После этих слов все стали возмущенно перешептываться.
- Пока что сфера коммерческого применения этого изделия достаточно ограничена. Но, к сожалению, на рынке нет ничего, даже отдаленно напоминающего Сплетение. Следовательно, по мере роста известности его потребительских качеств будет увеличиваться и спрос на него. Те, кто заказывает Сплетение, либо не знают, что популярная новинка - плод чьих-то преступных действий, либо им это безразлично. Разве мы собрались бы здесь, если бы речь шла о естественном биологическом организме? Но Сплетение - самый мерзкий продукт из всех известных нам, полученных в ходе незаконных генетических манипуляций. И фирма, создавшая его, только и занята попытками подчинить себе десятки других биоформ, - голос Ящерицы звучал все более страстно, а тик под левым глазом усиливался. - Сплетение "Вердидион" - лишь первый пробный шар в ряду новых чудовищных надругательств над природой. Беззащитные биоформы, населяющие планету, как нельзя лучше подходят для генетических опытов. Те же, для кого бессовестная эксплуатация беззащитных живых организмов стала второй натурой, нашли здесь поистине золотую жилу!
Только сейчас Ящерица сообразил, что сорвался на крик, и поспешил снизить тон.
- Мне уже попадались на глаза некоторые из их заявок на новые биоинженерные продукты, которые они собираются получить путем генных манипуляций с местными биоформами. Большинство этих продуктов - детища одного-единственного блестящего, но извращенного ума. Это глава биоинженерного подразделения фирмы, винтик в ее механизме, которому они, по-моему, вряд ли смогут найти замену. Мастерство в биоинженерии ценится дешево, зато интуиция - на вес золота.
- Этот человек несет ответственность за изготовление живого ковра? - спросил Щепка. Ящерица кивнул.
- Тогда, мне кажется, всем ясен ход наших дальнейших действий, - произнесла Флора, на которую теперь нельзя было смотреть без содрогания. - Похитив эту конкретную человеческую особь, мы одним ударом решим все проблемы, что и требуется для успешного завершения нашей миссии. А заодно поставим заслон на пути дальнейшего надругательства над природой.
- Таково было и мое намерение. - Паук откинулся на спинку стула и снова сложил на брюшке пухлые ручки. - Планета Длинный Тоннель словно самой природой создана для того, чтобы мы отпраздновали на ней свой маленький дебют. Преступления, совершающиеся там против природы, - самые гнусные из числа им подобных. Однако фирма, которая их совершает, не столь велика и не располагает достаточными связями, чтобы противостоять нам. Кроме того, они нанесли пока что только одну рану планете, которая в остальном остается нетронутой. Эта рана безусловно заживет. Одновременно мы заявим о себе, и пусть это послужит предупреждением нашим врагам. Мы удалим раковую опухоль, пока она не пустила метастазы. Все согласны?
В голосовании не было нужды. Добавить к сказанному тоже было нечего. Правда, некоторые все же одобрительно закивали.
Щепка обернулся к Ящерице. Эти двое были самостоятельными деталями одного механизма. И напоминали своими действиями направляющие ножки насекомого, влекущие все тело вперед, к выбранной цели.
- Я полагаю, ваши люди готовы действовать? - лаконично спросил Щепка.
Ящерица в ответ быстро кивнул.
- Готовы и рвутся в бой. Они долго тренировались и теперь рады показать себя в деле.
- Такая возможность у них будет. - Паук обвел всех задумчивым взглядом. - Довольно скрываться в тени, ограничиваясь манифестами и подсовыванием информации в каналы новостей. Хватит униженно вымаливать время в эфире у крупных межпланетных телестанций. После событий на Длинном Тоннеле наши имена будут у всех на устах. Все Содружество узнает, кто мы такие. Колеблющиеся примкнут к нам. И тогда мы всерьез сможем приступить к обузданию политики нашего насквозь прогнившего правительства.
Они наверняка подняли бы тост за успех дела, но никто из них не брал в рот спиртного и не употреблял наркотиков. Как можно проповедовать чистоту естественной среды, если сам не можешь содержать в чистоте собственный организм. Им хватало экстаза от служения Делу и от предвкушения войны против насильников природы.
Существовали и другие организации, исповедующие сходные идеи. Но шестерке было прекрасно известно, что они из себя представляли. Слабые и нерешительные, они мало что могли. Лишь те, кто сейчас сидел вокруг стола, были поистине ударной бригадой будущего экологического джихада.
Ящерица незаметно повел рукой, и голограмма исчезла, словно ее вовсе не было. Все поднялись с мест и стали потихоньку расходиться, тихо, но достаточно возбужденно переговариваясь между собой. Каждый знал свою роль в операции. В успехе не было сомнения.
