- Где вы, дьявол возьми, усвоили эту манеру?! - раздраженно говорит Болл. - Я понимаю, у вас дурное настроение, но при чем здесь я?
Его раздражает неопределенность наших взаимоотношении. Меня тоже. Но в этом он сам виноват. Может быть, напомнить ему, как тщательно скрывал он от меня болезнь Дюмона?.. Нет, пожалуй, не стоит.
- Вы правы, - ответил я. - Вы действительно ни при чем. Извините.
В конце концов он выполнял распоряжение Дуговского.
Вахтенный журнал подсох настолько, что я рискнул отделить две слипшиеся страницы. Журнал открылся в том месте, где была заложена нейлоновая прокладка. Здесь кончалась последняя запись. Прочесть - увы! - ничего невозможно. Хотя…
Я включил настольную лампу. При ярком свете слабенький отпечаток на подкладке стал более заметен. Одно слово проступает довольно четко. Разбираю его по буквам через зеркало. Получается: "anfragen". В переводе с немецкого - "запросить".
- Скажите, Болл, на каком языке велся этот журнал?
- Насколько я знаю, немецкий - единственный язык, на котором Дюмон и Пашич могли бы общаться с полнейшим взаимопониманием. Но Пашич - он получил образование в Москве - в совершенстве владеет также и русским… Вы как будто что-то нашли?
- Еще не знаю. - Я приладил зеркало и вооружился лупой. - А где получили образование вы, мистер Болл?
- Филадельфия - политехнический. Затем Мельбурн - школа гидрокомбистов.
- Ни разу не был в Австралии. Жаль…
- Туристский континент, мистер Соболев. Кенгуру, бумеранги… Я охотней побывал бы в России.
- Клюква, белые медведи, квас?
- О нет, не надо иронии. Я знаком с вашей страной не только по Достоевскому.
"…запросить… атер… га… - записываю то, что удалось разобрать, - …могу поверить… других…".
Вот и все. Остальной "текст" безнадежен.
- Это написано рукой Пашича, - уверенно говорит Болл, заглядывая в зеркало. - Да, мало…
- Точнее сказать - ничего.
Мы смотрим на листок бумаги, который лежит перед нами. Жалкие, бессмысленные отрывки слов и фраз. "Запросить"…
Я опустил спинку кресла пониже, поставил ноги на радиатор обогревателя и взглянул на часы. Минут через пятнадцать-двадцать нам предстоит "смех Люцифера" - своеобразная реакция нервной системы на восьмую инъекцию препарата ГДФ-19. Между прочим, смешного мало.
Запросить…
- Было бы неплохо чем-нибудь занавесить окно, - нарушил молчание Болл.
- Хорошая мысль. Дельная. Я предлагаю цветную маркизу, снаружи.
- Предпочитаю плотные шторы внутри. Меня смущает любопытство здешних аборигенов.
Я обернулся. Болл прав: за стеклом акварина колыхалась какая-то зеленоватая масса. Я подошел к иллюминатору вплотную. Сквозь стеклянную толщу смотрит черный глазище не менее тридцати сантиметров в диаметре!..
Я много слышал о гигантских кальмарах от знакомых гидрокомбистов и, надо сказать, ничего хорошего. С омерзением разглядываю громадные щупальца, усеянные присосками величиной с кулак. По краям присосок - когтеобразные зубцы. Мощные щупальца упруго и судорожно копошатся, оставляя на стекле мутные натеки слизи. Присоски выглядели на них, как грубый протектор на автомобильных шинах.
Вглядываюсь в громадный зрачок, пытаясь угадать в нем то, чем изобилуют полные драматизма рассказы бывалых глубоководников: тупую жестокость, животную злобу. Но… Из темной глубины живого зеркала на меня глядит что-то ошеломляюще печальное и трогательное… Это правильно, когда говорят, что взгляд спрута напоминает взгляд человека. Взгляд спрута казался мне странно осмысленным.
