- Простите, но это не праздный интерес. Дело в том, что профессор Могоуши утверждает, что ваша экспедиция на Пирену для поимки млечника чистой воды фикция.
Пройдоха знал, чем меня зацепить.
- Бред, - отрезал я.
- Это вы о его высказывании? - ехидно заметил корреспондент. Для этих стервятников нет ничего аппетитнее, чем стравить между собой двух старых недругов.
- Нет, это я вас просто поправил. Это Могоуши назвал мою экспедицию не фикцией, а бредом.
- И чем вы ему можете возразить?
- Ничем. Я ни с кем не собираюсь встать в полемику. Я сам выбираю маршрут своей экспедиции, поэтому чужое мнение меня абсолютно не интересует. О том же, насколько удачна будет экспедиция, а я верю в свою звезду, мы поговорим после моего возвращения.
Кадр сменился, и я увидел на экране всё того же. корреспондента, беседующего теперь уже с профессором Могоуши. Как всегда Могоуши больше растекался мыслею по древу, пространно повествуя о своей коллекции парусников и о том, как он их добывал, чем отвечал на вопросы корреспондента о целях и задачах моей экспедиции. Корреспонденту удалось пару раз вклиниться и всё-таки заставить Могоуши высказаться в мой адрес, но, честное слово, лучше бы он этого не делал, потому что профессор вылил на мою голову очередной ушат помоев. Оно и понятно - моя коллекция парусников превосходит его коллекцию и по количеству, и по качеству, и по широте охваченных регионов. Кроме того, в моей коллекции около сотни уникальных экземпляров, а в его - лишь два десятка. Для честолюбивого Могоуши я был что бельмо в глазу. Но больше всего профессора бесило то, что ни в одном интервью, ни в одной статье, я не упоминал его. Будто профессора эстетической энтомологии Могоуши вообще не существовало.
В конце передачи показали стереослайды парусников. Я насчитал около двух десятков из своей коллекции и лишь три из коллекции Могоуши. Но, право слово, могли бы показать ещё с сотню моих, которые по красоте превосходили этих трёх профессорских.
- Красивые у него бабочки, - сказал Ниобе.
- Не у него, а у меня, - отрезал я. - Из его коллекции показали всего три слайда.
Со злости я залпом опрокинул в себя налитый консулом стакан янтарной жидкости и поперхнулся. Жидкость напоминала собой адскую смесь из спирта, соляной кислоты и перца. Если бы я мог расцепить зубы, скованные невыносимой оскоминой, то из моего рта, наверное, вырвались бы языки пламени.
- Это настойка зелёного пиренского гриба, - спокойно объяснил Ниобе и, как ни в чём не бывало, протянул мне бокал с какой-то мутной жидкостью, чтобы я запил. - Пробирает изумительно!
Я оттолкнул его руку, схватил со стола банку земного оранжада и опорожнил её одним глотком.
- Да уж… пробирает… - сипло выдавил я, вытирая выступившие слёзы. Огненный клубок зелья медленно опускался по пищеводу, сжигая всё на своём пути.
- Напрасно вы запили оранжадом. Настойку зелёного гриба нужно нейтрализовывать соком кактуса Сиббелиуса.
Я взял бокал с соком и точно также, одним духом, проглотил и эту жидкость. Зубы отпустило мгновенно, и теперь уже приятный шар мятного холода стал медленно опускаться вслед за огненным, туша его пожар. Когда они встретились, я испытал нечто вроде взрыва внутри себя. Вначале огненные иглы пронзили всё тело, затем ледяные. Хмельная дурь настойки зелёного гриба, ударившая было в голову, развеялась в клочья, и сознание прояснилось.
- Этот сок полностью нейтрализует настойку? - спросил я, недоверчиво прислушиваясь к своим успокаивающимся внутренностям.
- Полностью.
- Зачем тогда пить?
- А для контраста! - рассмеялся Ниобе. - Хотите ещё?
- Упаси боже!
