Он внимательно смотрел на нее. Рени не могла понять почему, но не могла и вынести этого взгляда – сейчас, когда веки распухли, а из носа течет. Она воззрилась на свои руки, безвольно лежащие на коленях.
– Вот она: "Есть люди, другие люди, порвавшие мою нить…" Так вот, где-то есть такие люди… должны быть.
Ксаббу сморгнул.
– Не понимаю.
– Стивен не просто… болен. Я в это уже не верю. Я в это никогда толком не верила, только не могла понять почему. Кто-то – вот как в песне – сотворил это с ним. Я не знаю, кто, как и зачем, но я знаю. – Она нервно хохотнула. – Так все психи говорят: "Не могу объяснить, но знаю, что это правда".
– Вы так решили из-за наших исследований? Из-за того, что мы нашли в библиотеке?
Рени кивнула и выпрямилась. Силы возвращались к ней. Действие – вот что ей нужно. Плакать – без толку. Надо что-то делать .
– Верно. Я не знаю, что это значит, но причина кроется в сети.
– Но вы говорили, что сеть не настоящая и все, что там творится, – не на самом деле. Если что-то съесть в сети, не насытишься. Как может сеть причинить вред, погрузить ребенка в сон, от которого не очнуться?
– Не знаю. Но я выясню.
Рени внезапно улыбнулась. Как легко в тяжелые минуты приходят на ум старые клише. Так говорят сыщики в детективах – кажется, в той книжке, что она читала Стивену, эта фраза встречалась несколько раз. Она поднялась на ноги.
– Я не хочу ждать другого автобуса, и на скамейке сидеть обрыдло. Пошли, поедим – если ты не против. Ты и так весь день угробил на меня и мои проблемы. Как же твои занятия?
Ксаббу лукаво ухмыльнулся.
– Я занимаюсь очень старательно, миз Сулавейо. И уже выполнил все задания на эту неделю.
– Тогда пошли со мной. Я хочу поесть и кофе – особенно кофе. А отец пусть сам о себе позаботится. Ему полезно.
Шагая по тротуару, Рени чувствовала себя лучше, чем весь прошлый месяц, – легче, точно сбросила промокший свитер.
– Мы обязательно найдем что-нибудь, – проговорила она. – На все вопросы есть ответы. Только надо их найти.
Ксаббу не ответил, только зашагал быстрее, чтобы держаться рядом с ней. Серые сумерки теплели в оранжевых огнях загорающихся фонарей.
* * *
– Привет, Матси. Мы можем войти?
Мать Эдди стояла в дверях, разглядывая Рени и Ксаббу одновременно с интересом и подозрением.
– Чего тебе?
– Мы хотим поговорить с Эдди.
– О чем? Он натворил что-нибудь?
– Я просто хочу с ним поговорить. – Рени начинала выходить из себя, а как раз этого делать не следовало. – Да ну, ты же меня знаешь. Не держи меня в дверях, как пришлую.
– Извини. Входите.
Матси отошла в сторону, пропуская гостей, и указала на чуть изогнутую софу, покрытую разноцветным ковриком. Рени подтолкнула Ксаббу, чтобы тот садился, хотя больше в комнате все равно негде было пристроиться – квартира была такой же замусоренной, как месяц назад.
"И мусор, наверное, все тот же", – подумала Рени и тут же укорила себя за мстительность.
– Мальчишка в душе. – Матси не предложила гостям чего-нибудь выпить и не села сама.
Секунды неловко тянулись. Сестренки Эдди лежали на полу, как молящиеся, перед стенным экраном, где двое мужиков в броских спортивных костюмах бултыхались в чане с какой-то клейкой субстанцией. Матси поглядывала на экран через плечо, явно мечтая сесть и спокойно посмотреть шоу.
– Мне очень жаль Стивена, – проговорила она наконец. – Он хороший мальчик. Как он?
– Все так же. – Рени сама слышала напряженный звон в своем голосе. – Врачи разводят руками. Он просто… спит.
Она покачала головой, потом через силу улыбнулась. Матси же ни в чем не виновата. Конечно, она никудышная мать, но Рени не думала, что причиной тому – странная болезнь Стивена.
