- Молодежь. Вроде вас, когда вы в леса сбежали. И теперь бегут. С луком и стрелами, как и раньше. Не всякий может охотничью двухстволку купить. Да и просто так уходят. С ножом, с лопатой. Земли много - только ищи да налог плати. А уйдешь подальше, так и бесплатно просуществуешь. И существуют. Дичью торгуют, шкурками. А меха нынче в моде.
- Значит, нуждается Город в рабочих руках?
- Держится мастеровщинка. И в мастерских и на фабриках. Высокая оплата труда. Приходится раскошеливаться, если хочешь рабочих держать.
- А сколько платят? - спрашиваю я, вспоминая о своих пяти франках в день у Фляшона.
- В шахтах больше пятидесяти франков за смену. Только там человека, как лимон, выжимают. По десять часов в день при двухсменной работе. И на прокатном, и на чугунолитейном, и на машиностроительном - все то же. Только в мастерских малость полегче, зато и плата поменьше. Цеховые старосты регулируют.
- Так ведь и оттуда можно уйти.
- Пожилые и семейные не уходят. Где ни работай - проживешь, не жалуясь.
- А ты оптимист, Эд. Платят хорошо - еще не значит, что жить хорошо.
- Так трудовики говорят, - пожимает плечами Эд.
- Слышал их?
- Я на митинги не хожу.
Информацию бармена я корректирую информацией Мартина. Он уже несколько дней работает в редакции "Брэд энд баттер".
Стил, узнав об этом, сначала рассвирепел:
- Прохвост ваш Мартин! Не ожидал…
- Не сердитесь, сенатор. Это в наших же интересах.
- Не понимаю.
- Сейчас поймете. Мердок серьезный противник. Надо проникнуть в его замыслы, в его игру. А игру он ведет крупную, я уже кое-что знаю о ней. Так вот, сенатор, пришлось пожертвовать Мартином, послав его в эту газету. Он многое может услышать и о многом узнать. Теперь у нас свой человек во вражеском лагере.
- Грязное это дело, Ано.
- Не очень чистое, согласен. Но для нас полезное. Даже больше необходимое…
- А вы не преувеличиваете значение Мердока как политической личности?
- Боюсь, что нет, сенатор. Личность незаурядная. И думаю, очень опасная.
- Возможно, вы правы, Ано. Мартин не протестовал?
- Я убедил его, сенатор. Все в порядке. Можете спокойно ехать в Ойлер.
…Мы встретились с Мартином еще до приезда сенатора. Мартин не один, с ним Луи и Пит, разысканные в общежитии политехнички. Внешне - неброско одетые: не то студенты, не то клерки, встретишь на улице - не оглянешься. И оба сияют - пожалуй, это самое точное определение их душевного состояния.
- Ребята согласны, Юри. Я обещал им по пятнадцать франков в день, в три раза больше, чем у Фляшона. Только работать будут неполный день - они еще учатся.
- Одному из вас придется помогать мне в канцелярии, - говорю я. - Просматривать документы, сенатские протоколы, отчеты, подбирать нужную мне информацию. Какую именно, поясню, когда приступим к делу. Другой будет связан с Мартином. Работа на ногах, с людьми, информаторская, агентурная. Кому что - выбирайте сами.
- Человек я неразговорчивый - предпочту писанину, - высказывается первым Пит.
- А я - "на ногах и с людьми", - тут же вставляет Луи.
Наконец Луи и Пит уходят, получив за неделю вперед, а мы с Мартином остаемся вдвоем.
- Выкладывай, - тороплю я его. - Что узнал?
- Многое. Нет ни кризисов, ни экономических спадов, ни биржевой паники. Даже безработицы нет. Без работы только инвалиды и нищие-профессионалы, которых, кстати, ловят и ссылают на рудники.
- Знаю.
