Фалькон закрыл его остановившиеся глаза.
Потом тяжело поднялся и оглядел всех вокруг. Поражала горькая сухость в его взгляде, лице, фигуре. Он поднял руку, словно собираясь сделать какой-то жест, потом уронил ее, и хрипло бросил:
- По домам…
Аристократа не пришлось хоронить. Его тело исчезло, хотя когда, никто из присутствовавших не смог сказать определенно. Сразу же Фалькон повел Элиота домой.
Интересно, что из парка они в этот день так и не вышли. Вечером этого бесконечного дня, на привале, Фалькон попросил юношу достать Кристалл.
- Зачем, - изумился тот.
- Я научу тебя владеть им.
- Но, - удивился Элиот еще больше, - отец говорил, что на это уходят годы!
- Мальчик, - усмехнулся Фалькон, - я научу тебя главному - понимать, а остальное ты постигнешь сам.
На следующий день они прошли немного, но Элиот, вдруг, увидел в окружающих деревьях что-то знакомое. Сделав еще несколько шагов вперед, он чуть было не закричал от радости - это был лес его родины. Выйдя на опушку, он припустил было к замку, что был уже виден, но спокойный голос осек его:
- Я дальше не иду.
Элиот недоуменно оглянулся:
- Почему?
- Если я войду в твой замок, легко ли уйду потом?
Элиот глянул на фигуру, стоящую в невероятно густой тени дерева, и понял: убеждать бесполезно.
- Хорошо, - понурился он, - но ответь на два вопроса. Зачем в ту сторону мы шли так долго, а обратно - гораздо быстрее?
Фалькон без ответа легко скользнул к юноше, но продолжившая его руку сталь лишь зазвенела о клинок Элиота.
- Ты знаешь ответ, - сказал Фалькон, убирая оружие.
- Спасибо тебе. Я не могу даже выразить свою благодарность, - смешался Элиот, - ты столь многому меня научил…
- Не надо, - оборвал его Фалькон, - я научил тебя самому страшному из всех искусств человека - убивать.
С этими словами он полуобернулся в лес, собираясь уходить.
- Постой, - окликнул его юноша, - скажи, как тебя зовут?
- Друг, - ответил Фалькон через плечо, - я же показал тебе, как много миров во Вселенной. Прощай…
- Что же, здесь тебя будут называть "Фальконом", - едва слышно сказал себе Элиот, и крикнул уже пустому лесу, - Прощай!!!
Стрела
Говорят, будто есть человек, что идет из мира в мир, из времени во время. А еще говорят, что появляется он всегда там, где более всего нужен.
Сегодня таверна была полна как никогда раньше. И немудрено, за стенами ее бушевала гроза, да такая, каких уже давно не видели в городе Эльнере. Находясь на окраине города, таверна приютила и ремесленников, и мелких купцов, и заезжих крестьян, и простой уличный сброд.
Раньше в гуле голосов случайных собутыльников трудно было уловить что-то определенное, но вот уже несколько лет разговоры велись на одну тему - Барон Грегор.
Барон опять поднял налоги, Барон устраивает облавы, Барон сидит на шее и погоняет, Барон, Барон, Барон…
В городе несмотря на события последних лет было много приезжих и никто из посетителей не удивился, когда подсевший к одной из компаний человек долго и внимательно слушал разговоры и спросил, наконец:
- Ежели ваш барон разошелся не в меру, отчего не остановите его?
Сидевшие за столом дотошно оглядели новичка. Его рост и соответствующая очевидная сила внушали уважение, а открытое чистое лицо, обрамленное густыми волосами до плеч, схваченными серебряным обручем у лба, располагало к себе всякого.
Такому трудно было не поверить. Всю его фигуру окутывал свободный плащ, пропыленный не в одной дороге, казавшийся древнее своего владельца. Судя по всему, когда-то он имел темно-зеленый цвет.
- Как же, мы пытались, - пробасил дюжий крестьянин, раньше всех насладившийся видом пришедшего, - да разве тут сладишь? Поднялись наши выселки, а у Барона все солдаты как на подбор, железные. Бьют строем, что нож масло режет.
