Перед Хараланом благодаря его званию, естественно, открывались все двери древних крепостей, место которым - среди исторических памятников. Несколько старых солдат, охранявших замок на горе Вольфанг, отдали полагающиеся офицеру воинские почести. Когда же мы оказались на учебном плацу, капитан предложил подняться на угловой донжон.
Чтобы очутиться на верхней площадке, нам пришлось преодолеть по меньшей мере двести сорок ступенек винтовой лестницы.
Когда я шел вдоль парапета, перед глазами открывался еще более широкий горизонт, чем с башни особняка Родерихов. Эта часть Дуная, который поворачивает здесь на восток в направлении Нойзаца, простирается, если не ошибаюсь, на расстояние не менее тридцати километров.
- Теперь, дорогой Видаль, - сказал мой замечательный гид, - вы частично знаете Рагз. Вот он весь у наших ног…
- Увиденное здесь, - ответил я, - показалось мне очень интересным, даже после Будапешта и Прессбурга.
- Я рад, что вы так говорите. Когда закончите осмотр Рагза, познакомитесь с нравами и обычаями его жителей, со всем его своеобразием, вы, без сомнения, сохраните о нем прекрасные воспоминания. Мы, мадьяры, любим наши города сыновней любовью! Здесь в отношениях между различными классами царит полное согласие. У населения в высшей степени развиты чувства независимости и самого пламенного патриотизма. Кроме того, имущий класс охотно помогает обездоленным, и их число из года в год сокращается благодаря центрам милосердия. По правде говоря, вы встретите здесь лишь немного несчастных, и, во всяком случае, им сразу же приходят на помощь, когда становится известно, что в этом возникла необходимость.
- Я это знаю, дорогой капитан, как знаю и то, что доктор Родерих никогда не отказывает бедным и что госпожа Родерих и мадемуазель Мира возглавляют благотворительные учреждения.
- Моя мать и сестра делают лишь то, что обязан делать каждый в их положении и с их достатком. По-моему, милосердие - наш первейший долг!..
- Разумеется, - проговорил я, - но как выполнить его наилучшим образом?!
- Это - тайна женщин, дорогой Видаль, и одно из их неотъемлемых качеств…
- Да… и, бесспорно, самое благородное.
- Одним словом, - продолжал капитан Харалан, - мы живем в спокойном городе, уже не подверженном или почти не подверженном политическим страстям. Однако Рагз ревниво оберегает свои права и привилегии и готов их защищать от малейшего посягательства со стороны центральной власти. Я считаю, что у наших сограждан есть только один недостаток…
- Какой же?
- Они немного склонны к суевериям и слишком охотно верят в сверхъестественное! Им больше, чем следовало бы, нравятся вымыслы об оживших мертвецах, о привидениях, духах и прочей чертовщине! Я хорошо знаю, что жители Рагза - правоверные католики и что практика католицизма способствует такой предрасположенности умов…
- Таким образом, - произнес я, - если исключить доктора Родериха - врачу это несвойственно, - то можно предположить, что ваша мать и ваша сестра?..
- Да, и они, и все окружающие подвержены этой слабости. Именно слабости, другого слова не подберу. И побороть ее я пока не в силах. Может быть, Марк мне поможет…
- Если только мадемуазель Мира этому не воспротивится!
- А теперь, дорогой Видаль, нагнитесь над парапетом… Посмотрите на северо-восток… туда… там на краю города видите террасу и бельведер?
- Вижу, - ответил я, - кажется, это башня особняка Родерихов…
- Вы не ошиблись, и в этом особняке есть столовая, там через час будет подан завтрак, а поскольку вы - один из приглашенных…
- Я весь в вашем распоряжении, дорогой капитан…
- Ну что ж! Тогда спустимся и оставим замок в его феодальном одиночестве, которое мы нарушили на короткое время. Давайте вернемся, следуя линии бульваров; это позволит пройти по северной части города…
Через несколько минут мы прошли по закрытой галерее.
