Свою фантастику Вс. Иванов создавал в тяжелое для страны время. Шла война. Погибал цвет русской нации, других народностей. Разруха и смерть казались беспредельными, но наш народ - богатырь упрямо и твердо шел к победе. Герой одного из рассказов "фантастического цикла", "Опаловая лента", говорил: "Война с фашизмом повышает и без того повышенный интерес к мощным шекспировским страстям. Мы воюем за гуманизм. Шекспир рожден гуманизмом, он высшее проявление его. Теперь воистину мы видим творца истории - человека, не по пояс, а во весь рост. Мы уподобились и даже превысили лучшие идеалы человечества…" Беспощадную, "народную священную войну" с "империей зла" - германским фашизмом писатель справедливо считал гуманизмом, а героизм советских солдат - высшим его проявлением. В этом же рассказе были знаменательные слова: "Русский человек, будучи едва ли не самым фантастичным в мире, предпочитает считать себя реалистом". Они исторически масштабны по своему смыслу. Писатель хотел подчеркнуть, что невиданный доселе героизм и самопожертвование русского народа не имеют равных в истории, но в его основе не слепая ненависть, а неукротимое желание верить в Добро и творить его. Корни этой особенности "русского характера" (как не вспомнить "здесь русский дух, здесь Русью пахнет" А. Пушкина), национального самосознания уходили в легенды о "невидимом граде Китеже" и мечты о "городе Солнца", в достижения отечественной и мировой культуры. "Фантастичность" русского человека представлялась таковой в его обычной жизни.
Мысль Вс. Иванова о фантастической реальности красной нитью проходит через весь "фантастический цикл".
Рассказ "Медная лампа" стал прологом "цикла" и со всей определенностью заявил об этом.
Писатель словно продолжал свою автобиографию из романа "Похождения факира" и в "волшебном" ключе описывал приключения молодого человека, который на все имеющиеся в наличии сбережения купил на рынке у босяка Васи Михнова старую "медную лампу на время". Насовсем лампа не продавалась. Она волшебная, как утверждал босяк. В ответ на сомнения героя Вася Михнов философски заметил: "Для дурака - все сказка, а для умного - везде найдется правда".
И вот герой на' берегу густо - синего Иртыша с заветной лампой в руках. "Ну что ж, попробуем, - сказал я сам себе, глядя на лампу. - Прокатимся в будущее и прошлое, растворимся в пространстве, разборчиво, без развязанности, разделим по пунктам все мечты и выберем лучшую, а затем уже осуществим ее ради любимой". Он думал о "своем" счастье и представлял себя императором, полководцем, банкиром, заводчиком, путешественником, ученым, героем, но отвергал все. И деньги тоже. Во имя чего? Для героя открылась высшая ценность: творчество, вдохновение, любовь. Он забыл, что "лампы Алладина" не существует, простил обман Васе, с искренним сожалением возвратил ему старую лампу и укрепился в правоте своего открытия. А спустя много лет почувствовал, что открытие юности стало убеждением.
Фашизм противоречил романтике личных открытий, убеждений. Он был несовместим с "русским духом" в его интернациональном, высокогуманистическом понимании. Вс. Иванов повел своего героя в смертную атаку на зло во имя своих убеждений в центральном произведении "фантастического цикла", повести "Агасфер".
Шла война. Фашизм стремился приспособить древние мифы и легенды в своих интересах. Его идеологи представляли бесценные творения людского гения так, чтобы показать порочность человеческой природы, извечную склонность человека к насилию и злу. Фон Эйтцен - Агасфер для Ильи Ильича не просто герой из такого мифа, а лживое олицетворение ползучей хитрости, мракобесия, человеконенавистничества. Под маской Агасфера скрывался неумолимый и жестокий враг. Он замыслил убийство. Пользуясь слабостью, пытался "отстегнуть наглухо застегнутую душу". Начался поединок двух воль и чувств, убеждений, в ходе которого переосмысливалась "западная" легенда об Агасфере. В ней появились даже мотивы русской народной сказки о Кащее бессмертном. Тайну жизни Агасфера, с которым сражался Илья Ильич, по его мнению, хранит обитый медью сундук, где спрятан меч и сумочка с золотым яичком. Илья Ильич убежден в этом. Но как к нему добраться? Значит, надо выиграть поединок.
