– Мы найдем другого, – сказал Стивенс.
– Фирме "Джекобсен и Майерс" потребовался год, чтобы получить право на застройку, – сказал Клей. – Новая фирма должна будет начать все с начала. – Он фыркнул и поморщился. – Или может быть нет? Может быть так запланировано? Откладывать и откладывать, пока мы не сможем больше откладывать и получим чрезвычайное положение для ослабления компании борьбы за утверждения проекта? И тогда появится прекрасная белоснежная фирма…
– Этого не случится, – устало сказал Стивенс.
– Это случилось в прошлом.
Маку Стивенсу нечего было сказать на это. Конечно, Клей был прав.
– Мы хотим всего лишь справедливости, – сказал Клей.
Справедливости, подумал Стивенс. Он вспомнил строку из книги церковных гимнов. "Твоя справедливость – горы, вздымающиеся ввысь. Твои облака – источники тепла и доброты". Но то, что вздымалось слева от них, не было ни справедливостью, ни горами. Это была глухая стена Тодос-Сантоса.
– А хочет ли кто-нибудь действительной справедливости? – спросил Стивенс. – Если справедливостью является получение того, что заслуживаешь…
– Хороший шанс, вот все, что мы хотим. Почему мы не можем его получить?
Потому что никто не дает ни черта, подумал Стивенс. Никто кроме тебя и твоих друзей, а их у тебя осталось мало. Славные старые времена движения за гражданские права прошли, давно прошли, и мало кто жалеет об этом…
Когда-то мы об этом беспокоились. Многие из нас. Но что-то случилось. Может быть это произошло просто из-за размера проблемы. Или тогда, когда мы видели, как каждый, кто только мог это себе позволить, сбежали в пригороды и оставляли города на волю судьбы, жалуясь, что деньги от налогов уходят в города, и… или это произошло, когда я слушал объяснения моих полицейских, почему они вынуждены ходить в Уоттсе только парами с взведенными пистолетами, и если мэру это не нравится, пусть он к чертям сам патрулирует в этом районе.
Люди считают, что они сделали достаточно.
Что такое достаточно? Сделано совсем мало. Если бы мы сделали достаточно, у нас бы не было проблем…
– Я сделаю все возможное, чтобы ускорить дело, – сказал Стивенс. – Мы позвоним в Вашингтон.
– Вы думаете, это поможет?
– Это не помешает. – И вероятно не может помочь, хотя никогда не знаешь. Проблема в том, что Вашингтон совсем не должен слушать. Они могут, но они не должны.
Он вспомнил скандирующую толпу у входа в переулок. Они требовали справедливости. И преподобный Клей хочет справедливости. Мистер Планше хочет справедливости. Мэр хочет, чтобы все они были счастливы, подразумевая, что я должен обеспечить им, что они так хотят. Справедливость. Проклятье, я даже не знаю, что это такое.
Но дело не в этом. Мы добьемся для Клея его строительства, но это не принесет справедливости в гетто. Это будет просто еще один проект строительства.
И чем бы ни была справедливость, Джим Планше не хочет ее. Чего Большой Джим хочет, так это мести.
Северо-восточная колонна превратилась в еще одно дерево, но это была совсем не Рождественская елка. В самых верхних ветвях разместился танцевальный зал с прозрачными стенами. В его расползшихся узловатых корнях был освещенный красным вход к Люциферу, в зал для азартных игр. На половине пути к вершине в толстом стволе располагались три уровня галереи фантастического искусства "Дрим Мастерс".
Лунан смотрел, выискивая признаки прошлого.
– И там есть змея, грызущая корни, правильно? – спросил он. – И старый одноглазый бог приходит пронзить ее, чтобы выучить руны?
– Там есть голограмма змеи. Но все-таки я не думаю, что у кого-нибудь хватит смелости сыграть Одина. Томас, вы не хотите получить собственный скульптурный бюст? Или татуировку?
– А… зачем? – Черил засмеялась.
