- Директор мсье Жанвье заметил, что я интересуюсь больше партийными доходами и расходами, чем восторженными восхвалениями кандидатов в сенат. Такие документы я, дескать, отбрасываю, а изучаю счета и доносы. Теперь мне все будет выдаваться лишь по его выбору. Мсье Жанвье хочет, чтобы я работал на глазах у его чиновников. Мне он не верит.
- Ну, это не так плохо, Пит, - решаю я. - За вами будут следить, а вы наблюдайте, кто особенно в этом старается. Немедленно сообщите мне их имена.
- Все ясно, советник.
- Вот и действуйте. Пит. А директору скажите, что вам даже полезнее работать по его указаниям.
Едва я успеваю закончить фразу, как врывается - и конечно, без стука Мартин. Увидев Пита, спрашивает:
- Где Луи, Пит?
- Не знаю. Он уже несколько дней не ночует дома.
- И я его не встречал, Юри. - Тревожная нотка слышится в голосе Мартина.
- Он только сказал, что должен кого-то разоблачить, - говорит Пит, - но кого именно, промолчал. Расскажет, мол, когда все выяснит.
- Меня беспокоит твой промах, Мартин. - Я уже начинаю понимать, что Ренье в опасности.
- Меня это самого беспокоит, - вздыхает Мартин. - Может быть, сегодня еще узнаем что-то в "Аполло".
- В "Аполло"?! - удивленно восклицает Селби. - Вспомнил! Именно сегодня вечером он и будет в "Аполло".
- Зачем? - изумляется Мартин.
- Я сказал… он мне сказал… - лепечет совсем смущенный Пит, - что именно в баре "Аполло" он разоблачит кого-то… кто будто бы всем мешает.
Мы недоуменно переглядываемся с Мартином. Для чего Ренье понадобился этот притон? С кем он туда придет? Что-то выведал в банде Пасквы? Но удалось ли ему это скрыть? Ведь у него нет опыта конспиратора.
- Луи кому-нибудь давал ваш адрес? - спрашиваю я Пита.
- Зачем? Всем и так известно, что студенты из провинции живут в общежитии политехнички.
- Там бандиты рисковать не станут, - говорит Мартин.
- Кто их знает, - возражаю я. - Ты бы лучше переехал, Пит. На время к кому-нибудь, а? Сумеешь?
- Если требуется, сумею, - кивает Пит и продолжает: - Вы просили посмотреть повнимательнее, не наблюдают ли сослуживцы за моей работой. Наблюдают, советник. Сначала я ничего не заметил или, вернее, не обратил внимания. В частности, на любопытство старшего клерка Освальда Ринки. Он представился крайне заинтересованным моей работой, заглядывал в документы, которые я просматривал, и в мои записи, причем что-то записывал сам. Интересовался он именно тем, что хотел скрыть от меня мсье Жанвье. Его не волновали происки оппозиции, он хотел точно знать, на сколько голосов могут рассчитывать популисты в том или ином кантоне.
- Значит, Ринки работает не на Жанвье, - замечает Мартин.
- Но, видимо, через него и просачивается партийная информация… размышляю я. - Только для кого?
Кажется, я начинаю понимать, в чем дело. О том, что Мердок имеет своих агентов в избирательной канцелярии популистов, я догадывался давно. Теперь отпали последние сомнения: если Ринки - человек Мердока, то глава реставраторов знает все, что ему нужно.
Пит не уходит - мнется, словно что-то собирается добавить.
- Я еще не все сказал, советник, - бормочет он.
- Ну говори, не смущайся, - поощряю его я.
- У меня украли рекомендательное письмо сенатора Стила.
Одна новость лучше другой!
- Почему оно оказалось у тебя?
- Я предъявил его мсье Жанвье, он прочел и вернул мне. А я спрятал письмо в стол, но не запер ящик - не подумал о возможности пропажи. В письме рекомендовали меня - ну кому еще нужна была эта рекомендация?
- Может, оно и сейчас в столе? Поищи получше.
- Уже искал. Письма нет. И я даже догадываюсь, кто его взял. Кроме Освальда Ринки, в комнате никого не было.
- Скверная история, - говорю я. - Любой документ за подписью сенатора может быть использован нам во вред.
- Для чего же он понадобился этой канцелярской крысе? - пожимает плечами Мартин.
Пит робко его поправляет:
- Это совсем не канцелярская крыса, мистер Мартин. Я даже не понимаю, зачем он у нас работает. Платят здесь немного, а деньги у него водятся. И если письмо сенатора что-нибудь стоит, он продаст его без зазрения совести. Ринки игрок, мистер Мартин, и чуть ли не каждый день прямо со службы едет в "Гэмблинг-Хаус". Знаете это казино на Больших бульварах? Мне думается, что и сейчас он там.