– Может, Эдди выкроит время и зайдет к нему. Доктор говорит, что Стивену полезно слушать знакомые голоса.
Матси неуверенно кивнула, потом выглянула в коридор, крикнула: "Эдди! Вылезай! С тобой хочет поговорить сестра Стивена" – и вернулась, покачивая головой, будто только что выполнила тяжелый и неблагодарный труд.
– Он там часами сидит. Иногда я озираюсь и спрашиваю: "Да где этот мальчишка? Что он там, помер?" – Она запнулась и выпучила глаза. – Извини, Ирен.
Рени покачала головой, спиной чувствуя удивленный взгляд Ксаббу. Она никогда не называла ему своего полного имени.
– Ничего, Матси. О, я не представила тебе Ксаббу. Он мой студент и помогает мне в исследованиях. Мы пытаемся выяснить что-нибудь о болезни Стивена.
Матси покосилась на бушмена.
– Что значит – исследования?
– Я пытаюсь найти что-то, что врачи пропустили, – какую-нибудь статью в медицинском журнале, хоть что-то. – На этом Рени решила остановиться. Матси, без сомнения, уже составила собственное представление об ее отношениях с Ксаббу. Намек на то, что они ищут причину комы Стивена в самой сети, только вызовет еще больше недоверия. – Я пытаюсь делать, что могу.
Внимание Матси снова привлек экран. Двое мужиков, заляпанных клейкой слизью, пытались вскарабкаться по стенкам покачивающегося прозрачного чана.
– Конечно, – рассеянно подтвердила она, – ты делаешь все, что можешь.
Рени оценила всю бездну мудрости, какую могла вложить в эти слова женщина, отправившая собственных детей к сестре на выходные, забыв, что та переехала. Рени эта история стала известна, потому что детишки заявились к ней, и она угробила полдня на то, чтобы найти новый адрес их тетки и доставить бедняжек по назначению.
"О да, Матси, мы с тобой делаем, что можем…"
Появился Эдди. Мокрые кудряшки липли к голове, пижама была велика ему на несколько размеров: закатанные несколько раз штанины все равно волочились по полу. Голову он втянул в плечи, будто ожидал выволочки.
– Ну, сына, скажи Ирен "привет".
– Привет, Рени…
– Привет, Эдди. Присядь. Я хочу тебе задать пару вопросов.
– Врачи из больницы ему уже всякие вопросы задавали, – гордо кинула Матси через плечо. – Приходил один, еду вытащил из холодильника, записывал что-то.
– У меня совсем другие вопросы, Эдди. Только подумай хорошенько, прежде чем отвечать, ладно?
Эдди повернулся к матери, будто ища спасения в ее вмешательстве, но Матси опять приклеилась к экрану. Эдди уселся на пол перед Рени и Ксаббу, подобрал пластиковую фигурку – сестрину игрушку – и принялся вертеть в руках.
Рени объяснила, кто такой Ксаббу, но Эдди это, казалось, не очень интересовало. Ей вспомнилось, как она чувствовала себя в его возрасте, – взрослые казались одной безликой враждебной массой, кроме тех, кто доказал обратное.
– Я ни в чем не виню тебя, Эдди. Я просто хочу понять, что случилось со Стивеном.
Мальчик не поднимал глаз.
– Он болен.
– Я знаю. Но я хочу выяснить, что его поразило.
– Мы ничего не знаем. Я уже говорил.
– В ту ночь, может, ничего и не было. Но я знаю, что вы со Стивеном и Соки шарили по сети и залезали в такие места, куда вам вход заказан. Я-то знаю, Эдди, помнишь?
– Ага. – Он пожал плечами.
– Расскажи об этом.
Эдди вертел куколку в руках так отчаянно, что Рени забеспокоилась, как бы он ее не сломал. Чертовы штуковины были бешено дороги – уж она-то знала, накупив Стивену фигурок к "Сетевым детективам" больше, чем могла сосчитать. Маскер, обладатель хрупкой, сверхсложной пластмассовой прически в половину собственного роста, ломался особенно часто.
