– Я примчался пулей. Мне потребовалось меньше десяти минут, чтобы спуститься к месту происшествия. Но родственники успели унести тело. Я со всех ног пустился в деревню. Нашел дом. Сказал… сказал, что могу сшить тело, могу оживить и вылечить несчастного. Господи, чего я только тогда не наговорил. - Штрукхаймер потер пальцами лоб. - Мне поверили. И извинились передо мной за спешку. Но, добавили они, парня посчитали уже готовым к "тихому миру" и… "отправили туда"! Туземцы показали мне новенького. Он ничем не отличался от остальных, если не считать безволосой, словно гладко выбритой, полосы поперек туловища - в том месте, куда пришелся луч лазера. Я пригляделся к этому кольцу чистой кожи: там не было абсолютно никакого рубца, никакого шрама! Я проверил серийный номер на ноге. Точно - тот самый. А его доставили в хижину минут на десять раньше, чем туда попал я… Для такого зарастания шрама требуется длительная форсированная регенерация кожи. В конце концов, с мертвым такое вообще невозможно проделать! Но попытайтесь только выяснить, как им это удалось… С таким же успехом можно спросить человека, как он заставляет биться сердце. Я думаю, туземцы вообще вряд ли поймут такой вопрос.
Кроуэлл кивнул.
– Когда я писал свою книгу, мне пришлось удовлетвориться простым описанием феномена. Все, что удалось узнать, - это то, что происходит какой-то ритуальный обряд с участием самого старого и самого молодого членов семьи. И никто не учит их, что нужно делать. Для них это естественно, как сама жизнь. Но объяснить они не в силах.
Штрукхаймер подошел к большому холодильнику в уголке и достал две бутылки пива.
– По одной?
Кроуэлл кивнул, и Штрукхаймер сорвал пробки.
– Я его сам делаю. Варить помогает один местный паренек. К сожалению, через несколько месяцев я лишусь помощника: он уже достаточно взрослый, чтобы работать в шахте.
Уолдо протянул Кроуэллу пиво и уселся на низкий стул.
– Полагаю, вы знаете, у них нет ничего похожего на медицину. Ни шаманов нет, ни знахарей. Если кто-нибудь заболевает, родственники просто садятся вокруг и принимаются утешать, а если бруухианин выздоравливает, все выражают свои соболезнования.
– Знаю, - отозвался Кроуэлл. - А как вы вообще ухитряетесь завлекать их на лечение? И, между прочим, откуда вам известно, что надо делать, когда они все-таки приходят?
– Видите ли, мои помощники осматривают каждого аборигена и перед спуском в шахту, и после окончания работы. Инженеры из Комиссии здравоохранения сконструировали дистанционную диагностическую машину, подобную тем, что используют земные доктора. Таких машин у меня четыре, все задействованы на лабораторный компьютер. Пока туземец добирается до лаборатории, компьютер выдает мне историю его болезни, и я могу составить эмпирически какое-нибудь снадобье, основываясь на клиническом опыте и проведенных ранее физиологических экспериментах. Как правило, я понятия не имею, подействует лекарство или нет. Например, один может излечиться полностью, а следующий, наоборот, будет чувствовать себя все хуже и хуже, пока его не скрутит окончательно и он умрет. Вы знаете, что они говорят на это…
– Да-а… "Он готовится стать тихим".
– Точно. Бруухиане позволяют лечить себя только потому, что это входит в условия найма. По своей воле они ни за что не пришли бы ко мне.
– А диагностические машины не дали никаких ключей к проблеме: почему они стали умирать в более раннем возрасте?
– Ну, кое-что, конечно, вырисовывается. Симптомы… Статистика… Например, с тех пор как мы стали снимать показания, средняя частота дыхания возросла более чем на десять процентов. Средняя температура тела поднялась почти на градус. И то и другое возвращает меня к первоначальному заключению об отравлении. Помимо всего прочего, причина должна быть связана с шахтами. Выяснилось, что средняя продолжительность жизни тех, кто не работает в шахтах, не изменилась.
– Это что-то новенькое!