Я поспешно налил в стакан обыкновенной земной водки, чтобы консул не успел наполнить его какой-нибудь своей гадостью.
Ниобе последовал моему примеру и поднял стакан.
- За успех вашей экспедиции, - предложил он.
- Спасибо.
К водке я вообще-то равнодушен, если не сказать более предпочитаю лёгкие спиртные напитки, да и те в меру, - но сейчас я ей просто обрадовался.
- Вы извините, - проговорил консул, закусывая, - но я что-то не совсем понял цель вашей экспедиции. Если не ошибаюсь, млечник - это гриб?
- Не ошибаетесь, - усмехнулся я. - Но это в том случае, если вы исходите от латинского названия Lactarius. А если от греческого Galactikos (и то и другое слово переводятся как млечный), то вместо гриба получаете вид хищного психофага, обнаруженного на нескольких населённых гуманоидами планетах нашей Галактики в довольно обширной области. Видели его всего несколько раз, но по косвенным данным предполагается, что это довольно распространённый вид.
- Почему же его так редко видели?
- Потому, что гипотетически это либо материальный живой объект, обитающий в n-мерном пространстве и появляющийся в трёхмерном когда ему заблагорассудится, либо живая энергетическая субстанция на основе полей и столь малых физических частиц, что в материальном мире является абсолютно проницаемой. Отсюда, кстати, и его другое, более звучное название - призрачный парусник. Существует всего два снимка млечника. Я видел оба. Смею вас заверить, что в мире нет ничего более прекрасного.
- Как же вы собираетесь ловить его, если он абсолютно проницаем?
Я откровенно рассмеялся.
- Вы похожи на корреспондента из программы "Загадки и тайны Вселенной". Это моя маленькая профессиональная тайна. Кстати, пока я буду в экспедиции, попрошу вас меня не навещать и не вызывать по рации. Имеются сведения, что млечник очень чувствителен к электромагнитным полям, а птерокар создает такие помехи, что может его спугнуть. Если возникнет чрезвычайная ситуация, я сам вас вызову.
Консул совсем погрустнел. К концу дня (а наш обед как-то незаметно перешёл в ужин) Ниобе напился, хотя и утверждал, что к спиртному, как и я, равнодушен. Вполне возможно, что так оно и было, но мой категорический отказ отстаться погостить, видимо, сказался на этом обстоятельстве. Время от времени консул возвращался к уговорам и даже пообещал мне подарить свою "скорбящую вдову", если я останусь хотя бы на день, но я твёрдо стоял на своём. После каждой неудачной попытки уговорить меня, Ниобе тяжело вздыхал, от растройства выпивал рюмку водки и на некоторое время менял тему разговора. Но минут через двадцать всё повторялось. В конце концов он таки подарил мне парусника просто так, расщедрившись под воздействием алкоголя. И я не отказался, пообещав, что если поймаю ещё один экземпляр, то этот обязательно верну. Кончилось всё это тем, что после очередной порции водки консул откинулся на изголовье кресла и мгновенно заснул.
Я встал, размял затёкшие ноги и вышел на крыльцо. На каменистую равнину уже давно опустилась прекрасная пиренская ночь. У меня захватило дух. Я очутился меж двух звёздных сфер: одна надо мной - настоящая, неподвижная, холодная; другая в ногах - колыхающееся, мигающее, бесконечное море светлячков. Воздух звенел от пения, жужжания, скрипа и верещания насекомых. А в озере среди чахлой рощицы за зданием космостанции кто-то шумно, со всплесками ворочался.
"Здравствуй, Пирена", - сказал я про себя.
2
По-моему, консул солгал мне о своём равнодушии к спиртному. На следующее утро, наскоро позавтракав, он как живчик метался от птерокара в мою комнату, помогая прислуге переносить экспедиционное снаряжение. После такой дозы, которую принял вчера Ниобе, только алкоголики не испытывают синдрома абстиненции.
