– Вот теперь, – продолжал Дэк, – вы знаете, отчего Джок Дюбуа не хотел доверяться вам на Земле. Это – самая крупная сенсация для газетчиков; со времен первой высадки на Луну. Поэтому нам приходится крутиться, как проклятым, лишь бы никто ничего не разнюхал. Так что, пока не разыщем шефа и не вернем его обратно, вся надежда на вас. И вы, похоже, уже начали входить в роль. Этот кораблик на самом деле – вовсе не "Рискуй". Он – личная яхта и походная канцелярия шефа; имя ему – "Том Пейн". "Рискуй" крутится на рейде возле Марса и передает наши позывные – и знают об этом только его капитан и старший помощник. А "Томми" тем временем на всех парусах мчится к Земле за подходящей заменой для шефа. Улавливаете, старина?
– Допустим… Однако, капитан, если мистер Бонфорт похищен политическими противниками – зачем делать из этого тайну? Я бы на вашем месте у каждого столба об этом кричал!
– Верно – на Земле. И в Новой Батавии. И на Венере. Но не на Марсе! Вы, может, знаете легенду о Кккахграле Юном?
– Э-э… Боюсь, что нет.
– Тогда слушайте внимательно. Она – наглядная иллюстрация марсианской щепетильности. Короче говоря, этот парень, Кккахграл Юный – а жил он тысячи лет назад – должен был прийти в определенное время к определенному месту, чтобы удостоиться высокой чести – вроде посвящения в рыцари. Не по своей – на наш взгляд – вине, но он опоздал. В силу марсианских приличий – за опоздание ему полагалась казнь. Учтя его молодость и выдающиеся подвиги некоторые радикалы предложили повторить испытание. Кккахграл и не подумал согласиться! Настоял на своем праве лично выступать в качестве обвинителя на суде чести, выиграл дело и был казнен. Что сделало его живым воплощением и святым покровителем марсианских приличий. Так-то.
– Но… Бред ведь!
– Ой ли? Мы же – не марсиане. А они – очень древняя раса; у них сложена целая система требований и обязанностей для любого случая жизни. Марсиане – величайшие из всех мыслимых формалистов! Древние японцы со своими "гиму" и "гири" в сравнении с марсианами – отъявленнейшие из анархистов! У марсиан нет понятий "верно – неверно", есть лишь "пристойно – непристойно" – в квадрате, в кубе и со всякими довесками. Тут в чем дело – шефа усыновляет Гнездо того самого Кккахграла Юного, ясно вам теперь?
Но я упорно не хотел понимать. По-моему, этот Ккках больше всего смахивал на одну из самых отвратительных кукол "Ле Гран Гиньоль". Бродбент между тем продолжал:
– Да ведь просто! Шеф сейчас – похоже, крупнейший из исследователей марсианских обычаев и психологии. Он уже четыре года ими занимается. А в среду в Лэкус Соли состоится обряд его усыновления. Если шеф будет на месте и выдержит экзамен – все отлично! Если не будет – а вопроса "почему?" просто не возникнет – его имя втопчут в грязь во всех Гнездах Марса – от полюса до полюса! Стало быть, громадный межпланетный и межрасовый политический успех, величайший из достигнутых когда-либо, сработает с точностью до наоборот. И последствия будут… Думаю, меньшее, чем удовлетворятся марсиане – отказ даже от нынешнего ограниченного сотрудничества с Империей. А более вероятна месть. Погибнут люди – может быть, все, кто окажется в тот момент на Марсе. Тогда экстремисты из Партии Человечества возьмут верх, и Марс будет присоединен к Империи силой – но только после смерти последнего марсианина. И все это – оттого, что Бонфорт не явился на обряд усыновления! Марсиане на подобные вещи смотрят именно так.
Неожиданно, как и появился, Дэк вышел. Пенелопа Рассел снова включила проектор. Меня раздражало то, что я не успел вовремя спросить почему бы противникам Бонфорта просто-напросто не прикончить меня? Раз уж им так легко направить телегу политики по нужной для них дороге, помешав Бонфорту – самому, либо еще как – принять участие в этом варварском обряде? Что поделаешь, забыл спросить – может, из-за подсознательной боязни ответа.
Я продолжил изучение Бонфорта – отслеживал манеры и жесты, вникал в настроения, которые им сопутствовали; воспроизводил про себя голос и интонации, все глубже погружаясь в детали. Вдохновение полностью завладело мной – я уже "влез в его шкуру".
Однако увидев Бонфорта в окружении марсиан, я пришел в ужас. Они касались его своими ложнолапами!!! Я настолько сжился с изображением, что буквально ощутил их прикосновения – и еще этот невыносимый запах! Задушенно вскрикнув, я замахал руками:
– Уберите их!!!
