- Ха! - произнесла сеньора так неожиданно, что Фрэнсис подпрыгнула. - Симпатичный парень.
У Фрэнсис было смутное ощущение, что такие слова, Даже полностью фальшивые, надо было бы произносить в более убедительном тоне и в другой форме, но сеньора продолжала:
- Красивый галстук. Темно-синий с темно-золотым, и посередине красная строчка.
Фрэнсис тихо сидела, а сеньора, наклонившись к шару и всматриваясь, говорила:
- На пару дюймов выше тебя. Примерно пять футов десять дюймов. Волосы светлые, ровные. Красивый рот. Хороший подбородок. Нос прямой. Глаза темно-серые, чуть с голубыми искрами. Над левой бровью полукруглый шрам, старый. Он…
- Хватит! - крикнула Фрэнсис.
Сеньора взглянула на нее, и снова уставилась в кристалл.
- Ладно, тогда дети…
- Хватит, я вам сказала! - крикнула Фрэнсис еще раз. - Я не знаю, как вы о нем узнали, но это все неправда! Еще вчера я бы вам поверила, а сегодня это совсем неправда!
Она вдруг словно наяву увидела, как опускает кольцо с пятью маленькими бриллиантами на войлочную подстилку и закрывает коробку, и воспоминание было невыносимым. Она почувствовала, как закипают слезы у нее внутри.
- Случается иногда слегка поссориться… - начала сеньора.
- Да как вы смеете! Это не размолвка, это все. Кончено. Я больше его видеть не хочу. Так что хватит этого фарса.
Сеньора взглянула на нее в упор:
- Фарса! - воскликнула она, как бы не веря. - Ты мою работу назвала фарсом! Да известно ли тебе…
Фрэнсис настолько разозлилась, что слезы решили подождать.
- Да, фарс! - повторила она. - Фарс и мошенничество! Я не знаю, как вы раздобываете сведения, но сейчас это не сработало! Устарела ваша информация! Вы… вы пьяная старая мошенница, и наживаетесь на людских несчастьях! Вот вы кто!
И Фрэнсис вскочила, чтобы выбраться из комнаты, прежде чем разревется.
Сеньора сверкнула глазами и схватила ее за руку, как клещами.
- Мошенница? Мошенница! Ах ты сопливая нахальная девчонка! А ну сядь!
- Пустите руку! Мне больно!
Сеньора подвинулась совсем вплотную. Из-под сердито сдвинутых бровей смотрели горящие глаза. Она снова приказала:
- Сядь, говорю тебе!
Фрэнсис вдруг поняла, что она больше напугана, чем рассержена. Она попыталась выдержать взгляд сеньоры, но отвела глаза и села, отчасти потому, что чужая рука на запястье тянула ее вниз, но больше от какой-то нервной слабости.
Села и сеньора, не выпуская запястья Фрэнсис.
- Так ты назвала меня мошенницей!
- Вам кто-то рассказал про Эдварда, - упрямо сказала Фрэнсис, стараясь не встречаться с ней глазами.
- Вот кто мне рассказал, - сеньора ткнула свободной рукой в сторону хрустального шара. - Вот кто, и больше никто! Он мне много чего рассказывает. Но ты ведь не веришь, нет?
- Я не имела в виду… - начала Фрэнсис.
- Ладно, не ври. Имела. Никакого уважения. У современной молодежи. К старшим. Ну ладно. Таких сопливых девчонок надо учить! Хочешь, скажу тебе, когда ты умрешь? Или когда твой Эдвард умрет?
- Нет, не надо, пожалуйста, не надо!
- Ага! Боишься! Ты же не веришь, так чего же ты боишься?
- Извините меня. Я прошу прощения. Я была расстроена. Отпустите меня, по… - начала Фрэнсис, но сеньору не так-то легко было смягчить.
- Фарс! Мошенница! Соплячка! - повторила она с нажимом, и стало тихо.
Хватка на запястье Фрэнсис не ослабевала. Наконец Фрэнсис не выдержала и на мгновение подняла взгляд на сеньору. И удивилась перемене выражения ее лица: на нем теперь читался не гнев, а какая-то неопределенная встревоженность. Было похоже, что сеньору осенило вдохновение. Рука на запястье Фрэнсис сжалась еще сильнее.
