бутылкой. Отыскав в кармане смятую пачку "Лэндфолл-лайт", я прикурил свою сигарету.
– До вашего появления вечер был спокойным.
– Что верно, то верно. Бойцы вспоминали минувшие дни? Скольких убили и как.
Сигара тихонько дымилась.
– Крюиксхэнк, и где же ты их стянула?
– У одного клерка из "Мандрагоры", он занимался поставками вооружения. Не стянула. Мы заключили сделку. Он назначил встречу в оружейной комнате.
Она скосила глаза, посмотрев на встроенные в сетчатку часы.
– Мы должны встретиться через час. Но, кстати, вы правда мерялись членами: как и скольких убил?
Я взглянул на Депре, и тот осклабился.
– Нет.
– Это радует. Хватило дерьма еще в частях быстрого реагирования. Стадо безмозглых ублюдков. Должна сказать, мне не кажется, что убивать так уж трудно. Эта способность есть у нас всех. Убийство – дежурная встряска.
– И, конечно, тренинг.
– Ковач, ты нарочно издеваешься?
Я отхлебнул из стакана и затряс головой. Печальное зрелище: молодая девушка совершает те же ошибки, что много лет назад сделал я сам.
– Ты с Лимонских гор? – спросил Депре.
– Да, родилась в горах и выросла там же.
– Наверное, сталкивалась с братством "Карефоур"?
Крюиксхэнк сплюнула. Достаточно точно – аккурат под поручень и ни капли на палубу.
– Подонки. Да, они были повсюду. Особенно зимой двадцать восьмого. Шлялись туда-сюда, обращали в свою веру и жгли деревни, если их не хотели слушать.
Депре обменялся со мной многозначительным взглядом. Я решился сказать:
– Знаешь, а ведь Хэнд состоял в этом братстве.
Она выпустила дым.
– Сразу и не скажешь. А-а… какая разница? Пока нет войны – такие ведут себя как обычные люди. Знаешь ли, учитывая дерьмо, что сейчас валят на Кемпа…
Она замялась, задумчиво озираясь вокруг. На Санкции IV стало обычным проверять, нет ли поблизости кого-нибудь из политического управления. Они примелькались как зашкаливающие дозиметры.
– По крайней мере та сторона не стояла бы за веру истинную. Еще в Лимонии до начала блокады я слышала, что братство изгнали из Индиго-Сити.
– Боже мой, хватит уже! – сухо заметил Депре. – Не много ли конкурентов для шишки масштаба Кемпа?
– А что? Я слышала, квеллизм тоже отрицает религию.
Я фыркнул.
– Эй, ты что?
В круг влез Шнайдер.
– Ну-ка, ну-ка… я тоже слышал. Помнишь, что сказала Квел? "Плюнь в деспотичного бога, что путает веру и счет… " Кажется, так?
– Не хрен мешать кемпистов и тех, кому по душе идеи Квел, – вмешался Оле Хансен. Он сидел, привалившись к поручню, и держал в одной руке мундштук. И ехидно произнес, протянув его в мою сторону:
– Правда, Ковач?
– Это вопрос. Кемп у Квел украл… Многое заимствовано.
Взяв мундштук, я втянул дым, держа сигарету в другой руке. Дым приятно наполнил легкие, словно облепив изнутри прохладной простыней. После сигары его действие казалось мягким, хотя вовсе не таким вкрадчивым, как тогда, на Гаерлейне-20. Наконец внутри прошла резкая волна, а грудную клетку пронизал ледяной ветер. Закашлявшись, я ткнул сигарой в сторону Шнайдера:
– Дерьмом воняет твоя цитата. Неоквеллистский бред. По-моему, стишата просто сфабрикованы.
Слова произвели вялый эффект.
– О-о… хватит…
– Что?
– Боже, да это были ее слова, сказанные на смертном одре…
– Шнайдер, она не умирала!
– Умирала, не умирала… это действительно вопрос веры, – иронически заметил Депре.
Все снова засмеялись. Еще разок затянувшись, я передал мундштук нашему записному убийце.