– Я вам покажу. – Она повела его к внешнему лифту, выполненному в форме ракетного корабля из тридцатых годов. Удивительно: причудливые стабилизаторы – направляющие прозрачной заостренной трубы, горение оранжевых огней в собранных внизу двигателях. – В любом случае вы должны это увидеть.
Фантастическое искусство прошло большой путь со времени первых выставок картин на первых научно-фантастических конференциях. В "Дрим Мастерс" все также были выставлены картины: инопланетные создания и "представление художников" о межзвездном планетном корабле и конструкциях, рядом с которыми сама Земля будет казаться карликом. Но здесь были, кроме того, голограммы размером с окно, которые выходили в чужие миры, драконы, тролли и эльфы вместо фишек, покрытые резьбой кольца, кубки, пряжки для поясов, пистолеты замысловатых конструкций.
Внутри самой галереи было две маленьких мастерских.
В мастерской твердой фотографии Лунан сидел внутри параллельных полос света, чередующих с темнотой, которые размечали его голову и плечи, и в это время было сделано два десятка фотографий с заранее установленных углов.
– Это абсолютно точно, – говорил ему фотограф. – Разметка управляет компьютером, который управляет инструментами, вырезающими бюст. Нам нужно будет добавить глаза, они получаются слепыми. И, может, поработать с текстурой волос, и сделать бюст размером с кулак, из синтетического малахита.
Стены салона татуировки были покрыты изображением. Это были выполненные линиями рисунки, очень простые и очень экспрессивные. Лозунги красивым готическим шрифтом. Фотографии звездного неба, солнца и светящиеся облака межзвездного газа, вытатуированные на человеческих спинах, белая комета, сбегающая по загорелой руке.
Татуировщице было немного больше двадцати лет, у нее были буйные черные волосы и слегка навыкате глаза. Она заметила, как Лунан рассматривает две фотографии, и сказала:
– Они обе были в "Ред Плаш Аниэн".
На одной фотографии был женский зад – неплохой, подумал Лунан – с группой вертикальных линий, вытатуированных на одной ягодице. Штрих-код изделия. На другой пылающая гигантская красная звезда изливала поток пламени на бело-голубой диск с черной дыры. Они были вытатуированы на груди чернокожей женщины.
У татуировщицы была живая улыбка, и ее глаза танцевали. Черт, они были почти гипнотические, слишком большие для ее лица. Лунан сказал:
– Я не знал, что "Аниэн" стали любителями астрономии.
– Вы бы удивились.
Ее голос звучал громче шума дорожного движения в Лос-Анджелесе, которого здесь не было, а потом живостью была застенчивость, которую жители Тодос-Сантоса в конечном счете потеряли. Конечно она из Лос-Анджелеса. Лунан сказал:
– Вы здесь не так давно. – Она согласилась. Она переехала в апреле, сразу после представления своей налоговой декларации.
– Где вы жили до этого? Чем занимались?
– Я жила в Вествуде. И занималась всем понемногу… включая кино. Я там играла зомби… – тут она широко раскрыла глаза и оскалилась на него как мертвец, так что Лунан даже отпрянул, хотя в то же время смеялся.
– Вы рады, что переехали?
– О, мне здесь нравится. Я немного беспокоилась, вы знаете, смогу ли найти новых друзей, но все оказалось совсем неплохо. Здесь есть "Коммонз", и невозможно не встречать людей. И потом, здешние жители, кажется, доверяют друг другу. Как будто просто если вы здесь, значит с вами все в порядке. И у меня множество клиентов.
– Лос-анджелесцев? И из "Аниэн"?
– Нет, в основном местные жители. Мне кажется, это… как его – карточками. Вы знаете, индивидуализированные карточки водительских прав? Никто не хочет быть точно таким, как другие. Вы встретите много моих рисунков, перемещающихся кругом… то есть, можете встретить, если вы умеете быстро заводить друзей. Я помещаю некоторые из них в довольно интимные места.
– У меня у самой есть один такой, – скромно призналась Черил.
Вдруг Лунан услышал жужжание зуммера.
– Голос моего хозяина, – сказал он с искренним сожалением. – Мне нужно позвонить. – Пока Черил вела его на пост охраны, Томас Лунан с удивлением думал, что же могло быть таким важным, что редактор отдела городских новостей вызвал его бипером.
