Потом взяла меня под руку и придвинулась поближе, оттащив заодно на пару шагов от Арона, который, правда, и без того ничего не слышал в окружающем бедламе.
- Теперь моя очередь, - сообщила она. Я буквально видел, как в голове у нее крутятся шестеренки: так бегун, идущий на старт, мысленно пытается отсечь все, кроме предстоящего забега. Мы, спортсмены, называем это "входить в зону".
Она либо нашла эту зону, либо сдалась, но все равно бросилась вперед, очертя голову.
- Прошлой ночью я была не до конца честной.
Ее рука напряглась, а взгляд скользнул к ярким цветовым пятнам и движениям - финалу соревнований по прыжкам в высоту.
- Учредители моего интерната действительно не признавали имен. Многие из нас, и мальчики тоже, готовились стать временными мужьями и женами, и считалось, что без имен будет проще. Личность начинается с имени. Но формального запрещения не было.
Ее глаза блеснули, и на какое-то мгновение показалось, что сейчас с ресниц сорвутся слезы. Но она тут же выпрямилась, глубоко вздохнула и наконец-то взглянула мне в глаза.
- Зови меня Эми. Когда мне было двенадцать, некоторые девчонки втайне выбирали себе имена, мне понравилось это. Я ни разу не произнесла его вслух, даже тогда. Настоящая Эми была учительницей музыки. Она была слишком хороша для своего класса уравнивания, но все мы не обращали на это внимания, потому что… ну, потому что она учила нас гораздо большему, чем просто музыка. Словом, это достойное имя.
Слеза все-таки упала, и она, выпустив мою руку, принялась яростно тереть глаза, смазав тушь.
- Прекрасное имя, - похвалил я и снова был вознагражден улыбкой. Эми почти привычным жестом взяла меня под руку, слегка прижалась и уже хотела что-то сказать, когда на поле началась свалка. Трое мужчин, одним из которых был бородатый старик, схватились с кем-то из судей. Не успел я опомниться, как старик сорвал микрофон с шеи судьи и обернулся к ближайшему сектору:
- Леди и джентльмены! - объявил он, легко перекрыв говор толпы. - Леди и джентльмены! Наш победитель Андру прошел дистанцию за двадцать пять минут пятьдесят одну секунду!
Мои внутренности словно стиснуло ледяными пальцами страха. Эми, ощутив мое напряжение, вопросительно посмотрела на меня, но я не мог найти слов, чтобы признаться: как быстро я ни бежал, но все же отстал от рекордного времени на три секунды. А ведь я мог побить рекорд, но упустил возможность, промедлив первые три круга…
Однако старик еще не закончил.
- Это минутой меньше, чем результат любого спортсмена, бежавшего эту дистанцию за последние двадцать лет! - завопил он. - Сегодня Андру едва не установил рекорд всех времен и народов. Андру…
Его голос вдруг замер: видимо, кто-то отключил питание. Но было слишком поздно. На стадионе царило настоящее безумие. Болельщики посыпались на поле. Рев стоял невероятный. Медленно-медленно до меня дошло: рекорд - это ложная цель. Главное, что я участвовал в забеге всей своей жизни. Постепенно рев толпы вошел в русло:
- Анд-ру! Анд-ру! - скандировали болельщики, и волны обожания докатывались до меня, омывая снова и снова.
Старик каким-то образом нашел возможность пробиться ко мне.
- Поклонись, Андру! Ты первый настоящий герой, которого увидел мир за долгое-долгое время, - хмыкнул он. - Я рад, что ты был на нашей стороне. В какой-то момент я опасался потерять тебя.
Я равнодушно посмотрел на него, пытаясь разглядеть за внешним добродушием лицо фанатика.
- Я не на вашей стороне. Могу согласиться с вашими целями, но не с вами.
- Но именно мы сделали тебя тем, кто ты есть, - умоляюще забормотал он, и я неожиданно понял, что он чувствует себя преданным.
