ПРОСЛЕЖИВАЯ КРУПНЫМ ПЛАНОМ (12)
ЕСЛИ НЕ МОЖЕШЬ ОДОЛЕТЬ, ПОМОЙ И ПОБРЕЙ
"КРАСА-БУТИК" кричали спроецированные лазером слова, а ниже тоже лазером – но ах как скромно! – было выведено имя "Гвиневера Стал". Позади вывески, показывая, что любая гостья может смело рассчитывать на самое пристальное внимание к себе, блондинка, брюнетка и рыжая поджидают "вас и только вас, мадам". Каждая красотка – безупречный продукт искусства "Краса-Бутиков", окосмечена до последней молекулы, сияет и искрится, отполирована даже не как бриллианты, а как детали, вставляемые в Салманассар, где никаким шероховатостям не место. Их одежда скрывает только те части тел, где исходный, попавший в руки косметологов материал оставлял желать лучшего.
Рядом с ними топчется лощеный малый, наряженный в лучших традициях художников Латинского квартала 1890-х: мятый берет надвинут на левое ухо, свободная блуза, на шее огромный яркий бант и сужающиеся к низу клетчатые панталоны, заправленные в казаки. Из уважения к изначальному образу, под какой он подделывается, на подоле блузы три-четыре артистических мазка, которым полагается изображать пятна краски, но они решительно символические. Он столь же стерилен и надуман, как девушки рядом с ним.
С улицы видна только перегородка, которая отделяет салон от низменной улицы и вдоль которой выстроились красотки. Ее хамелеоновохромовая поверхность переливается множеством красок, оттеняющих их костюмы.
Он вошел внутрь, с небрежным весельем думая о том, как скоро с них слезут эти энергичные и восторженные маски.
Гвиневера почувствовала дурное еще до того, как ее успели предупредить. Обычно от салона исходило особое негромкое гудение, переменчивый, но никогда не смолкающий шелест, сопровождавший мягкую музыку для релаксации, которая сочилась из десятка скрытых динамиков. Но сейчас в этот шелест вкралась фальшивая нота, и, прислушиваясь, она подняла глаза от списка последних приготовлений к сегодняшней вечеринке.
Почти убедив себя, что ошиблась, она включила экраны, на которые выводилось изображение с камер внутреннего наблюдения, и заглянула в главный зал. Укрытые за свисающими до самого пола портьерами из импервифлекса, клиентки сидели или лежали, наслаждаясь атмосферой роскоши, пока их изъяны отмачивали, спиливали или закрашивали. Гвиневера расстроенно пожала плечами, увидев, что миссис Джабалла в боксе 38 снова просила у своей массажистки чуть большего, чем обычный набор услуг, и нацарапала пометку на память увеличить ей счет вдвое. Впрочем, сама девушка пока не пожаловалась… и вообще было что-то величественное в этой Джабалла, похожей на статую из черного дерева шести с половиной футов высотой…
На экране высветилась панорама разделявшего боксы центрального прохода, и Гвиневера заметила какое-то волнение у дверей. Внезапно забеспокоившись (что бы там ни происходило, если это видно с улицы, нужно немедленно пресечь), она переключилась на камеры у входа.
И тут нервозный голос из интеркома прошептал:
Гвинни, какой-то кошмарный тип страшно на нас кричит. Думаю, он пьян. И от него несет, как от целой бочки китового дерьма. Вы не могли бы спуститься и с ним разобраться?
Уже иду, – решительно ответила Гвиневера.
Но все же задержалась на минуту, чтобы наскоро проинспектировать свое отражение в зеркале.
Оказалось, чужак сцепился с Данни-боем, ее старшим швейцаром – тем самым малым в блузе парижского художника, – и теперь угрожающе рычал. К счастью, было бы преувеличением назвать это криком, поэтому маловероятно, что клиентки даже ближайших боксов обратят внимание на происходящее. Более того, блондинка из завлекающей команды проявила достаточно присутствия духа, чтобы подвинуть хамелеоновохромовую перегородку так, чтобы она закрыла отталкивающего незнакомца от улицы.
