С этими мыслями я обратился к коммутатору и запросил соединение с Жаком. Он возник через пару секунд, будто ждал меня. Вернее, не он, а его проекция, сам-то он в камере. Возможно, и вправду ждал, готовился к разговору.
- Здравствуй, Пол.
- Здравствуй.
- Прости меня, Пол. - В голосе Жака сплошное сожаление. - Я совсем рехнулся на этом Ганимеде. Понимаешь, все из-за Мэгги… То есть из-за Маргарет…
Вероятно, на моем лице отразилось недоумение такой силы, что Жак поперхнулся и вынужден был прокашляться. Очки сползли на кончик носа и едва не соскочили.
- Не из-за Маргарет, конечно, она не виновата, собственно, она и не подавала мне надежды, это я сам решил, должно быть, выдумал, знаешь, нафантазировал, так бывает, когда живешь больше внутри себя, чем если… Ты понимаешь меня, Пол?
Взгляд Жака сквозь выпуклые стекла очков оказался настолько беспомощным и, одновременно, умоляющим, а ситуация - нелепой, что я не выдержал и рассмеялся.
- Жак-Жак, - я смотрел ему прямо в глаза, - ну, как ты мог подумать такое? Я и доктор Боровски? Если она чего от меня и хочет, так это чтоб я забеременел планетологией. Господи, Жак, ну нельзя же, в самом деле… Тебя заподозрили в терроризме, меня чуть не отправили в изоляцию, и все из-за твоей ревности, из-за Маргарет?!
Жак кивнул. Мне показалось, он сейчас заплачет. А может быть, и не показалось.
- Ты старый французский осел, - констатировал я безжалостно. - Пробовал поболтать с ней по душам тет-а-тет? Может, она к тебе неровно дышит? Пробовал, Отелло?
Жак замотал головой.
- Вместо того, чтобы подставлять друзей и рисковать нашей судьбой, мог бы проявить храбрость в другом месте, не находишь?
Жак кивнул. Точно, плачет.
- Инспектор Бобсон, или Робсон, или как его там, он с тобой живо разберется, от всех внеземных работ отстранят лет на десять…
- Пол, - неожиданно прервал меня Жак, - можно тебя попросить? Не говори ей, что это из-за… Ну, то есть… Что это связано с ней. Обещаешь?
- Конечно, Жак, не вопрос, - тоном, не допускающим сомнений, ответил я.
- Спасибо, Пол. Меня скоро отправят на Землю. Не держи зла, пожалуйста. И передавай привет всем на станции. Хорошо?
- Конечно, Жак. Скажи, вот ты микробиолог, как ты считаешь, на Ганимеде есть жизнь?
Он дважды моргнул сквозь толстые линзы, выражение глаз обрело что-то похожее на осмысленность. Все-таки, хоть размазня и, как оказалось, подлец, но профессионал…
- Не знаю, Пол. Мне не попадалась, однако принципиально такую возможность нельзя исключать. Здесь были теплые линзы рассола, да и практически пресных вод, были огромные бассейны в зонах стабильно активных тектонических разломов… Ну, ты знаешь лучше меня, как это бывает. Органику мы фиксировали, но аминокислоты - еще не жизнь. Могли образоваться и сохраниться какие-нибудь организмы. Ганимед очень плохо изучен, стыдоба. Поверишь, на всю планету - четыре квалифицированных биолога, четыре! Все распределяются на Европу. Там, понятно, лед тонкий, многоклеточные, бум ксенобиологии, но нельзя же совершенно игнорировать нас! Уникальные условия Ганимеда могут привести к образованию поистине невероятных форм, развивавшихся в изолированных ареолах сотни миллионов лет…
Жак разошелся, аж покраснел. Можно подумать, он не в камере, а на симпозиуме. Ох уж эти ученые, что он, что Мэгги, два ботинка пара. Хорошо бы смотрелись вместе, а меня бы усыновили потехи ради. Папа Жак и мама Мэгги, ха-ха-ха!
Внезапно он замолчал, будто на полуслове проснувшись и осознав, где находится и перед кем заливается соловьем. И сдулся.
