Было видно, что Сандомирский не прочь пообщаться с младшим братом по разуму (у которого что-то теплится в мозгу), однако боится всяких запретов и подписок о неразглашении, хотя не понимает, как они могут относится к майору ГБ.
– Да, да, вы имеете некоторое представление о наших делах, - безо всякого огорчения согласился Сандомирский.-Только я ничего не знаю о природе Ф-поля. Причем я не исключение. Да, оно оказывает на нас мощное воздействие, но его источники мы наблюдаем как бы сквозь завесу, сквозь множество завес.
– А магнитные возмущения?
– Магнитные возмущения, или точнее, движение заряженных частиц под действием магнитных сил - это слабое и посредственное отражение того, что происходит в Поле Судьбы. Глеб Александрович, мы решили не лезть в устройство мироздания.
– Тоже правильно. Этим пусть занимаются будущие ученые с большими-пребольшими мозгами, сваливающимися на спину.
– Пусть мы не понимаем, Глеб Александрович, что такое Ф-поле, зато умеем математически его описывать. Также находить матрицы схожие, несхожие и комплементарные. А еще определять виды их взаимодействий - иерархические группы, именуемые организмами, группы сочленения, резонансные и так далее. Наконец, смогли разобраться с тем, как некоторые группы влияют на материальные объекты, на минеральный мир, на растительный, на животный. Благодаря им…- Сандомирский помедлил, подыскивая доступные мне слова, - все в мире устраивается не абы как, и налицо некоторая предустановленная гармония.
Ну-ну, насчет такой шикарной жизни я уже слышал от старика Бореева.
– Ага, солнце посылает, что положено, микробы не казнят всех подряд… Роберт Юрьевич, почему мы лезем в предустановленную гармонию с этими самыми векторами раздражения, хотя узнали самую малость?
Сандомирскому было далеко до сверхустойчивого Бореева, он зарумянился и стал оправдываться. Дескать, корреляции достаточно точны в некоторых областях, "карты не врут", и наши умельцы довольно ловко предсказывают события.
– А как насчет того, чтобы менять чье-нибудь поведение в нужную нам сторону? Есть такие кукловодские ниточки?
Сандомирский заволновался, его руки запрыгали.
– Но вы, Глеб Александрович…
– Я - да… Я курировал опыты на эту тему, во время которых применялись кое-какие стимуляторы.
Сандомирский опять расслабился из-за моей приобщенности к тайнам.
– Стимуляторы вызывали перформирование некоторых матричных групп и включение в них новых активных матриц. Но получалось слишком много неизвестных величин. Сейчас стимуляторам мы предпочитаем вектора раздражения, то есть особо модулированные магнитные возмущения. Они резонансно влияют на Ф-поле по принципу обратной связи.
– Ну и какие матрицы вы науськали на болотных жителей? Наверное, привлекли здешних джиннов? Аборигены ведь не даром стали бросаться на врачей-цэрэушников.
Сандомирский снова встрепенулся и напрягся, даже глазки у него округлились. Он никак не мог понять, главный ли я гэбэшный знаток, которому можно довериться, или мелкая сошка, лезущая куда не следует, а то и провокатор. Как бы мне тебя успокоить, ученый, чтобы не было неприятностей? У нас ведь, если суешь нос на миллиметр дальше, чем надо, то может отвалится вся морда.
– Да не беспокойтесь, Роберт Юрьевич, это у меня научно-художественная фантазия. Я ведь даже по долгу службы почитывал про всяких демонов. Их в каббалистике "клипат" зовут, то есть шелухой. Считается, что своей энергии эти гады не имеют, поэтому вынуждены паразитировать на чужой. Вот вы про завесы говорили. В каббалистике тоже считается, что экран-"масах" защищает наш мир от высшего чересчур обильного света, поступающего по каналам-"сефирот". Или, например, статья из журнала "Техника-молодежи", там какой-то физик признал, что наши кванты с кварками лишь небольшая часть излучения девятимерных суперструн, пробившаяся через экранное поле. Он еще называл его пространственным, хрональным и вакуумным.