Щелкнул переброшенный Боллом рубильник. Овал акварина осветился жемчужным сиянием. Кальмар молниеносно выгнул щупальца и отпрянул далеко назад. Теперь, в свете прожекторов, вижу его целиком. Веретенообразное, похожее на ракету тело - сейчас оно было кирпично-красного цвета, - имело в длину что-то около четырех метров, а вместе со щупальцами, пожалуй, и все восемнадцать. Угрожающе вытянув ловчие щупальца (его, должно быть, ослепил внезапный свет), кракен минуту висел над илистым дном, ундулируя ромбовидными плавниками. Затем растаял за пределами освещенного пространства.
Из-за округлого края четвертого бункера появились две жуткие тени и пронеслись мимо - вероятно, кальмары из того же рода гигантов-архитевтисов, что и первый. Однако их размеры произвели на меня удручающее впечатление: если верить собственным глазам, в "территориальных водах" станции свободно разгуливали тридцатиметровые монстры. Где гарантия, что это еще не самые крупные экземпляры?..
- Мне не приходилось иметь дело с этими тварями, - сказал за моей спиной Болл.
- Мне тоже, - признался я. - У Мадагаскара я видел кракена, всплывшего на поверхность, но то был какой-то мелкий полудохлый экземпляр.
- По словам прежних наблюдателей, здесь они водятся в изобилии.
Скверно, подумал я и ощутил пренеприятный зуд в левом плече. Память о черноперых акулах Красного моря… С тех пор я как-то недолюбливаю изобилие.
Болл щелкнул пальцами, рассмеялся. Начинается…
Осмотрев пистолет-пневмошприц, я вылил содержимое двух ампул в стальную обойму, проверил давление в кислородном баллончике и разложил все это хозяйство перед собой на столе. В кончиках пальцев я тоже начинаю ощущать покалывание. То ли еще будет.
Сижу и жду. Рядом в кресле корчится Болл. Восьмую инъекцию нам сделали одновременно, но у него это начинается раньше. Я вижу, каких усилий стоит ему сдерживать "смех".
Собственно, это не смех, а очень неприятное, болезненное состояние, которое сопровождается позывами к беспричинному неудержимому хохоту, начисто лишенному всяких эмоций. Беспричинность пугает и злит, но ничего поделать не можешь - смеешься.
- Нет, Грэг, это невыносимо… - произносит Болл сквозь сжатые зубы.
Грэг?.. Ну да, он переврал мое имя.
- Терпение, Свен! Каких-нибудь двадцать минут…
Главное сдержаться, тогда все-таки легче. Но Болл не сумел. Захохотал, как безумный. Громко, болезненно, страшно. Стоит только начать…
Он нашел во мне хорошего партнера. Мы хохотали до слез, до колик в груди. Едва удерживались в креслах изнемогая. Постороннему наш идиотский дуэт мог бы показаться забавным. Для нас это была пытка.
- К черррту!.. - прохрипел Болл почему-то по-русски.
Он, покачиваясь, подошел к одному из мешков, ударом ножа распорол водонепроницаемую оболочку, запустил руку в прореху. Вынул бутылочку виски, плеснул в стаканы мне и себе.
- Пей. Помогает.
О том, что спирт помогает, я знал: вопреки строжайшему запрету врачей некоторые глубоководники считали этот способ подавления "люциферова смеха" наиболее действенным. Что ж, попробую хоть раз, была не была! - Я опрокинул в рот стакан.
Я быстро почувствовал усталость. Действует…
- Остальное - в жертву богам, - сказал я, перевернув бутылочку вверх дном. Остаток виски вылился на пол. - Наш винный запас можно считать исчерпанным, не так ли, Свен?.. Ну, что же вы молчите?
- Не беспокойтесь, Грэг, мне удалось захватить всего лишь одну. Специально для этого случая.
Надо будет проверить…
Я посмотрел на часы и взял пневмошприц. Болл стянул через голову свитер. Легкий щелчок - и на его загорелой спине появилась еще одна розовая точка. Девятая. На жаргоне глубоководников девятая инъекция называется "поцелуй Эвридики". Поэтично, но слишком много иронии. Я передал шприц Боллу.