В поисках "обновления" на Востоке, на русской земле Агасфер и ему подобные старались получить новую жизнь за счет жизни и крови пожалевших его. После каждой встречи с ним герой слабел, его жизнь шла на "умаление". Наконец, отбросив ставшие ненужными жалость и сострадание, Илья Ильич Собрал в кулак все душевные силы и решил проникнуть в тайну жизни фон Эйтцена. Он узнал, где лежит медный сундук, и решительно повел в лес (заметим, в Подмосковье) фон Эйтцена, к заветному дереву. И вот уже золотое яичко в руках у Ильи Ильича, он чувствовал "медленное, еле ощутимое биение". Его воля непреклонна. Герой возродился.
"…Приятное, теплое чувство все росло и росло во мне. Казалось, прибавилось во мне сил, казалось, увидал я родные и широко знакомые места, казалось, встретил я ближайшего и любимого человека… даже рот был у меня окрашен каким - то невыразимо чудесным ощущением. Ух, хорошо! Ух, замечательно!"
Миг победы пришел. Новоявленный Агасфер в облике фон Эйтцена исчез в лиловато - нежной болотной водице. Романтически приподнятые нравственные откровения Ильи Ильича, проникнутые грозным патриотическим пафосом, звучали гимном родной земле, "фантастическому", но такому реальному русскому человеку.
Многие годы Вс. Иванов работал над большим историко - фантастическим романом "Сокровища Александра Македонского". Герой вел поиски частицы культурных сокровищ могущественной державы, которые, по преданию, не погибли и таились где - то в Семиречье, в Джунгарском Ала - Тау.
В 1962 году, составляя сборник для издательства "Советский писатель", Вс. Иванов включил в него роман, сделав примечание: "Сокровища Александра Македонского" - рассказ о мечтателях XX века". Отрывок был опубликован в № 53 журнала "Звезда Востока" в 1967 году, но роман остался незаконченным.
Вс. Иванов оставался "мечтателем" до последних дней жизни. Осенью 1961 года он ездил в родную Сибирь, на Иртыш. Под впечатлением свидания с родиной написал рассказ "Хмель". Восторгаясь красотой "лучистой, сияющей" природы, писатель высказал сокровенные мысли: "Не осень и не снег несут гуси - лебеди, а хмель, блистающий и заздравный хмель жизни.
Хмель, хмель, хмель творчества.
Кудрявый и пушистый пламень жизни".
Опубликованный в "Новом мире" в 1962 году, рассказ "Хмель" стал "лебединой песней" одного из азартных "мечтателей XX века".
Пристально вглядываясь в фантастику 20–40-х годов, мы обнаружили удивительное единство. "Калужский мечтатель", "первооткрыватель", "потомок Солнца", "романтик блистающего мира", "путешественник за горизонт", "мечтатель XX века". Так называли авторов нашего сборника - любовно - ласково, скептико - иронически, нередко излишне критически.
Но это единство не внешнее. Писателей роднит между собой общность помыслов и цели.
К сожалению, тогда их фантастику порой недооценивали. Считали, что по сравнению с А. Толстым, А. Беляевым,
В. Обручевым она менее привлекательна. Действительно, хитросплетения "Аэлиты", "Человека - амфибии", "Земли Санникова", некоторых пародийно - авантюрных романов и военных утопий казались занимательнее, будили воображение. И все - таки в большей мере они посвящались таинствам науки и техники. И это понятно. Страна остро нуждалась в открытиях.