– Там не было такой статьи, - медленно произнес Сандомирский. - У меня сынишка выписывает, и я просматриваю.
Что-то не то я выдумал, надо исправляться. Однако свет перед глазами вдруг померк, съежился, и клякса-физиономия, проступившая сквозь туман, беззвучно зашевелила толстыми губами.
"Твоя нить тоже напряглась. Знаки огня и остановки."
Когда перед глазами прояснилось, я машинально глянул через ветровое стекло. Впереди, метрах в десяти, на твердой поверхности дороги виднелось какое-то утоптанное разрыхление. Я мог показаться дебилом, но не выдержал напора страха и заорал.
– Тормози, Коля. Мина! И влево.
Баранка, не обсуждая, стал сбрасывать скорость и резко отворачивать в сторону.
Я слышал, как скрежещут тормоза и воют шины, сдираемые на сухом щебне. Время растянулось словно резина.
Столько таких тягучих секунд укладывается в тормозной путь? Не облажался ли я со своим воплем? Выкинут же из команды как истеричку.
А потом рвануло. Химическая энергия минного вешества перешла в кинетическую, как и было кем-то запланировано. Однако кто-то явно огорчился, потому что это случилось не спереди под днищем, а, поскольку мы, тормозя, разворачивались, - в районе левого заднего колеса. Крыша резко поменялась местами с днищем, пространство кабины сразу заполнилось пылью. Что-то заискрило, и повалил едкий дым, который стал разъедать носоглотку, вызывая кашель и чих.
Кто-то - наверное, Колька - распахнул днищевой люк, оказавшийся теперь над головой. Я видел, как Маков лезет в него и тут же резко приседает. Поверху ударила очередь, потом еще одна.
"Вот так заварушка, рожа-клякса не зря предупреждала,"-даже в такой суматохе заметила какая-то спокойная часть моего мозга.
Раздалось хныканье, по-моему Серегино:
– Ой, ногу придавило.
"Скажи спасибо, что не член,"- мысленно утешил я его. Затем попробовал открыть боковую дверь, противоположную той стороне, с которой стреляли. Не вышло - заклинило.
– Ну-ка, я попробую, - Коля мощным ударом крупнокалиберного башмака вышиб дверь наружу и тут же прыгнул в открывшийся проем вместе с Серегиным "Интерармсом". Я тут же вспомнил, что мой "ПМ" безнадежно отсырел.
– Товарищ подполковник, дайте-ка, пожалуйста, вашу пушку.
Остапенко проснулся, но пробуждение было безрадостным. Он мало что соображал, кровь запачкала его не слишком высокий лоб, а не чересчур мудрая голова оказалась сильно ударенной. Однако товарищ подполковник недюжинным чутьем просек, чем дело пахнет, и протянул мне свой "Смит-Вессон". Теперь можно было выскочить вслед за Николаем.
Как выяснилось, враг был не столь уж силен. Видимо, рассчитывал, что останется только добить тех, кто попробует вылезти из взорванной и горящей машины. А поскольку подорвались мы аккуратно, то сейчас нам с Колей противостояла лишь пара чуваков местного "болотного" производства, которые палили из кустарника с правой стороны дороги. У одного, правда, имелся автомат или скорее даже пистолет-пулемет, а второй, кажется, пользовался в своих неблаговидных целях крупнокалиберным револьвером.
– Маков, прикрой-ка меня.
Я выбежал из-за машины и поспешил к краю дороги. Чтобы уйти с линии полета чужой пули, прыгнул вперед, а затем колбаской скатился в кювет. Тот чувак, что с пистолет-пулеметом, хорошо мне открылся, по крайней мере, в просвет между ветвями кустарника я просматривал даже клетчатый головной платок. Меня же прикрывало какое-то поваленное деревцо. Точность огня у его машинки без выдвинутого приклада была немногим больше, чем у остапенковского "Смит-Вессона".
Поэтому я дернул затвор и положил длинное дуло пистолета на мертвое дерево. Подождав, пока неприятельские пули отщелкают кору рядышком с моей горячей головой, стрельнул пару раз. Отдача была не по-"макаровски" мощной, но все же увод ствола оказался небольшим. В ответ на мои действия пулеметчик затих, а второй неприятель, тот, что с револьвером, бросился улепетывать сквозь кустарник, иногда мелькая развесистой мотней.