Загрузились мы быстро - экспедиционное снаряжение было упаковано довольно компактно, - и птерокар, легко взмахнув крыльями, поднялся в воздух. Я оглянулся и проводил взглядом уменьшающееся здание космостанции. Если млечник клюнет на приманку, то, как бы ни закончилась охота, мне сюда не вернуться.
Наш путь лежала предгорье хребта Хэнэ, откуда брала своё начало Великая Река Пирены. Во время полёта консул непрерывно тараторил, с излишней запальчивостью посвящая меня в гео- и этнографические подробности этой местности. Здесь, на берегу озера Таньтэ, из которого маленьким ручейком вытекала Нунхэн, располагалось селение племени хакусинов, где я, по словам Ниобе, мог приобрести долгоносов для своей экспедиции и нанять проводника. Во главе племени стоял некто Колдун (я так и не понял, то ли имя у него такое, то ли должность - на мой вопрос Ниобе ответил весьма путанно и невразумительно, и получалось вроде бы и то и другое, а вместе с тем и не совсем). Этот Колдун настолько сильный экстрасенс, что понимает галактический интерлинг без перевода, и я мог, по словам Ниобе, разговаривать с ним без транслингатора. Вообще иерархия в племенах Пирены довольно любопытна - здесь верхнюю ступеньку занимает не физически сильнейший, а обладающий наиболее выраженными парапсихологическими способностями. Учитывая, что все пирениты в той или иной степени владеют экстрасенсорикой, такое не удивительно.
Всё это я знал и без консула: готовясь к экспедиции, я основательно разобрался в психопотенциальных возможностях аборигенов. А они были огромны. Статичный патриархальный уклад их почти миллионнолетней истории не позволил пиренитам развиваться по технологическому пути, а повёл их по бесконечной дороге медленной эволюции парапсихологических наклонностей. К счастью, этот путь хоть и создал из пиренитов экстрасенсориков, но эволюционировавшие вместе с психикой физиологические особенности организма не позволяли направлять психоэнергию вовне. Не будь такого ограничения, пирениты давно бы правили Галактикой. Матушка-природа лишний раз показывала, что не допустит бога над собой. И если какой-то вид она чем-то щедро одаривала, то всегда можно было найти, чем она его жестоко обделяла. Человечеству достались непомерное честолюбие, рациональное мышление и логическое восприятие мира, позволившие владеть и управлять материей. Пиренитам - величие духа и тайны сознания, но абсолютное равнодушие к материальным благам. Соприкасаясь с материальным миром, они брали от него только то, что необходимо для поддержания своей физической оболочки. Как и человечество обращалось к духовному лишь при наличии хоть минимального материального комфорта. Именно это обстоятельство и сыграло огромную роль в том, что я оказался здесь. Не будь Пирены, я бы никогда не отважился на ловлю млечника. Но консула я не собирался ставить об этом в известность. Как, впрочем, и никого другого.
Пирена давно пережила свои геологические молодость и зрелость и вступила в предзакатный период спокойной тихой старости. Когда-то мощные тектонические разломы превратились в щебневые и песчаные пустыни, перемежавшиеся бесконечными лёссовыми плато и рыхлыми породами континентальных осадочных отложений. Горные кряжи выветрились и просели, почти все озёра и впадины занесло илом, и только хребет Хэнэ пока ещё противостоял эрозии. Поверхность Пирены выровнялась и, обезводев, сбросила с себя растительность. И жизнь отступила к берегам ещё сохранившихся рек да немногих озёр. Но с высоты пяти километров она совсем не просматривалась: зелено-жёлтые листья местных растений сливались с разводами серо-рыжеохристой почвы, и пейзаж планеты сверху напоминал марсианский ландшафт. Даже реки, насыщенные до предела взвесью лёсса и осадочных отложений, имели молочножёлто-бурые цвета и не отблёскивали на солнце.