- Пока, Пол, успехов тебе, - попрощался Жак Мессье. - Не забывай, ты обещал.
- Конечно, можешь рассчитывать на меня.
Он исчез, растворившись в воздухе, и, возможно, навсегда выбыл из моей жизни, а я остался сидеть в кресле перед пустой стеной. За окном смеркалось, в кабинете включился мягкий рассеянный свет. Пора возвращаться.
Я встал и быстро обернулся, но кресло, обманув мои ожидания, не исчезло, а так и осталось посреди кабинета. Наверное, деструктурировалось после того, как я вышел.
Под куполом имитировалась ночь, притушенный свет вдоль дорожек не мешал наслаждаться видом Юпитера, застывшего над горизонтом.
Я вновь подумал о людях следующего поколения, для которых эта картина станет привычной, как для землян - Луна, и которые не будут облачаться в маски и защитные костюмы, чтобы выйти из города. Небо, конечно, не всегда окажется безоблачным, иногда огромные дождевые капли примутся долбить по крышам домов и парковым дорожкам, соберутся в ручьи, понесут в теплое море опавшие листья и облетевшие лепестки цветов. И яркие ионные сияния, видимые даже днем, не дадут забыть о радиационной мощи гигантской планеты. Слышал, их модели тоже скоро запустят в показ на куполе.
Но эти люди уже будут считать Ганимед домом.
Полупустой вокзал ожидал поезда. Я перекусил в автоматическом кафе и скоротал время за просмотром новостей по общественному стереопроектору. Со времени моего прошлого к нему обращения - пару месяцев назад - их накопилось порядочно. Больше всего меня интересовал Марс, он намного богаче Ганимеда: развитый рельеф, долгая история выветривания, мощные осадочные слои, метаморфизм… Палеонтология на Марсе тоже круче, да и вообще, ученых там в тысячу раз больше. Преобразователи пока до Красной планеты не добрались, а скорее всего, их вовсе туда не пустят. Вот отработаю выпускной контракт и двину сначала в отпуск на Землю, а потом на Марс. Если заодно сделаю диссертацию, Мэгги от счастья обалдеет.
Ну, надо же, Жак-то! Носитель тайной страсти.
Поезд нырнул в трубу, и я выключился раньше, чем он вышел на околозвуковую.
"Не забыть проверить синтезаторы" - мелькнула последняя мысль.
* * *
На Ганимеде всегда дождь. Эту истину не впитываешь кожей, ибо кожа твоя защищена многослойным материалом скафандра. Истина проникает в сознание через уши и благодаря едва заметной вибрации обманчиво прочных стен. Даже под сверхсовременными куполами Ганимед-Сити, под безоблачным, безупречно нарисованным небом, кажется, что, если остановиться на секунду, закрыть глаза и обратиться в слух, сможешь различить вползающее извне бормотание - далекое эхо воды, обрушивающейся с небес.
Психологи называют это самообманом. Измерения показывают, что так оно и есть: шум если и проникает в человеческие обиталища, остается неразличимым органами чувств. Мы не можем ощутить Ганимед, ступая по гравидорожкам столицы, живя в огромных гравитационных колесах, нюхая искусственные ароматы, имитаторы земных растений, любуясь псевдотравой и входя в распадающиеся микроботовые двери. Мы надежно отделены от планеты, на которой стоим, от ее воды, поднятой и собранной в тучи нашей волей из - представить только! - миллионов веков ледового плена, прямого контакта с космосом, от ее скал, вздыбившихся из недр во времена, когда предки земных обезьян еще не вышли на дневной свет, камней, так и оставшихся в первородном виде, с неокисленными сульфидами и самородным железом, островов с острыми, не сглаженными выветриванием чертами рельефа. Мы отделены от яростного радиационного пояса Юпитера магнитным экраном Гольдера и стремительно растущим озоновым слоем новоиспеченной атмосферы - испеченной, или, скорее, выплавленной, поскольку орбитальные зеркала, развернувшие солнечный свет, буквально расплавили замерзшую поверхность Ганимеда, вернув его к состоянию, в котором он был, наверное, лишь на заре Солнечной системы.
