Риджинг исправил оплошность и метр за метром осмотрел сероватое дно у основания склона. Он знал, что кратер Платона относится к наименее изученным объектам Луны, но не придавал этому значения.
– Не понимаю, – наконец проговорил он. – Я ничего особенного не заметил. Дно ровнее, чем на Гарпалусе, хотя, не осмотрев ближе, не могу быть уверен. Один лишь склон километра два, и неизвестно, сколько еще придется пройти по самому дну.
– У тебя ведь есть карта?
– Конечно, – ответил Риджинг на довольно бессмысленный вопрос напарника.
– Взгляни. Она не так уж плоха.
Все еще недоумевая, Риджинг повиновался. Карта, как Шандара и сказал, была хорошей. Масштаб позволял достаточно подробно отразить рельеф вулкана на пятнадцати сантиметрах. Она представляла собой результат увеличения и доработки как фотографий, сделанных с телескопа, так и снятых во время прилунения экспедиции. Шандара приложил немало усилий к ее созданию.
Взглянув на карту, Риджинг понял, что интересовало его напарника. Карта указывала на существование на дне еще пяти крупных воронок и около сотни более мелких.
Со своего места Риджинг не мог различить подробности донного рельефа. Окинув взглядом склон, он обернулся к Шандаре:
– Кажется, я начинаю понимать. Ты рассчитывал пролить свет на природу донных воронок и поэтому настаивал на том, чтобы подняться на Платона. Почему ты мне сразу не сказал?
– Не то чтобы рассчитывал, скорее, питал смутную надежду. Уже давно ученые ломают головы над этим феноменом. В начале века доктор Пикеринг утверждал, что воронки на дне кратера вулканического происхождения, и сохраняют активность и по сей день; другие исследователи считали их оптическим обманом, создаваемым облаками, третьи не соглашались ни с теми, ни с другими, хотя подлинно опровергнуть их теории не могли. Я, конечно, не полагал, что мне удастся подобрать ключ к этой тайне, но и ты, надеюсь, не собираешься удерживать меня наверху?
– Вряд ли на это приходиться рассчитывать, – с притворной покорностью произнес Риджинг. Его не так уж интересовало явление, поглотившее все внимание Шандары, но он справедливо полагал, что, будь на месте лунарного вулкана какой-нибудь уникальный участок земной коры, он и сам не удержался бы от соблазна. – Что из приборов ты хочешь захватить с собой, тебе ведь нужно будет произвести некоторые замеры?
– Боюсь, у нас нет подходящих инструментов. Думаю, камера и фильтры будут небесполезны, а вот магнетометр вряд ли понадобится. Жаль, что мы не сможем замерить давление и взять пробы газа; если бы мы взяли пустой водный бак от лунохода, то смогли бы наполнить его если не водой, то паром – кроме пара мы едва ли что-то обнаружим. Короче говоря, нам остается только спуститься и смотреть во все глаза и, по возможности, записывать все на пленку. Ты готов?
– Всегда готов, – Риджинг был далек от того, чтобы считать свой ответ остроумным или оригинальным, но ничего лучшего он не придумал.
Внутренний склон кратера был значительно круче внешнего, но спуск не представлял затруднения. Гораздо сложнее было пробираться по сумеречным расселинам, куда не проникал солнечный свет. Отраженных отдаленными пиками лучей было недостаточно, чтобы осветить склон, и космонавтам приходилось быть вдвойне осмотрительными – достаточно оступиться, и неминуемо рухнешь с высоты тысячи метров, что само по себе не шутка, пускай даже и на Луне.
Зубчатый край заставлял путников лавировать среди скал. Пики лесом вставали перед ними, и при спуске им не удалось рассмотреть дно. Света звезд было бы достаточно, несмотря на то, что часть его поглощалась горами, однако то, что их интересовало, оставалось скрытым уступами. Снова и снова Шандара останавливался, чтобы окинуть взглядом огромную равнину, расстилавшуюся внутри вулкана, – она казалась бесконечной, дальняя стена кратера тонула за горизонтом – но ничто не вознаграждало его любопытства.