Увидев мой красноморский шрам, он присвистнул:
- Полдюйма от сонной артерии… Когда-то вам, коллега, повезло.
Он прав, тогда мне действительно повезло… Я выпрямился и одернул свитер.
Этот шрам всегда привлекал внимание подводников. Из-за своей характерной серповидной формы. Не спрашивали "кто" - и так понятно. Спрашивали "где, как и когда". И я отвечал. Не потому, что любил поговорить на эту тему, а потому, что должен был отвечать: среди разведчиков моря такая информация ценилась. И, вероятно, поэтому мои ответы были не столько живописны, сколько академически бесстрастны: место, время, прозрачность и освещенность воды, биологический вид акулы, словом, полный перечень тех обстоятельств, при которых подводная смерть нанесла человеку нацеленный в горло удар, промахнувшись всего на полдюйма. Но сегодня я был бы не прочь увильнуть от беседы.
- Черноперая? - спросил Болл.
- Да… Откуда вы знаете?
Он, не смутившись:
- Будем считать: угадал.
Угадал… Они с Дуговским наводили справки - факт. Мне, разумеется, нет до этого дела, но хотел бы я знать, на кой ляд "международникам" такие подробности? Вооруженные девизом: "Все пронюхать, все предвидеть, все предугадать!", экспедиционные штабы их института умудрялись довольно регулярно садиться в лужу едва ли не в каждом из своих начинаний. Вот как теперь, с Дюмоном и Пашичем…
Болл разобрал пневмошприц и устало завалился в кресло напротив.
- Поздравляю, - сказал он, поднимая ноги на стол.
- Спасибо. Однако мне не совсем понятно, с чем?
- Промежуточный цикл завершился… Через восемь часов мы опять станем рыбами.
Я промолчал. Разговаривать не хотелось. И он это, кажется, понял - глаза хитровато сощурились.
- Грэг, я расскажу вам одну историю… Можно?
Что-нибудь ослепительно героическое на фоне обязательно мрачных, если не жутких, событий… Придется слушать.
- Случилось это, - начал он, заложив руки за голову, - где-то в рифовых водах микроархипелага Дахлак. Кстати, вам не приходилось там бывать?
- Приходилось. Очень живописные воды.
- И, как утверждают аквалангисты, едва ли не самые опасные в акватории Красного моря.
- Что значит - опасные?
- Имеется в виду необычайное коварство дахлакских акул, среди которых…
- Вздор, - перебил я, разглядывая рисунок на его подошвах. - Выдумки невежд, новичков, спортсменов-любителей и… не знаю, кого там еще.
Ну времена, подумалось мне. Опытный глубоководник, пелагист-вертикальщик, ангел тьмы, наконец, уж если бравировать нашим жаргоном, - совершенно не знает верхнюю воду. Впрочем, разделение труда среди подводников в последнее время становится модным.
- К сожалению, - сказал Болл, - я почти не работал с аквалангом.
- А я начинал с акваланга и говорю вам, что все это вздор. Вы поверили бы россказням о коварстве глубоководных акул?
- Нет, мне хорошо известны их повадки. Но я столько наслышан о верховодных…
- Занятный фольклор, не правда ли? К счастью, всего лишь фольклор. Акулы, даже верховодные, - назойливые, любопытные твари, с которыми следует быть настороже, и только. По-моему, такие понятия, как "свирепость", "кровожадность", "коварство", не применимы к животному миру вообще.
- Простите, Грэг, а шрам на вашем плече - тоже фольклор?
- Гм… Скорее маленькое ротозейство с драматическими последствиями. Я устанавливал на дне гравитометр и, увлекшись работой, порезал плечо о коралловый куст. Запах крови взбудоражил акул… Но даже в этом случае они атакуют только потому, что запах крови рефлекторно связан у них с представлением о еде.
- И вы хотите меня убедить, что это никак не свидетельство их кровожадности?
