Пожалуй, единственный недостаток связи через МозгоДруга состоит в том, что он передает и эмоциональную информацию, если забудешь приказать не делать этого. Такое может здорово отвлекать. Представь, что ты ни с того ни с сего чувствуешь, что вот-вот обмочишься от страха, и прежде чем сообразишь, что испугался вовсе не ты, а кто-то из твоих товарищей, пройдет некоторое время. Важно еще помнить, что товарищи не скоро забывают подобные вещи, и, если виновником окажешься ты, потом придется долго терпеть насмешки и неприязненные взгляды.
Поддерживай связь только со своим отделением: стоит открыть канал на весь взвод, и в твоей башке начнут сражаться, проклиная все на свете, и умирать сразу шестьдесят человек. Легко понять, что это совершенно не нужно.
И последний пункт: забудь обо всем, кроме полученных приказов, убивай все и всех, кто не относится к человеческой расе, и приложи максимум усилий, чтобы остаться в живых. В ССК все достаточно просто: первые два года службы все солдаты проводят в пехоте, независимо от того, кем они были в предыдущей жизни: швейцарами или хирургами, сенаторами или уличными бродягами. Если ты переживешь эти два года, то получишь шанс на специализацию, вместе с которой обретешь и постоянные обязанности в структуре Колониального союза, вместо того чтобы шляться от сражения к сражению и затыкать собой все дыры, как это испокон веку приходится делать всем военным. Но на протяжении этих двух лет у тебя только одна обязанность: идти туда, куда прикажут, оставаться придатком своей винтовки, убивать и стараться не быть убитым. Это просто, но просто вовсе не значит - легко.
Выяснилось: чтобы прикончить солдата консу, требуется два выстрела. Это было чем-то новеньким. Ни в одном из наставлений не говорилось ни слова о том, что консу имеют нечто вроде личных силовых щитов. Но это было так. Эти существа спокойно переживали первое попадание. Их швыряло, вероятно, на то, что служило им вместо задниц, а уже через несколько секунд они снова оказывались на ногах. Значит, нужно делать два выстрела: один, чтобы свалить врага, а второй - чтобы он уже не поднялся.
Сделать два выстрела подряд по движущейся мишени, находящейся на расстоянии нескольких сотен метров от тебя, не так уж просто, особенно в поле, где кипит непрерывный бой. Прикинув, что к чему, я приказал Заднице создать особый метод стрельбы, при котором после одного нажатия на спуск винтовка посылает в цель сразу две пули. Одну - простую винтовочную, а вторую - разрывную. Моя МЦ получила новую инструкцию в кратком промежутке между выстрелами; только что я выпускал по одной стандартные винтовочные пули, а в следующую секунду уже перешел на свои микроочереди.
Я понял, что люблю мою винтовку.
О своей выдумке я сообщил Уотсону и Виверос. Ви-верос тут же приказала всему отделению перейти на такую тактику стрельбы. Примерно через минуту над полем битвы загремели быстрые двойные выстрелы, после которых консу дюжинами падали и как бы схлопывались. Их внутренности, со звуком, похожим на щелчки жарящегося поп-корна, размазывались изнутри по панцирям. Я оглянулся на Виверос. Она с каменным лицом целилась и стреляла по врагам. Уотсон стрелял очень торопливо и ухмылялся во весь рот, как мальчишка, который только что выиграл чучело на стрелковых соревнованиях бойскаутов.
"Ну вот, - передала Виверос. - Нас заметили".
- Что? - вслух спросил Уотсон и вскинул голову.
Я схватил его за руку и дернул вниз. В ту же секунду сразу несколько ракет взорвались, ударившись о валуны, за которыми мы прятались. Нас засыпало осколками камня. Я вовремя посмотрел вверх и заметил, что булыжник размером с шар для боулинга летит прямиком мне в голову. Я инстинктивно вскинул руку, костюм по всей длине руки отвердел - и камень отлетел в сторону, словно неудачно принятый волейбольный мяч. Рука сразу заболела; в прежней жизни я, скорее всего, заработал бы открытый перелом с хорошим смещением сразу обеих костей предплечья, да и с кистью пришлось бы повозиться. Повторять подобный прием мне не очень хотелось бы.
- Дьявол! Совсем рядом! - искренне удивился Уотсон.
- Заткнись, - вполголоса прикрикнул я и мысленно обратился к Виверос: "Что дальше?"
"Дальше - держаться, - ответила она и отцепила от пояса свой универсальный инструмент. Сформировав из него зеркало на ручке, она подняла его и посмотрела через край валуна. - Сюда идут шестеро, нет, семеро…"
Внезапно неподалеку раздался грохот.
"Пятеро, - спокойно поправилась она и сложила свой импровизированный перископ. - Переключайтесь на гранаты, делайте как я, а потом сразу же перейдем в другое место".
Я кивнул, Уотсон вновь усмехнулся, и после команды Виверос: "Огонь" - мы все выпустили по навесным траекториям несколько гранат через валуны. Я выпустил три очереди по три. После девяти взрывов выдохнул, коротко воззвал к Богу, поднялся и увидел труп одного консу. Другой неуклюже отползал от нашей позиции, а еще двое лихорадочно пытались укрыться где-нибудь. Виверос прикончила раненого, мы с Уотсоном сняли одного из двоих уцелевших.
- Ну, как вам такая пьянка, засранцы?! - проорал Уотсон и с ликующим выражением перемахнул через свой валун - чтобы нос к носу столкнуться с пятым консу, который вырвался вперед, оказался в мертвой зоне во время нашего гранатного обстрела и терпеливо просидел в укрытии те несколько секунд, за которые мы успели разделаться с его друзьями. Консу направил ствол своего оружия прямо в Уотсона и выстрелил; лицо Уотсона провалилось внутрь, а в следующую секунду из него гейзером хлынула Умно-Кровь и ошметки того, что только что было головой моего напарника, брызнули на консу. Комбинезон Уотсона сделал все, что было положено: капюшон принял на себя выстрел - к сожалению, изнутри, - отвердел и перераспределил энергию удара, но в результате выкинул УмноКровь, крошки раздробленных костей черепа и мозги через лицевое отверстие капюшона.
Уотсон так и не успел осознать свою гибель. Последним, что он передал через своего МозгоДруга, был всплеск эмоции, которую было бы лучше всего описать как легкое замешательство, мимолетное удивление человека, увидевшего перед собой нечто такое, чего он не ожидал, и не успевшего сообразить, что же это. А потом связь с ним прервалась - так на середине текста прекращается общение с базой данных при внезапном отключении питания.
А консу, застреливший Уотсона, сразу же запел. Когда начался бой, я не дал команды отключить перевод и теперь знал, что он пел о смерти именно этого своего противника, то и дело повторяя слово, означавшее искупление или освобождение. Консу пел, а на панцире оседали капельки кровавой массы, в которую превратилась голова его противника. Я громко заорал и начал палить. Консу отбросило назад, тело словно взорвалось изнутри, так как я послал в его грудную пластину длинную очередь разрывных пуль. Я всадил в уже мертвого консу не менее тридцати пуль и лишь тогда сумел остановиться.
- Перри! - окликнула меня Виверос. Наверно, она заговорила вслух, чтобы вывести меня из исступления. - Сюда идут другие. Пора сматываться. Пошли.
- А как быть с Уотсоном? - спросил я.
- Пусть лежит себе, - ответила Виверос. - Он мертв, а ты нет, и в любом случае здесь нет никого, кто стал бы его оплакивать. За телом мы вернемся позже. А сейчас - валим отсюда. Постараемся уцелеть сами.
Мы победили. Сдвоенные винтовочные выстрелы успели очень заметно сократить ряды врагов, прежде чем те поумнели, сменили собственную тактику, отступили и начали ракетный обстрел наших позиций, отказавшись от лобовых атак. После нескольких часов вялой перестрелки консу отступили еще дальше и укрылись под щитом, оставив на поле боя лишь небольшую группу, которая должна была совершить ритуальное самоубийство в знак признания своего поражения. После того как самоубийцы вонзили церемониальные ножи в полости, где у консу находится мозг, нам осталось лишь отправиться подбирать убитых и раненых, оставшихся на поле боя.
Второй взвод проявил себя хорошо - двое погибших, включая Уотсона, и четверо раненых, из них лишь одна тяжело. Ей предстояло потратить предстоящий месяц на восстановление нижнего отдела кишечника, а трое остальных должны были вернуться в строй уже через несколько дней. С учетом всех обстоятельств дела могли обернуться куда хуже. Скоростной бронетранспортер консу прорвался сквозь линию обороны четвертого взвода роты К и взорвался, уничтожив шестнадцать человек, включая командира взвода и двух командиров отделений, и ранив едва ли не всех остальных солдат и сержантов. Если бы лейтенант четвертого взвода не погиб, то, подозреваю, он после такой чудовищной оплошности горько жалел бы, что уцелел.
После того как мы, построившись, выслушали все положенное от лейтенанта Кейеса, я возвратился за Уотсоном. Вокруг него уже столпились восьминогие падалыцики. Я подстрелил одного, и остальные благоразумно разбежались. Впрочем, за то довольно короткое время, что оказалось в их распоряжении, эти твари добились внушительного успеха: я испытал нечто вроде мрачного восхищения, поняв, насколько мало остается от человека, когда он лишается головы и изрядной части мягких тканей. Взвалив на плечо то, что осталось, я потащил останки Уотсона в полевой морг, развернутый в паре километров отсюда. По пути мне лишь однажды пришлось остановиться, чтобы поблевать.
Как раз за этим занятием меня и застал Алан.
- Может, тебе помочь? - спросил он, подойдя поближе.
- Я в полном порядке, - ответил я. - А он теперь совсем не тяжелый.
- Кто это? - поинтересовался Алан.
- Уотсон.
- Ах, этот, - Алан поморщился. - И все равно не сомневаюсь, что где-то кто-то будет скорбеть по нему.
- Только не надо выжимать из меня слезу, - сказал я. - Как твои дела?
- Неплохо, - ответил Алан. - По большей части валялся, уткнувшись носом в землю, время от времени тыкал винтовкой в сторону врага и даже несколько раз выстрелил в том направлении. Может быть, и попал в кого-нибудь. Не знаю.
- Ты слушал их песнь о смерти перед сражением?
- А кто ж ее не слышал? - удивился Алан. - По-моему, с таким звуком могли бы трахаться два влюбленных товарных поезда. Такую вещь нельзя не услышать, как ни старайся.
- Нет, - остановил я его. - Я имею в виду: слышал ли ты перевод? Понял, о чем они пели?
- Да, - ответил Алан. - Впрочем, я не уверен, что мне нравится их план перетаскивания нас в свою религию. Тем более что они там поклоняются смерти и всему такому.
- ССК, похоже, думают, что это всего лишь ритуал. Молитва, которую они произносят, потому что делали так всегда и у них это принято.
- А ты думаешь по-другому? - заинтересовался Алан.
Я кивнул на труп Уотсона.
- Консу, который его так, во всю глотку кричал: "Искупленный, искупленный", а может быть: "Освобожденный, освобожденный". Я уверен, что он вел бы себя точно так же, если бы распотрошил меня. Мне кажется, что ССК недооценивают то, что здесь происходит. Я думаю, что консу не возвращаются после проигранных сражений вовсе не потому, что они, дескать, проиграли и больше не претендуют на этот мир. Я вообще считаю, что они вели это сражение вовсе не ради чьей-нибудь победы. С их точки зрения, эта планета теперь освящена кровью. И мне кажется, они считают, что теперь завладели ею.
- Тогда почему они не оккупируют ее?
- Возможно, еще не пришло время, - ответил я. - Может быть, они должны дождаться какого-то Армагеддона. Но я не думаю, будто ССК знают, как консу относятся к этой планете: считают ее потерянной для себя или, наоборот, своей собственностью. Мне почему-то кажется, что через некоторое время наших ждет немалое удивление.
- Ладно, так уж и быть, покупаю твою гипотезу, - сказал Алан. - У всех военных, о каких я когда-либо слышал, обязательно были ограниченность, тупость и чрезмерная самоуверенность. А ты-то что предлагаешь?
- Черт возьми, Алан, не имею ни малейшего представления, - признался я. - Разве что попытаться помереть задолго до того, как это случится.
- Тогда давай перейдем к более приятным материям, - предложил Алан. - Здорово ты придумал стрелять в них двумя пулями. А то кое-кто из наших уже успел наложить в штаны, глядя, как несмотря на нашу стрельбу, эти страшилища как ни в чем не бывало встают и продолжают наступать. В ближайшие несколько недель тебе, пожалуй, не придется платить за выпивку. Думаю, многие захотят угостить тебя стаканчиком.
- Мы и так не платим за выпивку, - напомнил я. - У нас полностью оплаченный тур по кругам ада, если ты забыл.
- И все равно если бы мы платили, то тебе теперь не пришлось бы.
- По-моему, ничего особенного я не сделал, - сказал я и лишь потом заметил, что Алан встал по стойке "смирно". Оглянувшись, я увидел, что к нам приближаются Виверос, лейтенант Кейес и еще какой-то офицер, которого я не узнал.
- Перри, - обратился ко мне лейтенант Кейес.
- Лейтенант, - отозвался я. - Прошу простить, что я не отдал вам честь. У меня заняты руки: я несу труп в морг.
- А-а, вот куда они шли, - заметил Кейес и подошел к телу. - Кто это?
- Уотсон, сэр.
- Ах, этот, - протянул Кейес. - Ему понадобилось немного времени.
- Он был чересчур возбудим, сэр, - сказал я.
- Да, наверно, так оно и было, - согласился Кейес. - Что ж, был так был. Перри, это подполковник Райбики, командир двести двадцать третьего.
- Сэр! - воскликнул я. - Простите, что не приветствовал вас по уставу.
- Да, труп, я уже знаю, - ответил Райбики. - Сынок, я всего лишь хотел поблагодарить тебя за идею по поводу стрельбы. Ты сэкономил много времени и сохранил много жизней. Ублюдки консу хотели разделаться с нами при помощи нового оружия. Их личные щиты оказались для нас совершенной неожиданностью и могли причинить массу неприятностей. Я объявлю вам благодарность в приказе, рядовой. Что вы об этом думаете?
- Благодарю вас, сэр, но я уверен, что рано или поздно это понял бы кто-нибудь еще.
- Очень даже вероятно, но первым сообразил ты, - подполковник то и дело переходил с официального тона на отеческий и обратно, - а это чего-нибудь да стоит.
- Так точно, сэр.
- Когда вернемся на "Модесто", надеюсь, ты позволишь старому пехотинцу поставить тебе выпивку, сынок?
- Буду очень благодарен, сэр, - ответил я и увидел, как Алан за спиной командиров ухмыльнулся.
- Вот и прекрасно. Еще раз поздравляю. - Райбики повернулся к останкам Уотсона. - Сожалею о вашем друге.
- Спасибо, сэр.
Алан самым лучшим строевым образом отдал честь за нас обоих. Райбики отсалютовал в ответ и затопал прочь в сопровождении Кейеса. Виверос вернулась к нам.
- У тебя удивленный вид, - обратилась она ко мне.
- Я просто подумал, что прошло уже лет пятьдесят с тех пор, как меня в последний раз назвали сынком, - объяснил я.
Виверос улыбнулась и ткнула пальцем в труп Уотсона:
- Знаешь, что с ним нужно делать?
- Морг находится вон за тем холмиком, - ответил я. - Доставлю его туда, а потом с первым же транспортом вернусь на "Модесто", если, конечно, у тебя не будет других приказаний.
- Брось ты это дерьмо, Перри, - сказала Виверос. - Ты у нас герой дня, так что можешь делать все, что хочешь.
Она повернулась, чтобы идти.
- Эй, Виверос, - окликнул я, - а это всегда бывает так?
Она обернулась.
- Ты о чем?
- Об этом, - сказал я. - Война. Сражения. Бои.
- Что? - переспросила Виверос и громко фыркнула. - Черт возьми, Перри, конечно нет. Сегодня была не война, а сельская танцевальная вечеринка. Таких развлечений почти что и не бывает.
Она снова фыркнула и умчалась, все еще сохраняя на лице удивленное выражение.
Вот так прошел мой первый бой. Началась моя военная эпоха.
10
Мэгги первой покинула клуб "Старые пердуны".
Ее жизнь закончилась в верхних слоях атмосферы планеты-колонии под названием Воздержание. Это звучало особенно иронически, потому что, как и на большинстве колоний с развитой тяжелой горнодобывающей промышленностью, она была буквально усеяна барами и борделями. Из-за насыщенной металлами коры планеты людям было трудно заполучить Воздержание и, как оказалось, удержать ее было ничуть не легче. Численность ССК на планете втрое превышала обычное число войск, охраняющих колонии, да еще туда то и дело посылали дополнительные отряды. "Дейтон" - так назывался корабль, на котором находилась Мэгги, - получил назначение туда после нападения оху, забросавших поверхность планеты беспилотными военными катерами.
Взвод Мэгги должен был отвоевать алюминиевый рудник, находившийся в ста километрах от Мерфи, главного порта Воздержания. Во время снижения в их космошлюпку угодила ракета оху. Взрывом в корпусе проделало большую пробоину, через которую вакуум высосал в космос нескольких солдат, среди которых оказалась и Мэгги. Большинство из них погибли сразу - вследствие взрыва или же от повреждений, причиненных осколками ракеты и кусками обшивки.
Но Мэгги не попала в число погибших сразу. Когда ее, пребывавшую в здравом уме и твердой памяти, вышвырнуло в пространство над Воздержанием, боевой комбинезон автоматически сомкнулся вокруг ее лица, чтобы не дать возможности воздуху покинуть легкие. Она немедленно попыталась связаться со своими командирами. То, что осталось от командира отделения, плыло неподалеку от нее, наглухо запертое в своем боекомбинезоне. Командир взвода, с которым Мэгги удалось установить связь, не смог оказать ей помощь, но его вины в этом не было. Космошлюпка вообще-то не приспособлена для маневрирования и проведения спасательных операций в космосе, а эта получила серьезные повреждения и кое-как тянула под вражеским обстрелом в сторону ближайшего крупного транспорта ССК, чтобы высадить туда уцелевших пассажиров.
Переговоры с самим "Дейтоном" тоже ничего не дали: крейсер вел артиллерийскую дуэль с несколькими кораблями оху и не мог отвлекаться на спасение одного солдата. Ни у кого не оказалось возможности прийти ей на помощь. Даже если бы вокруг не кипел бой, все равно Мэгги - слишком маленький объект для того, чтобы ее можно было разглядеть. Притяжение Воздержания неумолимо тащило ее к планете, она уже приближалась к верхним слоям атмосферы, и спасти ее смог бы разве что какой-нибудь отчаянный пилот из числа лучших асов. А во время сражения ей следовало считать себя мертвой с самого начала.
И тогда Мэгги, чья УмноКровь отдала почти весь запасенный кислород, уже, несомненно, начиная задыхаться, взяла свою МЦ, прицелилась в ближайший катер оху, рассчитала траекторию и принялась выпускать ракету за ракетой. Каждый выстрел давал отдачу, отбрасывавшую Мэгги все ближе и ближе к ночному полушарию Воздержания. При последующем анализе хода сражения выяснилось, что ее ракеты, выпущенные почти с предельного расстояния, все же попали в корпус вражеского кораблика и оставили на его обшивке несколько вмятин и трещин.
Затем Мэгги повернулась лицом к планете, которая должна была вскоре убить ее, и, как и подобает незаурядному профессору в области восточных религий, каковым она являлась в прошлой жизни, составила дзисай, предсмертное стихотворение в форме хайку:
Не оплакивайте меня, друзья, Я лечу падающей звездой В следующую жизнь.
Она передала эти стихи и ощущения последних секунд своей жизни нам шестерым, а затем умерла, ярко вспыхнув в ночном небе планеты со странным именем Воздержание.