- Нет! - Ингеборг резко выпрямилась. - Он делал мне предложение. Но я не слепая, я отлично видела, что у него гора с плеч свалилась, когда я ему отказала. Да на что ему бывшая продажная девка, у которой нет ни родственников, ни знакомых, которая даже наследника ему не родит? Нет, если Нильс на ком-нибудь женится, я просто уйду. О, все будет открыто, честно, и я знаю, он не оставит меня без своего попечения до самой смерти. Может быть, иногда мы с ним даже будем проводить ночи… в память о прошлом. И все равно я уйду.
Ингеборг замолчала. Видно было, что она колеблется, не решаясь высказать какую-то мысль, которая ее мучила. Наконец она сказала:
- Если только Нильс вообще когда-нибудь женится. По-моему, его страсть к тебе слишком сильна. Он никогда не сможет полюбить другую. Со мной он откровенно говорит о своих чувствах, и сколько раз я утешала его, когда он плакал от тоски по тебе, Эяна. Но другая женщина… Избавь его от этого, Эяна. Сделай что угодно, только избавь.
- Но как? Ваши нравы мне чужды. - Эяна на мгновенье задумалась. - Бессмертная душа - это главное достоинство женщины, за которое ее ценят?
Ингеборг сжалась от страха:
- Господи, прости меня, грешную. Не знаю, Эяна.
* * *
Вихрем налетела весна, и расцвели цветы, защебетали птицы. Пришла пора любви, пора радости - и разлуки. Когг "Брунгильда" поднял парус и ушел в море. Ингеборг и Нильс стояли на пристани и махали вслед кораблю, пока тот не исчез за горизонтом.
Затем Ингеборг сказала:
- Ну что ж. Пока они все еще с нами.
Нильс стоял, сжав кулаки, словно ожидал нападения, и не отрываясь глядел вдаль на горизонт.
- Она обещала вернуться, - прошептал он. - В последний раз. Чтобы рассказать, как прошло плавание. Если сможет вернуться. Если не погибнет и…
- Ну а пока у тебя есть дела в торговой компании, - резко перебила Ингеборг. - А я… Я подыщу себе какое-нибудь занятие. Не здесь. Где-нибудь подальше от этих мест. Ну, хватит. Что толку стоять тут и терять время. - Она взяла Нильса под руку. - Пойдем домой.
* * *
Тоно стоял на палубе, смотрел на убегающий берег, на море с проплывающими вдали Парусниками и глубоко дышал, наслаждаясь соленым морским воздухом.
- Наконец-то мы вырвались из этого зловонного города, - сказал он.
- Мы потеряли там довольно много времени впустую. Во мне даже какая-то гниль завелась.
- Думаешь, одним нам будет лучше? Они о нас заботились, - ответила Эяна.
- Верно. Они были нашей надежной опорой.
- Не только опорой. Они отдали нам часть самих себя. Кто еще пойдет на такое ради нас?
- Наши близкие, лири.
- Да, если они остались такими, какими мы их помним. Но даже если… - Эяна замолчала.
Корабль бежал вперед. Крепостные башни Копенгагена, постепенно уменьшаясь, скрылись из виду, и тогда Эяна сказала:
- У нас впереди дальнее путешествие, брат…
* * *
Шли дни и недели. Со временем матросы "Брунгильды" заметили, что пассажиры им попались необычные: что-то было в них таинственное и даже потустороннее. Господин Бреде и его сестра Сигрид разговаривали очень неохотно и явно пребывали в мрачном настроении, часами стояли на палубе и смотрели на волны или на звезды, а в остальное время запирались у себя в каютах и просили не беспокоить, запрещали даже приносить в каюты еду. Но, мало того, кое-кто из команды видел, что по ночам то Карл Бреде, то его сестра выходят из каюты и спускаются за борт, в море! Но никто не видел, как они возвращаются на корабль. Судоторговец, собственник "Брунгильды", перед уходом в плавание сделал очень странное распоряжение: велел все время держать на корме спущенный в воду веревочный трап. На всякий случай, мол, если кого-нибудь вдруг смоет волной за борт. Не иначе чудак думает, что моряки умеют плавать! Странный приказ владельца "Брунгильды" определенно был каким-то образом связан со странным поведением пассажиров. Капитан Асберн Рибольсен строго напомнил матросам, что вошедшие в пословицу суеверия и предрассудки моряков еще никому не принесли удачи, поэтому, дескать, его матросы должны быть здравомыслящими людьми и смотреть на вещи трезво. Однако факт оставался фактом: как заметили все матросы, странная пара никогда не присутствовала на общей молитве, сославшись на то, что им якобы больше нравится молиться в одиночестве у себя в каютах. Кому же они молятся? Среди команды пошли пересуды. Матросы заподозрили, что на корабле у них колдун и ведьма.