– Компания не приветствует распространение подобных сведений…
Уже почти стемнело, когда Кроуэлл дотащился до дорожки, ведущей к дому амбулатории. Действие гравитола кончилось, и он вновь чувствовал себя разбитым.
В приемной врача Кроуэлл впервые увидел современную мебель хромированный металл, пластик - и неожиданно узрел привлекательную женщину.
– Вам назначено, сэр?
– Хм… Нет, мадам. Но я старый друг доктора и…
– Айзек… Айзек Кроуэлл! С возвращением, старина! Заходи и скажи, наконец, мне "здравствуй!" - закричал голос из маленького селектора на столе.
– Последняя дверь по коридору направо, мистер Кроуэлл.
Впрочем, доктор Норман встретил Айзека в коридоре.
– Сколько лет, сколько зим, Айзек!… Я узнал, что ты вернулся, и, честно говоря, удивился. Эта планета не самое подходящее место для таких старичков, как мы.
Доктор, гигантского роста, краснолицый и седовласый, затащил его в жилой блок - двухкомнатную квартиру с вытертым ковром на полу и множеством старомодных книг на стеллажах по стенам. Едва друзья ступили внутрь, как автоматически включилась музыка. Кроуэлл не знал ее, но зато Отто знал.
– Вивальди, - сказал он, не подумав.
Доктор поразился.
– Что, Айзек, под старость немного набираемся образования? Я помню время, когда ты считал, что Бах - это сорт пива.
– Теперь меня на многое хватает, Вилли. - Кроуэлл тяжело опустился в кресло. - На все, что позволяет вести сидячий образ жизни.
Доктор хохотнул и шагнул в маленькую кухоньку. Он бросил в два стакана лед, отмерил в каждый бренди, в один плеснул содовую, во второй обыкновенную воду.
Бренди с содовой он протянул Кроуэллу.
– Всегда помню вкусы своих пациентов.
– Между прочим, я заглянул сюда и как пациент тоже, - Кроуэлл отхлебнул из стакана. - Мне нужен месячный запас гравитола.
Улыбка сошла с лица доктора.
– Нет, Айзек, так дело не пойдет. Гравитол противопоказан при ожирении. Во всяком случае, никогда не прописываю его тем, кому за пятьдесят пять. Я и сам его больше не принимаю. Чересчур большая нагрузка для наших изношенных насосов.
"У меня сердце тридцатидвухлетнего человека, - подумал Макгэвин, - но я таскаю на себе лишние пятьдесят килограммов. Соображай. Соображай!"
– Может быть, найдется менее сильное средство, которое помогло бы справиться с этой чертовой гравитацией? Мне ведь надо много работать.
– Ммм… пожалуй. Пандроксин не так опасен, и относительный комфорт он тебе обеспечит. - Норман вытащил из ящика стола рецептурную книжку и что-то быстро начеркал на бланке. - Пожалуйста. Но держись подальше от гравитола. Для тебя он чистый яд.
– Спасибо. Завтра получу.
– Можешь и сегодня. Аптечный отдел магазина Компании теперь открыт круглосуточно… Но каким же ветром тебя занесло в нашу провинцию, Айзек? Исследуешь причины возросшей смертности бруухиан?
– Я всего лишь собирался обновить материал для нового издания книги. Но смертность меня действительно взволновала. Что ты думаешь о висмуте?
Вилли махнул рукой.
– Бред сивой кобылы! Я считаю: причина - в перенапряжении. Ясно и просто. Эти наивные аборигены целыми днями вкалывают в шахтах. Потом отправляются домой и до изнеможения режут свое железное дерево. Других причин и искать-то не нужно. Отправляйся-ка на шахту. Чудо, как они даже неделю выдерживают. По сравнению с шахтерами все остальные выглядят попросту лентяями.
– Завтра же и отправлюсь.
"Как теперь перевести разговор на исчезновения?"
– А что касается землян… Многое изменилось с тех пор, как я уехал?