9: ФУРИИ
Белый цвет не нейтрализует черный. Так же и хорошее не может компенсировать в человеке плохое, не может оправдывать его, и потому: жить – значить творить зло.
Роберт Браунинг.
Тони Рэнд был несчастен. Наступило время ланча, но вместо того, чтобы есть, он стоял в кабинете Арта Боннера.
– Я выяснил, как они это сделали, – сказал он. – У нас в тех тоннелях постоянно работают ремонтники. Сначала служба безопасности наблюдала за ними, но это было слишком дорого, поэтому мы установили систему, которая позволяла МИЛЛИ отслеживать каждого, кто находился там и вызвать службу безопасности только в случае, если произойдет что-нибудь необычное. – Он пожал плечами. – И вот эти ребята подавали МИЛЛИ нужные сигналы.
– Для начала расскажи, как они проникли в здание, – попросил Арт Боннер.
– Точно так же. То есть это тоже связано с компьютером. Одна из наших рабочих бригад вошла туда для непланового ремонта. Это случается довольно часто. Арт, меня грызет совесть, что кто-то ввел информацию в МИЛЛИ.
– Грызет тебя? Тони, что бы ты почувствовал, если бы узнал, что кто-то копается в твоей памяти?
Тони удивленно повернулся.
– О, я не думал об этом в таком аспекте.
– Я надеюсь, что никто больше не подумал об этом. Не говори об этом мисс Черчворд, хорошо? Нам надо будет разработать какое-то предохранительное устройство для памяти МИЛЛИ. Я хочу сказать, что кто-нибудь может здорово разбогатеть, подделывая то, что МИЛЛИ сообщает Барбаре. И это не самое худшее, что может случиться.
Рэнд глядел задумчиво.
– Мне потребуется пара программистов. Высокооплачиваемых.
– Ты их получишь. Итак, в будущем я хочу, чтоб каждый, входящий в критический район, проверялся службой безопасности. Или, по крайней мере, чтобы за ними наблюдали, – сказал Боннер. – Это будет не очень удобно, но мы должны были что-то делать. А тем временем жизнь продолжается.
– Возможно, – сказал Тони.
– Ты до сих пор беспокоишься о поставках углеродного волокна?
– Немного. Этот кондоминиум предлагает такую цену, которая не понравится Миду.
– Понравится или нет, мы должны продолжать расширяться. Он заплатит, – сказал Боннер. Телефон на его столе издал низкий сигнал и Боннер поднял трубку. – Извини меня, Тони. Да, Ди? – Он немного послушал. – Соедини с ним. Она говорит это Джон Шапиро с чем-то срочным. Боннер снова слушал.
– Он что? Не могу в это поверить.
– Кто что? – спросил Рэнд.
Боннер проигнорировал вопрос Тони.
– Это все разбивает, – сказал он в трубку. – Я считаю нам нужно собраться еще на одно совещание и определить стратегию. Через десять минут, в зале правления.
В этот раз в комнате для совещаний было больше людей. Джон Шапиро. Полковник Кросс, одетый в темный костюм с узким галстуком в полоску, был с двумя майорами в форме, сидевшими по обе стороны от него. Джим Боуэн, административный помощник Рэнда. Были и другие, которых Тони Рэнд знал слабо, люди из отдела Мида, атлетического сложения молодой человек, основная работа которого, казалось, состояла в том, чтобы приносить кофе Барбаре Черчворд. ("Есть ли у него другие обязанности? – подумал Тони. – Только манера одеваться может вскружить головы большинству мужчин, если они должны работать рядом с ней, и она наверняка это знает".)
Они слушали, кто терпеливо, а кто не очень, пока говорил майор Девинс.
– Кто мог его остановить? – задал вопрос Девинс. – Никто из наших людей. Он наш босс, черт побери. Он спустился на станцию метро и сел в поезд. Ни у кого не было приказа не выпускать его.
– Это не ваша вина. Я должен был сказать МИЛЛИ, чтобы она сообщала мне все время, где находится Прес.