Коля рванулся было вдогонку, но я остановил его.
– Да пускай улепетывает на хрен - всех паскуд не перестреляешь. Это же наймит из абригенов, он тут все ходы-выходы знает.
Мы навестили второго стрелка. Тот явно скопытился. Пуля сорок пятого калибра "Уэйдкатер" разворотила ему шею, перерезав магистральные пути организма. В набежавшей луже крови отдыхал пистолет-пулемет. Кажется, "Беретта М12".
– И чего ему от нас понадобилось? - Баранка стал неторопливо рассуждать. - Может, денег на калым не хватало? Раззуделся "гондурас", и пришлось отправиться на противное дело, - оправдал добряк-Коля неблаговидный поступок местного жителя.
– У каждого свои проблемы, впрочем, у этого лежачего гражданина они уже в прошлом. А у нас нет. Поэтому мы пойдем к машине. Если рация еще не скапустилась, надо бы полицию вызывать.
Остальные наши "геологи" к этому времени почти очухались. Бледный и злой Серега, который припрыгивал на одной ноге, сразу набросился на Баранку. Отчего, дескать, тот забрал его оружие, оставив биться с противником голыми руками. Остапенко уже пытался общаться по уоки-токи с каким-то местным начальником.
А Сандомирский лежал на дороге, прикрытый курткой Дробилина. Тот неловко перевязывал голову ученого.
Похоже, Роберт Юрьевич пострадал больше других и, пребывая сейчас без сознания, был решительно ко всему равнодушен.
Клякса-морда еще раз возникла перед мысленным взором.
"Для него открылись врата обратной стороны. Здесь он мудрец, а там котенок. Вылетаю ему на помощь."
В пространстве моего черепа что-то встрепетнулось, перед глазами еще больше стемнело, очертания Сандомирского исказились в этакую грушу, с раздутой пупырчатой макушкой, небольшим тельцем и крохотными ручками-ножками. Голова его лопнула и открылся тоннель, в который нырнул мой взгляд, будто электрон, устремляющийся вдоль перепада напряжений. Стало совсем сумрачно, лишь какие-то сгущающиеся искорки мельтешили прямо по курсу. И тут мой пытливый взор-электрон был выброшен обратно, словно натянутым резиновым жгутом. А что-то похожее на солнечный зайчик стрельнуло из точки меж моих глаз и затем юркнуло в этот самый тоннель.
Сразу зажегся дневной свет. Опять пыльная иракская дорога, перевернутая, покореженная машина, Сандомирский с кое-как замотанной головой. Его побитое тело несколько раз вздрогнуло.
– Надо искусственное дыхание сделать, - каким-то птичьим голосом вякнул Дробилин.
– Похоже, повреждены шейные позвонки, держите ему голову прямо, - выдал дельное Колесников и тут же перешел на противный тон. - Эй, майор, чего молчите-то? Я спрашиваю, зачем стреляли из "Смит-Вессона" товарища подполковника?
До чего мне надоел пристебай Серега! Если говоришь с ним по-человечески, то он вначале весело с тобой общается, затем просто развязным становится. Если начальственно покрикиваешь, как Остапенко, то у Колесникова голос сразу подобострастным делается, "исполнительским", с холопским подхихикиванием. С Колей же Маковым наш лейтенант - сама строгость.
– Кажется, жопе слова не давали. Старший лейтенант Колесников, надеюсь, вы еще не служите в багдадской полиции? Как-нибудь разберемся без вашего участия.
Серега оценил мое злобное настроение и отвалил в сторону.
Экспедиция неблагополучно заканчивалась. Через час появился вертолет скорой помощи, унесший проигравшего Сандомирского. Через четыре часа подъехал тягач аварийной службы, который перевернул вездеход и, гудя мощным дизелем, стал буксировать его прямо в гараж советского посольства в Багдаде. Наша команда на полицейском джипе тянулась следом, зорко надзирая, чтобы кто-нибудь из вороватых иракских жителей не вздумал карабкаться внутрь пострадавшей амфибии.