Но уверенности, что это действительно так, у людей не было. От Карла и Сигрид пока что никто не пострадал, никакая беда вроде бы не грозила кораблю. В то же время, когда задули встречные ветры, и позднее, когда установился мертвый штиль, подозрительные пассажиры не наколдовали хорошей погоды. Нильс Йонсен и его компаньоны имели в Копенгагене добрую репутацию. Все знали, что они отличные парни, которые не впутают моряков в скверную историю, связанную с нечистой силой. Нильс попросил капитана предупредить команду, что плавание предстоит совершенно особенное, более необычайное, чем любые плавания, рассказы о которых матросам когда-либо случалось слышать. Плавание будет рискованное, как игра в кости где-нибудь в портовых тавернах. Но зато Нильс выплатит щедрое, очень щедрое вознаграждение.
Таким образом, люди хоть и ломали себе головы и терялись в догадках, но в целом все шло спокойно и мирно. "Брунгильда" пересекла Северное море, прошла Английским каналом вдоль берега Британии, затем вышла в Бискайский залив и взяла курс на юг вдоль берегов Иберийского полуострова. Здесь моряки зорко смотрели вперед, опасаясь встречи с кораблями мавров - рядом была Африка. Подойдя к Геркулесовым столбам, капитан "Брунгильды" нанял лоцмана, чтобы провести корабль проливами в Средиземное море. Лоцман оказался отчаянным парнем родом с Майорки. И тут выяснилось, что Карл Бреде знает язык, на котором говорил лоцман. Где он мог выучить этот язык?
И вот наконец в середине лета "Брунгильда" достигла Адриатического моря и двинулась вдоль побережья Далмации на север.
Глава 6
И вдруг Тоно подался вперед в седле. Он пристально смотрел на одну из крестьянок. Голова у нее была повязана платком, но из-под платка выбилась на лоб прядь волос зеленого цвета. Длинная юбка не закрывала босых ног с перепонками между пальцами.
- Рэкси! - крикнул Тоно и натянул поводья, останавливая коня.
- Тоно? Это ты, Тоно? - радостно воскликнула Рэкси на языке лири. Но вдруг девушка попятилась, несколько раз быстро перекрестилась и торопливо заговорила на языке хорватов: - Нет, нет, нет! Господи помилуй, нельзя мне, нельзя… Матерь Божия, спаси и сохрани…
И Рэкси бросилась бежать куда-то прямо через поле, ни разу не оглянувшись. Тоно приподнялся в седле и сделал было движение, чтобы соскочить с коня и побежать вдогонку за Рэкси, но Эяна схватила его за пояс.
- Никаких глупостей! - резко сказала она.
Тоно опомнился, глубоко вздохнул и, успокоившись, пустил коня вперед.
- Да уж, поглядеть на них, так перепугаешься, - сказал начальник стражи. - Но, право, не стоит их бояться. Они теперь стали добрыми христианами и верными подданными нашего королевства. Живут с нами как хорошие соседи. Я, знаете ли, подумываю даже, не выдать ли дочку замуж за какого-нибудь парня из их рода.
* * *
Рядом с Иваном Шубичем, вышедшим встретить гостей, стоял священник. Но это был не капеллан замка, а седой старик с простым широким лицом, облаченный в грубую домотканую рясу. Жупан представил его, назвав отцом Томиславом. Пока шли приготовления к ужину, госпожа Сигрид удалилась немного отдохнуть в отведенных ей покоях, а жупан и священник выразили желание побеседовать с ее братом Карлом Бреде.
Они поднялись на самый верх сторожевой башни, откуда открывался великолепный вид на окрестности. Солнце уже опустилось за лес, за стеной которого лежало не видимое сейчас озеро. По темно-лиловому небу носились стрижи, со свистом рассекавшие крыльями воздух, и бесшумно кружили над башней летучие мыши. Над полями клубился редкий светлый туман. Под стенами поблескивала в сумраке река, на севере и северо-востоке поднимались к небу вершины горного кряжа Свилая Планина. Все дышало покоем и миром.