- Зато пособия инвалидам труда ничтожны, а семьям погибших на работе ни хозяева, ни государство вообще не платят. Пенсии начисляются с семидесяти лет, и только мужчинам. Женский труд оплачивается дешевле, и пенсией женщины не обеспечиваются. Таков популистский прогресс на практике. За полсотни лет построено не больше двух десятков заводов, значительная часть мастерских реорганизована в мелкие фабрички, тяжелая промышленность только развертывается, да и то лишь в пределах нужд сельского хозяйства, в легкой преобладает система надомников, а фабричных рабочих всего тысяч двести. Их здесь именуют по-старому: мастеровые. Никакой техники безопасности на предприятиях нет и в помине. Детский труд узаконен и не преследуется.
- А как с наукой?
- Кого из ученых встретишь на "дне"? Говорил я, правда, с одним бывшим университетским профессором - математиком. Математика, Юри, здесь на уровне девятисотых годов. Лучше других работают заводские научные лаборатории, в частности лаборатория некоего Уэнделла, заводчика, отпускающего на нее большие средства. Но все это редкие исключения, лишь подтверждающие промышленную отсталость Города.
Мартин рассказывает подробно и дельно. Но мне этого мало, мне нужно связать экономическую информацию с политической.
- А на "дне" вообще не говорят о политике, - усмехается Мартин. - Здесь голосуют за тех, кто платит. Покупателей и перекупщиков голосов и у "джентльменов", и у популистов в одном только рыночном районе десятки. Даже лидер "джентльменской" партии Рондель не брезгует покупкой голосов на меновом рынке. А привокзальные бильярдные и бары закуплены на корню популистами. За партийного соратника Стила, сенатора Клайна, - он же оптовый торговец рыбой в американском секторе, - голосовали на прошлых выборах сотни хозяев мелких лавчонок и рыбных ларьков. Думаешь, из солидарности? Нет, это стоило ему, как мне рассказали в редакции, больше ста тысяч франков. Мердок единственный не покупает пока голоса избирателей, но когда ему это понадобится, у него будет все "дно", от уличных забегаловок до клубных игорных домов. Тот же Пасква приведет ему тысячи и в Сильвервилле, и в самом Городе, где я уже встретил нескольких его друзей из памятной нам "берлоги". Кстати, о Мердоке, - тут Мартин понижает голос, словно боится, что кто-нибудь может подслушать, - я почти уверен: он замышляет что-то новенькое.
- А конкретно?
- Некто по имени Фревилл контролирует все притоны в американском секторе. Похоже, это - ставленник Мердока. Тут и питейные заведения, и салуны с потайными игорными залами, и бильярдные с барами. А во французском секторе правит некий Бидо, предпочитающий не делить доходы с Фревиллом. Так вот, с Бидо решили покончить. Как и когда, не знаю, но один тип проболтался, что скоро из Бидо сделают мясной пудинг. Только, я думаю, не наше это дело, Юри.
- Правильно думаешь. Мы не в старом Чикаго.
Я даже не предполагал, как мы ошибались.
Глава 8
ПЕРВЫЙ УДАР МЕРДОКА
Сегодня приехал Стил. Я еще не видел его, но получил от него записку, приглашающую меня к ужину в сенатском клубе на шесть часов вечера. Сейчас без четверти шесть, лошади поданы к подъезду гостиницы, и я отправляюсь в клуб.
Стил опоздал на четыре дня, а за это время произошли события, о которых необходимо рассказать. Началось все как раз четыре дня назад с воскресной утренней почты. Среди газет было письмо сенатора, сообщавшего, что он вынужден задержаться, и если я захочу, то могу ознакомиться и без него с деятельностью сената. Одновременно он прислал чек на тысячу франков и чистый гербовый лист со своей подписью и сургучной печатью, куда я мог вписать все, что мне заблагорассудится. Этот знак безграничного доверия полностью раскрывал отношение Стила ко мне.