- Ведь точно с такой же "кровожадностью" мы атакуем аппетитно поджаренный бифштекс.
- М-да… - огорченно произнес Болл. - Рассказ не получился. Жаль. Я хотел рассказать об одном подводнике, который был ранен акулой во время изыскательских работ в районе знаменитого теперь подводного месторождения нефти и газа.
- Дахлакского месторождения?
- Да. Это по программе экономического сотрудничества, Грэг, между вашей страной и…
- Припоминаю. А как звали подводника?
- Он был ранен в плечо, - продолжал Болл, пропустив мой вопрос мимо ушей. - Тогда он сделал то, что на его месте не каждый бы сделал. Он увел за собой обезумевшую от запаха крови стаю акул подальше от работающих в воде товарищей… Представляете? У него практически не было шансов спастись: следом клубилось кровавое облако, а в руках - ничего, кроме короткого копья… Его фамилия Соболев.
- Вот как! Странное совпадение.
- Совпадения, - поправил Болл. - Черноперая, рана в плечо и, наконец, ваша фамилия.
- Свен, а вы уверены, что это был именно я?
- Конечно. А мы не уверены?
- Ну если даже фамилия… Только это произошло не в рифовых водах Дохлака, а у побережья одного из крохотных островков Суакина. Но, несмотря на маленькую географическую ошибку, я должен сделать вам комплимент: вы - мастер угадывать.
Болл усмехнулся:
- Вы думаете, я получил все эти сведения от Дуговского? - он вдруг помрачнел. - Нет. Просто мне запомнилось то, что однажды рассказывал Пашич.
Пашич… Пашич… Вилем Пашич… Нет, акванавта по имени Вилем Пашич я раньше не знал.
- Не ройтесь в памяти, Грэг. Он знал вас заочно.
- Тогда зачем весь этот разговор?
- Мне захотелось выяснить, тот ли вы Соболев.
- Угум… А если мне захочется выяснить, тот ли вы Болл?
Он поднял брови. На лбу - глубокая складка мыслителя.
- Вы хотите сказать, что я с вами не откровенен?
- Мы с вами никак. Кто в этом виноват, не знаю. Может быть, я… Ладно, спокойной ночи, Свен.
Мягкие кресла с откидными спинками вполне заменяли постель. Спать, спать, спать!.. После девятой инъекции мы должны проспать не менее восьми часов. За это время под действием препарата "ГДФ-19" организм успеет выработать особый гормон - "инкрет Буриана". Гормон в свою очередь поможет клеткам костного мозга заполнить костные пустоты лимфатической жидкостью. Наши грешные кости станут практически несжимаемыми даже при очень больших давлениях воды в океанских глубинах…
Завтра - один на один с океаном. Обычно в воду выходят группой или хотя бы вдвоем. Мне предстоит идти одному, но я совершенно уверен в себе и спокоен. Наверное, Пашич был тоже уверен в себе… Волков бояться - в лес… Если бы лес! Там проще: "Ау, Пашич! Где ты? Откликнись!" А здесь в ответ - безмолвие глубин… А наверху сейчас свирепствует шторм. Как там у нас на "Таймыре"?..
Спать, немедленно спать! В первую ночь обычно снится что-нибудь забавное. Гигантский кальмар, например…
НАДПИСЬ НА ПОНТОНЕ
Мне снилась музыка. Очнувшись, я открыл глаза, посмотрел на часы. Пора. Болл проснулся раньше и уже был занят работой. Через открытую дверь рубки доносились звуки, которые меня разбудили: гудение, писк и звон весьма разнообразных тембров. Мистер Болл проверял работу электронных блоков "Мурены".
После холодного душа я почувствовал голод. Это хороший признак: гидрофилотация часто приводит к временной потере аппетита.
Мы позавтракали бульоном, в котором плавали размокшие комочки тертого рыбьего мяса. Десертным блюдом служил ароматный сладкий напиток - какая-то фантастическая смесь жидкого шоколада, витаминов и чего-то еще. Твердой пищи не полагалось.
