"Николь утверждал тогда, что при ударе о Луну снаряд разобьется, как стекло, а Ардан возражал, что он задержит падение при помощи своевременно пущенных ракет. И в самом деле, ракеты, имея точкой опоры дно снаряда и вылетая наружу, должны были вызвать обратное движение снаряда и тем самым до некоторой степени замедлить скорость его падения. Правда, этим ракетам пришлось бы гореть в безвоздушном пространстве, но кислорода им хватило бы, потому что он заключался в самих ракетах…"
В одной этой фразе содержится зародыш идеи реактивного движения в пустоте, идеи, впервые воплощенной в техническом проекте Кибальчича и развитой в стройную теорию Циолковским.
Будущее лишь незримо присутствует в романах Жюля Верна, действие же их всегда начинается в ту эпоху, когда они написаны и опубликованы (это легко проверить, так как Жюль Верн был очень пунктуален и очень точен во всем, что касалось времени и места действия его произведений). Сюжеты его - это мечта его времени, воплотившаяся в жизнь, ставшая реальностью под пером художника. И ему совсем не было важно, точно ли такими или иными будут воздушные, подводные и межпланетные корабли будущего: он знал только, что люди будут летать и спускаться на морское дно и проложат дорогу к звездам.
Вот почему так легко выискивать у него ошибки и критиковать его неверные технические идеи: ведь Жюль Верн - дитя своего века, человек, выразивший в своем творчестве мечты своего времени. В них отразились и заблуждения отдельных школ в науке и пафос научной мысли его времени.
Но для того чтобы утвердиться в искусстве, в литературе, воздействовать не только на логическое восприятие читателя, но и на его эмоции, все эти идеи должны были прийти в движение, ожить, одухотворенные человеком. Вот почему вся работа Жюля Верна это мучительные поиски героя - того человека будущего, труженика и творца, которому его девятнадцатый век мог вручить все сокровища, накопленные за все тысячелетия цивилизации.
7
Прошло полвека после смерти писателя, но все еще живут его книги.
Его слава возникла и распространилась молниеносно, как вспышка электрического света. Первые романы Жюля Верна сразу же были переведены на четырнадцать языков. "Пять недель на воздушном шаре" появились в русском переводе в 1863 году, вскоре после выхода в свет французского оригинала.
Жюль Верн стал любимым писателем молодежи - и не потому, что в его книгах юноши и девушки входили в чудесный мир приключений и вступали во владение всем земным шаром. Его полюбили за то, что он учил любить свободу и ненавидеть угнетение, за то, что он открыл читателям поэзию и романтику науки и вдохнул в них веру в неограниченные возможности развития техники, предназначенной служить людям.
Многие ученые, изобретатели, путешественники признавали, что знаменитый французский писатель окрылил их фантазию и помог им выбрать путь в жизни.
Жюль Верн широко распахнул дверь в литературу науке, технике и новым героям.
Жюль Верн создал реалистическую фантастику, вырастающую из успехов науки и завоеваний техники его времени, смело воплощая в живые художественные образы не мечту–сказку, но мечту научную и техническую, реальную мечту своего века. Вот почему его книги были первыми подлинными научно–фантастическими произведениями.
Он открыл читателю поэзию науки, красоту и романтику творческого труда. То, что казалось другим серым, обыденным, отвлеченным, он заставил стать необыкновенным, засверкать всеми красками, показать полным блеска и движения.
Но, что важнее всего, в центре внимания писателя в каждом его произведении не научно–техническая идея или конструкция, а человек - их носитель и создатель. И сюжет каждого романа рождается не из развития технической идеи, но из целей и стремлений героев.
Успех лучших книг Жюля Верна - это победа созданного им и впервые введенного в литературу нового героя, воплотившего в себе многие черты человека завтрашнего дня.
В произведениях Жюля Верна в литературу пришел новый герой - инженер, изобретатель, борец за свободу угнетенного человечества. Сцена, где он действует, - это его мастерская, его лаборатория - воздушная, подземная, подводная, пусть даже межпланетная, - и открываемый им заново огромный мир великолепен. Дело его жизни - вдохновенный, творческий труд.