Обезображенные сабельным шрамом черты лица Ивана Шубича в вечерних сумерках казались более мягкими, но голос жупана был зато твердым как сталь, когда, покончив с приветствиями и любезностями, он сказал:
- Господарь Бреде, я попросил отца Томислава приехать для встречи с вами, потому что он, как никто другой, хорошо знает водяных. Возможно, он узнал их даже лучше, чем они сами себя знают. Из полученного мною письма я заключил, что вас чрезвычайно интересуют наши водяные.
- Весьма признателен вам за эту любезность, - непринужденно ответил Тоно и пригубил вина. - Но, помилуйте, стоило ли так беспокоиться и хлопотать из-за меня? Впрочем, примите мою глубочайшую благодарность.
- Нет такой услуги, которую я не оказал бы знатному чужеземному гостю, прибывшему в наше королевство, дабы установить с нами добрые отношения. Однако я надеюсь, господарь Бреде, что вы не скроете - если, конечно, это не нанесет ущерба вашим замыслам, - почему вас так сильно занимают водяные. - И вдруг Иван словно рубанул саблей: - Не сомневаюсь, что вы приехали в нашу глушь только из-за водяных.
Тоно неторопливо положил ладонь на рукоять своего кинжала.
- Дело в том, что в морях Севера, откуда я родом, обитают водяные, которые похожи на ваших.
- Ха! Перестаньте-ка болтать чепуху! - загремел бас Томислава. - Иван, ты ведешь себя отвратительно, Если подозреваешь, что гость - лазутчик венецианцев, то так и скажи напрямик, как подобает честному человеку.
- О нет, ничего подобного! - поспешно возразил жупан. - Видите ли, нынче у нас возобновилась война с Венецией. В последние два года мы нередко сталкивались с подобными незваными гостями. Долг повелевает мне соблюдать осторожность, господарь Бреде. А если уж говорить начистоту, то как из вашего письма, так и из ваших слов явствует, что раньше вы не были знакомы с вашей хорватской родней - тогда откуда же столь превосходное знание нашего языка?
- Неужто этого достаточно, чтобы видеть в госте врага? - снова вмешался священник. - Сам посуди, Иван, ведь никто из водяных не принес нам несчастья, напротив, они же нам служат! И Господь увидел, сколь многие в нашей земле обратились в истинную веру, и возрадовался, и одарил наш край Своею милостью…
Последние слова отец Томислав произнес тихо, почти шепотом, прерывающимся голосом, в котором слышались одержанные слезы. Тоно заметил, что глаза старика повлажнели. Но спустя миг лицо священника снова посветлело от какой-то сокровенной радости, и он сказал:
- Иван, если желаешь иметь свидетельство Господней милости, вспомни о том, что вилия покинула наши края. Нынешней весной она не поднялась со дна озера, в лесу ее нет, никто и следа не видел. Если… Если только вилия… действительно была призраком… Призраком самоубийцы, осужденной Господом… Если это так, то, должно быть, Всевышний сжалился над нею и взял к Себе на небо, в рай. Ибо обращение морского народа в христианскую веру есть великая радость для Господа Бога нашего…
У Тоно сжалось сердце. С трудом переводя дыхание, он спросил:
- Стало быть, то, что я слышал от людей, правда! Водяные обратились в христианскую веру и полностью утратили память о своем прошлом?
- Не совсем так, - ответил священник. - Они удостоились особой милости Всевышнего. У них остались воспоминания о прежней жизни, они сохранили все свои знания и навыки. Сегодня они применяют свои поистине удивительные умения на благо земляков. Это долгая, но чудесная история.
- Я… хотел бы ее услышать.
Люди некоторое время молча глядели на своего гостя. Взгляд Ивана стал менее недоверчивым, глаза Томислава светились добротой. Молчание нарушил жупан:
- Хорошо. Мне кажется, нет причин держать в тайне от вас эту историю. Я думаю, вы сами уже о многом догадались. Кроме того, у вас, наверное, есть известные основания, побудившие вас приехать сюда. Вы не расположены о них говорить - это ваше право. Смею надеяться, ваши основания достаточно серьезны.
- Более чем серьезны, - добавил отец Томислав. - Андрей - раньше его звали Ванименом - рассказывал мне о своих детях, которые отстали в пути… Карл, вам незачем говорить нам более того, что вы сочтете нужным. Позвольте вас заверить, мы ваши друзья. Выслушайте мой рассказ и спрашивайте, о чем только пожелаете.