– Так все делают, – пробормотал Эдди наконец. – Мы же сказали. Так, тыкались-мыкались.
– Все делают что ? Лезут во Внутренний Район?
– Ага.
– А что с тем клубом… "Мистером Джи"? Туда тоже все ходят?
– Ага. Ну, не все. Старшие парни о нем много болтают.
Рени выпрямилась, оставив попытки встретиться с Эдди взглядом.
– И большинство, наверное, врет безбожно. Что вы такого услышали, отчего полезли туда очертя голову?
– А что это за место? – поинтересовался Ксаббу.
– Паршивое. Это в сети: виртуальный клуб – как виртуальное кафе, в котором мы с тобой были. – Она снова повернулась к Эдди: – И что старшие мальчишки о нем говорят?
– Что… что там можно всякое видеть. Получать. – Он покосился на мать и смолк, хотя Матси завороженно следила, как двое вымазавшихся в клее мутузят друг друга светящимися шестами.
Рени подалась вперед.
– Что видеть? Черт, Эдди, я должна это знать.
– Говорят, там можно… ощущать. Даже без фляков.
– Фляков? – Очередной термин сетевиков. Как они быстро меняются.
– Ну… этих, которые позволяют дотронуться.
– Такторов? Сенсорных рецепторов?
– Ага, этих самых. Даже без них в "Мистере Джи" можно до некоторых вещей дотронуться. И там… я не знаю. Парни говорят всякое… – Эдди снова замолк.
– Скажи, о чем они говорят!
Но Эдди явно не собирался обсуждать со взрослыми сплетни малолетних сетевиков. Теперь уже Рени обернулась к матери мальчика в поисках поддержки, но Матси, сняв с себя ответственность, не собиралась принимать ее вновь.
Прочие линии допроса много новых сведений не принесли. Мальчишки залезли в клуб в поисках раздутых слухами развлечений, "посмотреть" на что-то – по мнению Рени, на какую-нибудь порнографию, не то секс, не то насилие, – но заблудились и часами бродили по клубу. Кое-что пугало их и сбивало с толку, кое-что казалось просто нелепым, а потому интересным, но Эдди утверждал, что почти ничего не помнит конкретно. Наконец какие-то люди, в том числе отвратного вида толстяк – или сим подобного облика, – направили их в подвал, где Соки провалился в ловушку, а Эдди со Стивеном сбежали и вызвали Рени.
– И больше ты ничего не вспомнишь? Даже если это может помочь Стивену?
В первый раз за вечер Эдди поднял глаза на Рени:
– Я не дупляю.
– Не вру, – перевела та для Ксаббу. – Я этого и не говорила, Эдди. Но я надеялась, что ты сумеешь вспомнить получше. Постарайся.
Он пожал плечами, но теперь, заглянув в его глаза, Рени уловила в них испуганный блеск. А говорит ли он правду на самом деле? Эдди был испуган и боялся вовсе не наказания со стороны Рени.
– Если вспомнишь что-нибудь еще – позвони мне. Пожалуйста. Это очень важно. – Она встала.
Эдди, повесив голову, двинулся к себе.
– Еще одно, – сказала Рени ему вслед. – А что с Соки?
Эдди воззрился на нее широко раскрытыми глазами:
– Он заболел. Он у своей тети.
– Знаю. Он заболел из-за того, что с ним случилось в сети? Скажи мне, Эдди.
Мальчик помотал головой.
– Я не знаю. Он не вернулся в школу.
Рени сдалась.
– Иди.
Эдди вылетел из комнаты, как пробка из-под воды. Рени обернулась к лежащей рядом с дочерьми Матси:
– У тебя есть номер тети Соки?
Матси поднялась на ноги, вздыхая так тяжело, будто ее попросили втащить пару центнеров камней на Драконовы горы.
– Может, где-то и есть.
Рени глянула на Ксаббу, надеясь, что тот разделит ее молчаливое негодование, но бушмен с завороженным омерзением взирал на стенной экран, где клейкий мужик пытался поймать, убить и съесть живого цыпленка. Комнату заполняли звуки зрительского смеха, усиленные и обработанные до такой степени, что походили на рев станка.