В нашей памяти живут и долго еще будут жить в памяти многих поколений ученый и революционер Немо. Гленарван и его спутники, колонисты острова Линкольна во главе с инженером Сайресом Смитом, подлинным воплощением науки, делающей человека всемогущим, смелый разведчик Марсель Брукман, капитан Гаттерас, доктор Клаубонни, профессор Лиденброк, инженер Робур - все эти порой чудаковатые люди, лишенные страха, полные веры в человеческое могущество и в науку, которая для них поистине является волшебным философским камнем, открывающим им дорогу в запретные, казалось бы, миры: подводный, подземный, заоблачный и межпланетный.
Очень хорошо сказал о Жюле Верне руководитель Французской коммунистической партии Морис Торез в своей книге "Сын народа": "Книга Жюля Верна "Двадцать тысяч лье под водой" воспламенила мое воображение. Я был увлечен не столько приключениями капитана Немо, сколько им самим. Я видел в нем олицетворение великого гения науки, которая восторжествует над всем, науки, которая преобразит мир и людей, когда будет служить народу".
В своих романах Жюль Верн обращался преимущественно к молодежи и людям будущего. Он хотел научить их любить свободу и верить в грядущую победу освобожденного человечества над силами общественного зла и непокоренной природой. Вот почему мы продолжаем и сейчас считать его замечательным воспитателем. В этом его сила, слава и бессмертие.
Передовые люди России очень скоро заметили и полюбили Жюля Верна. Не случайно поэтому первая же рецензия на книгу "Пять недель на воздушном шаре", появившаяся в некрасовском "Современнике" и высоко оценившая творчество французского писателя, принадлежала перу М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Высоко ценил его творчество Лев Толстой. "Романы Жюль Верна превосходны, - говорил он. - Я их читал совсем взрослым, и все–таки, помню, они меня восхищали. В построении интригующей, захватывающей фабулы он удивительный мастер. А послушали бы вы, с каким восторгом отзывается о нем Тургенев! Я прямо не помню, чтобы он кем–нибудь еще так восхищался, как Жюль Верном".
В 1938 году в журнале "Детская литература" были опубликованы рисунки Льва Толстого к роману Жюля Верна "80 дней вокруг света", сделанные им для своих детей.
А. М. Горький, обсуждая план издательства "Всемирная литература", назвал Жюля Верна классиком и настаивал на том, чтобы его произведения издавали так, как издают классиков.
Очень любил и высоко ставил Жюля Верна Д. И. Менделеев. Он называл французского писателя "научным гением" и постоянно перечитывал его книги.
Наследниками лучших идей Жюля Верна считали себя многие русские ученые, изобретатели, путешественники, инженеры.
В. А. Обручев сделал замечательное признание, что чтение книг Жюля Верна оказало огромное влияние на выбор им профессии геолога и географа–путешественника и что до сих пор Мастон с крючком вместо руки, благородный Гаттерас и таинственный Немо неизменно очаровывают его воображение.
Патриот, бесконечно любивший свою родину, Жюль Верн в то же время был чужд национальной и расовой ограниченности. На страницах его книг живут и действуют люди многих национальностей: охотник готтентот Мокум, рабыня Зерма, негр Геркулес, австралийский туземец Толине, индианка Ауда, турок Керабан. И мы любим Жюля Верна за его гуманизм, патриотизм и интернационализм.
Древнегреческое слово "география" буквально значит: описание Земли. Томы сочинений Жюля Верна - это тоже география, но ожившая, одухотворенная обаятельными героями, которые идут по земному шару как открыватели неведомых стран и отдают их во владение освобожденному человечеству. И эта география никогда не устареет, - как бы ни изменилось лицо земли: ведь никогда не устареет история подвигов человеческого гения.
Мы любим живой и легкий язык французского писателя, полный юмора, блестящих сравнений и чудесных лирических отступлений. Мы никогда не устаем следить за необычайными приключениями его героев - находчивых, бесстрашных и благородных. И каждый раз, закрывая его книгу, мы чувствуем, как много в ней оптимизма и веры в беспредельное могущество человеческого разума.
Ушли в прошлое фантастические проекты Жюля Верна, и действительность переросла его мечты. Но живы и по сей день его герои, и до сих пор они волнуют нас.
Читатели, раскрывая книги Жюля Верна, входят, как сквозь широко распахнутую дверь, в великолепный мир, полный красок, движения и жизни. В его чистых, прозрачных далях они видят сразу все страны света и все человечество - борющееся с силами зла и всегда их побеждающее, завоевывающее подземные, подводные, заоблачные и надзвездные края, неудержимо стремящееся вперед, в великолепный мир будущего.