На глаза его накатило горе.
- Всех наших, и жен, и детей… и стариков… - продолжение фразы вместе с тягучей тоской большим красным носом крестьянина потонуло в обширной кружке хмельного варева.
Спустя мгновение оцепенение спало и с других соседей по столу:
- Как же, и мы с нашим кварталом…
- Мы с цехом…
- Так ведь у него солдат, что звезд на небе…
- Они же не щадят никого…
Минутное оживление вновь навеяло тоску и горестные воспоминания на говоривших. Головы поникли.
- Что же, тогда слушайте, - сказал незнакомец и откинулся на спинку стула, - как на свете бывает.
Далеко это было. Не за год и не за сто лет туда не добраться. А только в одной стране, цветущей, свободной, где всякому места хватало, объявился новый правитель. Очень крут он был на расправу. Запретил охоту в исконных землях, начал пашни у крестьян отбирать, их самих в ярмо впрягать. И пошло и поехало. И все бы ему ладно, да появился один человек, не согласный с ним. Прозвали того человека Робин Гуд…
Когда незнакомец закончил свой длинный рассказ, несколько мгновений над всей таверной висела тишина. Однако вскоре начавшийся гул одобрения прервался чистым ясным голосом:
- А не брешешь?
- Что же неправдой кажется? - спокойным глубоким своим голосом ответил, обернувшись, незнакомец.
- Да вот хотя бы. Ты говорил, что он в муху попадал за сотню шагов!
Незнакомец встал:
- Я слышу, дождь уже утих, пойдем.
За ним на улицу высыпала вся таверна.
Дождавшись, когда шум стихнет, он указал рукой на флюгер городской ратуши, ясно видный в чистом свете полной луны:
- Достаточно ли будет, если я отсюда попаду в глаз этого жестяного трубача на флюгере?
- У этого трубача действительно есть глаз, - удивился один пожилой мастеровой, - Но как ты увидел это отсюда?
Тот не ответил, он уже натягивал тетиву длинного лука, неизвестно откуда взявшийся в его руках. Тонко пропела тетива. Раздавшиеся в царившей тишине удивленные возгласы сменились восхищением. Однако затем слова, которые можно было услышать от все возрастающей толпы, привели бы в трепет любого солдата. Какой-то молодой еще, но бывалый, судя по его лицу и фигуре, человек в черном трико, выкрикнул пару коротких, но действенных фраз, и на руках был взнесен на большую бочку, во главу людей. В толпе замелькало оружие.
Весь город просыпался от мертвенного оцепенения.
Человек же, что рассказал о герое, отступил в тень и вскоре уже шагал по залитым лунным светом полям прочь от города.
А жестяного трубача вольного города Эльнере и по сей день пронзает стрела.
Солнце
Говорят, будто есть человек, что идет из мира в мир, из времени во время. А еще говорят, что появляется он всегда там, где более всего нужен.
Сияние молнии резко очертило фигуру в дверях. Входя, гость усмехнулся:
- Что-то у тебя, хозяин, не густо.
Хозяин придорожной гостиницы не ответил.
"Не густо" - не то слово - просторный зал был пуст. Абсолютно. Не было слышно даже мух. Хозяин внимательно оглядел посетителя. Высок, строен, плечист. Открытое гладко выбритое лицо, высокий лоб говорили, что, хотя клиент и не имел лишней копейки за душой, ему можно верить.
Волосы, спускавшиеся до плеч, были перехвачены у лба серебряным обручем. Всю его фигуру окутывал невообразимо старый, видавший виды и дороги плащ.
- Не вовремя ты пришел, незнакомец, - мрачно заметил хозяин, - большая гроза надвигается.
- А в чем дело? - спросил тот глубоким приятным голосом и заказал плотный ужин и комнату.
- Короток вопрос, да длинен ответ, - вздохнул хозяин.
- Я не спешу, - устроился поудобнее посетитель.
