* * *
Через неделю после возвращения в Москву Дзержинец явился к своему начальнику. Входя в кабинет, он вдруг почувствовал себя ягненком, которому предстоит стать жертвой заклания.
Шум, поднятый военной разведкой, наконец достиг ушей начальника. Рано или поздно это должно было произойти. Дзержинец знал это и внутренне был готов к такому обороту событий, но трепет не отпускал его, точно так же, как и двадцать лет назад, когда размеры звездочек на его погонах были значительно меньше.
– Что у нас происходит! – с места в карьер начал генерал-лейтенант.
– Что вы имеете ввиду, товарищ генерал-лейтенант?
– Что я имею ввиду?! И вы еще об этом спрашиваете!
Дзержинец не мог припомнить, чтобы видел когда-либо своего начальника в таком бешенстве.
– Сегодня я, точно сопливый мальчишка, бледнел и краснел перед президентом и оправдывался перед ним, как первоклассник! Почему вы не поставили меня в курс дела относительно новой версии крушения этой подлодки?
– Все версии вам известны, товарищ генерал-лейтенант.
– Все, да не все! Я только от президента узнал, что в периодической печати пишут о дельфинах, которые и стали причиной взрыва подлодки!
– Но, товарищ генерал-лейтенант, это же полный абсурд. Мне не приходило в голову, что такая версия имеет право на существование и озвучивание ее в этих стенах…
– Очень зря вам это не приходило в голову! Мы обязаны принимать всерьез любую гипотезу! И вот еще что: я не должен объяснять вам самых элементарных вещей, которые вы знаете не хуже меня. Надеюсь, я не ошибаюсь? В противном случае нужно будет поставить вопрос о том, что вам следует отправиться на отдых. А мне бы этого не хотелось.
Ни один мускул не дрогнул на лице Дзержинца.
– Если вы считаете, что эта версия заслуживает существования, я немедленно займусь ею.
– А сами вы, стало быть, так не считаете?
– Я склонен думать, что в гибели субмарины повинны вовсе не дельфины. На мой взгляд, существует масса версий, гораздо более правдоподобных и основанных на логических выводах.
– Тогда почему Президент отправился на осмотр этого дельфинария? Вы же присутствовали при этом? Вы должны были понять, что коль скоро главный человек в государстве заинтересовался дельфинарием, все значительно серьезнее, чем это могло показаться на первый взгляд.
– Я могу сказать вам, чем объясняется визит президента в дельфинарий, товарищ генерал-лейтенант. Все очень просто.
Дзержинец с олимпийским спокойствием выдержал гневный взгляд своего начальника.
– Дело в том, что здесь имеют место быть мелкие интриги неких персон из военной разведки. Кому-то, я подозреваю, что догадываюсь, кому именно, пришло на ум проверить причастность этих невинных млекопитающих к взрыву на АПЛ.
– Почему вы считает, что это люди из разведки?
– Все очень просто, товарищ генерал-лейтенант, на "Антее" присутствовали так называемые гражданские наблюдатели, которые на самом деле были ни кем иным, как лицами из военной разведки. Цели, с которыми они присутствовали на субмарине, мне пока неизвестны. Думаю, что об этом лучше всех знает руководитель одного из подразделений данной организации, по моим сведениям, затеявший всю эту бучу. Именно с его подачи президент посетил исследовательский центр.
Дзержинец поведал начальнику о статейке в газете "Зерцало", о нескольких сообщениях на ту же тему, просочившихся на телевидение.
– Стало складываться такое впечатление, что президент поехал туда именно за тем, чтобы осмотреть этот пресловутый дельфинарий. Кто-то подкинул эту идейку из личных соображений, другие поспешили воспользоваться ею, как свежеиспченной сенсацией. Не мне вам объяснять, как это бывает.
– Так значит, это стараниями военной разведки поднялась такая шумиха?