К. Циолковский, сам творец нового, еще до "времени Аэлиты" составил план общественного устройства через сто лет - в 2017 году. А. Грин и В. Итин раскрыли многообразие свободного нравственного совершенствования человека. А. Платонов и Л. Леонов открыли новые источники возвышенного труда. Вс. Иванов воспел величие ратного подвига, верной любви, неувядающей красоты русских людей.
Им удалось глубже заглянуть в душу человека, открыть в его мире новые "прекрасные порывы". В непрерывающейся связи времен, в единении романтического и земного они воспитывали и учили жить современников. Замысливая "мировое будущее", сами воображением вдохновенно и наяву переплавляли сказочные Китежи в "голубые города" страны, которой тогда еще не было, и свято верили, что она будет. Светлый созидательный луч фантастики разгорался ярче.
Дмитрий Зиберов
СОВЕТСКАЯ ФАНТАСТИКА 20-40-Х ГОДОВ
Константин Циолковский
Вне Земли
1. Замок в Гималаях
Между величайшими отрогами Гималаев стоит красивый замок - жилище людей. Француз, англичанин, немец, американец, итальянец и русский недавно в нем поселились. Разочарование в людях и радостях жизни загнало их в это уединение. Единственною отрадою их была наука. Самые высшие, самые отвлеченные стремления составляли их жизнь и соединяли их в братскую отшельническую семью. Они были баснословно богаты и свободно удовлетворяли все свои научные прихоти. Дорогие опыты и сооружения постоянно истощали их карманы, однако не могли истощить. Связь с миром ограничивалась этими сооружениями, для которых, конечно, требовались люди и люди, но как только все было готово, они снова погружались в свои изыскания и в свое уединение; в замке, кроме них, находились только служащие и рабочие, прекрасные жилища которых ютились кругом.
2. Восторг открытия
На самой вершине дворца была обширная стеклянная зала, куда особенно охотно сходились наши анахореты.
Вечером, после заката солнца, через прозрачный купол залы сверкали планеты и бесчисленные звезды. Тогда мысль невольно тянулась к небу, и речь заходила о Луне, о планетах, о бесчисленных, но далеких солнцах,
Отчаянные мечтатели! Сколько раз создавали они безумно смелые проекты путешествий по небесным пространствам; но их же собственные, весьма обширные познания безжалостно разбивали эти фантазии.
В одну из погожих летних ночей трое наших приятелей мирно беседовали о разных веселых материях, как вдруг, словно буря, ворвался русский и стал кидаться всем на шею, - стискивал до того, что обнимаемые кряхтели и жалобно пищали.
- Скажи на милость, - произнес, наконец, освобожденный из крепких объятий француз Лаплас, - что это значит? И почему ты пропадал столько времени в своем кабинете? Мы даже думали, что с тобой случилось несчастие во время твоих опытов, и хотели вломиться к тебе силою.
- О, это ужас, ужас, что я придумал! Нет, это не ужас, - это радость, восторг…
- Да в чем же дело? Ты как сумасшедший, - сказал более всех пострадавший немец Гельмгольц.
Потное, красное лицо русского с всклокоченными волосами изображало какое-то неестественное воодушевление, глаза блестели и выражали блаженство и усталость.
- Через четыре дня мы на Луне… через несколько минут вне пределов атмосферы, через сто дней - в межпланетных пространствах! - выпалил неожиданно русский по фамилии Иванов.
- Ты бредишь, - сказал англичанин Ньютон, поглядевши внимательно на него.
- Во всяком случае, не чересчур ли скоро? - усомнился француз Лаплас.
- Господа, я увлекаюсь, это правда, однако прошу меня выслушать и послать для этого за остальными нашими товарищами.
Когда они пришли, все разместились вокруг большого круглого стола и, поглядывая на небо, с нетерпением дожидались сообщения русского.