Последние занятия заканчивались, студенты расходились по домам. Рени наблюдала за калейдоскопическим потоком из окон своего кабинета, размышляя о человеческих существах и их тяге к общению.
В конце предыдущего столетия ученые предсказывали, что вскоре преподавание будет вестись исключительно по видеосвязи, а учителя вымрут, замененные интерактивными обучающими программами и гипертекстовыми базами данных.
Конечно, ученые и раньше ошибались. Рени припомнилось, что говорил один из ее собственных преподавателей: "Когда сто лет назад появилась быстрозамороженная еда, профессиональные предсказатели говорили, что время стряпни на кухне отошло. А тридцать лет спустя по всем странам "первого мира" в обеспеченных районах люди растили в огородах собственные овощи и пекли домашний хлеб".
Так что человечество вряд ли избавится от стремления к личному контакту. Лекции и занятия вживую занимали меньшую часть учебного процесса, чем в те дни, когда единственным хранилищем информации служила книга, но те, кто предсказывал этому пожирающему время и силы нелепому занятию скорую гибель, явно ошиблись.
Одна из прежних университетских подружек Рени вышла замуж за полицейского. Прежде чем они потеряли друг с другом контакт, Рени пару раз побывала у подруги в гостях и помнила, что ее муж так же отзывался о криминологии: сколько бы ни изобретали распознавателей лжи, анализаторов сердцебиения, мозговых ритмов, тона голоса и электрохимических изменений кожи, полицейский не чувствует себя уверенно, пока не проведет допрос подозреваемого с глазу на глаз.
Так что нужда в общении была всеобщей. Как бы ни менялась среда обитания человечества – как правило, под воздействием самого человечества, – мозг человека оставался тем же органом, что и у наших предков, бродивших миллион лет назад по Олдувайскому ущелью. Он получает информацию и пытается ее осмыслить. На базисном уровне, уровне инстинктов – страха, желания, самосохранения, нет разницы между "реальным" и "нереальным".
Мысли эти навеял Рени предстоящий разговор с Соки, приятелем Стивена. Она дозвонилась до его матери еще с утра, но Патриция Мвете, с которой Рени была почти незнакома, упорно твердила, что та не должна приходить. По ее словам, Соки было очень плохо и лишь недавно стало лучше. Гости его только расстроят. После долгого и довольно бурного спора Патриция согласилась позволить Соки поговорить по телефону, когда он вернется после обеда с какой-то загадочной "встречи".
Поначалу мысли Рени крутились вокруг преимуществ личной встречи по сравнению с телефонным звонком, но по мере того как цепочка размышлений продолжалась, Рени все яснее понимала, что в поисках причин болезни Стивена – особенно если причины скрыты где-то в сети – ей придется очень долго отделять призрачное от реального.
Разумеется, излагать свои догадки властям, медицинским или судебным, пока нелепо. ВР уже становилась объектом внимания алармистов, особенно поначалу, как все новые технологии; бывали случаи посттравматического стресс-синдрома после особенно кровавых симуляций, но ни одна история болезни не походила на случай Стивена. И, несмотря на необъяснимую уверенность Рени, корреляция между частотой комы и использованием сети ничего не доказывала. Тысяча других факторов могла создать такое же распределение.
Но еще больше пугала ее перспектива искать правду в самой сети. Даже опытный полицейский детектив, за спиной которого стоит вся мощь закона, мог бы запутаться в масках и иллюзиях, создаваемых клиентами сети, – а ведь еще защищенные ООН права личности…
"А я? – подумала Рени. – Если я права и мне придется туда лезть, я буду похожа на Алису, распутывающую убийство в Стране Чудес".
Мрачные раздумья прервал стук в дверь. В кабинет заглянул Ксаббу.
– Рени? Вы заняты?
– Заходи. Я уже хотела послать тебе почту. Спасибо, что столько времени потратил на меня вчера. Мне так совестно, что я тебя отрываю от занятий.
Ксаббу немного смутился.
– Я бы хотел быть вашим другом. А друзья помогают друг другу. Кроме того, должен признаться, меня очень заинтересовала ситуация.
