Как же его преследовали эти слова, и как же горячо он себя презирал за растущее в нем понимание необходимости им последовать. Он чувствовал, как с приближением полуночи его все больше охватывает страх, который, похоже, лишал его способности мыслить разумно. Вряд ли он будет в состоянии даже пошевелиться, даже если увидит тень человека в рясе на освещенной лунным светом занавеси.
Казалось, что темные силы пришли в действие и какая-то незримая опасность близко подкралась к нему в темноте.
Дом был построен в начале викторианской эпохи и "французские" окна были снабжены массивными раздвижными ставнями. Он никогда ими не пользовался, но теперь он проверил, как действуют запоры, крепящие их к стене, и даже подвигал ими, чтобы узнать, сколь они надежны.
Все эти тайны ставили его в тупик, но особенно его раздражало происшествие, в которое были замешаны кусок картона, запечатанный в конверт, и китайская монета. Казалось, что это напоминает бессмысленную детскую шалость, однако это привело к появлению в его доме человека в рясе и мадемуазель Дориан. Почему? Он снова сел за стол.
- Будь проклято все это дело! - сказал он. - От него можно сойти с ума.
Он выбрал из кипы документов большой лист почтовой бумаги, на котором синими чернилами была изображена диаграмма грудной клетки, отмеченная цифрами и имевшая также пометки на полях, и начал читать отчет доктора Хейлсауна, к которому диаграмма прилагалась. В отчете утверждалось, что у сэра Фрэнка Нэркумба было горизонтальное сердце, слегка смещенное и расширенное, а также перечислялись и другие детали, которые, однако, не объясняли причины его смерти.
- У меня тоже горизонтальное сердце. - проворчал Стюарт, - и, учитывая, что я тоже курю, оно, конечно, расширенное… Но я едва ли умру от этого в фойе театра!
Он продолжал читать, пытаясь не поддаваться мрачному предчувствию, но то же время прислушиваясь к звукам ночного Лондона, к далекому шуму моторов и свисткам паровозов на железной дороге и далекому вою сирен на Темзе. Поднялся небольшой ветерок, и послышался легкий шелест листьев акаций и живой изгороди.
Затем до Стюарта донеслось гудение приближающегося автомобиля. Не выпуская из руки карандаша, он прислушался. Звук стал громче, а затем смолк. Либо автомобиль проехал, либо остановился где-то поблизости. Послышался стук в дверь.
- Да, - ответил Стюарт и поднялся, чувствуя, что волнуется.
Вошла миссис Мак-Грегор.
- Вы никого не ждете сегодня вечером? - спросила она.
- Нет, - сказал Стюарт, ощущая, как ни странно, разочарование; тем не менее он дружелюбно улыбнулся этой пожилой женщине. - Я очень скоро лягу спать.
- Поднялся сильный восточный ветер, - продолжила она, строго взглянув на открытые окна. - Для врача вы удивительно легкомысленны. Я закрою окна?
- Не беспокойтесь, миссис Мак-Грегор. Тогда в комнате станет очень душно от табачного дыма, а ночь довольно теплая. Конечно, я закрою их перед уходом.
- Ну да, - вздохнула миссис Мак-Грегор, собравшись уходить. - Спокойной ночи, мистер Кеппел.
- Спокойной ночи, миссис Мак-Грегор.
Она ушла, а Стюарт пристально взглянул в окно. Он не был склонен к суеверию, но казалось, что он испытывает судьбу, оставаясь в этой комнате с открытыми окнами. Как это ни парадоксально звучит, но он не мог себя пересилить и закрыть их: это означало бы признаться самому себе, что он боится!
Зазвонил телефон, и он откинулся на спинку стула, словно специально, чтобы избежать удара.
Это спасло его.
Как раз в тот момент, когда резкий звонок пронзил тишину, именно он спас его жизнь, как и было записано в Книге Судеб; как раз тогда голубой луч света, тонкий, как игла, появился из-за изгороди и пересек лужайку. Он наверняка попал бы в затылок Стюарта, если бы тот не сделал судорожное движение. Хотя луч и промахнулся всего на несколько дюймов, тем не менее у Стюарта возникло такое ощущение, словно его сильно ударили по щеке. Он бросился на ковер.
Первым предметом, которого коснулся луч, был телефон, следующим - медицинский словарь, затем камин, в котором горел огонь.
- Господи, - простонал Стюарт, - что же это такое!
Его оглушил сильный треск, и в комнате стало так жарко, как в печке. Затем раздалась серия глухих взрывов, ужасные вопли… и тонкий луч исчез. Ужасная тень, тень человека в рясе, возникла в лунном свете на лужайке и тоже исчезла.