– Пожалуй, нет. Большинство из нас повязано контрактами на двадцать лет. Все те же люди вокруг… За билет до Земли вынь да положь годовой заработок. К тому же нам гарантирована пенсия в сто процентов оклада, а если нарушишь контракт, то пенсия тю-тю. Вот и приходится торчать здесь. Всего четверо сдались и купили билеты до Земли - вряд ли они тебе знакомы. Прибыл новый посол Конфедерации. Как и трем его предшественникам, делать ему здесь нечего. Но по закону колонии полагается посол. Понятное дело. Дипломатический корпус считает Бруух худшим из миров. Назначение сюда либо свидетельствует о признании полной некомпетентности, либо подразумевает наказание за какой-то проступок. Для нашего Стью Фиц-Джонса это уж точно наказание. Ты к нему как-нибудь загляни, поговори. Только заходи утром, когда он только начинает опохмеляться… Что еще? Родились шесть детишек, половина - незаконнорожденные. Восемнадцать смертельных случаев, - Вилли нахмурился. - Точнее, пятнадцать умерли и трое пропали. Все исчезновения за последний год. Двое из исчезнувших - новички, вероятно, агенты Конфедерации. (Отто вздрогнул: так оно и было.) Видишь ли, первым пропал старый Малатеста, управляющий рудника. Полагаю, именно это и вызвало появление агентов. Они якобы занимались изысканиями полезных ископаемых, но на Компанию не работали. Кто мог оплатить им дорогу? Ведь, кроме Компании, никто не имеет права ковыряться в недрах планеты.
– Возможно, их субсидировал какой-нибудь университет? Ведь и я попал сюда в первый раз подобным образом.
Доктор кивнул.
– Так они и заявили. Но тебе скажу напрямик: не были они научниками. Нет, не были… Я, во всяком случае, думаю, что эти ребята были агентами. Их научили ходить, говорить и действовать, как подобает геологам. Но ходили-то они не туда! Ходили они на шахты, а там все изучено до последней молекулы, и результаты давно опубликованы. И эти двое никогда долго не задерживались на одном месте, как того требует серьезная работа.
– Может, ты и прав.
– Ты тоже так думаешь? Выпей еще. В шахматы по-прежнему играешь?
– Лучше, чем когда-либо. (Особенно с помощью Отто.)
– Загляни как-нибудь вечерком. Сыграем партию-другую.
– Обязательно зайду. И тогда - берегись!…
Прежде чем пойти в аптеку, Айзек зашел к себе. Он вытряхнул чемодан и вскрыл двойное дно. Порывшись в содержимом тайника, извлек обыкновенную на вид шариковую ручку. Точнее, это только с одного конца была шариковая ручка, в другом же конце был спрятан ультразвуковой стиратель чернил.
Кроуэлл потренировался в написании, затем стер рецепт на пандроксин и вывел новый текст выше подписи врача: "Гравитол. Суточная доза х 30 дн.".
На следующее утро, едва взошло солнце, Кроуэлл, снова чувствуя себя человеком, отправился на рудник.
У входа на шахту выстроилась длинная очередь бруухиан. Они приплясывали и размахивали руками, словно старались согреться. По мере того как Кроуэлл подходил к голове очереди, их оживленные разговоры становились все громче и громче.
Человек в белом комбинезоне осматривал первого бруухианина. Он не заметил Кроуэлла, даже когда тот подошел вплотную.
– Привет! - прокричал Кроуэлл, перекрывая шум.
Человек в изумлении поднял голову.
– Кто вы такой, черт подери?
– Меня зовут Кроуэлл. Айзек Кроуэлл.
– Ах, да… Я был еще малышом, когда вы уехали. Сейчас мы наведем порядок.
Он поднял мегафон и закричал по-бруухиански:
– Ваше поведение портит мне настроение, замедляет продвижение и к "тихому миру" приближение.
Шум стих и сменился слабым бормотанием.
– Я читал вашу книгу. - Человек продолжал водить вдоль тела бруухианина поблескивающим металлическим щупом.
– Это диагностическая машина? - спросил Кроуэлл, указав на прикрепленную к поясу человека неброскую черную коробку, соединенную со щупом проводом.
– Да. Она выясняет, все ли в порядке у них, и сообщает свое мнение доку Штрукхаймеру. - Он шлепнул бруухианина по плечу, и тот резво помчался в шахту.