- Ну что же, слушай, - начал хозяин, не успев удивиться своей откровенности, - Черт его знает где, в варварском каком-то государстве пришла ихнему правителю дурость помереть. Осталась одна только дочь. Маленькая такая мерзавка. За злобу ее Волчицей прозвали. Недолго хватило ее сидеть спокойно, собрала свои орды и покатила на восток. Вот и добралась до нашей долины. А мы-то не воины. И никогда ими не были. Столетиями горы спасали. Всего-то два перевала к нам ведут. Да и те труднопроходимы. Так вот пришла она и встала сразу за перевалом - Западным Проходом. Как только она его нашла? Мы и сами-то забыли о нем давно. Тропы те давно быльем поросли, а она дозналась как-то.
Есть сразу за перевалом терраса не терраса, плато не плато но это еще в горах, и места ее войску довольно. А завтра она в саму долину спустится. Уж все наши, кто мог поуехали…
Во время этого горестного, обрывающего всю его жизнь, рассказа хозяин уткнулся головой в стойку. Когда же он поднял глаза, пришельца не было. Хотя обед остался не тронут.
В шатер Волчицы ворвался встревоженный Харт:
- Какой-то человек, неизвестно как прошедший через посты, просит сейчас вашей аудиенции, предостойнейшая.
Однако сразу вслед за ним в шатер вошел незнакомец. Харт, оглянувшись, попытался, было, возмутиться, но, глянув на Волчицу, вышел из шатра. Военачальница отослала его потому, как сразу по глазам вошедшего почуяла - зла он не сделает.
Без вступлений и приветствий, он подошел вплотную:
- Дай мне свою руку, девочка.
Государыня, поначалу попыталась негодовать, но, услышав мягкий, уверенный и по-особому твердый голос, и опомниться не успела, как ее рука оказалась в теплой широкой и по-отечески доброй руке незнакомца.
- Пойдем, я покажу тебе кое-что, - позвал он.
Под удивленными взглядами стражников Волчица под руку с пришельцем невозмутимо прошла в окружающую лагерь тьму к скалистому обрыву.
- Смотри, - коротко остановился незнакомец, остановившись у самого края бездны.
Восток осветился розовым и окрасил верхушки горной цепи, что окружала долину. Волчица терпеливо стояла и смотрела, как солнце величаво тяжело поднималось из-за пиков гор; как первые лучи окрасили нежными цветами поля, спускавшиеся террасами в долину, бесчисленные сады и цветники, уютные мирные домики. Запели птицы. Здесь наверху этого не было слышно, но это было так. Какие-то земледельцы, забыв обо всем, кроме своей работы, вышли в поля. А солнце все поднималось и поднималось, окутывая долину тончайшим розовым покрывалом.
- Смотри, - сказал незнакомец, обводя рукой долину, - посмотри на все это. Скоро ты увидишь здесь совсем другое. Вытоптанные поля, уничтоженные сады, обугленные руины разграбленных домов. Смотри, пока солнце встает, ибо когда оно встанет…
Он говорил дальше, но внимание государыни привлек его голос - до боли знакомый. Теплый, глубокий, низкий, сильный. Слезы навернулись на глаза девочки.
- Отец? - робко подняла она голову.
- Иди сюда малышка, - сильные родные руки обхватили ее и подняли.
Она зарылась лицом в бороду, темную с проседью, такую знакомую.
- Почему ты так долго не приходил?.. - лепетала оно и лепетала, и плакала, - …а дядя Харт сказал, что ты бы хотел… и вот я здесь…
- Глупышка, - мягкий голос чуть отстранил ее, - разве этому я тебя учил?
Хозяин гостиницы очнулся от дремы и поднял голову, услышав шаги на крыльце. Ночь была беспокойной, голова налилась непривычной тяжестью. В вошедшем он узнал вчерашнего посетителя.
- Я должен вам за ужин, - сказал тот, кладя плату на ближайший столик, - кстати, скоро этот зал опять будет полон.
Последнее он сказал через плечо.
А через дверной проем уже вовсю светило утреннее солнце.