Держась за щеку, которая горела так, словно ему дали пощечину, и чувствуя звон в ушах, Стюарт с трудом поднялся на ноги. В комнате стоял дым и пахло гарью и расплавленным металлом. Он с досадой взглянул на стол.
Телефон был изуродован!
- Господи, - простонал он опять и схватился за спинку стула.
От словаря медленно поднимался дым. В нем было аккуратное круглое сквозное отверстие в три дюйма диаметром! А пламя в камине разгорелось так, что доставало до дымохода!
Он услышал шум мотора в узкой улочке позади дома. В комнате нечем было дышать от дыма Стюарт стоял, ухватившись за спинку стула и пытаясь прийти в себя. До него донесся шум отъезжающего автомобиля.
Кто-то подбежал к задней калитке дома… перелез через живую изгородь… пересек лужайку!
В кабинет ворвался какой-то человек. Это был крепко сложенный мужчина, свежевыбритый и бледный. Синева от бритья вокруг рта и на щеках придавала еще больше выразительности его подвижному, но властному рту. Его темные волосы были с сединой, а темные глаза сверкали от волнения. Он был элегантно одет и носил светлые желто-коричневые перчатки. Внезапно незваный гость пошатнулся и схватился за стул, чтобы удержаться на ногах.
- Быстрее! Быстрее! - крикнул он. - Телефон! А! Что это!!
Он остановился, тяжело дыша и покачиваясь, у окна и уставился на аппарат.
- Господи! - воскликнул он. - Что случилось?
Стюарт изумленно уставился на незнакомца.
- Здесь был ад! - ответил он. - Вот и все.
- А! - воскликнул незнакомец. - Опять он сбежал от меня. Телефон был моим последним шансом. Pas d'blagui. Больше ничего нельзя сделать!
Он сел на стул, снял светло-серую шляпу и начал вытирать свой влажный лоб чудесным шелковым платком. Стюарт пристально и ошеломленно на него уставился. В комнате все еще стоял дым.
- Чтоб мне провалиться! - заметил незнакомец с явным уайтчепельским произношением. Он взглянул на телефон. - Это нокаут!
- Могу я спросить, - сказал Стюарт, стараясь собраться с мыслями, - откуда вы взялись?
- С дерева, - услышал он удивительный ответ. - Это было единственное место, с которого я мог за ним наблюдать!
- С дерева!
- Именно. Да, я допустил промашку, Я оказался слишком тяжел. Но что я мог сделать! Теперь мы должны опять начинать все с начала.
Стюарту начало казаться, что он грезит. Перед ним был какой-то необыкновенный человек.
- Могу я вас спросить, - сказал он наконец, - кто вы такой и что вы делаете в моем доме?
- А! - незнакомец весело рассмеялся. - А ведь мы встречались дважды! Неужели без усов и бороды я неузнаваем! Впрочем, меня это радует. Позвольте представиться: Гастон Макс к вашим услугам!
- Гастон Макс! - Стюарт недоверчиво на него взглянул. - Не может быть! Завтра я должен буду присутствовать на вскрытии тела Гастона Макса, чтобы…
- Доктор, не тратьте попусту время. Этот бедолага - не Гастон Макс, и он не был отравлен. Поверьте мне на слово. К несчастью, мне пришлось его задушить.
ГЛАВА XII
ЗАРА ЭЛЬ-ХАЛА
Я, Гастон Макс, составляю в двух экземплярах следующий отчет для сведения тех лиц, которые продолжат расследование дела "Скорпиона", начатое мною. Один экземпляр будет доставлен комиссару полиции в Скотланд-Ярде. Так как я опасаюсь, что могу быть неожиданно убит, то я решил записать все, что узнал относительно серии убийств, которые, я полагаю, ведут к определенному лицу. В случае моей смерти мои французские коллеги вскроют этот запечатанный конверт, содержащий мой отчет, а помощник комиссара специальной службы в Англии, занимающейся международными делами, получит инструкции вскрыть конверт, который я отправлю в Скотланд-Ярд.
Собственно говоря, это дело началось с посещения инкогнито Парижа Великим князем Иваном, этим знаменитым военачальником, на которого возлагались большие надежды. Я лично отвечал за его безопасность во время пребывания во французской столице (тоже, как понимаете, инкогнито), поэтому я завязал дружбу с Казимиром, камердинером Великого князя. Нет ничего в жизни господина, во что бы не был посвящен его слуга, и от Казимира я рассчитывал узнать действительную причину, которая привела это титулованное лицо в Париж в такие смутные времена. Поскольку мне было известно, что Великий князь - галантный кавалер, то я с самого начала попытался обнаружить в этом деле женщину, и я не ошибся.
Действительно, в этом деле была замешана женщина, и - nom d'un nom! - она была прекрасна.