Подошел следующий туземец и поднял ногу, согнув ее в колене.
– В щуп еще и встроен микрофон, - сказал человек в комбинезоне, вглядываясь в номер, вытатуированный на ноге бруухианина. Он медленно, отчетливо прочитал номер для компьютера и стал водить щупом над коричневой шерстью туземца в определенной последовательности.
– Невозможно представить, чтобы кто-то удрал с этой планеты, а потом захотел сюда вернуться. Сколько вам заплатили?
– Собственно говоря, готовится новое издание моей книги. Издатель захотел, чтобы я освежил материал.
Человек пожал плечами.
– Что ж… Если обратный билет в кармане… Хотите спуститься в шахту? Тогда вперед. Но внизу глядите в оба - они носятся как угорелые. Держитесь подальше от подъемника, и, если повезет, вас не затопчут.
Внизу было очень темно. Судя по звукам, вокруг кипела активная деятельность, но Кроуэлл ничего не видел.
– А, Айзек, - раздался человеческий голос в трех или четырех метрах от него. - Нет чтобы предупредить меня о своем приходе!
Во тьме вспыхнул фонарь, и луч его, подпрыгнув, остановился на Кроуэлле.
– Ну-ка, наденьте вот это, - Штрукхаймер передал ему защитные очки, оказавшиеся прибором ночного видения.
Кроуэлл повиновался, и тут же внутренность шахты проявилась перед его глазами: видеоизображение было окрашено в призрачные серо-зеленые тона.
– Почему так темно? - спросил Кроуэлл.
– Они сами попросили. Говорят, что при свете их движения замедляются.
– Боже милосердный! - Кроуэлл в изумлении взирал на лихорадочную суматоху вокруг. - На них глядеть и то устанешь.
Среди толчеи сновал взад и вперед маленький бруухианин и, поминутно уворачиваясь от столкновений, горстями разбрасывал по влажному полу пещеры смесь песка и опилок. Во всем ощущался какой-то необъяснимый хаотический порядок, словно детвора затеяла сложную игру, напоминавшую одновременно салочки, прятки и эстафетный бег.
– Знаете, - сказал Кроуэлл, - Вилли Норман считает, что снижение продолжительности жизни вызвано перенапряжением. Глядя на этот бедлам, я склонен с ним согласиться.
– Действительно, в шахте они трудятся как нигде. Особенно с тех пор, как выключили свет. Но я добился сокращения рабочего дня, чтобы хоть как-то компенсировать возросшую активность. Сколько часов в день они работали, когда вы их изучали в прошлый раз?
– Кажется, одиннадцать-двенадцать часов.
– А сейчас восемь.
– Серьезно? У вас такая власть над Компанией?
– Теоретически - да. По идее, они должны отдавать честь при моем появлении, поскольку концессию не закрывают только с молчаливого попустительства Комиссии здравоохранения, а я ее единственный представитель. Но, в сущности, я зависимый человек. Все в руках у Компании - людские ресурсы, энергия и вода, снабжение, почта… У нас "сердечные" отношения. Компания прекрасно знает, что, допусти она ошибку, тут же найдутся пять-шесть других концернов, готовых перехватить контракт. Кроме того, если мыслить категориями производительности труда, то Компания ничего не теряет, скорее наоборот. Сейчас работа идет в две смены, и суммарное суточное время работы шахт больше, чем раньше, общая выработка намного выше по сравнению с прошлыми временами.
– Любопытно. ("Добро пожаловать в список подозреваемых, Уолдо!"). Таким образом, они работают, по сути, меньше, чем раньше, когда средняя продолжительность жизни была выше?
– То-то и оно. Вернувшись с работы, они сразу принимаются вырезать свои поделки. Кстати, вы деревню и не узнаете. Небоскребы…
– Небоскребы?!