- Почему ты так считаешь? - спрашиваю я.
- Вчера я попросил у него взаймы, мсье Ано. Немного попросил, до получки. А он сказал: "Сегодня ни сантима, Пит. Но завтра будут. Приходи в казино: если не продуюсь - выручу". Играет он крупно. До выигрыша или проигрыша.
- Значит, долго не задержится, - замечает Мартин.
Мы понимаем друг друга с полуслова. За сколько Ринки продал письмо, не существенно. Важно, когда и кому.
- Вот что, Мартин, - решаю я. - Приедешь в "Аполло" после девяти, в самый разгар сутолоки. Столик закажешь заранее. Я постараюсь приехать вовремя. Пока же мы с Питом займемся Ринки. Надо узнать точно, кому он продал письмо сенатора.
"Гэмблинг-Хаус" - было начертано электрическими лампочками по фронтону богатого особняка на самом фешенебельном отрезке Больших бульваров. Надпись освещала не только вход и колоннаду у входа, но и примыкающую к ним ресторанную площадку под парусиновым тентом. От нее к воротам тянулась липовая аллея.
Швейцара не было. Мы вошли в открытые настежь двери. В глубине большого пустынного холла скучал молодой человек в синем сюртуке и кружевном жабо, украшенном булавкой с лиловым, похожим на аметист, камнем. Мы предъявили свои визитные карточки и уплатили по двадцать пять франков за вход. Пока нам выдавали входные билеты, я успел осмотреть соседний бар за тяжелыми плюшевыми портьерами. Он был почти пуст - только несколько хорошо одетых молодых людей у стойки.
- Ринки среди них нет, - подсказал мне Пит.
Наверху нас встретила привычная тишина игорного зала. Лишь изредка шепот советующих, негромкие реплики игроков, возгласы банкометов и крупье перекрывают легкое шуршание фишек по сукну столов. Лакеи в красных фраках и белых чулках до колен ухитряются лавировать между столами с подносами в руках, даже не зазвенев бокалами.
Освальд Ринки, сидящий напротив крупье, играет осторожно, ставит стопки фишек не на номера, а на цвет, рассчитывая только на удвоенную сумму в случае выигрыша. Перед ним на столе лежит большая груда фишек. Очевидно, Ринки уже выиграл немало и - что соответствовало бы его репутации крупного, но осторожного, не любящего рисковать игрока - должен скоро игру закончить.
- Не подходите к столу, Пит, - говорю я, - вас он сразу узнает и поймет, что вы пришли не для игры в рулетку. Лучше подождите незаметно в сторонке и перехватите его, когда он пойдет от разменной кассы к выходу. Попросите у него, скажем, двадцать пять франков. А я неожиданно подойду к вам…
Мы так и делаем. Пит отходит к разменной кассе, я становлюсь у стола позади крупье. Из-за его спины мне видно, как играет Ринки. Методично, невозмутимо, то уменьшая, то увеличивая ставки, он играет на "руж" и "нуар" или на "чет" и "нечет", как мальчишки в орлянку: орел или решка. Ринки везет: стопка фишек у него под руками становится все больше и больше.
И вдруг Ринки невольно, инстинктивно, даже со страхом, накрывает эту разноцветную стопку. Он увидел и узнал меня.
Почему советник сенатора пришел в казино? Ведь имя Жоржа Ано отнюдь не популярно среди его завсегдатаев. Значит, он заглянул сюда случайно, вероятно из любопытства. Но успел заметить за рулеточным столом партийного функционера. Надо бросать игру и немедленно уходить, объяснив пребывание в казино той же случайностью. Так я прикидываю возможные умозаключения Ринки и не ошибаюсь. Всем своим видом показывая, что игра для него окончена и что играл-то он, в общем, равнодушно, без интереса и выигрыш чисто случаен, Ринки бочком-бочком пробирается сквозь толпу к разменной кассе. Я осторожно следую за ним, стараясь не опоздать к его встрече с Питом.
Пит успевает догнать Ринки, когда тот уже спустился вниз по широкой мраморной лестнице и взял свой цилиндр в гардеробе. Они оба стоят в скучной тишине холла, не привлекая внимания ни краснофрачных лакеев, ни застегнутого на все пуговицы администратора. Я их, конечно, не слышу, но вопрос Селби мне известен. А теперь вижу и ответ: Ринки разводит руками, виновато улыбается, явно разыгрывая этюд о проигрыше неудачника.
Именно в эту минуту я и подхожу к ним.
- Каким образом вы здесь? - строго спрашиваю я Пита. - Посещение подобных заведений не украшает работников нашей партийной канцелярии.