Это был грузный человек двухметрового роста и, вероятно, сильный, несмотря на свое жалкое состояние. Его волосы сальными прядями свисали на воротник, их концы терялись в усах и бороде, которые, вероятно, никто никогда не подстригал, но которые с успехом играли роль фильтра для супа и сита для всевозможных объедков. У правого угла рта усы были опалены, словно от докуривания до пятки от тысяч косяков-самокруток. Когда-то, вероятно, красная толстовка теперь была полностью заплатана, испачкана и залита другими цветами, и если его слаксы когда-либо были ему по фигуре, это было много-много лет назад: пояс давно перестал сражаться с наступлением живота. Широко расставленные ноги стояли твердо на ее чудном, с мозаикой ручной работы, полу, а на ногах то, что, возможно, было когда-то выходными туфлями, но сейчас короста отбросов совершенно скрыла любой материал, который мог бы отделять грязь от кожи владельца.
При приближении Гвиневеры он оборвал свою тираду.
– Ага! – воскликнул он. – Вы, верно, Стальная Гвин из Порта Вин? Я столько о вас слышал! Я даже стихотворение однажды про вас написал. Минутку, минутку… Ах да:
Девки из "Бутика" Стил Гвиневеры
Лицом хороши, но вот телом – холера:
Раз облапал груди из пластика,
Не поможет тебе ономастика -
Нет названья трудам Гвиневеры.
– Вон та терка назвала тебя Данни-бой, да? – повернулся он к трясущемуся швейцару. – Тогда тебе тут самое место. Лимерики тоже из Ирландии. – Он загоготал и покачался на пятках. – Хотите послушать еще?
Одна юная терка в Нью-Йорке
Воняла как пол после хлорки.
Как Тереза фригидна,
За обертками кожи не видно,
Ведь "Бутиков" до черта в Нью-Йорке.
– Чего вы хотите? – с холодным превосходством вопросила Гвиневера.
– А как по-вашему, чего я, черт побери, хочу? Вот этих ваших манекенов с витрины? – Он ткнул грязным пальцем в сторону съежившихся красоток. – Нет уж, спасибо, если мне понадобится надувной мастурбатор, я сам его себе сделаю. И вообще за каким хреном, по-вашему, к вам ходят?
– Вы наверное, пьяны или под кайфом, – отрезала Гвиневера. – Думаю, вы даже не знаете, где находитесь. – Она нервно бросила взгляд на стенные часы. Очередной сеанс подходил к концу, и если клиентки увидят в дверях это омерзительное существо… – Придется тебе позвонить в полицию, Данни-бой. Другого выхода я не вижу.
– И за что же? – оскорбленным тоном вопросил незнакомец. – Что я такого сделал? Я всего-то хотел, чтобы меня сделали красивым.
– Чтобы с вами что сделали? – спросила Гвиневера. На последнем слове у нее перехватило дыхание. – Вы, наверное с ума сошли! Мы все равно не обслуживаем мужчин, не говоря уже… не говоря уже об объектах вроде вас!
– Не обслуживаете? – Незваный гость угрожающе придвинулся к ней. – Согласно постановлению кодекса законов штата Нью-Йорк о дискриминации, любое коммерческое заведение, предлагающее публике свои услуги и отказывающееся обслужить возможного клиента по расовым, лингвистическим, религиозным или половым основаниям, лишается лицензии!
Тут Гвиневера запоздало сообразила, что мерзкий тип говорит и ведет себя совсем не так, как можно было бы ожидать по его внешнему виду.
– Уж я-то знаю, что вы тут не слишком разборчивы. Помимо Данни-боя – а вы ведь не станете отрицать, что это вы навели на него марафет! – к вам много лет ходил мой давний петушок, а яйца у него как были, так и есть. Что, по-вашему, мне сделать? Вернуться в килте, виляя бедрами?
Чувствуя, что реальность ускользает от нее, словно кто-то подсунул ей жвачку с "ягинолом", Гвиневера постаралась взять себя в руки.
– По крайней мере я могу потребовать доказательств вашей платежеспособности. Будь вы в состоянии позволить себе мои расценки, вы не ходили бы, воняя, как… – Она позаимствовала сравнение Данни-боя, поскольку оно полностью соответствовало фактам, – целая бочка китового дерьма!