3. Обсуждение проекта
- О друзья, - начал русский, - как незамысловато то, что я придумал!
- Судя по твоим намерениям, мы этого не полагали, - сказал итальянец Галилей, которому уже успели кратко сообщить о происшествии.
- Вам известна энергия горения, - начал русский. - Напомню числа. Тонна нефти, при сгорании, выделяет такое количество работы, которое в состоянии поднять такую же массу на высоту нескольких тысяч верст от поверхности Земли. 11/2 тонны нефти в состоянии сообщить одной тонне такую скорость, которая достаточна, чтобы удалиться навеки от Земли…
- Иными словами, - перебил итальянец, - масса горючего вещества, в 11/2 раза большая массы человека, в состоянии сообщить ему скорость, достаточную для удаления его от Земли и путешествия вокруг Солнца…
- Русский, вероятно, придумал гигантскую пушку, - перебил в свою очередь американец Франклин. - Но, во-первых, это совсем не ново, во-вторых, абсолютно невозможно…
- Ведь мы же это достаточно обсудили и давно отвергли, - добавил Ньютон…
- Дайте мне говорить!.. Вы не угадали, - произнес русский с досадою. Все замолкли, а он продолжал.
- Пожалуй, я и придумал пушку, но пушку летающую, с тонкими стенками и пускающую вместо ядер газы… Слышали вы про такую пушку?
- Ничего не понимаю, - сказал француз.
- А дело просто; я говорю про подобие ракеты.
- И только? - с разочарованием промолвил пылкий итальянец. Ракета - это что-то ничтожное; этим ты нас не удивишь… Неужели ты хочешь отправиться в небесные пространства в большой ракете?
Общество улыбалось, но Ньютон задумался, а русский ответил:
- Да, в ракете, особенным образом устроенной. Это смешно и, по-видимому, невозможно, но строгие вычисления говорят иное. Ньютон слушал внимательно, прочие загляделись на звезды…
Когда снова все обратились к Иванову, он начал:
- Самые неопровержимые вычисления показывают, что взрывчатые вещества, вылетая из дула достаточно длинного орудия, могут приобретать скорость до 6 тысяч метров в секунду. Если положить, что масса пушки равна массе выброшенных газов, то дуло получит обратную скорость в 4000 метров. При массе взрывчатых веществ, в три раза большей, скорость дула будет 8000 метров. Наконец, при массе в семь раз большей дуло приобретает секундную скорость в 16 000 метров, которая больше, чем нужно для удаления от Земли и путешествия вокруг Солнца.
- Для этого нужно секундную скорость только в 11 700 метров, - заметил Ньютон. - Но, пожалуйста, опиши нам скорей свою ракету.
- Да, да! Мы слушаем, - закричали все и громче всех Галилей.
- Представьте себе яйцевидную камеру с расположенной внутри ее и выходящей наружу трубою. В камере помещаюсь я и запасы взрывчатых веществ, которые понемногу выпускаются через трубу вниз во время взрывания. Непрерывное взрывание веществ и выбрасывание со страшною скоростью продуктов горения вызовет обратное непрерывное стремление камеры двигаться вверх с возрастающею скоростью. Тут могут быть три случая: когда давление выбрасываемых газов не одолевает тяжести снаряда; когда оно равно весу снаряда и когда больше его. Первый случай не интересен, потому что тогда снаряд не трогается с места и без поддержки падает. Его вес только уменьшается; во втором - он теряет всю свою тяжесть, т. е. не падает без опоры; в третьем случае, самом интересном, снаряд устремляется в высоту.
- На весу он может находиться при употреблении гремучего газа в течение 23 минут 20 секунд, когда вес взрывчатых веществ в семь раз превышает вес снаряда со всем содержимым, - заметил Лаплас.
- Совершенно верно! Но стояние на воздухе для нас было бы бесполезно, и потому мы не будем останавливаться на этом случае, замечу лишь, что тогда кажущаяся тяжесть внутри снаряда не изменяется, т. е. все предметы в нем остаются того же веса.