– Ну, мы их так называем. Дома из местных материалов в два, иногда в три этажа. Очередная загадка… В распоряжении бруухиан вся планета, они могут строить сколь угодно широко. Но откуда-то взялась эта идея расти вверх, а не вширь. Послушайте, а может, вам удастся выяснить, почему они так поступают? Здесь никто не смог добиться от туземцев прямого ответа. А вы для аборигенов что-то вроде народного героя, хотя не думаю, что кто-нибудь из патриархов дожил до нынешних времен с момента вашего отъезда. Они знают, что вы вызвали перемены в их жизни. И очень благодарны вам…
Было сыро и холодно. Кроуэлл поежился.
– За то, что приблизил их к "тихому миру", - резко сказал он.
Солнце палило невыносимо. Тележка, развернувшись, остановилась на окраине деревни, и ветерок от движения, скрадывавший жару, стих.
– Господи, как жарко! - Кроуэлл тяжело ступил на землю.
Уолдо прищурился на солнце.
– Через час будет полегче.
Они прошли под навесом деревенских ворот и зашагали по тропинке. Кроме зарослей травы высотой больше человеческого роста, окружавших деревню полукилометровым кольцом, ничего не было видно. Повозки не подъезжали ближе из-за пасущихся здесь млекопитающих рептилий. Однако на людей эти звери вроде бы не обращали никакого внимания. Они мирно жевали траву, лишь следя за пришельцами стебельчатыми глазами.
Навстречу землянам по тропе двигался, переваливаясь, туземец. Не доходя нескольких шагов, он остановился и обратился к гостям:
– Ты - Кроуэлл-кто-шутит, а ты - Штрукхаймер-кто-медлит. Я молодой, по имени Балуурн. Послан сопровождать вас.
Завершив свою короткую речь, маленький бруухианин двинулся следом за людьми, стараясь идти в ногу с Кроуэллом.
– Я его знаю, - сказал Штрукхаймер. - Он малость обучился английскому. Когда-то был моим переводчиком.
Трава поредела, им открылась деревня. Кроуэлл сразу увидел то, о чем говорил Штрукхаймер: только половина строений имела привычный вид асимметричных мазанок. Все новые постройки были почти строго прямоугольные и возносились на десятиметровую высоту.
– Балуурн, почему твой народ перестал строить по-старому?
– Это ново-тип… Жить наверху, чтобы проходить мимо "тихих" много раз. Говорить с "тихими". Кроуэлл-кто-шутит…
– Да, Балуурн?
– Старая, очень старая женщина Шуурна помнит тебя. Хочет говорить с тобой перед "тихий мир". Очень скоро.
– Что ж, пошли навестим ее.
Дом Шуурны принадлежал к числу новых "небоскребов". Земляне и бруухианин по очереди протиснулись в узкую дверь.
Балуурн прокричал ритуальную фразу вхождения - наверху кто-то откликнулся.
– Я иду вверх первый: смотрю Шуурна готова говорить Кроуэлл-кто-шутит, - сказал Балуурн и быстро вскарабкался по веревке.
– Надеюсь, канат выдержит меня, - пробормотал Кроуэлл, принимая гравитол.
Он спрятал коробочку с пилюлями и вытащил из кармана еще что-то. Не спуская глаз с отверстия в потолке, он бочком скользнул к одному из "тихих".
– Что вы делаете, Айзек?!
– Секундочку, - прошептал Кроуэлл, шаря позади "тихого". Он вернулся и передал Уолдо маленький пластиковый конверт. Потом засунул в карман небольшой вибронож.
– Соскоб с плеча, - прошептал он.
Уолдо округлил глаза.
– Да знаете ли вы…
Балуурн скользнул по веревке вниз.
– Шуурна хочет говорить Кроуэлл-кто-шутит одна.
– Ну что же, я готов, - сказал Кроуэлл.
Он хорошенько ухватился и, натужась, полез вверх, пропустив свободный конец каната между ногами. Дополнительная доза гравитола должна была облегчить задачу, но все же поднимался он, злясь и невнятно ругаясь, очень медленно.
Шуурна лежала на плетеной циновке. Она была самой старой бруухианкой из всех, кого Кроуэлл когда-либо встречал.
Слабым голосом она заговорила:
– Кроуэлл-кто-шутит. Я знала тебя и помню тебя лучше, чем собственных детей. Ты ходишь теперь по-другому, твои шаги - шаги молодого человека.