Сначала я прочитал утренние газеты. Интересовали меня, понятно, не объявления и не уголовная хроника, а передовицы и комментарии - их политическое кредо. В частности, внимание привлекли две статьи, обе редакционные, без подписи. Консервативный "Джентльмен" задавал, на первый взгляд, чисто риторический вопрос: почему бы не разрешить создание политических ассоциаций, которые могли бы участвовать в выборах наряду с уже действующими партиями? Такие ассоциации, не ограниченные ни численностью, ни направлением, способны были бы объединить евангелистско-католические круги, студенчество, кое-какие прослойки в обеих сенатских партиях, которым уже становится тесно в официальных партийных рамках. Подтекст здесь был ясен. Билль о политических ассоциациях расколол бы не "джентльменов", а популистов. Церковные круги, получив самостоятельность, блокировались бы в сенате с правыми. Студенчество - разномастное политически - вообще не смогло бы образовать единой организации, а выделение трудовиков "джентльменам" ничем не угрожало бы из-за малочисленности левого крыла. Но самое интересное было не в этом. Газета не упоминала о Мердоке и его "реставраторах", а ведь билль о политических ассоциациях именно ему и открывал путь в сенат.
Другая наводящая на размышление статья была опубликована в мердоковской "Брэнд энд баттер". Говорилось в ней тоже о выборах, только в ином аспекте: о шантаже и подкупе избирателей, о покупке голосов оптом и в розницу в городских пивных, салунах и барах. Упрекнуть автора можно было бы лишь в чересчур развязной и крикливой манере. Но писал он правду, подтверждая то, о чем рассказывал Мартин, только не называя имен. Газета обещала назвать имена и представить документальные доказательства подкупа, если потребуют обстоятельства. Она выражала надежду, что обе сенатские партии учтут все это в предстоящей избирательной кампании и сумеют обойтись без мошенничества.
Настораживало само обещание "назвать имена и представить документальные доказательства". Какие цели преследовал такой выпад? Скомпрометировать популистов и "джентльменов"? Зачем? Ведь у Мердока еще не было партии. Только популистов? Это имело бы смысл, если бы он рассчитывал на победу правых: судя по осторожному выступлению "джентльменской" газеты, у него были связи и в их лагере. Но почему обещание скомпрометировать адресовалось деятелям обеих партий? Может быть, это - угроза возможным соперникам, чтобы побудить их к принятию билля о создании политических ассоциаций? Или Мердок заранее знал о "джентльменской" статье, и билль этот уже кем-то придуман, отредактирован, и кто-то предложит его на одном из заседаний сената?…
Кое-что я узнал чуточку позже.
В комнату ко мне постучался лифт-бой и пригласил спуститься к телефону у стойки портье.
- Говорит Мердок, - услышал я знакомый любезный голос. - У подъезда гостиницы ждет фиакр. Через четверть часа вы будете в моей городской "берлоге". Я угощу вас нежнейшим вудвилльским полусухим и отпущу с тем же кучером. Потеряете час, не больше. Удружите, мсье Ано. Не огорчайте отказом.
Я не отказал и поехал.
"Берлога" оказалась уютным каменным особняком в глубине розового цветника, окруженного декоративной жимолостью. Мердок, в элегантном домашнем халате, встретил меня на крыльце и провел в кабинет.
- Садитесь, Ано, - сказал он, поставив передо мной бокал вина. - Есть дело.
- Догадываюсь.
- Едва ли. Сегодня вы вместе с письмом от сенатора получили чистый гербовый лист с его подписью и печатью. Туда можно вписать что угодно.
- Вы отлично информированы, Мердок.
Я вспомнил тихого старичка-управляющего с вкрадчивыми манерами. Только он один знал о нашем с Мартином отъезде и знал все: и по какой дороге мы должны были ехать, и то, что мы поедем верхом. И только через него Стил мог отправить свое письмо с бланком.
- Мы можем лишить вас этого источника информации, Мердок, - добавил я.