Сидя на выглаженной механизмами базальтовой плите и пялясь в мутную плывь дождя, сквозь которую не видно даже ближайших скал, я думал о существах, возможно, смотрящих на меня с той стороны. Думал также о Жаке Мессье, летящем сейчас к Земле, о Мэгги, ее странной полуулыбке и задумчивости вместо негодования или хотя бы неодобрения, когда я, нарушив обещание, рассказал ей во всех подробностях историю с нашим очкастым Отелло-микробиологом, любителем компьютерной графики. Смех смехом, а перспектива усыновления кажется все более реальной. Если, конечно, Жака не признают виновным во всем, чего он не совершал, и не отправят покорять Титан.
Марков, вроде, тоже допускает, что взрывы заводов могут быть связаны с обитателями Ганимеда. Система наблюдения не отмечала посторонних, но что с того? Диспетчеры не видели критической ситуации ни на одном из заводов, даже внутри не сработала сигнализация, только непосредственно в операторской контрольная модель отражала верную картину, и это мы узнали благодаря моему злосчастному визиту с проверкой, можно сказать, случайно. Что, в таком случае, мешает тем, кто устроил аварии, оставаться незамеченными для систем слежения? Теперь заводы спешно оборудуют независимой охранной аппаратурой, включая спутники и наблюдательные вышки, каждая из которых транслирует информацию по своему каналу, одновременно записывая на твердый носитель. И муха не проскочит, если только эта муха не мимикрирует с той же скоростью, с какой летает, становясь неразличимой во всех диапазонах электромагнитных волн, в том числе - не подстраивает свою температуру точно под окружающую среду, если только эта муха не невесома и при движении ее крыльев образуется хотя бы минимальный ветерок.
Если жизнь на Ганимеде такая, какую мы можем ожидать, она обнаружится при попытке уничтожить очередной завод. А если нет? Что, если они развили в себе способность управлять материей на расстоянии? Что, если они незаметно управляют нами? За долгий срок, проведенный в заточении среди льдов, можно научиться многому…
- Пол, нам пора, - Мэгги потрепала меня за плечо. С ней двое новичков. Белокожая миниатюрная дамочка с тонким аккуратным носиком, о возрасте которой можно с уверенностью сказать только, что ей уже давно не шестнадцать; светло-рыжие волосы, шаловливое любопытство, легкая походка. И коренастый плотный китаец, солидный и неподвижный, как статуя. Он улыбнулся одними губами, когда Мэгги представляла нас, узкие темные глаза смотрели внимательно, дружелюбно и, пожалуй, чуть насмешливо.
Оказалось, я слышал о нем: господин Ван, известная величина в планетологии, до недавнего времени работал на Марсе. Что занесло его сюда? А рыжая - ксенобиолог с Земли, заменит Жака на всех должностях, и зовут ее, по забавному совпадению, Жанной. Но она не француженка, а на четверть англичанка, на четверть бельгийка, наполовину итальянка, и, хотя детство провела в Мексике, итальянский для нее как родной…
По мнению Мэгги, которым она, неодобрительно щурясь, поделилась со мной за вечерним кофе, бледнолицая слишком оживленно болтала и пялилась на меня неприлично долго. Слова у Мэгги, конечно, были другие, она у нас дама деликатная, однако смысл тот.
Но это позже, а тогда мы нахлобучили шлемы и вышли из гаражного шлюза под дождь. Экскурсия по окрестностям, практика ориентирования вслепую на случай, если откажет локатор; пробоотбор в условиях постоянного ливня и прочие прелести для желторотых. Меня в свое время водили Мэгги и Жак. Теперь я сам старожил.
Мы зацепили страховочный тросик за первую сенсорную штангу возле шлюза и двинулись в сторону моря. Дождь ложился на плечи привычно ощутимым весом, но недавно прибывшим все было в диковинку. Сначала прегрузки, невесомость, искусственная гравитация перелета, за ними - прыжки в нашем тяготении, гравидорожки и другие радости Ганимед-Сити, а вот теперь - никаких магнитов, настоящий камень под ногами и падающая из невидимых облаков вода, без перерыва, час за часом, каждый день.