В Париже много красивых женщин, и во времена международных раздоров нам, правда, приходится расстреливать некоторых из них. Что касается меня лично, то с удовлетворением могу заявить, что я никогда не был связан ни с одним подобным делом. Возможно, я сентиментален, это - слабость французов, но в тех нескольких случаях, когда я разоблачал женщин и они были очаровательны, - pardeau - им удавалось скрыться. Возможно, я поступал так потому, что рассчитывал, что в дальнейшем они будут держаться подальше от подобных дел, и никогда никто из них по моей вине не был расстрелян. Вот так-то.
От старины Казимира я узнал, что некая танцовщица, появившаяся недавно в одном из театров на Монмартре, написала Великому князю письмо, умоляя его выслать автограф, и прислала ему свою фотографию.
У-фф! Этого было достаточно. Неделю спустя она получила автограф и приглашение отобедать с Великим князем в его гостинице в Париже. Да, он приехал в Париж. Я уже отмечал, что он был поклонником прекрасного пола, а она была красива. Мнение об этом света было однозначно. Богатый глупец и хитрая интриганка. Ничего нового. Перейдем теперь к этой истории.
Конфиденциальные сведения, передаваемое мне Казимиром, представляли интерес по различным мотивам. Во-первых, у меня были особые причины для того, чтобы подозревать каждого, кто попытается получить доступ к Великому князю. Это было связано с высшими интересами нашей международной политики. И во-вторых, я подозревал Зару эль-Хала по причинам профессионального характера.
Да, ее звали Зара эль-Хала, что по-арабски означает "цветок пустыни"! По ее словам, она была египтянка, и действительно, у нее были продолговатые миндалевидные глаза жителей Востока, но ее выдавала белоснежная кожа, и я сразу понял, что, несмотря на несомненное присутствие в ее жилах восточной крови, она все же ближе к Европе, чем к Африке. Это - моя профессия, отмечать все необычное, вы понимаете; заметил я и то, что в то время, когда весь Париж восторгается этой красивой и изысканной женщиной, она уже в течение нескольких недель продолжает оставаться в маленьком театре на Монмартре. В ее манере исполнения танцев не было ничего вызывающе пикантного, что было необычно для того заведения, где она выступала; по этой же причине ее, вероятно, и не приглашали куда-нибудь еще.
Это было тем более подозрительно, о чем я уже говорил. В качестве представителя варьете я навестил этот театр на Монмартре, но в дирекции мне сообщили, что Зара эль-Хала никого не принимает, в том числе и по вопросам, связанным с ангажементом. Небольшой, но дорогой автомобиль ожидал ее у служебного входа. Мои подозрения окрепли. Я ушел, но на следующий вечер вернулся снова, одетый уже по-другому, и из укромного местечка, выбранного мной предыдущим вечером, наблюдал за отъездом этой танцовщицы.
Она вышла, одетая в меха, на лице у нее была вуаль; ее невозможно было узнать. Индус в униформе шофера открыл ей дверь автомобиля, а затем заботливо укрыл меховой полостью, сел за руль, и они уехали.
Я навел об этом автомобиле справки. Он был взят напрокат для того, чтобы забирать Зару эль-Хала из ее небольшой гостиницы, расположенной в непрестижном квартале Парижа, и доставлять ее в театр, а ночью отвозить обратно. Я послал к ней своего человека, чтобы он под вымышленным предлогом получения материала для прессы навестил ее в гостинице. Она отказалась его принять. Мой интерес к ней усилился. Я послал ей чудесный букет, сопроводив его визитной карточкой титулованной особы и посланием, составленным чрезвычайно уважительно, с выражением своего восхищения. Она его не приняла. Я попытался убедить одного из самых красивых и отважных кавалерийских офицеров Парижа попытаться с ней познакомиться. Он отказался наотрез: "Ну уж нет! Я знаю, что этот "цветок пустыни" недоступен".
Поэтому вы меня сразу поймете, что когда я услышал от бесценного Казимира, как столь неприступная женщина написала Великому князю Ивану и зашла настолько далеко, что отправила ему свою фотографию, то я встревожился. Мне показалось, что я нахожусь на пороге важного открытия. Я послал на это дело шесть лучших своих людей: трое наблюдали за гостиницей, в которой остановился Великий князь Иван, а трое - за Зарой эль-Хала. Еще двое были направлены следить за слугой-индусом, и один человек присматривал за моим добрым другом Казимиром. Таким образом, девять опытных профессионалов и я сам тотчас взялись за это дело.
Почему я говорю "за дело", когда нет ничего достаточно веского для того, чтобы им следовало заниматься? Я объясню. Хотя Великий князь и путешествовал инкогнито, но правительство его страны знало об этой поездке и желало выяснить, с какой целью она была предпринята.