Изображение пропало; зажегся свет. Мисс Рассел удивленно смотрела на меня:
– Что с вами?
Я перевел дух и постарался унять дрожь.
– Мисс Рассел, вы меня извините… Но, бога ради, не показывайте больше такого. Я не переношу марсиан!
Она смотрела на меня, словно не верила глазам и ушам. Во всяком случае – весьма презрительно.
– Говорила же, на него просто смешно надеяться, – буркнула она себе под нос.
– Мне очень жаль… Но никак с этим справиться не могу!
Она не ответила и с трудом выбралась из соковыжималки. Под двойной тяжестью мисс Рассел держалась не так уверенно, как Дэк, но справлялась. Так ни слова не сказав, она ушла, хлопнув дверью.
Назад она не вернулась. Вскоре дверь отворилась, пропустив в каюту человека, находившегося внутри некоего сооружения, наподобие детского стульчика на колесах.
– Как мы себя чувствуем? – пробасил он.
Выглядел вошедший лет на шестьдесят; был малость полноват, а в обращении несколько ироничен. В диплом его я не заглядывал, но держался он точь-в-точь как врач перед пациентом.
– Неплохо, а вы, сэр?
– Не жалуюсь. То есть, ни на что, кроме ускорения, – добавил он, бросив взгляд на свою каталку, – он был буквально вплетен в нее. – Что вы скажете о моем колесном корсете? Возможно, несколько не по моде, однако в моем возрасте не следует в погоне за модой перегружать сердце. Да, чтоб выдержать протокол: я – доктор Чапек, личный врач мистера Бонфорта. Ваше имя мне известно. Так что мы имеем относительно вас и марсиан?
Я постарался объяснить все кратко и без эмоций. Доктор Чапек кивнул:
– Капитану Бродбенту следовало предупредить меня. Придется изменить ваш вводный курс. Бродбент весьма опытен – как капитан; но иногда сей молодой человек прежде делает, а уж потом – думает… Настолько образцовый экстраверт, что пугает меня порой. Но это, к счастью, не смертельно. Мистер… Смайт, я, если позволите, проведу с вами сеанс гипноза. Даю клятву врача, что сделаю это лишь с целью избавления вас от затруднений и ни в коей мере не потревожу вашей духовной целостности.
Он вынул из кармана старомодные часы – такие давно уже сделались привычным атрибутом его профессии – и нащупал мой пульс.
– Вы могли бы и не спрашивать позволения, сэр, – ответил я. – Только ничего не выйдет. На меня гипноз не действует.
Я изучал технику гипноза, когда занимался чтением мыслей. Но моим наставникам так и не удалось загипнотизировать меня самого. А в таком номере немного гипноза вовсе не помешает, если, конечно, местные власти на время забудут о драконовских правилах, коими медицинская ассоциация буквально сковала нас по рукам и ногам.
– Хм-м, вот как?.. Тогда просто сделаем все, что можно. Расслабьтесь, лягте поудобнее, и побеседуем о том, что вас беспокоит.
Он продолжал играть с часами, раскачивая их на цепочке, хотя давно уже сосчитал мой пульс. Я хотел напомнить ему об этом – часы пускали зайчиков мне прямо в лицо – но у него это было, наверное, что-то наподобие нервного тика, и сам он ничего не замечал. Во всяком случае – дело не стоит того, чтобы выговаривать постороннему пожилому человеку.
– Уже расслабился, – заверил я, – спрашивайте, док. Или – свободные ассоциации, если хотите.
– Вы просто представьте, что плывете, – мягко сказал он. – Двойное ускорение, тяжеловато все же, верно? Я в полетах обычно стараюсь побольше спать – во сне легче переносить такую тяжесть. Да и кровь при двух g отливает от мозга – спать хочется… Они там снова запускают двигатели. Неплохо бы заснуть… Всем нам будет тяжело… Нужно будет поспать…
Я хотел было посоветовать ему спрятать часы – вдруг выронит и разобьет, – но вместо этого заснул.
* * *
Проснувшись, я обнаружил в соседнем компенсаторе доктора Чапека.
– Как спалось, юноша? – приветствовал он меня. – До чего надоела мне эта проклятая каталка, вы представить себе не можете! Вот и решил прилечь тут – перераспределить нагрузку.
– А, мы все еще идем под двумя?
– Что? О, да. Именно под двумя.
– Извините, я тут отключился… Долго спал?
– О, нет, совсем немного! Как вы себя чувствуете?
– Отлично! Действительно, здорово отдохнул.
– Обычно так и бывает. При повышенном тяготении, я хочу сказать. Ну как, будем смотреть картинки дальше?
– Если вы, док, рекомендуете…
– И прекрасно.