- Охотно им пожертвую, - отмахнулся Мердок. - Слишком стар и не всегда расторопен. Но у меня есть свои люди и в отеле "Омон". Скрывать от вас это я не собираюсь - лишний раз убедитесь в моих возможностях. И, как вы сами понимаете, я распорядился после вашего отъезда заглянуть к вам в комнату и достать для меня этот чистый лист. Он мне понадобится скорее, чем вам. Но не пугайтесь - другие документы я приказал не трогать. Все останется на месте.
- Чистого листа больше нет, - сказал я.
Это было правдой. Прочитав статью "Брэд энд баттер", я вписал в него от имени Стила просьбу к директору избирательных кампаний партии популистов допустить молодого научного работника Питера Селби к партийной документации по прошлым выборам: Селби, мол, пишет книги о популистской партии и нуждается в изучении ее архивов. Ни один из документов не будет вынесен из канцелярии директора, молодой ученый все просмотрит у него на глазах.
- Та-ак, - протянул Мердок. - Вы переиграли меня, Ано. Что-нибудь вроде доверенности на ведение дел во время отъезда сенатора?
- Допустим, - ответил я уклончиво.
- Зря вы не взяли пять тысяч, Ано, - как бы мимоходом заметил он.
- Почему зря?
- Вы могли бы информировать меня о покупке голосов популистами.
Я вспомнил статьи, опубликованные в "Джентльмене" и "Брэд энд баттер", и понял, куда он клонит: скомпрометировать популистов и получить необходимые кресла в сенате - вот что нужно Мердоку.
- Не будем хитрить, Мердок. Не вами ли инспирирована статья в "джентльменской" газете?
- Я не столь влиятелен, Ано, - усмехнулся он, - но соглашусь: статья работает на меня. Да и вам будет легче убедить Стила в поддержке билля о политических ассоциациях, чем о легализации моей партии. Пусть-ка потягается с церковниками из своего лагеря!
Я встал.
- А ответ? - спросил Мердок.
- Убедить сенатора в поддержке билля попытаюсь. Учтите: не обещаю, а попытаюсь. Но об агентурной информации забудьте. Я привык работать честно.
- Учтите и вы, Ано: я человек опасный, - сказал он.
- Я тоже, Мердок. И если повторите что-нибудь вроде обыска в моей комнате, я приму свои меры.
- Предложение принимаю.
Мердок улыбнулся скорее сочувственно, чем враждебно.
Простившись с хозяином, я вернулся в отель в экипаже, который ждал у подъезда.
В номере сразу же обнаружил следы обыска. Газеты были небрежно отодвинуты в сторону, одна из них валялась на полу. Заполненный мной гербовый лист с подписью Стила лежал поверх других бумаг, прочитанных и брошенных за ненадобностью.
Я спустился к портье.
- Кто-то был в моей комнате и копался в моих бумагах.
- Это невозможно, мсье, - ледяным тоном ответил тот. - Ключ все время находился у меня.
- Поэтому я и обвиняю вас и вынужден обратиться к полиции.
- Дежурный полицейский здесь, мсье. - Портье был по-прежнему холоден и невозмутим.
Как и следовало ожидать, ничего из этой затеи не вышло. Портье сумел доказать, что в течение часа, пока меня не было в отеле, он не покидал своего места за стойкой. Да и я сам не очень-то рассчитывал на успех следствия. Серебро Мердока действовало и в отеле, и в полиции.
Потом ко мне пришел Питер Селби, я передал ему рекомендательное письмо сенатора и объяснил, что с ним делать.
- Запомните, Пит, - сказал я, - вы - молодой ученый. Работаете над историей партии популистов с момента ее основания - после победы Сопротивления в десятом году. Большая часть книги уже написана. Сейчас вы подходите к истории избирательных кампаний партии, но изучать документы будете не с начала, а с конца, с последней предвыборной кампании - пять лет назад. Просматривайте все, что вам покажут, но отбирайте только то, что говорит о мошенничестве, шантаже или подкупе избирателей.
Через день Селби принес мне первые сведения. Оказывается, с текущего счета партии дважды снимались крупные суммы. И каждый раз - без вразумительных объяснений. Только в одном случае в ведомости сделана краткая пометка: "для использования в привокзальном районе". Подозрения Мартина подтверждались.