За благоустроенным кварталом, протянувшимся до городской стены Рагза, бульвары, общей длиной в пять километров, образуют три четверти круга, замкнутого Дунаем. Их названия меняются при пересечении с каждой широкой улицей. Бульвары засажены четырьмя рядами уже разросшихся деревьев - буков, каштанов и лип. С одной стороны, за бруствером со старинными куртинами, виднеется сельская местность. С другой - протянулись великолепные дома, и почти перед каждым - двор с роскошными клумбами цветов; а позади - тенистые сады, орошаемые проточной водой.
В этот ранний час по проезжей части бульваров уже пронеслось несколько экипажей, по боковым аллеям двигались группы элегантно одетых всадников и амазонок.
На последнем повороте мы свернули налево, чтобы спуститься по бульвару Телеки к набережной Баттиани.
Тут я заметил дом, одиноко стоявший в центре сада. По его печальному виду можно было предположить, что в нем уже некоторое время никто не живет. Закрытые ставнями окна, казалось, почти никогда не открывались. Фундамент покрылся мхом и зарос колючим кустарником. Дом этот странно контрастировал с остальными особняками, выходившими на бульвар.
Решетчатая дверь, у порога которой торчал чертополох, вела в небольшой двор, где росли два искривленных от старости вяза; через широкие трещины их стволов виднелась сгнившая сердцевина.
Дверь фасада утратила свою первоначальную окраску из-за непогоды - зимних ветров и снега. К двери вело крыльцо с тремя полуразвалившимися ступеньками.
Над первым этажом протянулся второй - с крышей из толстых брусьев и квадратным бельведером с узкими окнами, завешенными толстыми портьерами.
Складывалось впечатление, что в доме никто не живет, если он вообще пригоден для жилья.
- Чей это дом? - спросил я.
- Одного оригинала, - ответил капитан Харалан.
- Но это жилище портит бульвар, - сказал я. - Город должен был бы его выкупить и снести…
- Тем более, дорогой Видаль, что, если его снести, владелец покинет город и уберется к дьяволу, своему ближайшему родственнику, если верить кумушкам Рагза!
- Он - иностранец?
- Немец.
- Немец? - переспросил я.
- Да… пруссак.
- И его зовут?..
В тот момент, когда капитан Харалан собирался мне ответить, дверь дома отворилась. Вышли два человека. Более пожилой, мужчина лет шестидесяти, остался на крыльце, тогда как другой прошел через двор и вышел за решетку.
- Ах вот как, - тихо проговорил капитан Харалан, - он, значит, здесь… А я и не предполагал…
Незнакомец, обернувшись, увидел нас. Знал ли он капитана Харалана? Тут не могло быть никаких сомнений, ибо оба обменялись взглядами, выдававшими взаимную неприязнь.
Но и я, со своей стороны, узнал его и потому негромко воскликнул:
- Это он!
- Вы уже встречали этого человека? - спросил не без удивления капитан Харалан.
- Разумеется. Плыл с ним от Пешта до Вуковара на пароходе "Матиаш Корвин" и, признаюсь, совсем не ожидал увидеть его в Рагзе.
- Да, лучше бы его здесь не было! - заявил капитан Харалан.
- Вы, как мне кажется, - заметил я, - находитесь не в лучших отношениях с этим немцем…
- А кто мог бы относиться к нему хорошо?!
- И давно он обосновался в Рагзе?..
- Примерно два года, и, скажу вам, этот господин имел наглость просить руки моей сестры! Но отец и я отказали ему, причем так, чтобы лишить его всякого желания возобновить свое предложение…
- Как? Это тот человек!..
- Значит, вы в курсе?..
- Да, дорогой капитан, и я знаю, что его зовут Вильгельм Шториц и что он - сын Отто Шторица из Шпремберга!
VI
В течение последующих двух дней я посвятил все свободное время знакомству с городом. Подобно истинному мадьяру, я подолгу простаивал на мосту, соединяющему два берега Дуная с островом Швендор, и не уставал любоваться этой прекрасной рекой.