Лишь последние несколько сотен метров спуска представляли собой интерес для исследования. Шандара продирался сквозь чрезвычайно неприятный участок пути, когда Риджинг, выбравшись из опасного разлома, вдруг воскликнул:
– Шэн, взгляни-ка на звезды над северным горизонтом! Тебе не кажется, что они словно бы в легкой дымке? И небо вокруг как будто светлее.
Шандара остановился и поднял взгляд:
– Действительно. Что бы это могло быть? Даже если бы здесь; было достаточно воздуха, это не объясняло бы странной картины – газы не ведут себя подобным образом. И потом, хотя и был случай, когда, вопреки ожиданиям, на звезде Ван Манена обнаружили двадцатиметровую газовую оболочку, на Луне ее существование просто исключено.
– Между нами и космосом определенно что-то есть.
– Согласен, но едва ли это газ. Может, пыль?
– Что бы тогда удерживало ее над поверхностью? Пыль также немыслима, как и воздух.
– Кто знает? Впрочем, дно в нескольких ярдах, так что не будем гадать.
Космонавты продолжили спуск. Дно кратера было ровным и по структуре резко отличалось от стен кратера. Неизвестной природы материя заполняла жерло, оставшееся после извержения, но у космонавтов не возникло желания затевать дискуссию о лунарном вулканизме, и, ползком преодолев последние несколько ярдов, они в молчании ступили на дно.
Что-то висело в воздухе и препятствовало обзору; горизонт исчезал во мгле, и лишь слабое мерцание указывало на положение звезд. Увидев подобную картину, любой, не колеблясь, ответил бы, что виной всему пыль. То, что предстало взору космонавтов, было похоже на обыкновенную пыль, и со всей неизбежностью было пылью. Но любой здравомыслящий человек назвал бы такую идею абсурдной. Случается, что благодаря мелкодисперсной структуре пыль месяцами висит в земной атмосфере, например, когда Кракатау выбрасывает в воздух кубомили взвешенных частиц. Но на Луне недостаточно молекул газа, способных изменить траекторию движения пыли и удержать ее от падения, не говоря уже о том, что в последнее время на Луне не фиксировалось никакой подпочвенной активности, напоминающей вулканическую. Таким образом, ничто на Луне не могло извергнуть наружу столько пыли и тем более удержать ее над поверхностью.
– Столкновение с метеоритом? – неуверенно предложил Шандара, хотя твердо знал: метеорит может поднять пыль, но не может препятствовать ее оседанию.
Риджинг не затруднил себя ответом. А его напарник не повторил своего предположения.
Прямо над головами космонавтов небо казалось таким же чистым, как и по всей Луне. Абсорбирующее вещество, какого бы происхождения оно ни было, образовывало покров в несколько футов. Однако, подумал Риджинг, оно не могло помешать разглядеть рельеф дна с края кратера, если только его плотность не нарастала к центру гигантской воронки. Необходимо было продолжать поиск – где-нибудь да удалось бы собрать несколько образцов.
Риджинг поделился своими мыслями с Шандарой, и исследователи двинулись в глубь стокилометровой равнины.
Гладкая поверхность дна была испещрена мелкими трещинами, и застывший по разломам базальт создавал под ногами путников причудливый рисунок. Трещины по своим размерам не представляли опасности, и космонавты решили не задерживаться у них, тем не менее, Риджинг мысленно отметил, что неплохо было бы взять образцы породы, если можно будет их достать.
Туман сгущался по мере продвижения исследователей в глубь равнины, и, пройдя около шести километров, космонавты уже не могли отыскать оставленный позади склон кратера. Прикрывая глаза от отраженного скалами солнечного света, они посмотрели на небо – самые яркие звезды едва мерцали сквозь плотную мглу.
– Должно быть, из донных разломов сочится газ, который и поднимает всю эту пыль над поверхностью. – Воображение заменяло Шандаре познания в области геологии, кроме того, он прочитывал все более или менее серьезные работы о Луне, появлявшиеся в печати.