Жуликоватые промышленные бароны и их прислужники-франкенштейны слишком долго пользовались вседозволенностью и безнаказанностью. Пробил час очистительного удара.
Они еще недолго пошептались приглушенными голосами и исчезли из комнаты. Время научило их терпению, а опыт их требовал осторожности. Выйдя гуськом из невзрачного дома, они кто пешком, а кто на машинах направились к ближайшей остановке. Каждый из них уже обдумывал следующий свой шаг в выполнении своих обязанностей. И никто бы не смог заподозрить в них членов правящей верхушки набирающей силу террористической организации.
Глава 2
Хотя на Аляспин прилетали многие, лишь некоторых из них можно было назвать истинными любителями странствий. Большинство прибывающих сюда все же составляли ученые, которых не отпугивал неприветливый климат планеты.
Надо сказать, что на просторах поросшей высокой травой саванны и в подступавших к ней вплотную джунглях погода отличалась редким однообразием. Здесь существовало лишь два сезона - более влажный и менее влажный.
Ученые прибывали сюда для изучения бесчисленных развалин храмов, оставшихся от исчезнувшей высокоразвитой цивилизации, которая была настолько застенчива, что нигде не упомянула своего названия. За неимением лучшего ее назвали Аляспинской. Обширное письменное наследие, оставшееся после нее, повествовало о путешествиях в этой части Вселенной, но в нем практически ничего не говорилось о самой цивилизации. Ее создатели предпочитали жить и работать в весьма примитивных постройках из камня и дерева. Хотя о причинах их исчезновения не было ничего известно, немалое число приверженцев имела теория массового суицида. Могло показаться, будто представители этой загадочной цивилизации, устыдившись собственных достижений, просто-напросто растворились среди других, словно их никогда и не было. Произошло это около семидесяти тысяч лет назад. Предполагают, что они покинули свой родной мир и переселились куда-то. Не решились же они в самом деле на массовый суицид! Где же в этом случае их останки? Но сторонники этой теории утверждали, что у них, возможно, были слишком хрупкие тела, которые кто-то кремировал в джунглях.
Новым теориям не было видно конца. Они еще более сбивали с толку отчаявшихся археологов. Ни одну из них нельзя было доказать, поскольку среди миллионов барельефов и письменных свидетельств, выгравированных с точностью до микрона на небольших кубиках, не нашлось ни одного изображения аляспинца. На них были животные и растения, природа и здания, но отсутствовали те, кто жил в этих зданиях.
Аляспин был одним из тех миров, где транксы чувствовали себя более уверенно, чем их братья по Галактике - люди. Жаркий и влажный климат напоминал транксам о полном испарений воздухе их родной планеты. Крупные стационарные исследовательские центры были постоянно укомплектованы транксами, в то время как люди то и дело менялись. Сразу же после того, как им удавалось урвать толику сведений, позволяющих выдавить из себя сносную диссертацию, они тотчас возвращались туда, где было посуше и попрохладней.
Планета славилась залежами ценных минералов, и в пограничных районах разведчики недр численно превосходили ученых. Однако многие из тех, кто называл себя разведчиками недр, избегали богатых аллювиальных почв саванны, предпочитая копаться в бесчисленных руинах. Почва здесь была куда легче, а руда более концентрированной, когда-то уже обогащенной. Поскольку археологи и геологи никак не могли поделить между собой старинные развалины, они пребывали в состоянии враждебности друг к другу.
Для серьезных любителей старины эти горе-геологи были не более чем осквернителями могил, уничтожавшими бесценное наследие этой мало доступной для понимания цивилизации. Наиболее дерзкие и легкомысленные авантюристы, не колеблясь, сравняли бы с землей любой храм ради находки, на которой хоть как-то можно было нагреть руки. А до того, что после них вся территория становилась непригодной для изучения, им не было никакого дела.
Беднейшие из разведчиков, лишенные финансовой поддержки для своих исследований и держащиеся на плаву только благодаря собственной находчивости, жаловались на все это властям, а те, в свою очередь, всегда стояли на стороне крупных учреждений. Эти жалобщики-бедняки и без того наоткрывали столько храмов и руин, что на их изучение требовались чуть ли не тысячи лет. Разведчики пытались доказать, что каждая новая находка в джунглях увеличивает конечную сумму научных знаний, но их не всегда слушали.
Между этими враждующими группами были "гибриды", признаваемые обеими сторонами. Эти герои-одиночки колесили по планете и были одновременно учеными и разведчиками. В их душах соседствовали, постоянно конфликтуя, жажда знаний и алчность.
Несколько особняком держались те, кто прибыл на Аляспин для того, чтобы попытать счастья иными путями, удовлетворяя, разумеется, за деньги потребности как ученых так и рудокопателей.