- Я тебя проучу, вот что, - решительно заявила гадалка. - Тошнит меня уже от этих соплячек. Ты у меня сама все увидишь. Смотри в хрусталь!
Фрэнсис против своей воли приподняла голову и заглянула в кристалл. Это был совершенно неинтересный кусок стекла, в котором переплетались искаженные отражения.
- Это глупо, - сказала Фрэнсис. - Я ничего в нем не вижу. И вы права не имеете…
- Тихо! Смотри - и все! - оборвала ее сеньора.
Фрэнсис продолжала смотреть в кристалл и в то же время обдумывала, как отсюда выбраться. Даже если удастся освободиться, то, пока она будет бежать к двери, сеньора успеет ее поймать. А если… но тут ее мысли прервались, и Фрэнсис заметила, что кристалл уже не прозрачный. Он затуманился, как будто запотел, однако туман все сгущался и сгущался, пока не стал как дым.
Странно. Какие-то старухины фокусы. Наверное, гипнотический эффект, и кажется, что кристалл растет и растет. Он ширился и ширился, пока не осталось нигде ничего, кроме клубящегося тумана…
И вдруг все разом исчезло, и Фрэнсис обнаружила, что сидит на стуле и смотрит в прозрачный кристалл. Хватки на запястье тоже не было, а осмотревшись вокруг, она увидела, что нет и сеньоры.
Фрэнсис схватила сумочку и стала пробираться к двери. Пока она шла на цыпочках, из внутренней комнаты не донеслось ни звука. Осторожно открыв дверь, она так же осторожно ее за собой закрыла и скатилась вниз по лестнице.
Очень неприятное приключение, сказала себе Фрэнсис, торопясь уйти от этого места. В сущности, когда тебя вот так хватают и удерживают против твоей воли, надо сказать полисмену - может быть, это расценивается как нападение или еще похуже… Но так и не решив, собирается ли она звать полисмена или нет, Фрэнсис очнулась от мыслей о своем приключении и посмотрела вокруг.
И с самого первого взгляда сделала открытие, перед важностью которого сразу исчезли мысли о таких несерьезных материях, как полиция. Оказалось, что у всех, кто уже решил начать сезон ситца, платья гораздо короче и гораздо уже, чем у нее! В полном удивлении Фрэнсис смотрела на эту моду. Нет, надо просто с головой уйти в личные дела, чтобы пропустить такое радикальное изменение! На секунду она остановилась перед витриной и оглядела синее в белую полоску ситцевое платье на своем отражении. Оно выглядело ужасно - как будто его вытащили из сундука. Со второго взгляда на другие платья ее бросило в жар от неловкости: можно было подумать, что она выкроила платье из старого покрывала…
Ясно, что остается только одно, и сделать это необходимо как можно быстрее.
Фрэнсис повернулась и пошла в направлении модного магазина Вайльберга.
Выйдя снова на улицу через полчаса, она с облегчением вздохнула. Благотворное общение с миром моды и полное освобождение всех мозговых ресурсов для решения важнейшей проблемы выбора платья с привлекательными узорами из пальм и ананасов помогли увидеть эпизод с сеньорой Розой в должной перспективе. Будучи спокойно рассмотрен за стаканом крем-соды, этот эпизод стал занимать гораздо меньше места в сознании. Намерение информировать полицию оставило Фрэнсис. Если будет предъявлено обвинение и ей придется давать показания, то придется сначала выставить себя просто дурой, потому что пришла в такое место, а потом еще и бесхарактерной дурой, потому что осталась против своего желания. Да еще все это попадет в газеты, и Эдвард…
Тут она вернулась к мыслям об Эдварде. И подумала: а почему, собственно, кое-кто повел себя и здесь как маленькая глупая дура? Ведь они с Милдред были знакомы годами, и всего два-три танца… Правильно люди говорят, что надо не слишком давать волю своим чувствам собственника. По крайней мере через несколько дней после помолвки… Да нет, это не выглядело недостойным или легкомысленным… И все-таки… Господи, как бывает сложна жизнь!
Хотя Фрэнсис решила идти домой, она не выбирала Дороги. Не то чтобы она сама сказала себе: "пройдем по авеню Сент-Джеймс, мимо того дома, который мы для себя присмотрели". Просто как-то оказалось, что ноги несут ее по этому пути.