– Как ты мог знать, что он сделает что-нибудь подобное? – сказал Шапиро.
– Вряд ли это чья-то вина.
– Да он точно чокнулся, – сказал Фрэнк Мид. – Какого черта он сдался? К тому же спутал все наши планы.
– Это так, – сказал Арт Боннер. – Джонни, что дальше?
Шапиро казался более спокойным: он был одет в костюм с жилетом и с ним был его портфель. Он развел руки отработанным жестом.
– Как я и сказал прошлой ночью: предварительное слушание. Хотим мы или не хотим. Я могу задержать его, или оно начнется на следующей неделе, как вы хотите?
– Можешь ли ты добиться, чтобы Сандерса выпустили под залог? – спросила Барбара Черчворд.
– Я в этом сомневаюсь. Это дело с возможным смертным приговором, – сказал Шапиро.
Это потрясло всех.
– Дело со смертным приговором? Смертный приговор? – спросил Мид.
– Это возможно. Хотя я сомневаюсь, что они отклонят апелляцию, – сказал Шапиро. – Но Большой Джим Планше настаивает, что это было убийство первой степени, и он достаточно влиятелен, чтобы навязать это людям окружного прокурора. Кроме того, тамошним политикам на руку, что Сандерс в тюрьме. От этого они кажутся более сильными, чем было бы, если он ходил до суда на свободе. Конечно, мы попросим освобождения под залог, и если они откажут, подадим апелляцию, но все это потребует времени.
– А тем временем один из наших людей будет сидеть в их каталажке, – сказал Мид.
– Я не уверена, что понимаю твою позицию, – сказала Черчворд. – Ты не любишь Сандерса…
– Это не имеет к этому никакого отношения. Он один из нас, – протестующе сказал Мид. – Мы сможем обсудить этот чертов дурацкий фокус, когда он будет на свободе. А сейчас лос-анджелесцы задержали одного из наших людей, и мне это не нравится.
– Я не понимаю. Арт, почему он сдался? – спросил Черчворд.
– Чувство вины. Он хочет оправдания, – сказал Боннер. – И вы знаете, это наша вина. Во всем, что было сказано здесь прошлой ночью, мы не дали достаточно ясно понять, что поддерживаем его. Мы много говорили о стратегии, о том, что нам нужно делать, но мы не сказали прямо: – "Ты поступил правильно, Прес".
– Ты сказал это, – возразил Тони Рэнд, – когда ты вошел в его кабинет.
– Я сказал это недостаточно твердо, – сказал Боннер. – И мы все были должны сказать это. Здесь, в этом зале для совещаний, чтобы каждый из нас поддержал его, и очередь из людей, которые говорили бы то же самое сегодня утром. Это моя вина.
– Он мог подумать, что помогает нам, – сказал Тони Рэнд.
– Каким образом? – удивился Боннер.
– В утренних новостях было множество угроз со стороны Планше, – сказал Тони. – Что он разрушит Тодос-Сантос. Может быть, Прес решил, что избавит нас от множества бед.
– Это не поможет, – возразил Фрэнк Мид. – Потому что сие делает нас похожими на идиотов.
– Что нам делать сейчас? – сказала Черчворд. – Мы не говорили с Пресом о стратегии, и недостаточно его поддерживали. Мы все это исправим. Но что мы будем делать сегодня днем?
– Готовиться к осаде, – ответил Арт Боннер. – Тони, ты и Кросс должны ускорить установку аппаратуры новой системы безопасности. А тем временем мы испытаем лос-анджелесское правосудие. Я совершенно ему не доверяю, но мы попытаемся.
Элис Стралер напряженно ожидала в офисе инспектора. Почему он опоздал на встречу с ней? Его секретарша сказала что-то о срочном совещании в зале правления. Какие-то новые последствия рейда ФРОМАТЕС.
Смогут ли они узнать, думала Элис? Может быть мне нужно бежать…
Она глубоко вздохнула и нервно засмеялась, после чего взглянула на секретаря в приемной, не заметила ли она. Ей не следовало волноваться. Секретарша тихим голосом говорила по телефону.