Скиталец
- Ты уже уходишь?
- Надо идти.
- Ты знаешь, теперь я стала бояться этих слов: "надо идти". Если услышу их от кого-нибудь, вздрагиваю, как от удара.
* * *
- Когда я шел, я все думал о тебе, представлял, как приду, тихонько поднимусь по лестнице, подойду. Ты меня заметишь, и даже не обрадуешься, только немного улыбнешься…
- А я бросилась тебе на шею.
- Да.
- Ты что-то ищешь?
- Одежду.
- Опять уходишь?
- Опять.
- Неужели ты не можешь остаться? Ты же знаешь, здесь у тебя будут все условия, все возможности. И, в конце концов, ты мог бы остаться здесь ради меня!
- Я же уже говорил тебе…
- Что тебе душно в городе?..
- Да…
- Что тебе нечем здесь дышать?..
- Угу…
- Но это же чушь!
- Ага…
- Ну что ты все заладил - "ага" да "ага"!
- Ага…
- Скажи…
- Что?
- Там, в дороге, у тебя ведь есть другие женщины?
- Да… ты ревнуешь?
- Нет. Не к ним.
- А к кому?
- К дороге.
- Извини…
- Возвращайся…
- Эй! Красавица! Нет ли у вас воды, напиться?
- А шо же вам в колодце?!. Ой! Це ж ты!
Любый ты мой! То така радость, така радость! Ай! А чого же ты не упредил, за то, шо приходишь? А у меня же все не прибрано! Ой! Ты же, наверное, йисты хочешь?
- Как стадо волков.
- А у меня ничого не готово! Ну, проходи скорее в хату! Шо же ты так?!
- Да ладно тебе, не суетись.
- Ну, как это не суетись? Как не суетись?! Тебе же вон, и баньку истопить треба. Хочешь же попариться с дороженьки-то?
- Ой, а я так ждала тебя, так ждала. Мэне уж и все говорят: брось ты его, вин тэбе не дело.
Выходи замуж вон, хоть за Петро, давно ужо сватается. А я все не могу! Уж соберусь будто, но вдруг как вот здесь что-то сожмет, и все!
Не могу! А тут ужо ты знаешь, яка у нас картошка, да огурцы зараз народились. Я уже с ног сбилась закатывать их!
- Картошку?
- Да ни… ха-ха… огурцы. Да ты ешь, ешь. Исхудал то как, любый ты мой, дролечка.
- А ты это куда пошел?!
- Мне уже пора.
- Ой! Как же ты это, ужо не останешься?!
Ну, хоть на месяц-другой.
- Не могу…
- Ты мэне не любишь!..
- Ну, подойди сюда…
- Чого?
- Вот. И стоило обижаться?
- Не любишь ты мэне, остался бы.
Обвенчались бы ужо… Жили б, как люди… А ты уходишь!..
- Плачь, плачь… боль, она со слезами выходит.
- А горюшко-то?.. Горюшко-то… остается!..
* * *
- А я что-то весь день провела в огороде, смотрю - солнце уже к закату, и человек стоит какой-то, руку на забор положил, голову ею подпер и смотрит. И тут я как обмерла вся. Лица-то не видно - солнце-то прямо на меня светит, но внутри все как перевернулось.
- Бросилась ты ко мне.
- Обвила тебя, прижалась и хорошо-то как стало. Мне всегда с тобой хорошо. Чего смеешься? Приятно, небось.
Идешь, знаешь, что тебя ждут… мучаешь ты меня. А теперь, вот, опять уходишь.
- Мне пора.
- Уходишь. И ведь уйдешь, я знаю. Не остановишь. И чего тебя только тянет в дорогу эту, проклятую!
- Пойми, я и сам не знаю. Порой идешь целыми днями, а последнее время я и ночую под крышей все реже, то в чистом поле, то в салоне машины, под крылом самолета, за штурвалом.
Иду, мечтаю о горячем супе. От меня разит, как от коня, так, что птицы с деревьев падают. Только и вижу, что горячая вода, да кусок мыла. А вот с тобой лежу, а вижу дорогу, серое полотно под ногами…
- Обними меня, милый мой… крепче… вот так. А теперь иди.