– Совершенно верно, товарищ генерал-лейтенант. Если вам нужны подтверждения, я готов вам их предоставить.
– Каким образом?
– Мои люди вышли на журналиста третьеразрядной газетки "Зерцало", в которой впервые была опубликована статья о том, что атомоход "Антей" взорван дельфинами. Фамилия этого писаки – Орешников. Естественно, он во всем признался.
Правда, он не смог назвать людей, которые подвигли его на это. Но не нужно быть Пинкертоном, чтобы догадаться, чьих рук это дело.
– Вы хотите сказать, что какая никому не известная бульварная газетенка могла способствовать такому развитию событий. Не мелковато ли мыслите, полковник?
– Отнюдь, нет, товарищ генерал-лейтенант. – уверено ответил Дзержинец, – все было продумано и спланировано очень четко. Редактор крупной газеты вряд ли взял бы на себя ответственность за публикацию статьи подобного рода. А с бульварщины и взятки гладки. Что же касается того, как она попала в поле зрения Президента, – продолжал Дзержинец, предвосхищая вопрос начальника, – это не могло составить особого труда. Был выбран подходящий момент – предстоящее отбытие Президента на юг страны. А потом основная сложность заключалась в том, чтобы подкинуть газетку кому-либо из ближайшего окружения президента. К примеру, его советнику. А уж как это было сделано, и вовсе, проще простого. Достаточно подкупить прислугу. Я бы на месте затеявших эту интригу людей действовал бы именно таким образом.
– Но, насколько мне известно, визит президента в дельфинарий никак не способствовал дальнейшему продвижению этой версии, а, как мне кажется, напротив, свел ее вероятность к нулю, не так ли?
– Именно так это и было бы, товарищ генерал-лейтенант, если бы не неугомонность военной разведки. Им так понравилась эта версия, что они не собираются сдаваться.
– Знаете, полковник, что меня раздражает больше всего? – произнес генерал-лейтенант.
Дзержинец молчал, ожидая продолжения.
– Кто-то очень серьезно думает, что наша служба каким-то боком причастна к трагедии с подлодкой. На мой взгляд, эта версия столь же абсурдна, сколь и гипотеза о дельфинах. А что вы скажете об этом, товарищ полковник?
Настало решающее мгновение. Дзержинец ответил не сразу, но и не затягивал паузу, чтобы у начальника не возникло никаких подозрений. Его ответ прозвучал веско и убедительно:
– Это измышления людей, отчаявшихся найти настоящую причину людей из разведки, не более того.
– Если дело обстоит так, то наша задача доказать это. И как можно скорее! Вы меня поняли, полковник?
– Я понял вас, товарищ генерал-лейтенант. Мои люди работают над этим.
– Что-то пока не видно результатов.
– Дело очень сложное, товарищ генерал-лейтенант, расследование займет массу времени и сил.
– Это я знаю и без вас, – отвечал начальник, – люди, которые спланировали эту акцию, заслуживают самых высоких похвал. Все проделано очень четко, профессионально.
Генерал-лейтенант помолчал и добавил:
– Хотел бы я лично повстречаться с вдохновителями и исполнителями этого преступления.
– Надеюсь, что ваше пожелание исполнится. Я приложу к этому все старания.
– Не сомневаюсь в вашей компетенции, полковник.
– Благодарю, – коротко сказал Дзержинец, – я могу быть свободен?
– Еще одно слово. Президент настойчиво интересовался, каковы могут быть мотивы взрыва. Что вы можете сказать об этом, полковник?
– У меня пока нет определенных выводов. Это могло быть выгодно немалому количеству людей, – Дзержинец помолчал, – в том числе и нам с вами, – закончил он тише.
– То есть?
– Помнится, вы сами, товарищ генерал-лейтенант, как-то сказали, что присутствие на АПЛ во время учений такого большого числа так называемых гражданских наблюдателей не допустимо. И, если я не ошибаюсь, все, включая президента, согласились с вашим мнением.