- Нет, вы просто позволили мне стать тем, кем мне предназначено быть, - поправил я, хотя гнев уже остывал.
Передо мной стоял уравниватель моего детства, мягко упрекающий меня за совместные грехи.
- Вы совершили ошибку, - объяснил я, - хотя и не сегодня. Вам нужно было давным-давно довериться мне.
- Возможно, - пожал он плечами. - И что же нам делать дальше?
Хороший вопрос. Какая-то часть меня жаждала признаться ему, что я хочу лишь одного: никого не видеть и ни о чем не знать. Чтобы меня оставили в покое. Но, обдумывая ответ, я вдруг заметил на краю беговой дорожки маленького мальчугана, таращившего на меня широко раскрытые глаза. Совсем ребенок, лет восьми - десяти, и пока еще далекий от проблем уравнивания. Вероятно, прибежал из ближайшего интерната поглазеть на состязания. Целых десять секунд мы смотрели друг на друга, пока очередной людской водоворот не загородил от меня мальчишку. Уже поворачиваясь к старику, я знал, что мне остается одно: простить его.
- Пойдем дальше, - сказал я. - Теперь обратной дороги нет. Но что, по-вашему, предпримет Уравнивание?
Старику пришлось повысить голос, чтобы перекрыть гомон болельщиков.
- Пока можно не беспокоиться насчет Уравнивания. Сегодня они побоятся мстить: просто не выстоят против общественного мнения.
Я согласно кивнул.
- В таком случае - отпразднуем. Заодно обсудим следующий забег. - Я перевел взгляд сначала на Арона, потом на Эми, отпустившую мой локоть, но крепко сжавшую ладонь. - Все четверо.
- Звучит неплохо, - откликнулся старик. - До сегодняшнего дня я не позволял себе верить в лучшее, но у меня все же появились некоторые идеи…
План старика оказался крайне простым.
- Продолжай бегать, - советовал он, - и на следующий год откажись от уравнивания. Думаю, болельщики поддержат тебя, не желая видеть, как их герой превращается в посредственность, а как только ты создашь подобный прецедент…
Но он все же промахнулся. С тех пор я успел усвоить, что делает мир со своими героями, и модель слишком часто оказывалась весьма однообразной. Люди забывают. Они ожидают чуда при каждой встрече с вами, а на следующий день им уже нужно что-то новое. А вот Уравнивание обладает долгой памятью. Оно не торопится, выжидает, зная, что притянуть тебя к суду не имеет права. Да и зачем суд?
В моем случае все было проще простого. Через две недели после отборочных я установил рекорд в очередном забеге, а месяц спустя побил и его. За этим последовала целая вереница новых побед, но прошло полгода, и я вывихнул ненадежную щиколотку, столкнувшись с другим бегуном. Наверное, я никогда не узнаю, было ли это подстроено, хотя подозрения есть: бесконечные победы отнюдь не прибавили мне популярности среди спортсменов. Но мотив не играл роли. Главное, что за следующие несколько месяцев я участвовал всего в двух состязаниях и не добился особых успехов, так что к концу года никто не возмутился, когда меня наряду с остальными подвергли уравниванию.
Понятия не имею, где они отыскали то тело, в котором я теперь существую. Должно быть, предыдущий владелец перенес либо инсульт, либо серьезную аварию, а может, и то, и другое разом. Как бы то ни было, Уравнивание спасло его разум, одновременно заточив мой. Обе ноги и рука парализованы. Я не способен говорить связно, и даже приходящая сиделка меня почти не понимает.
Зато я могу печатать. И хотя на это ушло немало времени, я научился выходить прямо в Сеть. Я пишу эти строки по ночам, когда все спят. Печатаю одной рукой на том терминале, что стоит у моей постели. Правда, дело продвигается медленно, уж очень трудно дотягиваться до клавиатуры, но я по крайней мере вижу экран. И чего-чего, а времени у меня хоть отбавляй.