Пит, якобы заикаясь от испуга, косноязычно лепечет:
- Я случайно… У меня и денег для этого нет. А пришел… попросить взаймы у приятеля. Это Освальд Ринки, старший клерк у мсье Жанвье…
Я смотрю в упор на Ринки, и мне кажется, что я где-то его уже видел. Где? Вспомнить не могу. А Освальд Ринки, обрадованный тем, что Селби неожиданно дал ему возможность уйти из-под удара, угодливо раскланивается.
Я надменно оглядываю Ринки (у меня это хорошо получается) и внезапно вспоминаю, где его видел: он был среди замаскированных бандитов Пасквы, перехвативших нас на лесной дороге в Вудвилль. Несколько секунд молчу, соображая, как использовать свое открытие, и, не подавая виду, что разгадал Ринки, говорю назидательно, как советник сенатора старшему клерку его канцелярии:
- Ваш выигрыш или проигрыш меня не касается, но репутация игрока не подходит для партийного функционера, Освальд Ринки. Мне, возможно, придется сделать соответствующие выводы.
Ринки испуган, но, видимо, не осложнения с Жанвье беспокоят его, а мое близкое знакомство с Мердоком, на которого он работает.
- Прошу извинить меня, советник, - не без достоинства просит Ринки. Уверяю вас, что ничто подобное больше не повторится.
Я морщусь, будто раздумывая.
- Ладно. Выйдем в сад к бассейну. Здесь слишком душно. Там и объяснимся.
Ринки, заметив мои колебания, почти счастлив и тут же устремляется к открытым дверям. Несколько минут мы, все трое, молча и не спеша идем по узкой тропе вдоль бассейна.
Я резко останавливаюсь.
- А ведь мы с вами знакомы, Освальд Ринки. Даже как-то сидели рядом.
Ринки удивлен или изображает недоумение.
- Не имел такой чести, советник.
- Имели. Вспомните лесную хижину близ Вудвилля. Вы были тогда среди "пистолетников" Пасквы.
Актерски сыгранное удивление Ринки сменяется совсем не театральным испугом. Он пятится от меня, не сообразив, что стоит в нескольких сантиметрах от края бассейна.
- Стой! - кричит Пит.
Но Ринки уже потерял равновесие и ушел под воду, окатив нас фонтаном брызг. Секунду спустя он вынырнул и застучал по воде руками.
- Помогите! Тону!
Пит хватает его за руки и вытаскивает по грудь из воды.
- Подержите так, Селби, - прошу я. - Не спешите.
- Я не умею плавать! - вопит, отплевываясь, Ринки.
- Это тебе и не понадобится. Сразу пойдешь ко дну, если не скажешь, кому ты продал украденное письмо сенатора. Только поторопись, а то Пит устанет тебя держать. Итак - кому?
- Паскве. За пятьсот франков… Вытащите меня ради Бога!
- Интересно, за что вам платит Мердок? Профессионал - и попадается на мелкой краже, да еще сбывает украденное своему же сообщнику. А плавать надо учиться с детства, - наставительно говорю я и помогаю Селби вытянуть Ринки из воды. Он отряхивается, как мокрый пес, обдавая нас брызгами.
- Я, пожалуй, пощажу вас, - замечаю я, протирая носовым платком промокшие полы и рукава сюртука. - Ни Жанвье, ни Мердоку ничего не скажу. Выигрыш можете оставить себе, двадцать пять франков дайте взаймы Питу, если он в них нуждается, а пятьсот франков, полученных вами от Пасквы, внесите в фонд избирательной кампании сенатора Стила. Вы, Селби, доставите сейчас эту мокрую курицу домой, а то еще простудится. Не беспокойтесь, жаловаться он не будет.
Глава 11
УБИЙСТВО
Через полчаса я нахожу в "Аполло" Мартина, ухитрившегося благодаря своим уже достаточно обширным "придонным" связям получить свободный столик в самом центре бара, близ грязной ковровой дорожки, разделяющей большой закопченный и пыльный зал надвое.
"Аполло" - это действительно третьеразрядный кабак, с длинной, обитой жестью стойкой и десятком деревянных, ничем не покрытых столов. Из кухни несет прогорклым маслом. В нескольких шагах ничего не разглядишь из-за густого табачного дыма.
- Были в "Гэмблинг-Хаус"? Ринки нашли? - встречает нас вопросами Мартин.
Я рассказываю.
- Зачем Мердоку платить пятьсот франков за документ, который он мог получить даром? - спрашиваю я под конец. - Ведь Ринки его человек в избирательной канцелярии популистов.
- Агентам тоже надо платить.
- Но почему между Мердоком и Ринки вдруг возникает Пасква?
- Как связной, наверное?
- Роль не для Пасквы.