– О, если вас смущает только кредит!.. – Незнакомец скривился. – Вот!
Запустив руку под толстовку, он достал толстую пачку документов. Полистав их, как тасует новую колоду шулер, он выудил и протянул ей карту.
– Эта подойдет?
– Держите ее так, чтобы я могла ее прочесть, – огрызнулась Гвиневера. – Я не желаю ее касаться, да и вас тоже.
Она прищурилась на пластиковую карточку. На авторизованную банковскую карточку на предъявителя. С кредитом в тысячу долларов. Но не это потрясло ее до глубины души. Вдоль нижнего края, под фотографией моложавого мужчины, чьи усы и борода были элегантно подстрижены в стиле Наполеона III, было аккуратно напечатано имя.
– Но он же мертв! – слабо сказала она. – Данни-бой! Ведь Чад С. Муллиган мертв!
– Кто? – С мгновение Данни-бой смотрел на нее пустым взглядом, а потом у него вырвалось: – Тот самый Чад Муллиган?
– Мертв? – переспросил грязный незнакомец. – Ну уж дудки. А если вы еще заставите меня тут торчать, я раз и навсегда вам это докажу. Давайте шевелитесь!
Стрелка неуклонно ползла к последним пяти минутам текущего сеанса. В любую секунду первая клиентка выйдет из-за портьеры. Гвиневера с трудом сглотнула. Какую из косметичек удастся уговорить взяться за эту работу, пусть и со ста долларами премиальных?
– Данни-бой, – прошептала она, – позаботься о мистере Муллигане и сделай все, что он пожелает.
– Но, Гвинни…
– Делай как сказано! – Она топнула ножкой. "В конце концов, он большая знаменитость… " Усилием воли подавив тошноту, она сказала:
– Прошу прощения, мистер Муллиган, но… ну… я бы сказала, это не совсем подходящий для вас маскарад, правда?
– Неподходящий маскарад, мать твою? – проворчал Чад Муллиган. – Да я последние пару лет так хожу. Неподходящим будет то, во что я превращусь после того, как твои механики меня починят. Но я сдаюсь. Баста. Полнейшая – Богу ее в задницу – инертность этого ослиного отродья меня доконала. Я аргументирую, реву, перемазываюсь в дерьме – все не в коня корм. Меня все равно не слушают. Поэтому я решил сделать себе косметический ремонт, а потом присоединиться к вам, свиньям гардаринским, и удебоширить себя до смерти. Ладно, куда вы меня хотите заткнуть, чтобы остальные ваши клиентки не видели, в каком я состоянии?
И добавил через плечо, когда Данни-бой уже уводил его по проходу:
– Пошлите кого-нибудь за квартой спиртного, ладно? Надо же мне как-то набраться мужества перед чисткой.
В ГУЩЕ СОБЫТИИ (8)
БУДЬТЕ ДОБРЕЕ К ПРОШТРАФИВШИМСЯ ДРУЗЬЯМ
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: поскольку постановление нью-йоркского муниципалитета воспрещало одному человеку занимать площадь, стократно превышающую установленные нормы, Гвиневера выложила крупные отступные своему мужу, с которым развелась главным образом потому, что его фамилия была Двиггинс, и заставила его купить на эти деньги пустующую квартиру под ее пентхаусом, а затем сдать ей на неопределенный период за бросовую сумму, что не противоречило закону и являлось главной лазейкой, позволяющей нуворишам современных перенаселенных городов обзаводиться столь безусловным символом богатства, как жилище во много раз большее, чем разумно требуется одному человеку: а именно, две комнаты одна над другой сорок восемь на тридцать два фута каждая, две (дитто) тридцать на восемнадцать, две (дитто) двадцать один на восемнадцать, четыре ванные en suite и два, нет, четыре дополнительных туалета, две кухни-столовых и открытый сад на крыше, который по требованию Гвиневеры хитроумный архитектор вывернул наизнанку, превратив в зимний: пальмы, лианы, диваны и дорожки располагались на уровне нижней квартиры, а на уровне пентхауса разместились установки автоматического полива и удобрения, а также лампы искусственного солнечного света, необходимые для здорового роста цветов и растений.