- Ты, без сомнения, предполагаешь, - прервал Ньютон, - что пушка установлена отвесно, отверстием книзу?
- Разумеется, хотя положение ее может быть и наклонным. Но перейдем к третьему случаю. Выгоднее всего, т. е. ракета приобретает наибольшую скорость, когда взрыв происходит как можно скорее.
- Но, во-первых, тогда быстро приобретенная скорость снова потеряется через сопротивление воздуха во время пересечения атмосферы, во-вторых, относительная тяжесть внутри снаряда на столько возрастет, что сейчас же раздавит все находящиеся в ней живые тела.
- Далее, - заметил Франклин, - и пушка делана быть чересчур крепка, отчего и вес ее будет чересчур велик, что нехорошо
- Верно! Я полагаю, что достаточно будет на прибор давления, в 10 раз превышающего тяжесть снаряда со всем содержимым. При этом человек будет чувствовать себя только в 10 раз тяжелее обыкновенного. Такую тяжесть с помощью придуманных мной средств он легко может вынести.
- Интересно узнать эти средства, - сказал Гельмгольц.
- Ты их узнаешь, но не теперь… Буду продолжать: снаряд будет двигаться с возрастающей скоростью. К концу первой же секунды его скорость будет равна 90 метрам и он подымется на высоту 45 метров. По истечении двух секунд его скорость удвоится г пройденное пространство учетверится. Позвольте мне написать тут таблицу, означающую время, соответствующие скорости и расстояния, пройденные снарядом.
- Я это сделаю за тебя, - сказал Ньютон и крупно написал на большой черной доске три ряда чисел:
Секунды. . .
1
2
10
30
100
Скорости. . .
90
180
900
2700
9000
Километры. .
45
360
4500
40500
450000
- Столь интенсивно убыстряющееся движение я не одобряю, - сказал Галилей, вглядываясь в таблицу. Затем продолжал:
- Правда, менее чем через минуту снаряд будет уже вне пределов атмосферы. Однако он много потеряет через ее сопротивление. Желательно, чтобы скорость начальная, скорость в воздухе, была как можно меньше. Поэтому позволяю себе предложить тут другую таблицу, основанием которой послужит утроенная сила тяжести.
И он подошедши к доске, написал ряды чисел:
Секунды. . .
1
2
10
50
100
Скорости. .
20
40
200
1000
2000
Километры.
10
40
1000
25000
100000
- Через 50 секунд, - сказал итальянец, кончив писать, - снаряд подымается на 25 километров, где сопротивление атмосферы крайне незначительно и скорость снаряда еще не очень велика. Выйдя за пределы атмосферы, можно увеличить давление взрывчатых веществ и величину ускорения; но в воздухе оно должно быть как можно меньше.
- Я просто в восторге! - воскликнул русский. - Ваши замечания не только доказывают ваше внимание, но и очень дельны. Разумеется, я принимаю их с благодарностью. Теперь представьте, - сказал русский, немного помолчав, снаряд, устремляющийся к небу; сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, наконец он пропадает из виду. он отрешился от всего земного…
Иванов неожиданно затих, хотя все ждали продолжения. Огни в зале не зажигались, а только что взошедшая багровая Луна светила слабо. Русский был в обмороке. Увлекшись своею идеею, он несколько дней не спал и не ел и довел себя до крайнего истощения. Зажгли огни и всполошились. Иванова привели в чувство, но не позволили говорить, заставили выпить вина и немного поесть. Все были крайне возбуждены, но ради товарища не упоминали о том, что их наиболее волновало.
Решено было на следующий день продолжать обсуждение занимавшего теперь всех вопроса; русского же отдали под надзор Галилея, чтобы заставить его восстановить силы и хорошенько выспаться.
4. Еще о замке и его обитателях