Когда я познакомился с Казимиром, Великий князь находился в Париже уже три дня и, по моим данным, был страшно взбешен. Очаровательная танцовщица не снизошла даже до того, чтобы ответить на его приглашение, а когда он явился к ней лично, то ему был оказан такой же прием, как и мне. Как, впрочем, и всем остальным, кто пытался получить у Зары эль-Хала интервью!
Я все больше и больше убеждался, что все мы - жертвы какой-то мистификации.
Насколько я помнил, девушка находилась в Париже уже около двух месяцев. Она занимала несколько комнат, туда же ей приносили и еду. За исключением индуса, который управлял взятым напрокат автомобилем, слуг у нее не было. Она никогда не посещала общественных мест в гостинице без вуали, а если там и появлялась, то только по пути к автомобилю и по возвращении в свои апартаменты. Она выезжала каждый день. За ней, конечно, следили, но ее поведение было безупречным. Выйдя из автомобиля в Булонском лесу, она совершала короткую прогулку, если была хорошая погода, но никогда не теряя из виду своего индуса, который следовал за ней на автомобиле, а затем привозил ее обратно в гостиницу. Она никого не принимала, а во время ежедневных прогулок ни с кем не встречалась.
Я обратился к отчетам о наблюдении за индусом.
Он снял комнату в мансарде в многоквартирном доме, где селились официанты из иностранцев и им подобные. Он сам покупал себе еду, сам себе готовил и, по-видимому, довольствовался исключительно рисом, чечевицей и фруктами. Каждое утро он отправлялся в гараж и занимался автомобилем, затем звонил своей хозяйке; после возвращения в гараж он отправлялся домой и не выходил уже до вечера. Ночью, после возвращения из театра, он иногда покидал свое жилище, но каждый раз моему агенту не удавалось за ним проследить. Я отозвал человека, наблюдавшего за Казимиром (он представил мне прекрасные отчеты, показывающие, что Казимир действительно преданный слуга), и проинструктировал его, чтобы он помог проследить за перемещениями индуса.
Две ночи спустя, следуя за индусом, они увидели, как он зашел в кафе, расположенное на берегу реки. Его владелец, гигантский квартерон с Доминики, был связующим звеном между торговцами восточными коврами, уличными актерами и изготовителями турецких сигарет.
Наконец у меня появилась надежда. Великий князь поговаривал о том, чтобы покинуть Париж, но пока он нашел временное утешение в улыбках этой женщины, толкнувшей его на это безумие. Во всяком случае, я не поверил в то, что он уедет через несколько дней. Он был человеком такого склада характера, которого препятствия только раззадоривают.
Индус оставался в кафе в течение часа; он курил и пил какой-то напиток, наподобие сиропа, а один из моих людей за ним наблюдал. Вскоре владелец кафе позвал его в маленькую комнатку позади стойки и закрыл за ним дверь. Индус и квартерон провели там несколько минут. Затем индус вышел из комнаты и покинул кафе. За ним последовал один из моих людей. Этой ночью я сам прослушивал все телефонные разговоры, которые велись из этого кафе. Приблизительно в то время, когда там находился индус, как указывалось в полученном мной отчете, кто-то позвонил в это заведение и спросил Мигуэля. Так звали квартерона, и я услышал его хриплый голос. Другой голос, заговоривший первым, был очень четким, но со странным присвистом. Он явно не принадлежал французу или какому-нибудь другому европейцу. Разговор был следующий:
- Мигуэль?
- Мигуэль у телефона.
- Скорпион. Сообщение для Чанда Лала.
- Одну минутку…
Я задержал дыхание, ожидая, пока подойдет индус, настолько я был сильно взволнован. Внезапно я услышал новый голос. Это заговорил индус.
- Чанда Лал у телефона, - произнес он.
Я сжал зубы, я понял, что не должен пропустить ни одного слова.
"Скорпион" ответил… на языке индустани, из которого мне было известно не более дюжины слов.
ГЛАВА XIII
ПОСВЯЩЕННАЯ ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ
Хотя я столкнулся с непредвиденным препятствием, однако мне стали известны три вещи. Я узнал, что Мигуэль, этот квартерон, возможно, в союзе с индусом, что индуса зовут Чанда Лал и что он получает сообщения, возможно инструкции, от третьего лица, которое называет себя Скорпионом.
Один из моих людей, конечно, провел в кафе весь вечер, и от него я получил подтверждение того факта, что к телефону вызывали именно индуса и именно его разговор я слышал. Как только в кафе положили трубку и отключились, я позвонил на центральную телефонную станцию. Служащих предупредили, и они были наготове.
- Откуда звонили? - спросил я.
Увы! Передо мной возникло еще одно затруднение. Звонили из отделения общественной телефонной связи, и "Скорпиона" невозможно было обнаружить по номеру телефона.