– Может быть, но у тебя своя жизнь. Кажется, ты обычно проводишь вечера в библиотеке?
Он улыбнулся:
– Институт был закрыт.
– Да, конечно. – Рени поморщилась и вытащила из кармана сигарету. – Бомбисты. Дурной признак, когда их так много, что я забываю о них, если не напомнить. И знаешь что? За весь день ты вспомнил первый. Жизнь большого города.
В дверь постучали еще раз. Пришла одолжить книгу коллега Рени, преподавательница начального курса программирования. Проболтала она непрерывно с той секунды, когда вошла, и до той, когда вышла, многословно пересказав свой поход в "потрясающий" ресторан вместе с дружком, и даже не обратила внимания на Ксаббу, будто тот был просто предметом обстановки. Рени такое бескультурье покоробило, но бушмен, кажется, предпочел ничего не заметить.
– Вы уже думали о том, что узнали вчера? – спросил он, когда болтушка удалилась. – Я все же не совсем понимаю, что, как вам кажется, случилось с вашим братом. Как может иллюзия произвести такой эффект? Особенно если у мальчика было примитивное оборудование. Что помешало бы ему снять шлем при первых признаках опасности?
– Он его снял. Во всяком случае, я нашла его уже без шлема. И я не могу ответить на твой вопрос, как бы мне ни хотелось знать.
Рени внезапно ощутила жуткую усталость при мысли о том, как тяжело, как немыслимо невозможно будет найти в сети причину болезни Стивена. Она придавила пальцем окурок и проследила, как поднимается к потолку последняя струйка дыма.
– Может, все это бред скорбящих родственников. Люди ищут причины, даже если причин на самом деле нет. Поэтому люди и верят в богов и масонские заговоры – суть одна. Мир слишком сложен, а нам нужны простые объяснения.
Ксаббу посмотрел на Рени, как ей показалось, с легким неодобрением.
– Но в мире есть схемы вещей. В этом наука и религия сходятся. А наша нелегкая, но почетная задача – выяснить, какие схемы соответствуют действительности и что они значат.
Рени коротко глянула на него, пораженная остротой его восприятия.
– Конечно, ты прав. Так что давай разберемся, что означает эта вот конкретная схема. Хочешь послушать, как я буду звонить второму приятелю Стивена?
– Если не помешаю.
– Вряд ли. Я скажу, что ты мой друг из политеха.
– Надеюсь, что я и есть ваш друг из политеха.
– Да, но я надеюсь, что тебя примут за инструктора. И сними этот галстук – ты точно из исторического фильма вылез.
Ксаббу разочарованно подчинился. Он явно гордился тем, что считал корректным стилем в одежде, – Рени не нашла в себе духу сказать ему, что не видела в галстуке ни одного человека младше шестидесяти. Он подтащил кресло и сел рядом с Рени, выпрямив спину.
Линию открыла Патриция Мвете. На Ксаббу она глянула с нескрываемым подозрением, но объяснение Рени ее умилостивило.
– Не задавайте Соки слишком много вопросов, – предупредила она. – Он устал… он сильно болел.
Одета она была очень строго. Рени припомнилось, что Патриция работала в каком-то финансовом учреждении и, должно быть, только что пришла с работы.
– Я не хочу его тревожить, – ответила она, – но, Патриция, мой брат в коме, и никто не знает почему. Я хочу выяснить все, что сумею.
Патриция немного расслабилась.
– Знаю, Ирен. Извини. Я его сейчас позову.
Когда на экране появился Соки, Рени немного удивило то, как хорошо он выглядел. Он не потерял в весе – Соки всегда был толстячком, – а улыбка его была ясной и красивой.
– Привет, Рени.
– Привет, Соки. Я слыхала, ты болел. Мне очень жаль.
Он пожал плечами. Патриция за кадром пробормотала что-то неразборчивое.
– Ничего. Как Стивен?
Рени рассказала. Хорошее настроение Соки испарилось.
– Я слыхал об этом, но думал, что оно ненадолго. Как у того парня в классе, у которого сотрясение было. Он умрет?
Рени отшатнулась, словно вопрос имел ощутимую силу, и ответила не сразу.