– Как вас надо понимать?
– Просто я хочу сказать, что по большому счету нельзя никого исключать из числа потенциально виновных или, по меньшей мере, заинтересованных в уничтожении подлодки, в том числе и нашу службу.
– На вашем месте я воздержался бы от таких замечаний, если, конечно, они не имеют под собой почвы.
При этих словах генерал-лейтенант с подозрением посмотрел на Дзержинца, но тот сохранял полную невозмутимость.
– Я учту ваше пожелание, – сказал он.
С минуту генерал-лейтенант не сводил с полковника внимательного выжидающего взгляда, который, казалось говорил: "Скажи мне, что у тебя на уме?". Но серые глаза Дзержинца оставались безмятежными.
– Я вас больше не задерживаю, – произнес генерал-лейтенант и, сухо кивнув, сделал вид, что углубился в свои дела.
Дзержинец повернулся на каблуках и вышел из кабинета. Все получилось именно так, как он рассчитывал.
Но удовлетворения он не испытывал. Необходимо было срочно предпринимать решительные меры. Дзержинец понимал, что одним-единственным, да еще к тому же неудачный визитом разведчика, расследования Секртечика не ограничатся. А еще столько не было сделано!
Идя по длинному коридору нового здания службы безопасности, Дзержинец, видимо, по аналогии, вспомнил ту осеннюю ночь начала эпохи смутных времен, когда он шел по почти такому же коридору прежнего здания, унося с собой папку с документами. В глубине души шевельнулось ощущение довольства собой. Жаль, что он не верит в Бога и ему некому принести благодарность за эту своевременную и мудрую идею, разве что, самого себя.
* * *
А Степанов все продолжал удивляться Дзержинцу. Во вторник тот послал сообщение, что прибудет на Базу не раньше конца текущей недели, а когда Антон Николаевич спросил, как быть с Тихомировым, разрешил ассистенту отбыть в отпуск.
– Я приеду на Базу и заберу его с собой, – сказал Дзержинец.
К величайшему удивлению Степанова полковник не стал спрашивать ни об адвентации, ни о возвращении Геракла.
– Сдается мне, что наш дорогой полковник в настоящее время очень занят и у него не остается времени на нас с вами, Михаил Анатольевич, – заметил Степанов своему ассистенту.
– Главное, что он разрешил мне отпуск, – ответил Тихомиров, – больше меня ничего не интересует.
Профессор кинул на Михаила Анатольевича хмурый взгляд исподлобья, но промолчал. В последнее время, а в особенности после тяжелого разговора, состоявшегося вскоре после отбытия Дзержинца, ассистент Степанова пребывал в состоянии постоянного молчаливого недовольства. Он не заговаривал со Степановым иначе, чем по крайней необходимости, предпочитал отвечать на вопросы односложно, и всем своим видом демонстрировал оскорбленное самолюбие. Ученый же делал вид, что не замечает изменений в поведении своего помощника. Так продолжалось до тех пор, пока на Базу не возвратился Геракл. Это случилось поздним вечером. Геракл появился посреди ночи, когда Степанов спал в своей комнате, а Тихомиров дежурил в главной лаборатории.
Водные бойцы, в число которых входил и Геракл, проникали на Базу не по тоннелю, как это делал Дзержинец, а водным путем. Длинная узкая труба, заканчивающаяся шлюзом, который вел наверх, была настолько узка, что в ней мог поместиться только человек безо всякого подводного снаряжения. Продвижение по трубе занимало не менее восьми минут. В течение всего этого времени на мониторах, расположенных во всех лабораториях и основных отделениях Базы, было видно изображение плывущего, кроме того на Базу подавался и звуковой сигнал, предупреждающий о приближении пловца. Затем с пульта управления подавалась команда открыть шлюз. Изобретателем этой системы был сам Дзержинец. Он называл свое детище "образцом простоты и гениальности" и был прав.