– Можем проверить. Если так оно и есть, то мы увидим исходящие потоки и сгущение пыли около трещин. Только бы найти что-нибудь легкое, клочок бумаги, например.
– Попробуем… Смотри, по-моему, карта вполне сгодится: пластик достаточно тонок.
Риджинг согласился и, изрядно помучившись – перчатки скафандра были отнюдь не приспособлены к такого рода занятиям – оторвал уголок от карты. Опустившись на колени, он поднес его к щели. Листок остался неподвижен и, когда Риджинг отпустил его, мгновенно упал и прилип к расщелине, так что подцепить его в негнущихся перчатках не было никакой возможности.
– Здесь ничего нет, – вставая, проговорил Риджинг.
– Может, пластик оказался слишком тяжел – пыль, очевидно, очень мелкая, – или газ выходит лишь из некоторых трещин.
– Возможно, но не будем же мы проверять их все. Лучше ж попробуем взять образец пыли, и пусть в лаборатории разбираются, что удерживает ее над поверхностью.
– Я тоже подумал об этом: если разложить карту на земле, то часть вещества непременно осядет на нее.
– Стоит попробовать. Но если часть пыли осядет, то как объяснить, что остальная пыль продолжает висеть в воздухе? За тот час, пока мы спускались, туман оставался одинаково плотным, и. готов поспорить, твои друзья астрономы фиксируют его в течение гораздо большего времени.
– Ты прав, но все равно стоит попробовать. Расстели карту, и подождем несколько минут.
Риджинг послушался и, чтобы уравнять счет, предложил:
– Почему бы тебе тем временем не установить камеру на земле и не сделать несколько длительных экспозиций звездного неба? А когда мы выберемся из тумана, ты мог бы повторить их. Таким образом, у нас были бы некоторые данные по плотности пыльного слоя.
– Хорошая мысль, – Шандара вытащил камеру из чехла, закрепил солнцезащитный фильтр, посмотрел на небо и, заслонившись ладонью от сияния ближайших холмов, стал выбирать наиболее удачный угол съемки, но, сколько он ни вертел камеру, ни один ракурс не удовлетворял его. – Похоже, туман уплотняется: свет рассеян и звезды еле видны. Я бы сказал, что еще пару минут назад видимость была лучше.
Риджинг взял камеру и, убедившись, что сумрак сгущается, заметил:
– Это тоже стоит заснять. Постоим здесь и сделаем серию съемок через равные промежутки времени. – Он опустил голову. – Действительно, видимость ухудшается с каждой минутой – я уже едва тебя вижу.
Человеческие инстинкты не меняются даже в космосе, благодаря им загадочному явлению нашлось простое объяснение. Когда человек по какой-либо причине перестает отчетливо видеть, он обычно трет глаза – если может достать до них. Если человек носит очки или шлем, он, конечно, может подавить в себе инстинктивный импульс, но, как правило, он все же последует ему и протрет линзы или видовое стекло. У Риджинга, само собой, не оказалось под рукой носового платка, и, хотя перчатка скафандра не подходила для этой цели, он неосознанно провел ею по лицевой панели шлема.
Если бы его действие не произвело результата, он ни капли бы не удивился, так как и не ожидал, чтобы что-то изменилось. Напротив, он подавил бы в себе попытку потереть глаза, втайне надеясь, что его товарищ не заметил его бессмысленного жеста. Но результат был налицо. В тех местах, где перчатка коснулась видового стекла, остались темные полосы.
Удивленный Риджинг повторил движение, подсознательно стараясь смахнуть сгустки какого-то непрозрачного вещества, мешавшего смотреть, и только еще больше замазал стекло.
Несмотря на то, что перчатка Риджинга оставила полосы лишь на небольшом участке прозрачной панели, через несколько мгновений полосы расплылись и полностью обволокли стекло. Сказать, что Риджинг оказался в кромешной тьме, было бы преувеличением, так как солнце проникало сквозь плотный занавес, покрывший собой шлем, но и различить что-либо сквозь него было невозможно.