Подходя к дому, она замедлила шаг. Был момент, когда она почти уже решила повернуть назад и обойти кругом, но подавила это желание. В конце концов нельзя шарахаться от любого напоминания - рано или поздно надо привыкать к реальному положению вещей. И Фрэнсис решительно пошла вперед.
Вот уже показался верхний этаж дома над изгородью. Комфортабельный, симпатичный, дружелюбный дом. Не новый, но современный, и при этом без потуг на "модерн". При виде заветного дома она ощутила комок в груди, а вскоре комок сменился чувством отчаяния - на пустых ранее окнах появились шторы, живые изгороди подстрижены, табличка "Продается" исчезла.
Перед воротами Фрэнсис остановилась. За те несколько дней, что она здесь не была, многое изменилось. Дом отремонтировали, клумбы в саду были засажены тюльпанами, смоковница у боковой стены подрезана и подвязана, окна сияли. Через открытую дверь гаража виднелся уютного вида автомобиль. Лужайка перед домом тоже была аккуратно пострижена. А на лужайке девочка лет четырех в голубом платье серьезнейшим образом принимала званных на чай гостей, которых изображали три разного размера плюшевых медведя и кукольный уродец.
Фрэнсис вознегодовала. Это уже был почти ее дом, она уже решила, что он и будет им свадебным подарком от ее отца - а теперь кто-то выхватил его у нее из-под носа без единого слова предупреждения! Может, это было бы не так больно, если бы дом не был так явно, так агрессивно населен. Впрочем, не имеет значения - ведь с Эдвардом покончено.
И все равно у нее возникло чувство, как будто ее обжулили, причем непонятно как…
Девочка на лужайке увидела, что у ворот кто-то стоит. Она прекратила выговор кукленку на полуслове, бросила кукольную чашку и блюдце и побежала навстречу Фрэнсис.
- Мама! - позвала она.
Фрэнсис оглянулась. Сзади никого не было. Она инстинктивно нагнулась навстречу подбегающей фигурке, и девочка обхватила ее за шею.
- Мама! - повторила она, тяжело дыша. - Мама, ты должна сказать Голли, - она показала рукой на кукленка, - чтобы он так больше не делал. Он разговаривает с набитым ртом!
- Э-э, - промямлила Фрэнсис, у которой внезапно перехватило горло, - ты… я…
- Мама, ну скорее, - девочка отпустила ее шею и потащила Фрэнсис за руку, - он же приобретает дурную привычку!
Сбитая с толку, Фрэнсис позволила провести себя через лужайку к званому чаю. Девочка поправила сползавшего уродца, чтобы он сидел прямо.
- Вот так! Теперь пришла мама, и тебе придется вести себя как следует. Мама, скажи ему! - Она смотрела на Фрэнсис с ожиданием.
- Я… э-э… ты… - начала Фрэнсис.
Девочка озадаченно на нее посмотрела:
- Мама, что с тобой?
Фрэнсис смотрела на нее, и в памяти всплывали собственные фотографии в том же возрасте. Ею овладевало какое-то странное чувство. Маленькое серьезное личико у нее перед глазами чуть поплыло. На нем появилось озабоченное выражение:
- Мама, тебе нехорошо?
Фрэнсис усилием воли привела себя в чувство.
- Да нет, э-э… дорогая, все в порядке, - неуверенно произнесла она.
- Тогда скажи Голли, чтобы он так не делал.
Фрэнсис опустилась на колени и была этому рада: так она почувствовала себя устойчивей. Она обратилась к возмутителю спокойствия, который тем временем просто упал носом вперед и так и лежал, пока не был приведен в надлежащий вид своей хозяйкой.
- Голли, - начала Фрэнсис, - Голли, ты меня просто возмущаешь. Если тебя приглашают на чай…
Так по-настоящему! Все вокруг - настоящее!