Должен признаться, что часто имя Вильгельма Шторица невольно приходило мне на ум. Значит, он обычно живет в Рагзе и, как я узнал, имеет единственного слугу по имени Герман, не более симпатичного, приветливого и общительного, чем его хозяин. Мне даже казалось, что этот слуга своей одеждой и походкой напоминал того человека, который в день моего приезда в Рагз следовал за мной и моим братом во время нашей прогулки по набережной Баттиани.
Я решил ничего не говорить Марку о нашей встрече на бульваре Телеки. Возможно, Марк встревожился бы, узнав, что Вильгельм Шториц, которого он считал уехавшим из Рагза, вернулся сюда. А омрачать его счастье даже малейшим беспокойством так не хотелось! Однако я сожалел, что этот отвергнутый соперник не покинул город, хотя бы до свадьбы Марка и Миры.
Утром 27 апреля я готовился к обычной прогулке, на этот раз намереваясь совершить экскурсию в окрестности Рагза, в пригородные деревни, населенные сербами. Я уже собирался выйти, когда в номер вошел мой брат.
- У меня много дел, Анри, - произнес он, - ты не обидишься, если я оставлю тебя одного?..
- Не беспокойся, дорогой Марк, - сказал я, - и не думай обо мне…
- Зайдет ли за тобой Харалан?..
- Нет… он занят… Я позавтракаю в каком-нибудь кабачке на том берегу Дуная…
- Но обязательно вернись к семи часам вечера!..
- Стол у доктора настолько хорош, что грех было бы опоздать!
- Какой же ты гурман… Через несколько дней намечается также вечер в особняке Родерихов и ты сможешь понаблюдать за высшим обществом Рагза…
- Вечер по случаю помолвки, Марк?
- О, мы с Мирой уже давно помолвлены… Мне даже кажется, что так было всегда…
- Да… С самого рождения…
- Вполне возможно!
- Тогда прощай, счастливейший из смертных…
- Подожди, скажешь это, когда моя невеста станет моей женой!
Пожав мне руку, Марк ушел, а я спустился в ресторан гостиницы.
Закончив первый завтрак, я уже собрался уходить, когда появился капитан Харалан. Меня несколько удивил его приход, ведь мы договорились, что сегодня утром я прогуляюсь один.
- Вы! - воскликнул я. - Ну что ж, дорогой капитан, это приятный сюрприз!
Может быть, я ошибался? Но мне показалось, что капитан Харалан чем-то озабочен. Вместо ответа он проговорил:
- Дорогой Видаль… я пришел…
- Как видите, я готов… Погода прекрасная, и если вы не боитесь потратить несколько часов на прогулку…
- Нет… в другой раз, если вы не против…
- Тогда что же привело вас сюда?
- Отец хочет с вами поговорить, он ждет у себя…
- Я в вашем распоряжении, - ответил я.
Идя рядом со мной по набережной Баттиани, капитан Харалан не произнес ни слова. Что же случилось? И о чем доктор Родерих хочет со мной поговорить? О женитьбе Марка?..
Как только мы вошли в дом, слуга проводил нас в кабинет доктора.
Госпожа Родерих и Мира уже покинули особняк, и Марк, по-видимому, сопровождал их во время утренней прогулки.
Доктор был один в своем кабинете. Он сидел за письменным столом и, когда обернулся, показался мне таким же озабоченным, как и его сын.
"Что-то случилось, - подумал я. - И конечно, Марк сегодня утром еще ничего не знал… Ему ничего не сказали и, по-видимому, не хотели ничего сказать…"
Я сел в кресло напротив доктора, а капитан Харалан остался стоять возле камина, где догорали последние поленья.
Я ждал не без некоторой тревоги, когда доктор заговорит.
- Прежде всего, господин Видаль, - сказал он мне, - спасибо за то что вы пришли.
- Всегда в вашем распоряжении, господин Родерих.