Остапенко остался "ждать хорошей погоды" в советском посольстве, вернее, в багдадской резидентуре Комитета. Другие же члены нашей "геологоразведочной" команды с ветерком отправились на родину до выяснения дальнейшей судьбы нашего оригинального предприятия.
Единственной жертвой первой поездки оказался Роберт Юрьевич Сандомирский, доктор физических наук. С ним я всего разок потолковал и даже не успел обсудить, а что странного обнаружилось в моем магнитном поле, когда я вернулся после болотной вылазки. Пожалуй, такой разговор кое-что бы прояснил. С другой стороны, профессор Сандомирский мог и заложить меня, приняв за вражеского агента или гэбэшного провокатора, которого надо упредить. Мог сообщить о моем чрезмерном интересе и особой осведомленности хотя бы Петровичу.
Так или иначе, в багдадской больнице душа и тело Роберта Юрьевича разлучились из-за травм, несовместимых с жизнью.
Остапенко рассказывал потом, что навещал ученого незадолго перед финалом, тот будто бы обрел речь и все повторял: "Передайте Фролову, ворота Вавилона открываются, ОТВЕРЖЕННЫЕ скоро придут к нам… Апсу не из их числа, он был прежде них… Фролов поймет." "Нет, - качал головой подполковник, - все-таки бредил наш профессор, даже майор Фролов не поймет. Ворота какого Вавилона? Такого государства ведь давно уже нет."
По словам подполковника, Сандомирский все просил, чтобы какой-то дух, то ли бес, то ли джинн покинул его. А спустя несколько минут после того, как врач зафиксировал смерть, мышцы мертвеца непроизвольно сократились, и он бросился прямиком в окно, где и застрял, истекая бесполезной уже кровью.
Все это подполковник рассказал, когда мы прежней командой, естественно за исключением Сандомирского, снова прибыли в Багдад - что случилось четыре месяца спустя.
А пока что нам предстояло еще вернуться на родину, над просторами которой уже властвовал новый генсек, наш многолетний Председатель.
И, надо сказать, по возвращении мы встретили Лубянку в приподнятом настроении.
5.
(Москва, зима 1982 - 1983 гг.)
– Ну, теперь, Глеб, можно плечи вместе с погонами расправить, - обрадовал меня генерал-майор Сайко, под начало которого меня перекинули из арабского отдела после иракской командировки. - К Председателю можно по разному относиться, но он из прагматиков, а не из хреновых догматиков, и в голове у него не каша. Проблем, конечно, много накопилось. Академики все эти годы записку за запиской направляли, как исправления экономики производить, но Суслов их все под сукно совал, а Леня вообще, наверное, ими попу вытирал.
– Академиков много, все хотят отличиться, и записок много, - заметил я. Сайко в приниципе умеренную критику не зажимал и даже приказывал, чтобы я имел свое мнение - не такое, как у него.
– Думаю, пора брать то, что китайцы, например, отработали. Свободные экономические зоны, концессии, долгосрочные совместные проекты - почему нет? Пускай иностранцы ввозят технологии, капитал, дрессируют наших работничков. На Крайнем Севере, где нефтяные месторождения осваивать - удовольствие дорогое, это бы пригодилось. Лет через пять партнеры начнут, конечно, навар снимать, но и тогда - половину нам отдай. А годков через десять погнать их поганой метлой.
– Годков пять назад таких разговоров вы все-таки не вели, даже со мной, товарищ генерал-майор.
– Да, Глеб, новая жизнь же начинается. Разумное пора сеять. Берия Лаврентий Павлович тоже бы на это пошел… Но для начала надо бы дисциплинку наладить. Без дисциплинки в России никуда, иначе сразу вольница, гуляй-поле. Так и встарь было, чуть царь нравом помягче, воеводы давай мздоимством заниматься, купцы негодное барахло поставлять, дьяки в казну пытаются руки запустить, всякие разбойники по большим дорогам гробят и грабят проезжих. Чем больше у страны просторов, чем жиже население, тем больше надзора должно быть. Я не свирепый, ты же знаешь, Глеб, но многие наши сограждане только плетку понимают. В рабочее время застукаем товарища рабочего, например, в винном отделе, сделаем ему сперва предупреждение, а во второй раз в ЛТП сунем или на "химию". Мудро?