Кирилл Андреев
Пять недель на воздушном шаре
Путешествие трех англичан по Африке
Перевод А. Бекетовой под редакцией Р. Розенталь
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Речь, вызвавшая аплодисменты. - Представление доктора Самуэля Фергюссона собранию. - "Excelsior". - Портрет доктора Фергюссона. - Убежденный фаталист. - Обед в "Клубе путешественников". - Провозглашение тостов.
Заседание Лондонского королевского географического общества 14 января 1862 года в здании на площади Ватерлоо, № 3 было весьма многолюдным. Президент общества сэр Френсис М… делал своим почтенным коллегам важное сообщение, и речь его часто прерывалась аплодисментами. Это выступление - редкий образец красноречия - завершилось, наконец, следующими напыщенными фразами, в которых целым потоком изливались патриотические чувства:
- Англия всегда шествовала во главе других наций. (Заметьте: нации всегда шествуют во главе друг друга.) Этим она обязана бесстрашию своих путешественников–исследователей и их географическим открытиям. (Оживленные возгласы одобрения.) Доктор Самуэль Фергюссон, один из ее славных сынов, не посрамит своей родины. (Со всех сторон: "Нет! Нет!") Если его попытка удастся ("Конечно, удастся!"), то наши разрозненные сведения о географии Африки будут дополнены и связаны в одно целое. (Бурное выражение одобрения.) Если же она потерпит неудачу ("Никогда! Никогда!"), то во всяком случае войдет в историю как один из наиболее отважных замыслов человеческого гения… (Неистовый топот ног.)
- Ура! Ура! - кричали присутствующие, наэлектризованные этими волнующими словами своего президента.
- Ура неустрашимому Фергюссону! - вырвалось у одного из самых восторженных слушателей.
Крики, полные воодушевления, неслись со всех сторон. Имя Фергюссона было у всех на устах, и мы имеем основание думать, что оно особенно выигрывало, проходя через глотки англичан. Зал заседаний содрогался от этих криков.
Ведь здесь было много тех самых бесстрашных путешественников, исколесивших пять частей света, теперь состарившихся, утомленных, но когда–то полных энергии. Все они благодаря своей физической или моральной стойкости спаслись от кораблекрушений и пожаров; всем им грозили и томагавк индейца, и дубина дикаря, и столб пыток, и опасность попасть в желудок полинезийца. И тем не менее во время доклада сэра Френсиса М… сердца старых путешественников бились восторженно, и в Лондонском географическом обществе еще не было примера столь шумных оваций оратору.
Но в Англии энтузиазм выражается не одними только словами, он чеканит монету еще быстрее, чем пресс королевского монетного двора. Тут же на заседании было принято решение выдать доктору Фергюссону для осуществления его плана две тысячи пятьсот фунтов стерлингов. Значительность суммы соответствовала важности предприятия.
Один из членов общества обратился к президенту с вопросом, не будет ли доктор Фергюссон официально представлен собранию.
- Доктор ждет распоряжений собрания, - ответил сэр Френсис М…
- Пусть войдет! Пусть войдет! - раздались крики. - Любопытно увидеть собственными глазами такого необыкновенно отважного человека!
- Но, быть может, этот невероятный проект лишь мистификация, - заметил старый капитан, выделявшийся своей апоплексической наружностью.
- А что, если доктора Фергюссона вовсе не существует? - выкрикнул какой–то насмешливый голос.
- Тогда нужно было бы его изобрести, - пошутил один из членов этого серьезного общества.
- Попросите пожаловать сюда доктора Фергюссона, - распорядился сэр Френсис М…
И Самуэль Фергюссон, нисколько не смущаясь, вошел в зал под гром рукоплесканий.
Это был мужчина лет сорока, среднего роста и обыкновенного сложения. Лицо у него было бесстрастное, с правильными чертами и румяное - признак сангвинического темперамента. Крупный нос, напоминавший нос корабля, - какой и должен быть у человека, рожденного делать открытия. Добрые глаза, в которых светилась отвага и еще больше ум, придавали особую привлекательность этому лицу. Руки его были несколько длинные, а уверенная поступь изобличала хорошего ходока.
Весь облик доктора дышал таким спокойствием и серьезностью, что при виде его и в голову не могла прийти мысль о мистификации, даже самой невинной.