– Ладно, слушайте, – сказал я. – О ее смерти достоверно не известно. Да, она исчезла. Но нельзя говорить "на смертном одре", если не было никакого смертного одра.
– Назови это прощальной речью.
– Назови это хренотенью.
Пошатываясь, я встал на ноги.
– Ты хотел цитату, я тебе сейчас сделаю цитату.
– Й-йес!..
– Давай!
Все отодвинулись, уступая место для драки. Откашлявшись, я громко продекламировал:
– "Мне не нужно прощения", вот что она сказала. Слова из "Дневников кампании", кстати – не фальшивка. Книгу нашли в руинах перепаханного микробомбами Миллспорта. Тогда лидеры Харлана как один сидели в эфире. Разглагольствовали, дескать: "Бог забрал ее, предъявив счет за души, погибшие с обеих сторон". А вот настоящие слова Квел: "Мне не нужно прощения, тем более от бога. Как все тираны, бог не стоит и плевка, брошенного в его сторону. Торговаться с богом? Наша сделка куда проще: я не дам ему ничего, а он заплатит тем же". Так говорила Квел.
Аплодисменты сорвались с мест как птицы. Потом все опять затихли. Я оглядел лица, ожидая увидеть ироническое выражение. Серьезнее других речь воспринял Хансен. Вцепившись в мундштук, он сидел неподвижно, и взгляд его казался остановившимся. Шнайдер, напротив, с чувством освистал аплодировавших и принялся тискать Крюиксхэнк. Стрельнув глазками по сторонам, лимонская девочка радостно захихикала. Что касается Люка Депре, реакция убийцы осталась неопределенной.
– Почитай нам стихи, – спокойно попросил он. Шнайдер оскалился.
– Ага, про нашу победу.
Мне почему-то вспомнилась госпитальная палуба. Леманако, Квок и Мунхарто. Они стояли вокруг, и раны были их единственными наградами. Они никого не проклинали. Волчата из "Клина", пушечное мясо. Они смотрели на меня в ожидании слов, уже зная, что их бросят в мясорубку и все начнется сначала. Где же мое прощение?
– Никогда не читал ее стихов, – солгал я и медленно пошел к носу судна вдоль поручня. На баке я облокотился на ограждение и сделал глубокий вдох – так, словно воздух на самом деле был чистым. На горизонте постепенно гасли огни пожара, догоравшего после нашего обстрела.
Несколько минут я смотрел, время от времени переводя взгляд с огней на кончик тлеющей сигареты. Подошла Крюиксхэнк.
– Похоже, квеллистские штучки глубже, чем кажутся. Хе… То, что ты с Харлана – это не шутка?
– Нет.
– Нет?
– Категорически. Квел… Она была чертовым параноиком. Движением руки убивала больше народу, чем флот Протектората за год боевых действий.
– Ого, впечатляет.
Посмотрев на Крюиксхэнк, я не смог удержаться от смеха.
– Ой, ой… Крюиксхэнк, Крюиксхэнк…
– Ты это к чему?
Покачав головой, честно сказал:
– Однажды, лет примерно через сто пятьдесят, ты вспомнишь наш разговор. Когда окажешься в моем положении.
– Ах да, старичок, конечно…
Снова покачав головой, я не сумел прогнать с лица улыбку.
– Все ты знаешь…
– Ладно тебе. Я с одиннадцати лет в твоем положении.
– Надо же! Целое десятилетие.
Едва усмехнувшись, Крюиксхэнк уставилась вниз, на черную поверхность воды и на отражавшиеся в ней звезды.
– Ковач, мне уже двадцать два.
Что-то в ее голосе никак не вязалось с улыбкой.
– У меня пять лет выслуги, из них три – в тактическом резерве. Нас призывали во флот, а по распределению я была девятой из выпуска. Учти: из восьмидесяти курсантов. А по боевой подготовке – вообще шла седьмой. Капрала дали в девятнадцать, а сержанта – в двадцать один.
– Убита – в двадцать два.
Я резковато произнес последние слова, и Крюиксхэнк тяжело вздохнула: