Тут Алексей Холодов не мог не согласиться с чернокожим генералом… Одно лишь присутствие хваленого мистера Филиппса было еще той гарантией благоразумного поведения. И тем не менее пять человек как в воду канули, и легендарный Филиппс вместе с ними! Загадка, да и только.
- И все-таки ничего другого не остается, - пробормотал Алексей Холодов, вглядываясь в черную громаду гор. - Они исчезли там, в горах. И что-то там произошло. Нехорошее.
В этот момент он меньше всего думал о такой прозаичной вещи, как несчастный случай, и гораздо больше о нападении каких-нибудь отморозков, спрятавшихся с добычей в какой-нибудь пещере. Если его подозрения небезосновательны хотя бы процентов на пятьдесят, надежда увидеть Нику и остальных ребят целыми и невредимыми мала до неприличия.
В эту ночь Алексей почти не мог заснуть. Страх за Нику давил на него, подобно тому как могильная плита давит на плечи человека, по случайности впавшего в летаргический сон. Кроме того, всю ночь напролет где-то поблизости выли и визжали гиены, не поделившие протухшую добычу.
В предрассветных сумерках Холодов торопливо собрал свои немногочисленные пожитки, зарядил охотничье ружье, купленное в Абу-Хамеде и залил полный бак бензина. "У меня осталось еще шесть канистр, - подумал Алексей. - Хватит. Сколько там километров до наших Звездно-космических горушек? Тридцать, сорок? Ай, ладно!"
Спустя час он обнаружил в песке следы четырех рифленых шин. Алексей внимательно осмотрел едва заметный отпечаток колеса… Странно, пьяные, что ли, здесь на машине зигзагами гоняли?
Алексей Холодов решил следовать тем же маршрутом. И чем дальше он ехал, тем загадочнее становились следы: нет, точно, тот, кто здесь катался, был изрядно "под мухой"! Алексей вновь притормозил, удивленно оглядываясь по сторонам. Нет, сомнений быть не могло - водитель гонял по пустыне кругами, зигзагами, то приближаясь к горам, то возвращаясь в исходную точку своего кружения, как безумец, потерявшийся в незримом лабиринте.
Холодов нажал на газ и погнал машину по пустыне. Теперь он чувствовал, что ниточка разгадки уже зацепилась за его руку, за крохотный заусенец на указательном пальце. И приведет его эта ниточка куда следует. Непременно приведет!
…Он сразу же заметил, что за тем холмиком останавливались. Вон кострище, там еще дырки от колышек палатки виднеются. А один из горе-путешественников пил, пузырь из-под джина пустой валяется. Неужели водитель? Этот Нага Мибубу, кажется, так в лагере археологической экспедиции называли негра.
Холодов огляделся по сторонам. Ну что же, безумное кружение по пустыне теперь хотя бы как-то можно объяснить.
Водитель был пьян в стельку, в дугу, в дымину, называй как хочешь. Но почему лучший из лучших мистер Филиппс не помешал ему? Сам тоже напился? Как-то не вяжется это с теми хвалебными одами, что все распевали в голос, упоминая имя англичанина! А может… нет, все равно ничего непонятно…
Холодов исследовал каждый миллиметр остановки горе-путешественников. Нашел крышку от консервной банки, пустую упаковку из-под таблеток без названия. Холодов даже понюхал ее со всех сторон. Хм, пахнет чем-то противно горьким.
Хинин! Господи милосердный, хинин! Кто-то из них заболел, и Пашка Савельев - чертушка, друг со школьной скамьи, только в институте вместе с Холодовым он не удержался, - дал больному порошок хинина. Но кто, кто заболел-то? Уж не Филиппс ли? Уж не страдает ли англичанин от малярии? Алексей сунул пустую коробочку в карман и молча глянул на Лунные горы.
- Летать они точно не умеют! - громким голосом оповестил он, наконец, разморенную от жары пустыню. - Через триста метров никаких следов ребят уже не видно! И где "лэндровер"? Не растворился же он в воздухе?
Алексей еще раз внимательно рассмотрел карту. Все дороги, все, даже самые маленькие тропинки вели к горам. А вот как на них карабкаться, на высоту почти в четыре тысячи метров, на самой-самой точной карте почему-то не указывалось. Не очень-то они были гостеприимными, эти самые Лунно-Звездные горы, вечное прибежище своенравных богов!
Впрочем, что ему эти горы? Здесь на этом самом месте все и заканчивалось. И как оказывалось, ничем.
- И все-таки, - пробормотал Холодов, садясь в свой старенький джип, - как бы безумно все это ни казалось, они в горах.
И Алексей до жути испугался собственных мыслей. "В горах", - сказал он. "В горах"… Это означало, что их туда доставили, доставили совсем не на добровольных началах. А еще это могло означать, что на точно таких же началах с ними могли сотворить все, все, что вздумается.
Холодов проверил свое ружье, а потом поехал к Лунным горам. Дорога стала более ухабистой и каменистой. Камешки весело вылетали из-под колес старенького джипа.
Алексей Холодов ехал медленно, тащился просто черепашьим шагом, как сказала бы Ника. Не стоит окончательно ломать старую машинку, решил он. Еще пригодится - возможно, джипешник еще спасет всем нам жизнь… если, конечно, Ника и ее спутники все еще живы…
…Сикиника торопливо вошла в маленькую комнатку.
Ее верная служанка и подруга Нефру-Ра держала на коленях голову мальчика-подростка.
Перед ней на золотой скамеечке стоял на жаровне маленький медный котелок, принесенный Домбоно. К котелку был прикреплен длинный камыш. Он состоял из двух частей, соединенных кожаным цилиндром, позволявшим верхней части конструкции двигаться в обе стороны.
Время от времени Нефру-Ра подносила к груди ребенка и давала ему по предписанию Домбоно вдыхать горькие водные пары с добавлением успокоительной смеси.
- Смесь спокойствия хорошо действует? - спросила Сикиника.
- Думаю, хорошо, - ответила подруга. - У сына Солнца больше нет таких болей, как раньше.
Верховный жрец ощупал лоб ребенка и сказал:
- Лихорадка уменьшается, я надеюсь на лучшее. Это лекарство очень действенное, о царица. В старинных рукописях Гермеса Трижды Величайшего применение его рекомендовалось как раз в подобных случаях. Знаешь ли, богиня, этот пар сильнее лошадей и волов, сильнее великанов.
Сикиника молча кивнула головой.
- Нефру-Ра, - приказал Домбоно, - возьми кусок полотна. Сложи его вместе, намочи вот этой водой с соком цветка умиротворения и обмотай ногу мальчика.
Сикиника робко спросила:
- Так злые духи оставили ребенка?
- Конечно, - ответил жрец. - Ох, как же много дел мы имеем со злыми духами и как мало с добрыми! Люди куда охотнее верят в злых духов, чем в добрых и покровительствующих им. Нефру-Ра, через каждые четверть часа меняй компресс…
Сикиника схватила Домбоно за рукав широкого жреческого одеяния.
- Но ты приведешь того чужеземца? Домбоно дружески кивнул царице, а затем ласково погладил ее по волосам:
- Я дал слово, богиня, и не в моих правилах нарушать его… Хотя твоя затея мне и не по вкусу.
Они висели на самом верху каменной стены храма в маленьких железных клетках. К клеткам вели длинные приставные лестницы. По этим самым лестницам отряд солдат доставил Савельева, Веронику, Ларина и Шелученко к месту их последней остановки в этой жизни. Доставил медленно, осторожно, чтобы те, не дай бог, не оступились случайно и не упали на каменную мостовую двора. В клетках их освободили от пут. Солдаты вежливо попрощались с будущими жертвами богов, даже отсалютовали на прощание. А потом закрыли решетчатые двери, спустились по лестницам вниз и убрали их.
Алик Шелученко выл, не переставая. А потом упал на пол клетки, задергался в конвульсиях, как во время эпилептического припадка.
- Да он так совсем свихнется! - крикнул Павел Веронике. Они висели по соседству друг от друга. Вероника вжалась лицом в прутья железной решетки и пристально всматривалась в раскинувшийся далеко внизу фантастический город, казавшийся отсюда маленьким-маленьким, игрушечным и нереальным.
- Здесь можно сойти с ума! - крикнула она в ответ.
Ваня Ларин растерял весь свой легендарный юмор еще во время подъема в клетку. Сейчас он метался по своей подвесной камере, два метра туда, два метра сюда, пока клетка не начала раскачиваться подобно гигантскому маятнику.
- Помогите! - кричал он. - Помогите! Вы не можете убить меня вот так вот! Вы просто не имеете права… - безумные, отчаянные, бесполезные крики.
А потом он смолк, вжался головой в железную решетку и заплакал.
А жизнь в Мерое текла своим чередом, как будто и не было никаких клеток на огромной стене храма. Никто не вскинет голову к небесам, никто не замрет в ужасе, глядя на дар богам. И только десять солдат, которые несли почетный караул на стене, демонстрировали важность этой темницы для народа Мерое.
В небо тянулась тоненькая струйка дыма. Жрецы приносили жертвы ночным божествам. Узники слышали однотонное пение и ритмичные шлепки рук по коже барабанов. Вечер раненой птицей рухнул в каменную котловину, стало намного прохладнее, и город потонул в пасти черных теней.
- Я сейчас тоже закричу, - пожаловалась Вероника Савельеву. - Я не могу. Я больше не могу. Я должна закричать.
- Так кричи, Ника! - Савельев вцепился в прутья решетки. Сердце захлебывалось от дикой боли, нервы были натянуты уже до предела. Еще немного, и они лопнут, и сердце разорвется.
"Такого человеку не выдержать, - подумал он. - Нет, не выдержать!"
Павел закрыл глаза и сполз по решетке клетки на колени.
- Санька, мы скоро встретимся, - прошептал он. Савельев не видел, как к его клетке вновь приставили длинную лестницу.
Глава 6
ОТПЕЧАТКИ ПАЛЬЦЕВ БОГОВ
Скрипнула решетчатая дверь, и Савельев даже подскочил от неожиданности. Солдат в черном кожаном одеянии стоял на верхней ступени приставной лестницы. Он открыл дверь клетки, молча кивнул узнику, а потом ткнул пальцем в лестницу. И Павел все понял.
Они пришли за ним!
Он глубоко вздохнул и зажмурил глаза. Наверху на жертвенном алтаре храма все курился дымок, все еще неслось над загадочным городом печально-торжественное пение жрецов. Темная-темная ночь, хоть глаз выколи, какое на фиг жертвоприношение в такое время?! Город внизу крепко спал, и только несколько сиротливых огоньков мерцали в черной бездне. У стоявшего на лестнице солдата в руках было подобие масляной лампы - странный сосуд из бронзы, на который был нацеплен гладко отшлифованный стеклянный шар.
"Моя последняя прогулка", - подумал Павел. Чувство безграничного отчаяния, немыслимой покинутости чуть не удушило его в этот момент. Страха, желания сопротивляться - пускай бессмысленно, но сопротивляться, - он не испытывал… Только пустоту. Пустота была вокруг, пустота была в нем самом, словно душа его уже отлетела, покинула тело и теперь наблюдала без волнения и печали за тем, что происходило с ним, Павлом Савельевым, на земле.
Он кивнул, смахнул капли холодного пота со лба и сделал маленький шажок к открытой двери. Голос Вероники заставил его остановиться на полпути в черное никуда. Этот голос был подобен удару кулака в лицо, он возвращал в реальность.
- Не ходи, Пашка… - крикнула девушка. Ее голос звенел, раскалывался на мелкие осколки от страха. - Останься с нами! Ты не должен оставлять нас одних…
Савельев вжался в холодную решетку клетки.
- Я думаю, у меня нет выбора, Ника! - севшим от мучительного возвращения души голосом проговорил он.
- Останься, пожалуйста!
- Никто не сможет заставить вас выйти из клетки! - крикнул Шелученко.
- Конечно, они просто убьют меня здесь!
- А сейчас они, интересно, что собираются сделать? - проворчал Ларин. - Поиграть с тобой в шахматы? Тебя сейчас в жертву принесут на фиг, академик, и все!
- Это мне и без тебя понятно, - Савельев оглянулся на солдата. Тот вновь кивнул ему головой, на этот раз куда нетерпеливее. Снизу, от подножия высокой стены раздался крик. Крик нетерпения.
- Ника, одно лишь слово на прощание: прости.
- За что? - ее голос дрожал.
- Ну, это же я тебя уговорил покататься вместе с нами по пустыне.
- Кто ж мог знать, что все вот так кончится? - она громко всхлипнула.
- Ты будешь жить. Местным богам по вкусу только кровь девственниц. Повезло тебе, как видишь. Молодец, Ника, ты у нас, конечно, хороший ученый, но не старая дева!
- Пашка, как ты можешь вот сейчас быть таким циничным?
- Тогда прощаться легче, Никусь. Прощай.
- Останься! - вновь закричал Шелученко. - Пожалуйста, пожалуйста, - Алик заплакал как младенец, а потом начал биться головой о решетку.
Ваня Ларин молчал. Только смотрел все время вниз, туда, где у стены трепетало с десяток ярких огоньков. Солдаты, присланные за Савельевым.
"А завтра, быть может, моя очередь наступит, - подумал он. - Но уж тут они обломятся… ни на какой жертвенник я не лягу и сердца себе вырезать не позволю. Я сброшусь с лестницы, и когда упаду вниз, я хоть немного да обману их проклятых богов. Да-да, именно так я и поступлю. Я сброшусь с лестницы…"
Он сидел на полу, смотрел на Савельева и судорожно размышлял о том, а не подсказать ли Пашке такой вариант побега из действительности Мерое.
Павел выбрался из клетки, нащупал рукой перильца лестницы и начал спускаться. Солдат как мог помогал ему, освещая путь.
Ларин бессильно ударил рукой по полу клетки. "Я не смогу…" - подумал он. И закрыл глаза. Видеть, как Савельев ступенька за ступенькой спускается навстречу собственной смерти, было просто невыносимо…
Внизу его ждал Домбоно. Павел удивленно глянул на него.
- Вы и здесь? - спросил он. - А я, дурак, думал, что вы стоите в храме и под пристальным взглядом вашего бога дождя точите ножи булатные.
Его сердце захлебывалось, словно хотело как можно скорее выскочить из груди. "Говори, - подумал он. Приказ - гипноз, приказ - спасение. - Говори! Говори, не переставая! Пусть слова станут твоим личным наркозом, не позволяй себе думать о чем бы то ни было! Говори любые глупости, издевайся над ними… но только говори…. говори… обезболь словами свой путь к концу… Пусть в начале было Слово и в конце будет оно же".
- Вы нас не понимаете! - с серьезной грустью отозвался Домбоно.
- Ну, нельзя же требовать от меня невозможного. Ваша царица-богиня пожелала принести меня в жертву, а я должен ей еще и спасибо за это сказать? - Павел торопливо огляделся по сторонам. Со всех сторон их окружали солдаты. У всех в руках были ярко горящие лампы причудливой формы. Савельев опустил голову.
Стена. Огромная, теряющаяся в ночи. Клеток в темноте отсюда совсем не видно, их поглотил непроницаемый мрак. И только где-то высоко-высоко, словно звезда, подрагивал беспокойный огонек, оповещавший ночь: здесь вершина пирамиды, здесь вершина Мерое, здесь последний храм, конец мира. Здесь ждут боги.
- Вполне возможно, что все вы останетесь в живых, - мрачно оповестил Павла Домбоно.
Савельев вздрогнул.
- Возможно? Что значит ваше "возможно"? Если вы оставите висеть их там наверху, доставать вам придется сумасшедших. Да-да, через пару дней они сойдут с ума. Кто ж такое выдержит?
- Идемте! - почти вежливо ответил Домбоно. - Все зависит только от вас. У вас мало времени: всего лишь до восхода солнца, - и жрец махнул рукой в сторону дворца. - Очень мало времени…
- Тогда хватит болтать! Что я должен делать?
- Царица хочет видеть вас.
- Опять? Но я не могу наколдовать ей дождь! - Я - геофизик, я все знаю про лед, увлекаюсь древними черными фараонами, немного соображаю в медицине и все!
Домбоно резко обернулся к пленнику.
- Вы сами тоже слишком много говорите! - в его темных глазах отражались огоньки масляных ламп. - А что можете-то? Или вы умнее, чем мы?
Савельев даже растерялся. На лице Домбоно читалась неприкрытая угроза. Она, словно маска, облепила его лицо.
- Кто это "мы"? - спросил Савельев.
- Мы - жрецы-целители.
- Я ж не знаю, как вы лечите людей. Вы ж ничего не рассказываете. Только сказали, что Филиппс лежит в вашей "больнице" и у него спал жар. Благодаря соку какого-то ледяного цветка.
- Дня через три он окончательно поправится… а вы смогли бы вылечить его так быстро?
- Голыми руками, без лекарств - нет. А лекарств у меня нет. Даже вашего ледяного цветка. Так что у вас - фора!
- Вы издеваетесь над нами, - процедил сквозь зубы Домбоно. - А зря. Не думаю, что вам удастся выжить…
- Стоп! - Павел рассерженно махнул рукой. - Вам прекрасно известно мое положение, сеньор наиверховнейший жрец Домбоно. Вы что ж, вызываете меня на медицинскую дуэль? Так я ведь медик-недоучка, бросил в свое время питерский Первый медицинский на последнем курсе…
- Да, возможно, это - дуэль…
- Сразу можно было догадаться. Но что за дуэль! У вас есть все, а у меня ничего.
- Нам нужна только помощь нашей собственной души на самом деле. И этого более чем достаточно. Вам же необходимо поставить диагноз.
- Ничего не понимаю, - Савельев медленно шел за Домбоно. Солдаты освещали дорогу ко дворцу. - Мои друзья висят в клетках в ожидании ужасной смерти, а вы со мной тут невесть о чем спорите!
- Вот именно, невесть о чем.
- Вы что, держите меня за существо, у которого не нервы, а канаты, Домбоно?! - Савельев встал как вкопанный. - Или вы собираетесь уничтожить меня уж совсем изысканным, дьявольским способом?
- Нет! В Мерое никогда не лгут.
- Тогда ваша Мерое - рай земной, - и Савельев оглянулся на стену, где наверху в черной перине ночи висели клетки… Вновь завыл Шелученко, вновь молился и умолял кого-то, кто был еще выше них, Ларин. - Их жизнь в награду за мой диагноз?
- Да. Так хочет царица.
- Если мой диагноз окажется верным, нас оставят в живых? - задохнулся Савельев. - Но нам никогда не позволят покинуть Мерое, да?
- Если вы поможете, - сдержанно улыбнулся Домбоно. Его удивительное лицо, в котором причудливо смешались восточные и европейские черты, на мгновение стало мягким, добрым, умиротворенным. - Рискните, чужак. Вы и ваши друзья будут живы до тех пор, пока будет жить ваш пациент.
- Но я же врач-недоучка! Я давно не врач! Я - геофизик, специалист по снегу, ненавидящий зиму и влюбленный, как дурак, в историю черных фараонов. Вот именно, как дурак! - Савельев вновь спасался бегством в сарказме. Медицинская дуэль в городе, на который не оказали никакого влияния три-четыре бесконечно долгих тысячелетия… До чего же абсурден этот мир! Павел вновь остановился, оглядываясь на гигантскую стену. В почти совершенной, удивительно прекрасной тишине едва был слышен пронизанный иголочками страха голос Алика.
- Да идем же быстрее к этому вашему пациенту! - закричал Савельев. - Чего на месте-то топчемся?!
Больной лежал на широком красивом ложе. Прошитое золотом одеяло укрывало его почти с головой, на которую была накинута золотая пелена, один в один похожая на ту, что видел Савельев на царице Мерое.
Холодные, высокие стены были украшены золотым причудливым орнаментом, в котором преломлялся свет сотен масляных светилен. Вероника бы могла много чего порассказать об этих орнаментах, а для Савельева они были лишь немым образцом красоты.