Поэтому крики "ура" и аплодисменты замолкли лишь тогда, когда доктор Фергюссон любезным жестом попросил дать ему возможность говорить. Он направился к приготовленному для него креслу; став подле него, он устремил на собрание энергичный взгляд, поднял к небу указательный палец правой руки и произнес всего одно слово:
- Excelsior!
Нет, никогда неожиданные парламентские запросы господ Брайта и Кобдена или выступления лорда Пальмерстона с требованиями чрезвычайных ассигнований для укрепления скалистых берегов Англии не имели такого бурного успеха, как это брошенное доктором Фергюссоном слово. Оно совершенно затмило и самый доклад сэра Френсиса М… Доктор показал себя человеком одновременно великим, скромным и осторожным. Все дело он умудрился охарактеризовать единым словом: "Excelsior".
Старый капитан, сразу перешедший на сторону этого необыкновенного человека, немедленно потребовал, чтобы речь Фергюссона была "полностью" напечатана в "Известиях Лондонского географического общества".
Но кто же был этот доктор Фергюссон и какому делу собирался он себя посвятить?
Отец молодого Фергюссона, честный капитан английского флота, с самого раннего возраста приучил сына к опасностям и приключениям своей профессии. Славный мальчик, повидимому никогда не знавший, что такое страх, рано проявил живой ум, исследовательские способности и удивительную склонность к научной работе; кроме того, он обладал редким умением выходить из затруднительных положений. Ничто никогда не ставило его в тупик: даже когда он впервые взял в руку вилку, и то он не растерялся, как это бывает обыкновенно с детьми.
Рано пристрастился он к чтению книг о смелых похождениях и морских экспедициях, возбуждавших его фантазию. С страстным интересом изучал он открытия, ознаменовавшие первую половину девятнадцатого века. Он мечтал о славе Мунго Парка, Брюса, Кайе, Левайяна и, наверное, не мог немного не помечтать о славе Селькирка - прообраза Робинзона Крузо, - она казалась ему не менее заманчивой. Сколько чудесных часов провел мальчик с Селькирком на его острове Хуан Фернандес! Юный Самуэль порой одобрял действия одинокого матроса, порой не соглашался с его планами и проектами. Ему казалось, что на его месте он поступил бы иначе, быть может лучше, и во всяком случае - не хуже! Но уж наверно он никогда не покинул бы этого благодатного острова, где Робинзон был счастлив, как король без подданных. Никогда! Даже если бы ему, Самуэлю, предложили стать первым лордом Адмиралтейства!
Можно представить себе, как развились все эти наклонности в пору его молодости, среди приключений, пережитых во всех частях земного шара! Отец его, будучи сам образованным человеком, не преминул развить живой ум сына серьезным изучением гидрографии, физики, механики, а также познакомил его с основами ботаники, медицины, астрономии.
Когда почтенный капитан Фергюссон скончался, сыну его Самуэлю было двадцать два года, и он уже успел совершить кругосветное плавание. После смерти отца он поступил на службу в бенгальский инженерный корпус и отличился в нескольких сражениях.
Но жизнь солдата была не по душе молодому Фергюссону: не стремясь сам командовать другими, он не желал никому подчиняться. Он вышел в отставку и стал путешествовать и, то охотясь, то составляя гербарий, добрался до северной части полуострова Индостан и пересек его от Калькутты до Сурата, - простая прогулка любителя.
Из Сурата он отправляется в Австралию и здесь в 1845 году принимает участие в экспедиции капитана Стёрта, на которого была возложена задача найти огромное озеро, расположенное, по предположениям ученых, в центральной части Новой Голландии.
Около 1850 года Самуэль Фергюссон возвращается в Англию. Охваченный более чем когда–либо страстью к открытиям, он до 1853 года сопровождает капитана Мак-Клюра в его экспедиции, обогнувшей американский континент от Берингова пролива до мыса Фарвеля.
Фергюссон хорошо переносил все климаты и все трудности, встречаемые на пути. Он прекрасно чувствовал себя среди самых тяжких лишений. Это был тип настоящего путешественника, чей желудок сжимается и расширяется смотря по обстоятельствам, чьи ноги укорачиваются и удлиняются смотря по длине случайного ложа, на котором он может в любой час дня заснуть и в любой час ночи проснуться.
Поэтому не удивительно, что наш неутомимый путешественник с 1855 по 1857 год исследует в обществе братьев Шлагинтвейт всю западную часть Тибета и возвращается из этой экспедиции с запасом любопытных этнографических наблюдений.