- Я хотел вам кое-что сообщить в присутствии Харалана.
- Это касается свадьбы?
- Совершенно верно.
- Что-то серьезное?
- И да и нет, - ответил доктор. - Как бы то ни было, я не сообщил о случившемся ни супруге, ни дочери, ни вашему брату и предпочитаю, чтобы они ничего не знали… Впрочем, судите сами.
Невольно я связал слова доктора со вчерашней встречей, когда капитан Харалан и я столкнулись со Шторицем перед его домом на бульваре Телеки.
- Вчера во второй половине дня, - продолжал доктор, - когда госпожи Родерих и Миры не было дома, во время врачебной консультации слуга передал мне карточку посетителя, которого я не ожидал вновь увидеть. Прочитав имя на визитке, я был сильно раздосадован… Там значилось: "Вильгельм Шториц".
Я взял карточку и, разглядывая ее, обратил внимание, что имя на ней не вытиснено, не напечатано в типографии, а написано собственноручно этим опасным субъектом - его замысловатый росчерк напоминал клюв хищной птицы.
Впрочем, вот факсимиле:
Вильгельм Шториц.
- Может быть, - спросил меня доктор, - вам не известно, кто этот немец?
- Известно… Я в курсе дела, - ответил я.
- Так вот, примерно три месяца назад, до того как было сделано и принято предложение вашего брата, Вильгельм Шториц просил руки моей дочери. Посоветовавшись с супругой, с сыном и Мирой, которые разделяли мое отрицательное отношение к подобному браку, я сказал этому господину, что его предложение не может быть принято. Вместо того чтобы смириться, он снова официально попросил руки Миры. Я ему вновь, столь же определенно, порекомендовал оставить всякую надежду.
Пока доктор Родерих говорил, капитан Харалан расхаживал по комнате, иногда останавливаясь перед одним из окон, чтобы посмотреть в сторону бульвара Телеки.
- Господин Родерих, - проговорил я, - я знаю, что это предложение было сделано до предложения моего брата…
- Примерно за три месяца, господин Видаль.
- Значит, - продолжил я, - Вильгельму Шторицу отказали не потому, что Марк уже получил согласие на руку и сердце мадемуазель Миры, а потому, что этот брак не входил в ваши планы.
- Разумеется. Мы никогда не согласились бы на этот союз, который не подходил нам ни в каком отношении и которому Мира категорически воспротивилась бы…
- Что побудило вас принять такое решение? Личность Вильгельма Шторица… или его положение?..
- Говорят, - ответил доктор Родерих, - отец оставил ему большое состояние - результат выдающихся открытий. Ну, а личные качества…
- Я его знаю, господин Родерих…
- Знаете?..
Я рассказал, при каких обстоятельствах повстречался с Вильгельмом Шторицем, не подозревая, кто он. В течение сорока восьми часов этот немец плыл со мной на пароходе от Пешта до Вуковара, где, наверное, и сошел, поскольку его уже не было на борту, когда пароход прибыл в Рагз.
- И наконец, вчера, - добавил я, - во время прогулки с капитаном Хараланом мы проходили мимо его жилища и я узнал его в тот момент, когда он выходил из дому…
- Между тем говорили, что он уже несколько недель тому назад уехал из Рагза, - заметил доктор Родерих.
- Так полагали, и, возможно, он отсутствовал некоторое время, - проговорил капитан Харалан. - Но несомненно то, что он вернулся к себе домой, что вчера он был в Рагзе!
В голосе капитана Харалана чувствовалось сильное раздражение.
Доктор продолжал:
- Я вам говорил, господин Видаль, о материальном положении Вильгельма Шторица. Что касается его образа жизни, то тут с полной определенностью ни о чем утверждать невозможно… Это полная загадка! Такое впечатление, будто этот человек живет вне человеческого общества…
- Нет ли здесь преувеличения? - сказал я доктору.