Рука Михаила Анатольевича, занесенная над кнопкой, на несколько секунд замерла в нерешительности. Если бы это было в его власти, Геракл никогда не попал бы на Базу, во всяком случае, живым.
При виде Геракла Тихомиров не выразил ни досады, ни радости.
– А, вот и ты, – только и сказал он таким тоном, словно Геракл отлучался всего на пару часов.
– Где Хозяин? – спросил Геракл, не удостоив Тихомирова приветствием.
– Антон Николаевич спит, – ответил Тихомиров, кивком головы указав по направлению к спальне ученого.
– Я пойду к нему, – произнес Геракл и направил стопы к двери.
– Постой! – вскинулся Тихомиров. – Сначала я позвоню ему, сообщу о твоем приходе.
– Ты мог бы сделать это раньше, когда получил сигнал о моем приближении к Базе.
– Я следил за гебуртационная камерами. Ты же видишь, генезис почти закончен, адвентация может начаться в любой момент. Я не могу отвлечься ни на минуту.
– Вот и оставайся здесь, я сам пойду к Хозяину.
Только теперь до Тихомирова дошло, что Геракл имеет дерзость обращаться к нему на "ты".
– Это что-то новенькое, – недобро усмехнулся Тихомиров, начиная покрываться красными пятнами, – кто дал тебе право мне тыкать?
– Тот же, кто дал тебе право тыкать мне, – ответил Геракл, скользнув по Тихомирову презрительным взглядом.
Они и раньше не жаловали друг друга, а теперь, похоже, неприязнь между ними грозила перерасти в непримиримую ненависть. Тихомиров все же взял себя в руки.
– Ну хорошо, – сказал он с деланной улыбкой, – придем к компромиссу, я буду обращаться к тебе на "вы" и ты, соответственно, будешь делать тоже самое по отношению ко мне. Согласен?
Геракл пожал плечами.
– Мне все равно, – сказал он, подходя к двери, – не думаю, что если мы будем обращаться к друг другу на "вы", я стану больше уважать такого ничтожного трусливого слизняка, как ты.
С этими словами Геракл вышел из лаборатории. Тихомиров слышал как гулкие шаги ненавистного соперника затихают в глубине коридора и боролся с желанием схватить стул, на котором сидит, и швырнуть его в ближайшую гебуртационную камеру. Но вместо этого Михаил Анатольевич подошел к ней и посмотрел вовнутрь через оконце из оргстекла, сделанное в верхней части гебуртационной камеры, заполненной перивителлиновым пространством. В сине-зеленом свете смутно вырисовывалась очертания лица. Тихомиров долго вглядывался, пытаясь разобрать его черты, но безуспешно. Эта процедура, ставшая привычной за долгие месяцы генезиса, немого охладил его разгоряченную голову.
"Только не надо совершать необдуманных поступков, – подумал он, идя вдоль длинного ряда гебуртационных камера и надолго останавливаясь у каждой из них, – они не должны догадаться о моих замыслах".
Тем временем Степанов выслушивал подробный отчет Геракла о его поездке. Антон Николаевич сидел на своей кровати в пижаме и ночных туфлях на босу ногу. Геракл стоял перед ним по стойке "смирно" и чеканил каждое слово, как будто говорил заученный урок. Наконец, он умолк и замер в ожидании вопросов Степанова.
– Значит, ты это сделал, – заговорил Антон Николаевич в его глазах стоял живейший интерес, – почему же ты не рассказываешь мне о своих впечатлениях от совокупления с женщиной?
Геракл отметил про себя, что Хозяин спрашивает его об этом, не принимая во внимание наличие каких-либо эмоций, будто перед ним стоит не мыслящее существо, способное ни только быстро принимать правильные решения, но и четко их выполнять, а подопытный зверек. Но это не было для него неожиданностью. Геракл был готов к подобному приему.