Но что знал Стил? Об этом я и собирался спросить его во время ужина в сенатском клубе…
Клуб старомоден, как и "Омон", только все здесь роскошнее и дороже. Если в "Омоне" бронза и медь, то в клубе серебро, если в "Омоне" плюш - в клубе ковры редкой ручной работы, если в "Омоне" свиная кожа на диванах и креслах - в клубе шелк, сукно и цветной сафьян. Камины топят не дровами, а углем.
В ресторанном зале почти храмовая, величавая тишина. Метрдотель, похожий на памятник, вынужденный сойти с пьедестала, подводит меня к столику Стила. Стил в табачного цвета сюртуке, сидит не один, с ним элегантный господин лет сорока пяти, в начинающей входить в моду черной тройке с высоким, почти до горла, жилетом.
- Знакомьтесь, Ано, - говорит Стил, - это мистер Уэнделл, мой партийный и сенатский коллега, от него у меня нет секретов.
Мы вежливо раскланиваемся.
- Много слышал о вас, - говорит Уэнделл. - Сенатор считает, что лучшего советника ему не найти.
- Готов дать первый совет по службе. - Я решительно вступаю в игру. Увольте вашего управляющего имением, сенатор Стил.
- Шуаля? - удивляется Стил. - За что?
- Слишком многое, что он видит и знает, становится сейчас же известно Мердоку.
Стил поражен.
- Не понимаю, Ано.
- Кто знал о чистом гербовом листе с вашей подписью?
- Только Шуаль.
- Так вот, в воскресенье утром, когда я получил от вас гербовый лист, меня пригласил к себе Мердок. По некоторым причинам я согласился на встречу. За час отсутствия в моей комнате произвели обыск - искали именно этот лист. Мердок мне сам откровенно признался.
- Лист украли? - вскакивает Стил.
- К счастью, нет. Чистого листа уже не было. Я вписал в него то, что никак не интересовало Мердока.
- Какая удача, - облегченно вздыхает сенатор. - Вы спасли меня буквально от катастрофы. Такая бумага в руках Мердока! А что вы вписали туда?
- Пустяк, сенатор. Рекомендацию одному молодому ученому, пишущему историю популистской партии.
- А что вам предложил Мердок?
- Работать на него вторым Шуалем.
- Не сомневаюсь в вашем ответе. А Шуаля уволю.
- Может быть, и не только Шуаля, Ано? - прищуривается Уэнделл.
- Я только приглядываюсь к людям, мистер Уэнделл.
- Тогда приглядывайтесь поскорее, - говорит Стил. - До вудвилльской конференции остается менее месяца. А там мы будем выдвигать нового главу партии. Вист стар и ждет не дождется смены.
- Кем вы его замените? - спрашиваю я.
- С кандидатом вы уже знакомы, Ано. - Стил кивает на Уэнделла. Молодой и дельный. Единственное препятствие - не аграрий, а заводчик. Фермеры могут не поддержать.
- Препятствие почти устранено, Стил. Я купил половину виноградников у Веррье и молочную ферму Скрентона, - смеется Уэнделл. - А хозяин везде хозяин.
Мимо нас проходит затянутый в черный сюртук старик. Проходит не сгибаясь, высокий и тонкий, как трость.
- Вист, - шепчет Стил. - Пойду порадую старика, а вы уж без меня поужинайте.
Мы остаемся вдвоем с Уэнделлом.
- Почему вы заинтересовались предвыборными кампаниями, советник? - вдруг спрашивает он.
- Хотелось лично проверить намеки Мердока.
- Вы им верите?
У Стила от Уэнделла нет секретов - сенатор сам сказал. Так почему бы мне не открыть Уэнделлу то, что я узнал от Селби и Мартина? Рассказываю.
- Стилу вы еще не говорили об этом? - задумчиво произносит Уэнделл.
- Пока нет.