- Возможно, некоторое и есть, - ответил он. - Однако Вильгельм Шториц - выходец из довольно подозрительной семьи, о его отце ходили самые необыкновенные легенды…
- Они его пережили, доктор, судя по статье в "Винер экстраблатт", которую я прочел в Пеште. Там шла речь о дате смерти ученого, которая ежегодно отмечается в Шпремберге на местном кладбище. Если верить репортеру, время нисколько не ослабило суеверия местных жителей… Мертвый ученый - наследник живого ученого!.. Это был колдун… Ему открылись тайны потустороннего мира… И подчинились сверхъестественные силы… Каждый год люди ожидают у его могилы каких-то необыкновенных явлений!..
- Таким образом, господин Видаль, - заключил доктор Родерих, - принимая во внимание то, что происходит в Шпремберге, не удивляйтесь, если в Рагзе Вильгельма Шторица считают странным персонажем!.. И вот такой человек посватался к моей дочери, а вчера имел дерзость вновь просить ее руки…
- Вчера?.. - воскликнул я.
- Именно вчера, во время своего визита!
- Кем бы ни был этот тип, - вскричал капитан Харалан, - он еще и пруссак, и этого предостаточно, чтобы отвергнуть подобный брак! Вы поймете нас, дорогой Видаль…
- Я понимаю, капитан!
В словах капитана Харалана прорывалась вся антипатия, которую и по традиции, и по природным наклонностям мадьярская нация испытывает к германской.
- Вот как все происходило, - продолжал доктор Родерих, - вам следует это знать. Когда мне передали визитную карточку Вильгельма Шторица, я колебался… Пригласить ли его к себе в кабинет или передать, что не могу его принять?
- Может быть, последнее было бы лучше, отец, - сказал капитан Харалан, - поскольку после первой неудачи этому человеку должно было быть ясно: ни под каким предлогом он не может здесь снова появляться…
- Возможно, - произнес доктор, - но я боялся довести его до крайности и вызвать какой-нибудь эксцесс…
- Которому я быстро положил бы конец, дорогой отец!
- Именно потому, что я тебя знаю, - сказал доктор, беря за руку капитана Харалана, - я действовал осторожно!.. Что бы ни произошло, я полагаюсь на твою любовь к матери, ко мне и к сестре. А Мира оказалась бы в очень трудном положении, если бы ее имя стали трепать в прессе, если бы Вильгельм Шториц устроил скандал…
Хотя я знал капитана Харалана совсем мало, он казался мне человеком с очень импульсивным характером, чрезвычайно щепетильным во всем, что касалось его семьи. Поэтому я жалел, что соперник Марка, вернувшись в Рагз, снова сватался.
Доктор продолжил свой подробный рассказ о визите немца. Разговор состоялся в том самом кабинете, где мы сейчас находились. Вильгельм Шториц тоном, свидетельствовавшим о редком упорстве, объяснил, что вернулся в Рагз два дня назад, и господин Родерих не может удивляться тому, что он захотел снова его увидеть.
"Если я это сделал, - заявил незваный гость доктору, - если я настоял на приеме, то только потому, что захотел предпринять вторую попытку, и она не будет последней…"
"Господин Шториц, - перебил его доктор, - я мог понять ваше первое сватовство, но не понимаю теперешний поступок…"
"Господин Родерих, - последовал резкий ответ, - я не отказался от чести стать супругом мадемуазель Миры Родерих и поэтому снова обращаюсь к вам…"
"Тогда, - заявил доктор, - ваш визит ничем не может быть оправдан… Мы не намерены возвращаться к этому вопросу; вам отказали, и я не вижу никакого основания для такой настойчивости…"
"Напротив, - продолжал Вильгельм Шториц, - основание существует. И я продолжаю настаивать, потому что появился другой претендент, более удачливый, чем я, которого вы благосклонно принимаете… француз… француз!.."
"Да, - ответил доктор, - француз, господин Марк Видаль, попросил руки моей дочери…"
"И получил согласие!" - вскричал Вильгельм Шториц.