Виновный бежит, не преследуемый никем, подумала Элис. Лучший путь к тому, чтобы они обязательно узнали – это выглядеть испуганной. Они не узнают. Они даже не подозревают. Тони Рэнд доверяет мне во всем…
Конечно доверяет, Элис Мари, говорила другая часть ее сознания. Ты разве не гордишься этим?
И это было просто неприятно. Она не гордилась. Тони Рэнд доверяет ей, перевел ее на важную работу, а она предала его.
Я должна была. Меня направило сюда Движение. И это важно. Мы несемся вперед к экологическому кризису, и мы должны действовать до того, когда будет слишком поздно…
Но для тех ребят уже слишком поздно. Они мертвы, и они не попытались бы сделать это без твоей информации, Элис Мари. И сейчас Движение захочет большего. Все о новых системах безопасности, об охранниках, обо всем – и ты знаешь, для чего им это нужно.
Черт, люди сложны. Гораздо легче работать с компьютерами. Я была должна остаться программистом и не соглашаться на это продвижение по должности, и тогда бы у меня не было…
Вошел Фрэнк Мид, устремившись вперед, будто стараясь достигнуть линии в матче за Принстон. Он взглянул на Элис.
– О, извиняюсь, что заставил вас ждать. Мне нужно было позвонить. Прошу, входите.
Она прошла за ним в его большой угловой кабинет. Он был продуманно обставлен – лучше, чем у Арта Боннера, подумала она. И это должно что-то значить. Она села и стала ждать неизбежного расследования: Фрэнк Мид старался узнать больше об отделе Тони Рэнда.
– Я имею право знать, – сказал ей Мид, когда в первый раз вызвал ее, – а спрашивать Тони – пустая трата времени. Поэтому вы не предаете его, вы оказываете ему услугу.
Что могло даже оказаться правдой. Тони Рэнд ненавидел объяснять свои действия инспектору, но так как он довольно превышал бюджет – или выходил за пределы, кто-то должен был приходить сюда и отстаивать то, что сделал отдел Рэнда. Поэтому она не была по-настоящему нелояльной, разговаривая с Мидом – это была шутка, потому что то, что узнавал Мид, было легальным бизнесом компании.
А то, что я рассказываю Вульфу, является законным человеческим делом, сказала она себе. Выживание человеческой расы гораздо более важно, чем мелкобуржуазная мораль.
Что не объясняет, почему я иногда чувствую себя так неловко…
– Итак. Вот чек, все одобрено, – говорил Мид. Он протягивал листок бумаги. – Надеюсь, ваши друзья в "Дайэмэнд Бар" оценят это. Самая легкая прибыль, какую они когда-либо получали. У них в действительности совсем нет поступлений…
Она взяла чек и ждала вопросы, но Мид казался занятым, и скоро она вышла из его кабинета.
Лейтенант отдела по расследованию убийств пил тихо и в одиночку. Это не значит, что ему это не нравилось. Если бы захотел, он мог пригласить пьющих приятелей. Он мог бы пойти в полицейский бар. Но сегодня у него не было такого желания. Наоборот, хотелось просто спокойно выпить в одиночестве, следя за мыслями, скачущими в голове, слегка радуясь кипящей вокруг жизни: этому искусному карманнику, который был неуклюж, но всегда преуспевал, бесконечному спору о политике двоих друзей, толком не понимающих, о чем они говорят.
У него также было что вспомнить. В бригаде строителей тоннеля из Тодос-Сантоса никто ничего не знал о жертве ограбления, но они охотно говорили с ним о своей работе и показали огромную машину, которая вгрызалась в землю и камень, переплавляла обломки для облицовки стен тоннеля, и неумолимо ползла вперед. На нее стоило посмотреть, ведь в западном полушарии не было другой такой машины. А потом пришла новость, что их начальник Сандерс сдался. Бригада совсем не была этому рада. Интересно получается, рабочие беспокоятся о своем боссе…
Однако спор за близким столиком грозил разрушить это его настроение.