Он дотянулся до выключателя; свет погас. Я вдруг понял, что доктор собирается снова показывать мне марсиан, и приказал себе не паниковать. Еще я счел нужным все время помнить, что их здесь вовсе нет, а изображений пугаться просто смешно. В прошлый раз они просто слишком неожиданно появились.
Стерео действительно показывало марсиан и с Бонфортом, и без. И я обнаружил, что вполне могу смотреть на них без всякого страха или отвращения. Внезапно до меня дошло, что я с удовольствием смотрю на них! Я ахнул от удивления, и доктор Чапек остановил запись.
– Беспокоит?
– Док! Вы… загипнотизировали меня?!
– Э-э… С вашего разрешения…
– Но я же не поддаюсь гипнозу!
– Очень жаль.
– А… а вы все же ухитрились! Не такой уж я чайник, чтобы не понять. Давайте еще разок эти кадры – никак не могу поверить…
Он вновь пустил запись. Я смотрел и изумлялся. Марсиане, оказывается, совсем не отвратительны! И не безобразны ничуть – на самом деле они причудливо-грациозны, точь-в-точь китайские пагоды! На людей, конечно, не похожи, но ведь самые привлекательные в мире создания – райские птицы – вообще не имеют ничего общего с людьми!
Теперь я понимал, что ложнолапы их могут быть весьма выразительными, а их будто бы неловкие движения очень напоминают неуклюжее дружелюбие щенка. Теперь я понимал, что всю жизнь видел их в кривом зеркале отвращения и страха.
Конечно, соображал я, надо еще привыкнуть к их запаху… И тут почувствовал, что изображения… пахнут! Я ни с чем не спутал бы этот запах, но он меня нисколько не раздражал! Даже нравился!
– Доктор, – поспешно спросил я, – в этом аппарате есть синтезатор запахов?
– М-мм… Скорее всего – нет. Ведь мы – на яхте; каждый грамм лишнего веса, знаете…
– Но как же так? Я отчетливо чувствую запах!
– Ах да, – он несколько смутился, – видите ли, юноша, я проделал с вами одну вещь; надеюсь, она не причинит вам неудобств…
– Сэр?..
– Понимаете, копаясь в вашей черепушке, я выяснил основную причину подсознательной неприязни к марсианам. Причина сия – запах их тела. У нас нет времени браться за это всерьез, и я задал вам самое тривиальное смещение. Попросил у Пенни – та девушка, что была с вами до меня – на время ее духи и… Боюсь, что с этого момента, юноша, марсиане будут для вас пахнуть, словно веселые дома в Париже. Было бы время, я взял бы аромат попроще – скажем, спелую землянику, или горячие оладьи с патокой. Но времени не было; пришлось… хм… сымпровизировать.
Я принюхался. Да, очень похоже на аромат дорогих духов – и все же, черт побери, запах принадлежал марсианам.
– Что ж, пахнет приятно.
– И не могло быть иначе.
– Но вы же сюда целый флакон извели! Каюта пропахла насквозь.
– Как?.. Отнюдь. Я лишь подержал у вашего носа пробку полчаса назад. А затем вернул духи Пенни, она их унесла.
Доктор потянул носом.
– Никакого запаха. На этикетке было написано: "Вожделение джунглей". На мой вкус, мускуса многовато. Я обвинил Пенни в том, что она задумала свести всю команду с ума, но она лишь посмеялась надо мной.
Он повернул выключатель; изображение пропало.
– На сегодня – достаточно. Я хочу заняться с вами кое-чем, более полезным.
Стоило ему выключить проектор – и запах пропал. Ну точно как при выключении синтезатора! Я вынужден был признать, что запах существует лишь в моем воображении. Правда, я-то способен убедить себя в чем угодно – я ведь, как-никак, актер.
Через несколько минут вернулась Пенни, благоухающая, словно марсианин.
Я просто влюбился в этот аромат.
4
Мое обучение в гостиной мистера Бонфорта продолжалось до самого торможения. Все это время я ни минуты не спал – сон под гипнозом не в счет – да и не чувствовал такой необходимости. Мне постоянно помогали док Чапек или Пенни. К счастью, имелась масса фотоснимков и записей с Бонфортом – этого добра, слава богу, у любого политика навалом. К тому же со мной были те, кто очень хорошо его знал. Словом, материала хватало – вопрос был в том, сколько я в состоянии – под гипнозом или без – усвоить.
Не помню, когда именно я избавился от неприязни к Бонфорту. Чапек уверял – и я склонен верить – что этого он мне под гипнозом не внушал. Больше я не возвращался к этой теме – в вопросах врачебной этики доктор был исключительно щепетилен. Как врач и гипнотерапевт, он заслуживал всяческого доверия.