Не печальтесь обо мне. Даже если я никогда не встану с этой кровати, все равно не пожалею о тех двадцати пяти минутах - единственном, чего никогда не сумеет отобрать у меня Уравнивание. Плохо только, что я так ничего и не узнал о судьбе Арона, Эми, старика и его друзей-заговорщиков. Но заговорщики, по крайней мере, сознавали всю степень риска. А Эми… дорогая Эми, нашего с тобой года оказалось недостаточно… впрочем, как и целой вечности.
И все же мы знаем: когда-нибудь Уравнивание потерпит поражение. Я видел это в глазах мальчугана. Обязательно появится новый герой. И тогда, о читатель, не пропусти! Подбадривай его криками, веди к победе и не забывай, что он в тебе нуждается! И кто знает: вдруг этим героем будешь ты?
В конце концов, если вы читаете это, значит, отыскали одну из моих тайных связей, запрятанных среди мировых рекордов. Бороздя стоячие воды Сети, вы уже доказали, что почти столь же антиэгалитарны, как и я. Поэтому, когда подвернется возможность сделать что-то поистине великое, хватайтесь за нее непременно. Лучше один год быть по-настоящему живым, чем всю жизнь существовать под снисходительным оком Уравнивания.
Я нахожу некоторое утешение в том, что Эми - где бы она ни была - наверняка согласится со мной.
Перевела с английского: Татьяна ПЕРЦЕВА.
ОРУЖИЕ МАССОВОГО ПОМРАЧЕНИЯ
Рассказ
Richard A. Lovett. Weapon of Mass Distraction. 2004.
Человек пытался купить билет на поезд за наличные и вызвал жуткий испуг у кассирши. Девушка выбрала не те книги в магазине, и к ней возникли неприятные вопросы. Некая организация может существенно осложнить вашу жизнь. Во всем виновата угроза терроризма.
Первой жертвой оказался Герберт Даппелмейер. - Простите, мистер Даппелмейер, но я не могу продать вам билет на этот поезд, - объявила кассир, и хотя лицо оставалось невозмутимым, колени так тряслись, что только со второй попытки ей удалось нашарить ногой кнопку сигнализации. За шесть месяцев работы Джинни ни разу не приходило в голову бояться клиента. До сегодняшней минуты. Но это вполне понятно: Герберт был ее первым Красным. Сам Герберт ничего не заметил. Впрочем, и в этом не было ничего удивительного: он крайне редко замечал что-либо, помимо происходящего в его собственной голове.
- Все в порядке, - успокоил он. - Я не спешу.
Времени у него действительно было много, а кроме того, он мысленно воспроизводил лекцию на тему эволюционной биологии пустынной растительности, которую ему предстояло читать через несколько дней, а поэтому не все ли равно, где это делать: в поезде или на вокзале?
- Не могли бы вы найти мне место на следующем? - рассеянно спросил он и осекся. Что-то, сказанное Джинни, проникло через барьер теории развития пустынных однолетних растений.
- Я вас знаю? - осведомился он.
В любых других обстоятельствах Джинни рассмеялась бы и выбрала один из десятка готовых ответов на случайно вырвавшееся у Герберта старое как мир клише, которым мужчины испокон века пользуются для знакомства с женщиной. Но сейчас, когда на экране компьютера его имя вспыхивало большими красными буквами, а надпись внизу настоятельно советовала немедленно вызвать охрану, девушка держалась из последних сил, стараясь не показать паники.
"Этот мужчина - террорист. И прихлопнет меня, как муху", - подумала она.
На самом деле Герберт был добрейшей души человек и любил насекомых едва ли не так же преданно, как растения, но этого Джинни не знала, а мигающие на экране буквы напугали ее до полусмерти.