- "Мурена" в порядке, - сказал Болл, убирая посуду. - Просто она была выключена.
Все в порядке… Кроме того, что Пашич исчез, а Дюмон самым натуральным образом спятил.
- Вас это не удивляет, Свен?
- Я никогда не удивляюсь. Зачем? В конце концов любая загадка объясняется очень просто.
- А если не очень?
Болл промолчал. И правильно сделал.
Мне показалось, что за стеклом акварина промелькнула черная тень… Пошел взглянуть. Нет, дно по-прежнему пустынно и нисколько не изменилось за последние восемь часов. Восемь веков назад оно, пожалуй, было таким же.
Болл тронул меня за плечо:
- Покидать станцию нам обоим пока нельзя. - Он протянул мне кулаки. - Синяя бусина - выход в воду. В какой руке?
- В левой.
На лице Болла появилась странная гримаса. Я взял с его ладони круглую стекляшку, синюю, повертел между пальцами и бросил на стол:
- Случайно я угадал, на станции остаетесь вы. Давайте договоримся, Свен: все вопросы решать не с помощью жребия, а силой собственных мозговых извилин.
- Идет. Ныряйте, Грэг. А я займусь наладкой аппаратуры дистанционного управления.
- Правильно. Вам, как специалисту этого дела, важнее сейчас находиться здесь. Счастливо оставаться.
- Одну минутку. Когда рассчитываете вернуться?
- Думаю, скоро. Если не вернусь через двадцать часов… Впрочем, сами решите, что делать.
- Вэл. Желаю удачи.
Я поднял крышку люка, ведущего в нижнюю часть бункера, и нащупал первую ступеньку трапа. Автоматически включилось освещение.
- Хэлло, Грэг, - крикнул Болл сверху. - Я не советую вам выходить без квантабера. Бывали случаи, когда один удачный выстрел решал судьбу экспедиции.
Крышка люка захлопнулась. Стены колодца ответили металлическим гулом.
Вслед за этим наступила тишина, как в глухом подземелье. Ступеньки винтовой лестницы крутым штопором уходили вниз. Вместо перил - вертикальный пружинящий стержень.
Вдоль стен небольшого круглого зала - два ряда пронумерованных сейфов и ряд плафонов люминесцентных ламп. Плафоны источают "дневной" свет пронзительной яркости. Ступая по гладким металлическим плитам, я обошел по кругу почти весь зал. Остановился. Когда один, чувства обостряются до предела, им доверяешь. Спина, например, способна ощутить взгляд человека. Я обернулся… Тишина. И холодный отблеск титановых плит… Странно. Зачем я это сделал? Сзади никого нет. И быть не должно - этого еще не хватало! Нет, меня остановило и заставило оглянуться что-то другое.
Шаг назад. Два шага. Ближе к стене. Стоп… Понял. Это - запах. Между стеной и дверцей сейфа с номером "4" темнеет узкая щель. Она еле видна, и не мудрено, что мы с Боллом ее вчера не заметили. Я повернул рукоять до отказа. Дверца открылась. Теперь сладковатый, гнилостный запах стал слышен отчетливо.
На металлических полках, поблескивающих белой эмалью, лежат ГДК-оболочки, аккуратно запечатанные в целлофан. Один пакет растерзан, словно его рвали зубами, и брошен поверх других. Клочья целлофана едва прикрывали зловонную сизую массу разлагающейся гидрокомбовой оболочки, усыпанную пушистыми шариками плесени.
Я включил холодильник, открыл сигнальный глазок и захлопнул дверцу. Теперь над индексом "4" горел предупреждающий красный огонь.
По описанию Болла, Пашич был примерно моей комплекции - значит, сейфами с этим индексом пользовался Дюмон. Итак, в последний момент он не сумел заставить себя выйти в воду на поиски Пашича. Даже попытался вскрыть пакет с оболочкой, но ужас перед чем-то оказался сильнее тревоги за жизнь товарища…