По-моему, дело тут в следующем: вжиться в роль человека, вызывающего отвращение, невозможно. Похоже, мне понравился бы и Джек-Потрошитель, если б я его задумал сыграть. Судите сами – вживаясь в роль, полностью отождествляешь себя с персонажем. Вы становитесь им! А человек – либо себе нравится, либо кончает самоубийством – тут уж одно из двух.
Говорят: "Понять – значит простить". А я начал понимать Бонфорта.
Когда началось торможение, мы получили обещанный Дэком отдых при нормальном притяжении. В невесомости мы не провели ни минуты: вместо того, чтобы выключить двигатели – чего космачи очень не любят, – команда проделала, по словам Дэка, "косой поворот на 180 градусов". Двигатели при этом работали на полную катушку, и маневр сей довольно удачно обманывал ваш вестибулярный аппарат.
Не помню, как этот эффект называется. То ли Кориолана, то ли Кориолиса.
Вообще я мало знаю о космических кораблях. Те, что могут стартовать прямо с планеты, космачи презрительно зовут "самоварами" – за густую струю пара или водорода из сопел. Однако они – самые настоящие ракеты, и двигатели их тоже работают на ядерном топливе – в смысле, котел им подогревают, или еще что. Хотя космачи их за корабли не считают. Планетолеты же, вроде "Тома Пейна" замечательны, как мне объяснили, тем, что работают на каком-то Е, равном мс-квадрат, а может, М, равном ес-квадрат… Знаете, наверное: то самое, которое Эйнштейн изобрел.
Дэк из кожи вон лез, пытаясь мне все это втолковать. Тем, кого заботят подобные штуки, вероятно, было бы весьма любопытно, однако не понимаю, для чего джентльмену такие вещи? По-моему, стоит научникам выдумать свой очередной "закон" – и жить на свете становится гораздо сложнее. Плохо нам что ли было без всего этого?!
Нормальная гравитация продолжалась часа два. Меня провели в кабинет Бонфорта, где я занялся лицом и костюмом. Теперь окружающие называли меня не иначе, как "мистер Бонфорт", или "шеф", или (это – док Чапек) – "Джозеф", желая облегчить мне перевоплощение.
И только Пенни… Она просто физически не могла звать меня мистером Бонфортом. Она старалась изо всех сил, но ничего не выходило. Впрочем, и без очков было видно, Пенни – классическая тайно-и-безнадежно-влюбленная-в-своего-босса-секретарша. И меня здесь она воспринимала с глубочайшей, никак не объяснимой, но вполне естественной горечью. Сей факт не давал покоя ни ей, ни мне, тем более – я находил ее весьма привлекательной. Ни один человек не способен ни на что путное, если рядом женщина, которая его презирает. Сам я для Пенни ничего худого не желал – мне было просто жаль ее. И все же такая обстановка порядком надоедала.
Наконец подоспело время для генеральной репетиции. На "Томе Пейне" далеко не все знали, что я вовсе не Бонфорт. Не могу судить, кто знал, а кто нет, но выходить из роли и задавать вопросы мне позволялось только при Дэке, докторе или Пенни. Еще – почти наверняка – знал обо всем управляющий Бонфорта, мистер Вашингтон, но он ни разу не подал вида. Это был пожилой, худощавый мулат. Лицо его, с плотно сжатыми губами, здорово напоминало лик статуи католического святого. Было еще двое посвященных, но не на "Томе Пейне" Они оставались на борту "Рискуй" и обеспечивали тыл, взяв в свои руки пресс-релизы и текущие дела. Одного звали Билл Корпсмен, он занимался связью с прессой, другого – Роджер Клифтон. Не знаю, как описать словами деятельность последнего. Политический представитель? Вы, может, помните, в бытность Бонфорта премьер-министром Клифтон занимал пост министра без портфеля? Однако это еще ни о чем не говорит. А положение было таково: Бонфорт разрабатывал, а Клифтон – осуществлял.
Эти пятеро должны были быть в курсе, возможно знал кто-то еще – меня на этот счет не предупредили. Остальной персонал и команда "Тома Пейна" наверняка заметили некоторую странность происходящего, но совсем не обязательно им было знать, что к чему. Прибытие мое видела куча народу, но в облике Бенни Грея. А в следующий раз я появился перед ними уже как Бонфорт.
Кто-то из посвященных сообразил запастись настоящим гримом, но я им почти не пользовался. Вблизи "штукатурку" очень легко заметить – даже силикоплоть по фактуре слишком уж отличается от кожи. Поэтому я лишь наложил несколько мазков "полупрозрачного", и поверху – "надел" лицо Бонфорта. Пришлось пожертвовать большей частью моих волос, после чего док Чапек затормозил их рост, но это все вздор, актеру и так постоянно приходится пользоваться париками. Кроме того, я был уверен – этот ангажемент обеспечит меня на всю оставшуюся жизнь, и подумывал уже, не провести ли остаток дней в праздности.