СОДЕРЖИМОЕ (ПОСТОЯННОЕ): самый большой по числу трансформаций комплект полиформной мебели, когда-либо изготовленный для частного лица, включающий большие обеденные столы, превращаемые в рабочие столы или экраны, и столики, превращаемые в книжные стеллажи или тележки, и стулья с прямой спинкой, превращаемые в стулья с откидной спинкой, превращаемые в шезлонги, и шезлонги, превращаемые в диваны, и диваны, превращаемые в кровати, и кровати, превращаемые в ложа, пригодные для одного, двух, трех и более человек, и так далее, – теоретически способный адаптировать квартиру для любых целей, от многолюдного политического собрания, где приглашенные сидят за длинным столом, пристально рассматриваемая предложенный на обсуждение предмет, до вечеринки вроде сегодняшней, где все приглашенные размышляют, когда же – как они надеются – рассматриваемый предмет будет предложен.
СОДЕРЖИМОЕ (ВРЕМЕННОЕ, СТАЦИОНАРНОЕ, НЕСКОРОПОРТЯЩЕЕСЯ): новомодные безделушки, картины, украшения, телефон, телевизор, полиформатор, голопроигрыватель, система лазерной подсветки и освещения (все последней модели) и даже книги – хотя судьба последних висит на волоске как потенциально немодных.
СОДЕРЖИМОЕ (ВРЕМЕННОЕ, СТАЦИОНАРНОЕ, СКОРОПОРТЯЩЕЕСЯ): несколько десятков блюд, поставленные фирмой по обслуживанию банкетов и аутентичности ради относящиеся к двадцатому веку по текстуре и внешнему виду, но не обязательно по вкусу (некоторые существенные компоненты в таких блюдах, как небройлерный цыпленок и медленно закопченный бекон, в условиях современной пищевой промышленности воспроизвести уже невозможно), плюс бутылки и ящики, бочонки и коробки, консервные и жестяные банки, упаковки спиртного и благовоний, вина и марихуаны, пива и даже табака вызывают у гостей декадентский трепет: мол, "я схватил жизнь за хвост", что также должным образом соответствует периоду.
СОДЕРЖИМОЕ (ВРЕМЕННОЕ, ПЕРЕМЕЩАЮЩЕЕСЯ, НО В НЕКОТОРОМ СМЫСЛЕ РАВНО СКОРОПОРТЯЩЕЕСЯ): сто пятьдесят человек, включая хозяйку, ее гостей и обслуживающий персонал от компании по организации банкетов, которая пользуется доброй славой среди новых бедных мира сего, так как скрывает оплату труда официантов и уборщиц за счет раздувания цен на закупаемые продукты (это позволяет персоналу укрываться от налогов на работу по совместительству, на которые теоретически должна уходить вся выручка, какую живущий за государственный счет получатель пособия по безработице может извлечь из подобного случайного приработка).
ПРИЧИНА И ПОВОД: заставить гостей разыгрывать фанты и платить штрафы, а это, пожелай она того, даст ей возможность ставить своих жертв в настолько отвратительно неловкое положение, что они никогда больше не покажутся ей на глаза.
СТОИМОСТЬ: около трех тысяч долларов.
ПОЛУЧЕННЫЙ ЭКВИВАЛЕНТ: с оценкой придется подождать до конца вечеринки.
Лязг снующих лифтов, суета в дверях, звон бокалов и толчея взявшей хороший старт попойки.
АУДИО: более-менее терпимые записи второй половины прошлого века, не самые новые (все, что относится к Девяностым, несносно vieux-jeu). Нет, это обязательно семидесятые, которые теперь приобрели некий эксцентричный шарм, а также исключительно то, что напрямую связано с музыкальными веяниями, допустимыми за стенами квартиры, то есть chants sans paroles, с довольно успокаивающими, довольно монотонными ритмами пять восьмых, пять четвертых или семь восьмых. Качество записи паршивое, к тому же делимые на два ритмы кажутся избитыми и скучными после таких изысков, как пять одиннадцатых. Но каждая из пластинок якобы разошлась миллионным тиражом.