Поэтому она решила игнорировать второй вопрос Герберта и ответить на первый, хотя в смятении забыла даже посмотреть расписание.
- Простите, но и на него все билеты проданы.
Она не сообразила, что сделала серьезную ошибку, назвав его по имени. Герберт протянул ей сорок девять долларов, а она так и не потребовала его паспорт. И узнала его имя только потому, что быстродействующие оптические сканеры считали отпечатки его пальцев, пока он передавал банкноты через стойку. Если верить мастеру, который устанавливал оборудование, эти сканеры с их базой данных, работавшей в режиме он-лайн, могли идентифицировать любого человека за доли секунды. Так что ей было совершенно необязательно требовать паспорт, хотя Джинни слышала о террористе, пойманном только потому, что тот предъявил фальшивое удостоверение, не совпадавшее с именем, установленным по отпечаткам пальцев. Обычно Джинни рассматривала сканирование как способ улучшить обслуживание пассажиров. В основном люди любили, когда их приветствовали по имени, но, с другой стороны, большинство пассажиров - законопослушные граждане. Красные попадались крайне редко.
Герберт пожал плечами:
- Ну давайте поищем на следующем.
Джинни покачала головой, опасаясь сделать еще одну ошибку и разозлить этого опасного типа, выглядевшего в глазах окружающих мирным, слегка прибабахнутым профессором.
- Мне очень жаль, но и на следующем все места заняты.
Она твердо знала, что террористы всегда стремятся выглядеть обычными людьми. Много лет подряд они могут вести себя как ничем не примечательные граждане, а потом их главари отдают приказ убить, и они фанатично подчиняются во имя фашизма, или неокоммунизма, или Аллаха, или очередного из миллионов других "измов", о которых Джинни имела весьма смутное представление. Но правительство наконец нашло способ решить проблему, и Джинни оказалась "на передовой".
Даже глубоко законспирированные террористы должны покупать еду, одежду и бесчисленное множество других вещей, включая железнодорожные билеты. Пути всего это можно проследить. Недаром статистики изучают потребительский спрос террористов, пытаются создать модель, построить график, который можно использовать для определения вероятности того, что каждый потенциальный покупатель билета может также оказаться террористом. Джинни повезло (или не повезло, в зависимости от того, как на это поглядеть), она столкнулась с первым на этом вокзале Красным, с тех пор как вошла в действие новая система идентификации. Если удастся выжить, она станет героиней. Но в данный момент она просто тряслась от страха.
- О'кей, - вздохнул Герберт. - Что же, вполне можно поехать и завтра.
Он снова протянул ей деньги.
- Дайте мне билет на первый же поезд, где есть свободные места.
А вот этого Джинни никак не могла сделать. Если отдать билет, он повернется и уйдет!
На такой случай ей был дан строгий приказ: постараться задержать его до прибытия охраны. Так гласило правило номер один. Но где же охрана?
Ничего не поделаешь, приходилось импровизировать.
- Предварительная продажа требует кредитной карты, - сухо объявила она.
Ничего подобного не требовалось, но откуда ему знать!
Герберт наконец начал терять терпение.
- Прекрасно, - процедил он, открывая бумажник, после чего сунул деньги обратно, вытащил карточку и шлепнул на стойку. - А теперь давайте чертов билет!
Охрана - ни слуху, ни духу.
Джинни прекрасно знала, что случится дальше. Автомат не примет карточку, и ей придется все это объяснять постепенно накалявшемуся человеку, который в любой момент может понять, что загнан в угол.
- Простите, но это против правил, - выпалила Джинни, пытаясь любым способом отвлечь его. Беда в том, что у нее не было особого опыта в интригах плаща и кинжала. Ее задача - помогать людям, если они Зеленые, или осторожно провести их через все препоны, если они Желтые или Оранжевые. Не в ее привычках тормозить дело.
Но все же она сумела выкрутиться и на этот раз.
- Это дебетовая карта, а мне нужна кредитная.