– Все произошло так быстро, что я не успел составить об этом цельного впечатления, – ответил он не дрогнувшим голосом.
– Но почему? – не понимал профессор. – Ведь все от тебя зависело. Ты мог бы и повторить.
– Я не захотел.
– Почему? – деловито поинтересовался Степанов.
– Думаю, мне не подошла та женщина, – ответил Геракл, – а искать другую я не захотел.
– Почему? – продолжал допытываться профессор.
Вся сложность положения Геракла состояла в том, что он не мог дать ответа, вроде: "не знаю", "не могу сказать" и так далее. От него ждали определенных точных ответов.
– Наверное, слишком много впечатлений для первого раза, – сказал Геракл, – и потом, мне нужно было спешить сюда, я ведь и так задержался.
Степанов задумчиво оглядел своего питомца с головы до ног.
– Признаться, я ожидал от тебя большего, – обронил он.
– Простите, что разочаровал вас, Хозяин, – ответил Геракл.
Он говорил покорно, глаза его были опущены долу, но Степанов почувствовал в его тоне что-то настораживающее, чего раньше не было и в помине.
– Ничего, мой друг, ты наверстаешь все в другой раз. Ведь это же была не последняя твоя вылазка.
Геракл не ответил, переступив с ноги на ногу.
– Боже! – воскликнул в друг Степанов. – Я только сейчас обратил внимание, что ты стоишь все это время. А ведь ты устал с дороги, садись немедленно.
Профессор засуетился, усаживая Геракла в мягкое кресло.
– Ты голоден? – продолжал Степанов.
Геракл покачал головой.
– Нет, Хозяин, я недавно ел.
– Ты, верно, очень устал, мой друг. Сейчас мы пройдем в лабораторию, чтобы зафиксировать твое физическое состояние и работу твоих органов, а потом ты пойдешь отдыхать. Я очень рад, что ты появился. Скоро Тихомиров должен отбыть в отпуск, и я остаюсь без помощника. Так что вся надежда на тебя, Геракл.
– Антон Николаевич покидает Базу?
– А чему ты удивляешься? – отозвался Степанов. – Подошло время его законного отпуска. Человек хочет отдохнуть, это его право.
– Я между делом заглянул в гебуртационные камеры, – заговорил Геракл, – и мне показалось, что генезис завершится в ближайшее время.
– Похвально, что ты сходу сообразил это, – заметил Степанов с явным одобрением.
Но Геракла, похоже, это не тронуло.
– Так что же, единственный ассистент собирается вас покинуть в такой важный момент?
– Я же сказал тебе, мой друг, что я отпускаю Тихомирова со спокойной душой, потому что могу рассчитывать на тебя.
– А если бы я не не прибыл до его отпуска?
– Мы с полковником знали, что ты должен прибыть со дня на день. Отпуск у Тихомирова начинается только в конце нынешней недели. Кстати, тогда же к нам прибудет наш дорогой Дзержинец. Ему будет очень интересно послушать о твоих похождениях.
– Что я должен сказать ему? – спросил Геракл.
Степанов помолчал, обдумывая вопрос.
– Знаешь что, мой друг? – вкрадчиво заговорил он, усаживаясь на стул рядом с Гераклом. – Полагаю, что полковнику совершенно не интересно будет узнать о твоих приключениях в Петербурге. Не стоит говорить ему об этом. А что касается, всего остального, что было до твоего прибытия в город, нужно рассказать во всех подробностях, не упуская ни мельчайшей детали.
– Хорошо, Хозяин, но как быть, если полковник спросит, где я пропадал столько времени?
– Я говорил ему, что ты задержишься на некоторое время в районе затопления подводной лодки, чтобы проследить за ходом дальнейших событий. Придерживайся той же версии и все будет в порядке.
– Не думаю, – осмелился возразить Геракл, – насколько мне известно, полковник слишком подозрителен, чтобы поверить в это.