Теперь, когда ком в груди - не паника и не испуг, а что-то среднее - рассосался, Фрэнсис смогла оценить ситуацию спокойней. Классический способ очнуться от сна - ущипнуть себя, что Фрэнсис и сделала добросовестно, хотя и безрезультатно. Она посмотрела на свою руку, пошевелила ею - все та же знакомая рука. Она подняла травинку с газона: настоящая травинка, нет сомнения. Она слышала все окружающие звуки, их естественное происхождение трудно было бы отрицать. Она подняла ближайшего медвежонка и осмотрела его. Нет, сон не может быть таким детальным. Она села на пятки, посмотрела на дом, замерла полосатый стул на веранде, узор на шторах, следы давней покраски…
Она всегда думала, что галлюцинации должны быть туманными, неясными. А эта прямо-таки сияла яркими красками.
- Мама, - сказала девочка, отворачиваясь от своих гостей и вставая.
У Фрэнсис чуть сильнее забилось сердце.
- Да, милая?
- У меня очень важное дело. Ты посмотришь, чтобы Голли хорошо себя вел?
- Я думаю, что он теперь все понял.
На серьезном детском лице в раме светлых волос явно выразилось сомнение:
- Может быть. Хотя он довольно испорченный мальчик. Я скоро вернусь. Очень важное дело.
Фрэнсис смотрела, как синее платьице исчезло за углом, когда ребенок побежал по своим таинственным делам. Она вдруг почувствовала себя несчастной, заброшенной. Все так же стоя на коленях, она держала в руках плюшевого медведя и смотрела на него, а мишка отвечал ей ясным взглядом пуговичных глаз. Потом Фрэнсис охватило ощущение полной абсурдности сложившейся ситуации. Она выпустила из рук медведя и поднялась на ноги. В этот самый момент из дома на веранду вышел человек.
…И это был не Эдвард. И вообще она его ни разу в жизни не видела. Высокий, довольно худой, но широкий в плечах. Темные волосы чуть вились, а на висках были чуть тронуты сединой. Он направился к автомобилю, но, увидев ее, остановился. Уголки глаз заулыбались, а глаза, казалось, осветились.
- Так рано сегодня! - сказал незнакомец. - И новое платье! Ты в нем как школьница. Как это у тебя получается?
- Ox! - выдохнула Фрэнсис, пойманная в сильные и неожиданные объятия.
- Послушай, милая, - продолжал он, не разжимая объятий, - мне позарез надо поехать увидеться с Фэншоу. Это займет не больше часа.
Его объятия выдавили из Фрэнсис весь воздух и еще одно непроизвольное "Ох!". Тем временем незнакомец звучно ее поцеловал, слегка шлепнул сзади и пошел к машине. Через секунду он уже скрылся на ней из виду.
Фрэнсис стояла, пытаясь обрести дыхание, и смотрела ему вслед. Она обнаружила, что дрожит от какого-то ощущения слабости, особенно в коленках. Шатаясь, она добралась до какого-то кресла на веранде и уселась. Немного посидела неподвижно, а потом разразилась слезами.
Когда рыдания стихли и сменились отдельными всхлипами, их сменила тревога из-за необычности ситуации. Как бы там ни было, а она оказалась мамой чужого ребенка, ее обнимал чужой муж, а сейчас она сидит и плачет на чужой веранде. Дать убедительные объяснения всего этого кому-то другому было бы настолько затруднительно, что самое разумное - уйти как можно быстрее и от объяснений уклониться.
Фрэнсис всхлипнула последний раз и приняла решение. Она встала, подобрала свою сумку, лежавшую среди кукольной посуды и плюшевых медведей, глянула в зеркальную створку шкафа, поморщилась и полезла в сумочку за пудреницей. Набирая пуховкой пудру, она услышала шаги, которые заставили ее поднять голову и взглянуть. В калитку входила женщина. Выше среднего роста, с хорошей фигурой, одетая в светло-зеленый полотняный костюм, и этот костюм ей шел. На несколько лет старше ее самой, но все еще… И в этот момент женщина повернулась так, что Фрэнсис увидела ее лицо, и тут исчезли все мысли. У Фрэнсис отвисла челюсть. Она разинула рот…
Другая ее заметила. Посмотрела на Фрэнсис пристально, но без большого удивления. Свернув с дорожки, она пошла к веранде напрямик по траве. В ней не чувствовалось никакой угрозы, наоборот, на губах играла тень улыбки.
- Привет! - сказала она. - Я как раз сегодня утром думала, что тебе уже пора появиться.