Далеко не каждый ученый пользовался поддержкой какого-либо общепризнанного исследовательского института. Далеко не каждый геолог гнул спину на крупную компанию или синдикат. Поэтому всегда находились те, кто из-за ограниченности в средствах нуждались в дешевых магазинах и шумных, но недорогих развлечениях. Люди, содержащие такого рода заведения, были единственными, кто по праву мог назвать себя гражданином Аляспина. Они прочно обосновались здесь, в отличие от ученых, которые мечтали о том, чтобы как можно скорее совершить великое открытие, или от разведчиков, даже во сне видящих находку, которую можно причислить к разряду исторических, притаившуюся в ожидании их прихода в каком-нибудь увитом плющом храме или на дне безымянного ручья.
И, наконец, здесь был Флинкс.
Его нельзя было причислить ни к одной из этих групп населения Аляспина. Он прилетел сюда не для того, чтобы разведывать недра или заниматься исследованиями, хотя и изучал досконально все, что попадалось ему на пути. Ученые принимали его за чудака-студента, собирающего материал для диплома. Разведчики недр - за собрата-одиночку. Ведь кто, как не разведчик, мог обзавестись летающим змеем, или минидрагом, который постоянно восседал у Флинкса на плече? Кто еще стал бы избегать мимолетных знакомств и досужих разговоров? Нельзя сказать, чтобы молодой человек сам отпугивал навязчивых собеседников. Одно присутствие его отвратительного и смертоносного питомца заставляло любопытных держаться на расстоянии.
С теми, кто, набравшись смелости, а может быть, по незнанию заводил с ним разговор на улице или в каком-нибудь зале небольшой гостиницы, Флинкс всегда был предельно вежлив. Нет, он не студент. И не геолог. Нет, он не из числа работников какой-либо корпорации из числа обслуживающих планету. По его чистосердечному признанию, он прилетел на Аляспин, чтобы воссоединиться с родиной. Услышав такой ответ, любопытные сразу же спешили оставить его в покое, оставаясь еще в большем недоумении, чем до того, как обратились к нему с вопросом.
Что касается Флинкса, то ему были дороги все, кого он встречал: и те, кто донимал его вопросами, и те, кто, разглядев на спине минидрага по имени Пип яркие голубые и розовые ромбы, переходил на другую сторону улицы, едва заметив приближение этой странной парочки. Чем старше он становился, тем более завораживающим казался ему мир людей. До недавнего времени незрелость ума мешала ему по-настоящему постичь, каким удивительным организмом является человеческий род.
Транксы тоже представляли для него интерес. Их общественное устройство коренным образом отличалось от человеческого. Но, несмотря на все различия жизненных приоритетов и верований, оба эти вида прекрасно уживались друг с другом. И Флинкс постепенно увлекся изучением транксов и людей, невзирая на все их различия. Частично это объяснялось тем, что он постоянно искал кого-то, кто был бы таким же единственным в своем роде, как и он сам. Поиски, впрочем, были безрезультатными.
Об этом всем он и размышлял, размахивая мачете. Это был на удивление примитивный инструмент - всего лишь кусок заостренного металла. В любой лавке Миммисомпо, торгующей снаряжением, можно было купить лазерный резак, но Флинкс предпочитал эту древнюю диковину. Разве может сравниться удовольствие, получаемое от размахивания увесистым лезвием, с каким-то простым нажатием кнопки? Резак работал чисто и бесшумно - нажал кнопку, и води лучом. Работая же мачете, можно было еще и обонять результаты своего труда, вдыхая запах отсеченных зеленых и пурпурных стеблей, побегов и листьев. То, что после себя он оставляет разрушения, не волновало Флинкса, поскольку ему было прекрасно известно, насколько они временные. Не пройдет и недели, как тропа, которую он прокладывал в чащобе, будет задушена новой растительностью, а почва снова лишится солнечного света.
Вокруг высились деревья-гиганты. Флинкс как зачарованный уставился на одно из них. Его ствол, словно колонны, подпирали мощные корни. Они были увиты эпифитами и усыпаны яркими малиновыми цветами. Возле соцветий, похожих на миниатюрные раструбы, роились крошечные иссиня-черные насекомые. Четырехкрылые родственники земных мотыльков распихивали собратьев, отказываясь дожидаться своей очереди, чтобы набрать нектара.
Менее изысканные создания пытались прокусить ботинки Флинкса, вязнущие в серой грязи, через которую он пробирался. Эти твари учуяли кровь.
Флинкса спасал от гнуса высокочастотный репеллент, пристегнутый к поясному ремню. Кроме того, широкополая шляпа юноши, рубашка с длинным рукавом и брюки были пропитаны сильным отпугивающим составом. Все это пока что исправно спасало его от укусов.