– Шэн, – в панике закричал Риджинг, – я ничего не вижу! Что-то облепило мне шлем.
Второй космонавт оставил камеру и поспешил к другу.
– Что произошло? Внешне как будто все в порядке. Подожди, я плохо вижу…
Инстинкт сработал, и через пять секунд Шандара был также слеп, как и его напарник. Он не мог даже нащупать камеру, чтобы закрыть объектив.
– Знаешь что, – задумчиво проговорил Риджинг через три минуты гнетущей тишины, – мы должны были это предвидеть еще до того, как спустились сюда.
– Как это?
– Проще простого.
– Не понимаю, почему я должен был предвидеть такую нелепицу!
– Похоже, картограф порядком пошутил, когда наносил на карту эту Геенну. Смотри, Шэн, если сейчас на Солнце действительно происходят электромагнитные выбросы, то во все стороны от него разбегаются потоки заряженных частиц. Мы приблизительно находимся на южном магнитном полюсе Луны. Вся Луна покрыта слоем пыли, а, когда мы спускались в кратер, склон был абсолютно гол. Тебе это что-нибудь говорит?
– Нисколько.
– Ладно, тогда позволь напомнить тебе, магнитное притяжение и отталкивание представляют собой взаимообратный процесс, как и гравитация, но только с гораздо большим индексом пропорциональности.
– Я знаю школьную программу назубок, но все равно не понимаю, что с нами произошло.
– Отлично. Предположим, протоны отделились от Солнца. Почти все они достигают поверхности Луны, так как, обладая магнитным полем, она не имеет атмосферы, способной задержать заряженные частицы. Лунарная пыль – самый лучший проводник, какой только можно себе представить, – принимает заряд. А что, мой примерный школяр, происходит с одинаково заряженными частицами?
– Они отталкиваются.
– Блестящий ответ! А если заряд распространился по стокилометровому кратеру со склоном высотой около километра, что станет с пылью на дне кратера?
Шандара промолчал: ответ был слишком очевиден. Потом, немного поразмыслив, спросил:
– Причем же здесь наши шлемы?
Риджинг пожал плечами – бесполезный жест, но, как показал горький опыт, бороться с дурными привычками надо было раньше.
– Нам просто не повезло. Если тебе приходилось видеть опыт – с кошкой и янтарной палочкой, то ты должен знать, что при трении высвобождаются электроны. И если только два предмета не обладают одинаковым полем, другими словами, если они не состоят из одинакового вещества, то один из них примет положительный заряд, а другой – отрицательный. Судьба распорядилась так, что заряд наших видовых стекол оказался противоположным заряду на остальной поверхности скафандров, и, как только мы коснулись шлемов, прозрачные панели индуцировали на поверхности отрицательный заряд, так как пыль, скорее всего, положительно заряжена, а стекло легко принимает лишние электроны.
– То есть наши скафандры должны быть сейчас абсолютно чистыми?
– Должны. И я ни о чем другом не мечтаю, лишь бы убедиться в этом.
– Ну, насколько я помню, кошачья шерсть недолго сохраняла заряд. Как ты думаешь, он скоро нейтрализуется?
– А почему он вообще должен нейтрализоваться?
– Почему? Надо полагать… хм-м… – Шандара задумался. – А что, немного воды бы не помешало?
– Точно. И воздуха, кстати, тоже.
– Что ж, Ридж, надо что-то делать. Хотя кислорода у нас предостаточно, но не останешься же ты в скафандре навечно.
– Я и сам думаю, что надо действовать. Между, прочим, с чего ты взял, что у нас предостаточно кислорода? Клапаны регенераторов, если не ошибаюсь, сделаны из того же пластика, что и видовые стекла, так что я не могу поклясться, что мы уже не сидим на аварийном запасе.
– Я не проверял счетчик.
– Знаю, что не проверял. И не проверишь, ведь он снаружи.