- Я вернусь.
- Я знаю…
Хранитель
Дорога кончилась как-то сразу, рывком. Еще мгновение назад казалось, что этой серой ленте нет конца. Теперь же парень стоял на небольшой лужайке в лесу. Лес был какой-то странный. Вроде бы и не дремучий, но мертвенная его безмолвность и неестественная четкость теней говорили об одном - все пути в этом лесу ведут сюда. На другой стороне лужайки нерушимым монолитом уходила в кроны деревьев скала. У ее подножья чернел грот.
А перед этим входом сидел на камне человек. Сидел, положив руки на воткнутый в землю меж ног прямой меч, склонив голову на его рукоять. Человек сидел здесь давно. Очень давно. Он казался даже не живым, но статуей, растением, сродни стебельку травы, проросшего в трещине камня, под ним.
Все это место было насквозь пронизано тишиной. Тягучей, растительной какой-то тишиной.
Тишиной Деревьев, что росли вокруг поляны, тишиной травы.
Человек поднял голову, и тишина разлетелась множеством звенящих осколков.
- Пришел, - вскрикнула тишина, - как долго…
Парень взглянул в его лицо. Невольно отпрянул. Этот человек ждал. Ждал немыслимо давно.
Никогда еще юноша не видел таких уставших людей.
- Кто ты? - спросил он.
- Хранитель, - спокойно ответил человек, потихоньку освобождаясь, от застывшей своей позы.
- А ты - Крис. Крис Искатель.
Хранитель не спрашивал. Он утверждал.
- Откуда ты знаешь? - оторопел Крис.
Хранитель посмотрел на него, задумчиво перевел взгляд на камень, на котором сидел. Только сейчас Крис заметил, сколь замшел этот камень. Сам человек этот был какой-то выцветший. И, хотя Хранитель не был стар лицом, и тело его было телом человека едва перевалившего зрелость, но от него веяло самим Временем. Серые, как небо над ним, его глаза бесконечно глубокие и мудрые пугали бездонной своей усталостью.
- Ты бы знал еще больше… - меж тем ответил он, склонив голову.
- Ну, что же, теперь все кончено, - решительно взмахнул мечом Хранитель, разминаясь.
- Это что же, теперь обязательно драться? - не понял Крис, - может, как-нибудь без того обойдемся?
Хранитель оглянулся на грот, и в глазах его мелькнул потухший огонек алчности.
- Нет, - коротко тряхнул бесцветными волосами, схваченными у лба стальным обручем, - ты должен убить.
Крис разглядел в траве у камня выбеленные временем кости. Сейчас ему не хотелось спорить. Пусть так.
Чем скорей, тем лучше. Он отбросил свою накидку, оставаясь в одном трико. В бою так удобнее. Он и доспехов не признавал. Однако меч вынимать не спешил - надежда еще не оставляла его.
- Слушай, мне бы не, хотелось… - начал, было он.
- Учись, - коротко нанес удар Хранитель.
Энергичное молодое тело Криса развернулось, меч сам оказался в его руке. Звякнула сталь.
- Учись перешагивать через себя, как уже умеешь перешагивать через других.
Сталь сверкала в воздухе и пела. Свою, чуждую жизни, но полную неодолимого очарования песнь.
- Учись, парень, - приговаривал Хранитель, показывая отменное владение мечом. - Ошибешься - умрешь.
Крис всегда был способным учеником.
Песнь оборвалась. Недоуменно Хранитель посмотрел на пронзенную грудь.
Он уже не верил в смерть. Пошатнулся.
- Молодец, малыш… - глаза его наполнились скорбной радостью.
Ноги все-таки подвели его, и он рухнул в траву. Крис склонился над ним, встретив его взгляд.
- Я вижу ты… славный малый. Я скажу… не гляди… изумрудную шкатулку, - он перевел взгляд в небо, - наконец… я свободен!.. И видят боги, я играл честно.