Приземлились мы на песчаном берегу небольшого озера Таньтэ рядом с селением хакусинов, и птерокар сразу окружила восторженная толпа аборигенов. По-моему, единственное, что сближает пиренитов с людьми - это любопытство. Но если человек смотрит на необычную вещь с утилитарной точки зрения, оценивая, что она собой представляет, и стоит ли стремиться заполучить её в свою собственность, то любопытство пиренитов абсолютно бескорыстно. Мысль о том, что необычной, выходящей за рамки их патриархального уклада вещью можно владеть и как-то ею пользоваться, им чужда. Их цивилизация основана на чистом созерцании и осмысливании увиденного.
Хакусины помогли выгрузить из птерокара моё снаряжение, а затем провели к Колдуну. Колдун нас встретил, сидя на циновке перед своей хижиной. Пожалуй, и в племенах, где уважали прежде всего физическую силу, ему была бы уготована роль вождя. Высокий, чуть ли не с меня ростом, грузный, в отличие от своих соплеменников, с непомерно крупной головой и неподвижным тяжёлым взглядом чёрных глаз.
- Здравствуй, Ниобе, - сказал он. - Приветствую и тебя, тёмный человек.
Транслингатор, заблаговременно прицепленный мною к мочке уха, мгновенно перевёл его слова.
Ниобе с удивлением покосился на меня.
- Здравствуй, Колдун, - сказал он. - Это - господин Бугой с Земли. Он…
- Знаю, - оборвал его Колдун и жестом предложил нам сесть на циновки напротив себя.
Мы сели. Колдун смотрел мне прямо в глаза пронизывающим взглядом. Обычной улыбки аборигенов на его лице не было. Хорошо, что полгода назад мне вживили в подкорку мозга электроды, и теперь мой череп прикрывала экранирующая сетка. Правда, экранирование предназначалось от другого, но не будь его сейчас, на моей экспедиции можно было поставить крест.
- Почему ты прячешь свои мысли? - напрямик спросил Колдун.
- Я иду на опасную охоту, - также прямо ответил я.
- На бабочек? - приподняв брови, удивился Колдун.
Видно, все сведения обо мне он уже извлек из головы Ниобе.
- Эта бабочка - хищный психофаг.
Колдун задумался. Похоже, транслингатор достаточно точно перевёл ему смысл сказанного. Зато Ниобе недоумённо но уставился на меня.
- На Пирене таких бабочек нет, - наконец сказал Колдун.
- Людей на Пирене тоже не было, - возразил я. - Но мы пришли. Прилетит и млечник.
Колдун вновь задумался.
- Хорошо, - тяжело уронил он. - Все имеют право на тайну своих знаний. Что ты хочешь?
- Я хочу купить у вас трёх выносливых долгоносов и нанять проводника.
- Я понимаю, что ты подразумеваешь под словами "купить" и "нанять". Но у нас так не делается. Мы делимся всем, чем можем. Выбирай себе проводника, а он подберет из стада лучших животных.
Я оглянулся. Полукругом нас обступила толпа аборигенов. Все они доверчиво улыбались, и каждый готов был сопровождать меня.
- Я полагаюсь на ваш выбор, - уклончиво ответил я. Но в этом уступать Колдуну не собирался.
Колдун помрачнел.
- Когда ты уходишь? - спросил он.
- Сейчас.
По лицу Колдуна заходили желваки. Он встал.
- Темны твои мысли, пришелец Бугой, - глухо сказал он. - С тобой пойдёт Тхэн.
Он повернулся ко мне спиной и, не проронив больше ни слова, скрылся в хижине.
"Чёрт! - пронеслось у меня в голове. - Видно не так уж безукоризненна сетка экранирования, как мне обещали!" Холодок страха заструился между лопатками. Но отступать было поздно.
Тхэн оказался улыбчивым парнем с весёлым взглядом и беззаботным характером. Не мешкая, он привёл трёх тягловых долгоносов, мы навьючили на них экспедиционное снаряжение и, не откладывая, тронулись в путь. Ниобе, вконец растерянный после нашего странного, непонятного ему разговора с Колдуном, что-то невразумительно бормотал на прощание, но мне было не до него. Мне тоже очень не понравился разговор с Колдуном, и я спешил как можно быстрее покинуть селение. Поэтому я сухо попрощался с консулом, напоследок ещё раз предупредив его, чтобы он не вздумал вызывать меня по рации, или навещать на птерокаре.