За свою жизнь Герберт купил сотни железнодорожных билетов (самолеты не годились для коротких поездок, и он ненавидел водить машину), но до этой минуты ему не приходилось сталкиваться с подобным.
- И что?
У Джинни не было времени подумать, поэтому она, очертя голову, бросилась изобретать:
- Дебетовая карта - все равно что наличные. А мне нужна кредитная.
Не успели слова сорваться с языка, она поняла весь идиотизм сказанного, но что поделать, обратно не возьмешь, хотя по лицу Герберта медленно расползалось возмущение.
- Не я пишу правила, я только им следую, - поспешно добавила девушка.
При всем своем бесконечном терпении к диким растениям Герберт не выносил дураков. Вот и сейчас физиономия его налилась краской, на верхней губе и лысине выступили капли пота.
- Вы когда-нибудь слышали о Марке Твене? - прошипел он, перегнувшись через стойку.
Джинни изо всех сил старалась не сбежать, хотя все же невольно отшатнулась.
- Да! - едва слышно пискнула она.
- Твен, - объявил Герберт, брызжа слюной ей в лицо, - изобрел термин для таких людей, как вы! Он назвал вас "властью ничтожеств". - Он еще больше подался вперед и, ткнув в нее пальцем, разразился целой тирадой: - Вы держитесь за идиотские мелочные правила и вещаете с таким видом… - снова фонтан слюны, - словно имеете право проповедовать от имени Божьего. Неудивительно…
От продолжения Джинни спасло прибытие охраны. Первым на сцене появился Рамон Хуан Карлос, который мирно пребывал в туалете, где вызов Джинни застал его в самый неподходящий момент, который только можно представить. Но все обошлось, и он сразу же заметил Красного террориста, навалившегося на стойку и целившегося в кассиршу чем-то, что вполне могло оказаться пистолетом.
Рамон знал свои обязанности. Этот толстенький, лысый пятидесятилетний коротышка представляет угрозу поезду, угрозу национальной безопасности и, что самое немаловажное, угрозу Джинни, перед которой Рамону до смерти хотелось отличиться. Он сбил Герберта подножкой, которая сделала бы честь любому полузащитнику, и рухнул вместе с ним на мраморный пол, придавив беднягу своим немалым весом.
Очнулся Герберт в помещении охраны и долго не мог понять, что с ним случилось. Раскалывалась голова, трещали ребра, в мозгу тяжело ворочались мысли о женщине, отказавшейся продать ему билет. К сожалению, он почти забыл лекцию о диких растениях, но это оказалось самой малой из бед, поскольку его окружала толпа охранников и полицейских, по какой-то причине уверенных, что перед ними террорист. На его руках поблескивали наручники, и довольно долгое время всем было плевать на его больную голову и ноющие ребра.
Герберт так и не смог понять все детали того, что с ним стряслось. В тюрьме детективы вежливо объяснили, что компьютер с большой вероятностью определил его как террориста. Мало того, он усложнил свое положение, рассердившись на кассира, пытавшегося задержать его.
- Повезло еще, что вас не пристрелили, - заявил один из детективов, хотя адвокат Герберта заподозрил, что власти намеренно блефуют, стремясь избежать неминуемого судебного иска.
Даже адвокат с огромным трудом докопался, какая именно программа сочла профессора ботаники террористом.
- Я смог восстановить только часть истории, - сказал он, когда Герберта наконец освободили. - Остальное засекречено.
Далее адвокат объяснил, что Герберт подписался на несколько малоизвестных иностранных журналов, а компьютер ошибочно посчитал подписную плату переводом денег за рубеж.
- Они исправляют эту ошибку, так что вы по крайней мере помогли другим ученым, - утешил адвокат.
Кроме того, Герберт часто ездил в такие подозрительные места, как Марокко, Сирия, Монголия, Таджикистан, республика Чад и Судан.