– Еще бы. Руками и ногами - за… Однако, разрешите уж выяснить, Виталий Афанасьевич, как там наша поездка на юг? Небось, признана провальной? Аппаратуру повредили, Сандомирский отлетел наверх, местного трудящегося насмерть кокнули…
– Знаю, знаю, что ты отличился, жизнь отдал за правое дело, по счастью не свою, а чужую и вредную, еще мину заметил, вездеход из болота вытянул. Остапенко с Маковым в своих рапортах твои подвиги расписали. В общем, вел себя как отличный офицер госбезопасности. Пока что не поздравляю, но тебя представили к награде… Это что касается твоей незаурядной личности. Теперь насчет провала или продолжения операции. Поскольку дело архизакрытое, скажу только для твоих ушей. Понял, ни гу-гу? Хотя Бореев громы с молниями мечет из-за того, что вы извели ему способного сотрудника, тем не менее, результаты вашей совместной работы признаны высоким начальством чрезвычайно занимательными. Американцы вас тоже заметили, раз попробовали убрать. И пускай с теорией не все понятно, практика дает повод для оптимизма. Моряки же охотно пользовались силой ветра, даже не подозревая, что она возникает из-за перепадов атмосферного давления.
Сайко даже усмехнулся промеж щек своему удачному сравнению. Часы пропищали шесть, и он выудил из шкафчика початую бутылку армянского коньяка.
– И лозу поцелую, и спелые гроздья сорву… Закусывать -это неблагородно, Глеб.
– Виталий Афанасьевич, я так понял, что речь идет об оружии, которым мы еще не умеем пользоваться как следует.
– Научимся, прозорливый мой. Когда стреляешь, у автомата тоже есть отдача, но ты же не подставляешь зубы под приклад… Тут другая проблемка выросла. Проверкой установлено, что двое из американской группы - это наши фрукты, доморощенные. Джо Рифмэн и Лиз Роузнстайн, иначе выражаясь, Иосиф Рейфман и Елизавета Розенштейн, муж с женой. Он выехал в семьдесят шестом году, она - семьдесят восьмом. Оба имели здесь отношение ко всяким заразам, микробам, вирусам. Дружили ли Ося и Лиза с ЦРУ еще в Союзе, кто их выпустил отсюда - сейчас этим занимаются в Пятерке.
У меня замерзло все внутри, и чтобы бледность лица не стала заметной, я, поспешно испросив разрешения, закурил. Впрочем, в этот момент генерал-майор сосредоточенно разливал.
– Да, головотяпства у нас хватает, Виталий Афанасьевич. Впрочем, у иракских товарищей тоже. Как же они на свою арабскую родину пустили граждан еврейской национальности?
– Пускай с этим делом Хуссейн разбирается. А вот тот парнишка, который у нас занимается проверкой, наверняка выведет на чистую воду наших советских головотяпов, а может даже и взяточников. Майор Затуллин, слыхал про такого?
– Да вроде бы, какие-то знакомые звуки.
– Он сейчас роет землю носом, хочет на этом деле набрать очки. Знаешь ведь, в Пятерке много ущербных людей… Ладно, что мы о скучном. Предстоит новая поездка на юг, аппаратуру оттуда доставили на ероплане, бореевцы сейчас ее чинят и доводят, ставят к ней более мощный и простой в обращении компьютер. Только Бореев наотрез отказывается давать нам еще одного ученого. Вот жмот! Ориентировочно институт выделит лишь Дробилина, его кандидатура для разъездов самая подходящая -бобыль он и трудоголик. Я Борееву все намекаю, что пора и нашим гориллам повысить свою квалификацию…
Сайко еще разлагольствовал о том и сем, я ему поддакивал, но больше размышлял о том, что может накопать майор Затуллин.