Сумочка выпала из рук Фрэнсис, и ее содержимое раскатилось по полу, но она не отвела глаз от лица другой.
Глаза у женщины были чуть глубже и умудреннее, чем те, которые она привыкла видеть в зеркале. В углах глаз и рта затаились едва заметные тени. Около губ лежала чуть более темная складка. Чувствовалось еще что-то, не поддающееся описанию, будто дыхание свежести уступило место Утонченности. Но в остальном… в остальном…
Фрэнсис попыталась заговорить, но могла только что-то сипло квакнуть - паника перехватила ей горло.
- Все в порядке, - сказала вторая женщина. - Волноваться совершенно незачем. - Она взяла Фрэнсис под руку и снова отвела на веранду. - Просто сядь и отдохни.
Фрэнсис без сопротивления позволила усадить себя в кресло и без всякой мысли смотрела на другую. А та открыла свою сумочку.
- Сигарету?… Ах нет. Я забыла, я ведь тогда не курила. - Она вытащила сигарету для себя и закурила.
Долгое время они смотрели друг на друга через дым. Молчание нарушила вторая.
- Какая хорошенькая - и очаровательная! Да, если бы я тогда больше понимала… Но, наверное, нельзя одновременно иметь и неискушенность, и опыт. - Она вздохнула с легким оттенком задумчивости, а потом качнула головой. - Да нет. Нет. Быть молодой - это очень изматывает и разочаровывает, хотя так заманчиво выглядит.
- Э… - промолвила Фрэнсис, с трудом сглотнула слюну и потом сказала: - Э… я, похоже, схожу с ума.
Вторая покачала головой:
- Ничего подобного. С тобой все в порядке. Не обращай внимания, постарайся расслабиться.
- Но как это? То есть я… вы… мы… как будто… да нет, я схожу с ума! Это невероятно! - протестовала Фрэнсис. - Никто не может быть сразу в двух местах. То есть быть в одном и том же месте дважды. Я хочу сказать, что не может один человек быть двумя одинаковыми…
Другая наклонилась к ней и потрепала ее по руке.
- Ну, ну, не надо. Успокойся. Я помню, поначалу, конечно, жутко, но потом проходит.
- В-вы… помните? - выговорила Фрэнсис, заикаясь.
- Да. С тех пор, как это случилось со мной. Когда я была там, где ты сейчас.
Фрэнсис смотрела на нее и чувствовала, что медленно и беспомощно утопает.
- Послушай, - сказала вторая. - Дай-ка я лучше дам тебе выпить. Да, я знаю, что ты не пьешь, но обстоятельства исключительные. Я вспоминаю, насколько лучше мне после этого стало. Погоди минутку. - Она встала И пошла в дом.
Фрэнсис крепко вцепилась обеими руками в подлокотник кресла. Она чувствовала, будто падает и падает в какой-то бесконечный колодец.
Вторая вернулась с бокалом и подала его Фрэнсис. Та выпила, чуть поперхнувшись от незнакомого вкуса напитка Однако и в самом деле начала себя чувствовать лучше.
- Да, это, конечно, шок, - сказала другая. - И я думаю, что ты права насчет того, что один и тот же человек не может быть в двух разных местах. Но дело в том, что тебе только кажется, будто ты один и тот же человек. Вот смотри: клетки, из которых состоит твое тело, постоянно заменяются новыми, и на самом деле ты не можешь быть одним и тем же человеком в два разных момента времени, понимаешь?
Фрэнсис попыталась уследить за мыслью, но без особого успеха. Она ответила:
- Да, я понимаю… не совсем.
Вторая продолжала говорить, давая Фрэнсис время прийти в себя.
- Ну вот, а когда все клетки заменятся новыми, примерно за семь лет, тогда ты никак не сможешь быть тем же человеком, хотя и будешь себя им считать. Значит, мы с тобой - разные наборы клеток, так что ни одна из нас не находится в двух разных местах одновременно, хотя так и кажется, понимаешь?
- Ну да… Возможно, - ответила Фрэнсис с легкой истерической ноткой в голосе.
- Вот это и ставит естественный предел, - продолжала объяснять вторая. - Есть очевидный минимальный зазор - семь лет или около того, когда это никак не может случиться, пока твои клетки не заменятся полностью на новые, как сама видишь.