- А в качестве прикрытия? Ринки прикрывают как лжепопулиста. Все очень просто, Юри, подумай сам. Ринки находит в столе у Пита рекомендацию, подписанную сенатором. Сообщает Мердоку. Получает распоряжение выкрасть документ и передать его Паскве. А Пасква лишь одно из звеньев цепочки.
Мартин рассуждает разумно. Но какую роль и в какой игре сыграет рекомендация? Может быть, этот замысел и разгадал Луи Ренье?
- Пасквы и Ренье здесь нет, - говорит Мартин. - Зато я вижу Бидо.
- Кто это - Бидо?
- Я тебе рассказывал. Второй гангстерский ферзь. Покупает голоса для "джентльменов".
- Где он сидит?
- За третьим столом слева от нас.
Я разглядываю толстяка с отвисшими розовыми щеками, в пиджаке из зеленого, "бильярдного" сукна. Жилет у него оранжевый, мятый, как иссохшийся апельсин. Он энергично играет в покер с какими-то столь же ярко расцвеченными типами.
- Это тот, из которого собираются сделать пудинг?
- Тот самый, - подтверждает Мартин.
- Не жалко. Меня тревожит исчезновение Луи.
- Меня тоже. Тем более, что Пасква поручил ему слежку за мной, а я как раз его и не вижу.
- Штучки Мердока.
- А может быть, инициатива Пасквы?
- Кто ты для Пасквы? В прошлом - человек, которого приказал задержать Мердок, а потом отпустил с миром. Сейчас - хроникер газеты "его величества". Не миллионер, не игрок и не сыщик. В общем, человек неопасный.
- Я видел, где и куда сгружались слитки.
- Никто не заметил, что ты видел. Иначе тебя давно убрали бы.
- Серебро скоро понадобится Мердоку. Для тех, кто шантажа не боится, или тех, кого шантажировать незачем. Вот тогда бы и пустить по следу полицию.
Мы продолжаем разговаривать, дожевывая знаменитые "аполловские" бифштексы. Что-что, а их здесь делать умеют. Жарят без масла на раскаленной плите, отлично сохраняя весь сок и нежность мяса, схваченного хрустящей корочкой.
В дыму и гомоне никто и не заметил, как в бар вошли двое с полицейскими автоматами. Мы увидели их, когда они были уже в центре зала. Идущий впереди - почти двухметрового роста, в застиранной клетчатой рубахе, с черным платком, закрывающим лицо до глаз. Второй - с открытым лицом, лишь старенькая студенческая каскетка надвинута на лоб.
- Говорят. А кто им платит?
- Рондельцы или церковники, не знаю.
- У Бидо еще маклерское место на бирже.
- И две бильярдные у рынка.
- Не сторговались, наверно. Вот и хлопнули.
Я стою над телом Луи, чувствую щемящую боль в сердце. Словно кто-то проткнул его длинной булавкой. Меня охватывает чувство жалости и раскаяния. Ведь это мы послали парня на верную смерть. Позади меня стоит Мартин и наверняка чувствует то же самое. Подымаю автомат убитого и вынимаю обойму. Она пуста. Луи шел бок о бок с убийцей, не зарядив автомат. Почему? Его послали, приказали ему идти, а с какой целью, он, вероятно, даже не знал. Просто надеялся все выяснить, возможно предотвратить преступление. Бедняга не подумал, что за первой очередью убийцы может последовать вторая. И третья. Она и досталась ему. А вдруг его сознательно хотели любым способом задержать на месте преступления расплачиваться за содеянное: ведь полиции безразлично, стрелял он или не стрелял, все равно - пришел вместе с убийцами…
Мне ни терпится взглянуть на листок, взятый из кармана убитого, но я понимаю, что сейчас этого делать нельзя. Уже входят в зал в сопровождении мальчишки-официанта рослый полисмен с нашивками сержанта на темно-зеленом мундире и рядовой полицейский.
- Все видели убийство? - спрашивает сержант у собравшихся вокруг столика.
- Я, как начали стрельбу, ничего не видел, - нехотя говорит один.
- Дымно здесь, - говорит другой. - Я поодаль сидел.
- Не разглядел как следует. Стрелял мужчина с черным платком на лице.
- А этого кто убил? - Палец сержанта обращен к телу Луи.
- Он же и убил, - заявляет мальчишка-официант. - Третьей очередью. Первой помешал этот парень - стукнул автоматом его по рукам; второй он сбил этих за столиком, а третью всадил в парня. Я все видел, в двух шагах от стойки был.
Сержант записывает имя и адрес официанта и, оглянувшись, спрашивает:
- Кто подтвердит слова свидетеля?
Все молчат, мнутся, никому не хочется тащиться в полицейский участок.