– Так, если приходится рассчитывать только на аварийный запас, то мы едва успеем добраться до лунохода, даже если двинемся в путь сию секунду. Надо идти.
– Куда?
– К склону.
– Поточнее, сынок. В какую сторону? И, пожалуйста, не показывай пальцем: во-первых, это неприлично, а во-вторых, я все равно не увижу.
– Не бери в голову. Но, Ридж, что мы можем сделать?
– Пока у нас на шлемах, а может, и на воздушных клапанах эта гадость, нам ничто не поможет. Мы не смогли бы подняться, даже если бы знали, в какой стороне скалы. Остается только найти способ избавиться от нее, что, как говорят мои друзья математики, является непременным и достаточным условием нашего спасения.
– Итак, стирать пыль нашими скафандрами не только бесполезно, но и опасно, а кроме механического удаления и диссоциации, других путей избавления я не вижу. Что у нас есть из того, чем, при наличии богатого воображения, можно было бы вытереть стекла?
– Из чего сделан футляр твоей камеры? – спросил Риджинг.
– Если не ошибаюсь, из того же материала, что и скафандры. Это обычный пристегивающийся мешок, какие бывают в комплекте со скафандрами – помнишь отчет Тейзелла о дивидендах Эйр-Тайт за поставку экипировки для Проекта? Очень напоминает те времена, когда при покупке машины ты обязан был купить кучу ненужных аксессуаров.
– Ладно, ты выразился достаточно ясно: футляр из того же пластика. В любом случае он нам не подошел бы; он больше похож на коробку, чем на мешок. Что-нибудь еще?
Последовала продолжительная тишина. Самый прискорбный факт заключался в том, что на скафандрах не предусмотрены внешние карманы для носовых платков. Посетовав на это, Риджинг вдруг вспомнил, что у него с собой были мешочки для образцов геопород, но, когда он наконец извлек их и попробовал стереть пыль одним из них, то оказалось, что их заряд лишь усиливал индукцию на шлеме. Риджинг уловил, как, скользя по стеклу, мешок оставлял за собой небольшую чистую полоску, которая тут же зарастала еще более плотным слоем пыли, так что он не успевал сориентироваться в пространстве. Уныло отметив про себя, что теперь нейтрализовать заряд будет еще сложнее, он подумал о карте, но тут же отбросил эту мысль, вспомнив, что карта осталась лежать на земле и отыскать ее на ощупь будет просто невозможно.
– Никогда не думал, – после еще одной продолжительной паузы заговорил Шандара, – что когда-нибудь буду так нуждаться в мокрой тряпке. Соберись, Ридж, найдется что-нибудь еще.
– Вряд ли. Мы оба безрезультатно ломаем головы. И не уверяй меня, что ты из тех парней, которые считают, что из любой ситуации должен быть выход.
– А ты сомневаешься? Давай, Ридж, ты физик, ты должен найти решение. Я всего лишь высокооплачиваемый копировальщик рельефа, и все мои мысли так или иначе крутятся вокруг карт, что в данной ситуации нам едва ли поможет.
– Хм-м… Чем больше я думаю, тем отчетливей понимаю, что на всей Луне не хватит топлива, чтобы пригнать сюда луноход, даже если бы кто-нибудь, узнав, что мы попали в беду, и поспел бы вовремя. Хотя… подожди-ка… Что ты только что сказал?
– Я сказал, что все мои мысли крутятся вокруг карт, но…
– Нет, до того.
– Не помню, если не считать сентенции о мокрой тряпке, которой у нас нет.
– Именно, Шэн! У нас нет мокрой тряпки, но у нас есть вода!
– Да – в скафандрах. И кто разгерметизирует свой скафандр, чтобы спасти другого?
– Никто не будет этого делать. Не говори глупостей. Ты, равно как и я, прекрасно знаешь, что количество воды в закрытой системе, содержащей живое существо, постоянно увеличивается; мы ее производим, окисляя гидроксиды, поступающие к нам с пищей. В каждом скафандре в системе воздушного циркулирования есть поглотители влаги, без них мы не прожили бы и двух часов.