Хотя сам Флинкс и не догадывался об этом, но внешне он вполне был похож на исследователя джунглей былых времен. Эти люди - наверняка не остановились бы даже перед преступлением, лишь бы обзавестись чудесными электронными и химическими средствами, чтобы держать этих мерзких аляспинских тварей на приличном расстоянии. А вот транксы совершенно не нуждались в подобных средствах. Ну какой кровопийца сумеет прокусить их хитиновый панцирь! Обходились они и без охлаждающей подкладки в брюках. Это и для людей было некоторым излишеством, но создавало немалый комфорт.
Все эти приспособления были ужасно дорогими. Но деньги меньше всего волновали Флинкса. Хотя он и не был сказочно богат, но имел вполне достаточно для финансовой независимости.
Его уши наполнило жужжание. Но присутствие гостей он ощутил еще задолго до того, как услышал гул. Пип, которая до этого покоилась у него на плече, свернувшись калачиком, распрямилась и взмыла в воздух. Снова они пожаловали сюда. Их можно было увидеть справа, между деревьями.
Каждый из них был чуть больше колибри. Сбившись в стайку, они устремились к Флинксу и закружились вокруг его головы. Он ласково улыбнулся им, а затем, повернувшись, зашагал к озеру, которое обнаружил на топографической карте. Тогда ему показалось, что лучшего места для прощания не сыскать. Но в действительности оно оказалось еще прекраснее. Он увидел это, прорубив себе дорогу сквозь заросли и оказавшись на высоком, крутом берегу.
Было рано. От гладкой, словно зеркало, поверхности озера поднимался туман, в котором очертания деревьев казались нерезкими, словно размытыми. В тусклом золоте солнечных лучей они тянулись к подернутому туманной дымкой светилу, напоминая образы из сновидений.
Просторная гладь озера, казалось, вдохновила необычных спутников Флинкса. Они бросились кружиться над водой вокруг Пип.
Так повторялось изо дня в день. Но все это время Флинкс знал, что расставание не за горами. Он чувствовал такие же эмоции в своей питомице. Пип была эмпатической телепаткой, способной как принимать, так и передавать эмоции хозяину. Полдюжины ее отпрысков, выписывающих сейчас над ней умопомрачительные круги, обладали не меньшим талантом.
Своим появлением на свет они были обязаны этому родному для них миру. Флинкс пришел сюда, чтобы разлучить их с матерью. Он чувствовал, что поступает правильно. Однако определить с уверенностью, в какой степени это решение было продуктом его мозга, а в какой подсказано Пип, он не мог.
Ему было хорошо в компании годовалых малышей, но они росли не по дням, а по часам. Иметь же при себе семь метровых, смертельно ядовитых минидрагов вряд ли было по силам одному человеку. Поэтому Флинкс принял решение вернуть их на родную планету.
На змей они были похожи только на первый взгляд. Даже ксенотаксономисты называли их минидраконами, или минидрагами, хотя на самом деле их ближайшими родственниками были вымершие на Земле динозавры, а точнее - целурозавры.
Стоя на высоком берегу с мачете в руке, Флинкс ощущал их замешательство. От Пип разбегались во все стороны, словно круги по поверхности потревоженного пруда, волны материнского отторжения. Постепенно инстинкт взял верх над недостатком понимания. Их круги становились все шире, и Флинкс ощущал, как на глазах ослабевают узы между матерью и ее потомством. Нет, они не обрывались, но теряли свою насыщенность. Это было прекрасное и в то же время печальное зрелище, наполнявшее Флинкса чувством своей правоты и умиротворения.
Он перестал терзать себя вопросом, правильно ли он поступил, приведя их сюда. Минидраги продолжали выделывать коленца и стремительно взмывали над озером. Их удивительно проворные очертания поблескивали радужной чешуей в лучах восходящего солнца. Наконец, один за другим, словно дети, играющие в догонялки, они исчезли среди деревьев на дальнем берегу озера. Теперь детеныши по-настоящему вернулись в тот мир, который даровал им жизнь. Флинкс глубоко вздохнул.
- Слава Богу, дело сделано! - произнес он вслух, зная, что хотя для Пип непонятен смысл его слов, она прекрасно поймет все по его настроению. - Вот и все, старушка! Нам пора назад. Становится жарко.
Пип тотчас метнулась к нему и зависла в метре от его лица. Перед ним мелькнул длинный заостренный язык, после чего она, спланировав, удобно расположилась у него на плечах и шее.
Флинкс позволил себе бросить прощальный взгляд на озеро. Его поверхность по-прежнему была спокойна, как зеркало. Затем он повернулся и зашагал по проложенному в джунглях пути.
Даже если Пип и было грустно расставаться с детьми, она не подавала вида. Флинкс чувствовал в ней одно удовлетворение.