"Если кто-нибудь явится, благоухая "Двадцать первым веком" от "Апреже" или еще чем-то подобным, что мне заставить ее – или его – сделать?"
ПОДСВЕТКА И ОСВЕЩЕНИЕ: в основном оттенки, модные в девяностых, поскольку их можно носить и в настоящее время: зеленого яблока, желтого лайма и неизбежные бледно-голубые; но хамелеонохром – продукт нынешнего века, поэтому в лазерном проекторе нет установки на муар, который был бы минимально допустимым, а следовательно, краски – сплошь плоские и довольно однообразные.
"Надо признать, препарат Мела Мужелома тоже выпадает из периода. Ну и что, если какой-нибудь паршивец заявит, что, принеся его, Мел проштрафился? А пошли они! Это моя вечеринка, и я тут решаю, что можно, а что нельзя".
ВКУСОВЫЕ ОЩУЩЕНИЯ: вероятно, станут наибольшим успехом вечеринки, никаких "аптек", никаких "свингеров" и напитков-однодневок, вместо них – карта фантастических коктейлей по рецептам, выкопанным из 1928-го и специально запрограммированным в робобары. Лонгдринки вроде "Девичьей радости" или "Услады грудей" должны понравиться хотя бы забавными и глупыми названиями. Еще – экзотические блюда. Выпадают из периода, но совершенно неизбежны. Щедрые запасы "антиалка", рвотного и препаратов, снимающих побочные эффекты самых распространенных стимуляторов: "ягинола", "мозголома" и "трип-улета". Да, на тематической вечеринке они недопустимы, да, они слишком современные, слишком уж этого века, но народ заявится, закинувшись каким-нибудь из них, а то и всеми сразу.
"Пфф… Ххххмм?.. Готова поклясться, это "Катафалк" от "Диора"! Где, скажите на милость, она его выкопала? Его уже двадцать лет как нет в продаже! Надо обязательно ее спросить, если я их распознала, значит, по времени отношусь к…"
НАРЯДЫ И ТУАЛЕТЫ: самая невероятная, самая феноменальная коллекция, собранная под одной крышей за это поколение, если, конечно, не считать зал Генеральной Ассамблеи ООН.
"На этой девице "СоскоКолпачки". Кому, как не мне, их распознать? Фанты назначать рановато, но начало будет отличное, превосходное. Что-нибудь мягкое – в конце концов, это ведь один из моих продуктов, – но достаточно убедительное, чтобы все поняли: со мной шутки плохи. Одну минутку: девица? Но это же не терка! Ну вот, этот фант сам напросился, правда? Ух ты!"
1969: хозяйка в туалете из полихлорвинила, самое близкое к по-акулье обтекаемому механическому стилю сегодняшней моды. К сожалению, под него пришлось надеть еще и обязательные для данного года, но плохо сконструированные и довольно неудобные бюстгальтер и чулки с подвязками. Это открытие она сделала слишком поздно: костюм она получила и примерила только тогда, когда до начала оставался какой-то час, и уже ничего нельзя было изменить. Но хотя бы глянцевая поверхность предвещала 2010-е: ей была ненавистна сама мысль о мехах, бархате или еще какой ткани с грубой фактурой, в которые запихивали себя женщины.
– Душечка, триллион лет вас не видела! На вас просто потрясающая оснастка… в ней ходила ваша бабушка?
19??: Норман Хаус в парадном угольно-черном смокинге с настоящей крахмальной рубашкой и белой бабочкой, даже ботинки из отвратительного материала под названием "лакированная кожа" – стопроцентно аутентичные, если судить по трещинам. Гвиневера наградила его ядовитой улыбкой за то, что он не дал ей повода для немедленной атаки, и пожалела, что в этом мрачном одеянии он выглядит бесспорно великолепным.
– Вы хотите сказать, это действительно табак? Сигареты из той дряни, от которой столько людей заболели раком? Обязательно надо попробовать, дорогая… Мои родители ни когда такого не курили, а я, кажется, вообще впервые его вижу.