Провожали нас всем селением с весёлыми шутками и добрыми напутствиями. Вначале я воспринял это благодушно, однако, когда мы прошли уже километра три по берегу озера и достигли истока Нунхэн, а толпа всё не отставала, я понял, что "провожание" может затянуться до самого устья реки. Причём на полном серьёзе из справочника мне был хорошо известен благожелательный нрав аборигенов и их готовность оказывать помощь вплоть до самопожертвования. Тогда я поблагодарил всех и объяснил, что такое количество сопровождающих будет мешать мне охотиться на бабочек. Слово "мешать" для пиренитов, как табу. С многочисленными извинениями они, наконец, отстали.
И моя экспедиция началась. Правда, через полчаса нашего продвижения вдоль узенькой здесь, как ручей, Нунхэн, нас догнал птерокар, медленно плывший на небольшой высоте. Консул высунулся из фонаря и помахал мне рукой. Но я состроил зверское лицо и погрозил ему кулаком. Птерокар поспешно затрепыхал крыльями, набрал высоту и ушёл за горизонт. Оставалось только надеяться, что этот идиот, страстно жаждущий общения со мной, не испортит мне охоту.
Наш путь вдоль реки был не из лучших. Предгорье есть предгорье. Крупный щебень, валуны, а чуть дальше от берега - глыбы потрескавшихся скал и крутые осыпи. Местами они подступали к самой реке, и тогда приходилось брести по колено в холодной воде. К счастью, Нунхэн - река не быстрая и не сбивала с ног, хотя я пару раз искупался с головой, поскользнувшись на невидимых в мутной воде валунах.
Тхэн дикой козой скакал по камням, радуясь, как мальчишка, для которого подобный способ передвижения был самым лучшим развлечением. Долгоносы шли подобно танкам на суставном ходу в маршброске по пересечённой местности - уверенно, монотонно, на одной скорости. Будь у меня восемь ног и такая же ориентация в пространстве, и я бы не спотыкался на каждом шагу, всмятку разбивая самовосстанавливающиеся бригомейские кроссовки. Пожалуй, при такой ходьбе кроссовкам не хватит ночи, чтобы полностью регенерироваться. Хорошо, что я не поскупился и заказал их две пары. За обувь, выращенную на Бригомее по спецзаказу, мне пришлось выложить баснословную сумму, но, право слово, кроссовки того стоили. Мало того, что они самовосстанавливались, они ещё и массировали ступни, снимали усталость и перерабатывали кожные выделения.
Но больше всего досаждала жара. Сухая, безветренная, от которой не помогало даже невольное купание. Добровольно же окунаться в холодную, но ужасно мутную, как грязевой поток, воду не хотелось. Пот лил с меня ручьями. Единственным утешением было то, что впадавшие днём в диапаузу местные насекомые не кружили назойливо надо мной. Сил отмахиваться от них просто не было.
Когда я вконец выбился из сил и стал отставать, то крикнул ушедшему вперед Тхэну, чтобы он остановил долгоносов, и тут же в изнеможении рухнул ничком на осыпь. Тхэн подскочил ко мне, схватил за руки, пытаясь войти в контакт с моей нервной системой, чтобы помочь мне прийти в себя и снять усталость. Но пуще жары я боялся именно этого. Рыкнув на Тхэна диким зверем, я ногой отшвырнул его, как котёнка. Не хватало только, чтобы он таким образом проник в моё сознание.
- Запомни… - прохрипел я пересохшим горлом. - Прикосновение ко мне - для тебя табу!
Тхэн сидел на корточках и испуганно смотрел на меня во все глаза.
- Сахим, - пролепетал он, - я только хотел…