- Пол, проводи нас к южному склону, там удобнее спускаться, - полупрозрачное лицо Мэгги появилось в моем шлеме, улыбнулось и исчезло. Она воспользовалась общим каналом, но наши спутники, конечно, не поняли, о чем речь, идут себе, как ни в чем не бывало. А вот я - покраснел. Не забыла старушка, как навернулся на первой экскурсии и полетел бы кубарем, не будь пристегнут тросом. Вообще-то, основное предназначение страховочной системы - не дать потеряться, если откажут приборы скафандра, и послать сигнал в случае ЧП. На главных маршрутах за пределами купола размещены стойки коммутаторов экстренной связи, по штангам между которыми, бледно светясь в тумане, бегут зеленые трассировочные огни - всегда в сторону станции, не заблудишься. При достижении предельной длины трос перестегивается на следующую штангу.
Мы шли цепочкой: впереди я, за мной рыжая Жанна, дальше Ван, замыкала Мэгги. Радиолокационно-акустическая панорама, конечно, глаз не заменит, но ориентироваться при ходьбе можно вполне сносно. К морю спустились без каких-либо приключений, и тут произошло чудо. Вернее, то, что кажется чудом, пока бывает редким, а как начнет случаться регулярно, перестанешь замечать: прекратился дождь, разошелся туман и посветлело. Как по команде мы остановились и задрали головы, ожидая, наверное, что сейчас тучи порвутся, и солнце Ганимеда впервые явит нам свой лик. Но время тому еще не пришло. Упала одна капля, за ней другая, и вот уже снова хлынуло и погрузило окрестности в непроглядную струящуюся серость.
Жанна и Ван, поглазев, готовы были спускаться дальше. Конечно, для них пока каждый шаг - экзотика, и почем им знать, что на Ганимеде такое зрелище увидишь раз в десять лет, да и то если случайно окажешься в подходящее время в правильном месте. А мы с Мэгги почти минуту простояли истуканами, бережно наполняя свою память, хотя ведь будет стереозапись, которую всей станцией тем же вечером прокрутим еще несколько раз.
В тот краткий миг мы видели небо, как оно есть: сплошное, тяжелое, серое. Видели острые темные скалы, пробитые кое-где жилами пирита и халькозина, залитые водой. Бурлящие ручьи и ручейки. И еще мы видели море. Своими глазами, метров на пятьдесят, дальше туман становился слишком плотным. Оно словно бы чуть-чуть горбилось вдоль линии берега, выгибалось вверх крутой дугой под действием силы поверхностного натяжения. Море Ганимеда было серым, как и тучи над ним. Серым и почти зеркальным. Когда дождь вернется, морская гладь разобьется в рябь ударами капель, их прозрачные тела восстановят статус-кво.
Вот в протянутую ладонь упала первая. Красавица разлеглась на половину перчатки и показалась вязкой, стеклянной. Иллюзия, это всего лишь обычная вода. Слабая сила тяжести не может расплющить каплю так же, как на Земле, и она упрямо выгибает спинку, пытаясь вернуться к форме совершенной сферы, которую имела бы в невесомости и которую почти достигла в падении от облаков к моей руке.
Человек консервативен. Никак не могу привыкнуть, воспринимать естественно, что знакомые и простые вещи выглядят здесь не так.
Мы возвратились усталыми, но полными впечатлений.
Искусственная ночь охотно приняла меня, распластавшегося по кровати, и погрузила в сон, где господствовали мрачные тучи, иссеченные молниями, заполнила грохотом раскатов и шквальными порывами, немыслимыми в привычном безветрии Ганимеда. Или это рушился нависший над головой диабазовый массив, пронизанный полиметаллическими рудами? Кишащее тварями коричневое море раздвинулось и выпустило на берег невероятное существо размером с остров, помесь медузы и кашалота. Оно смотрело на меня, хотя не имело глаз, и подчинило себе мою волю. Почти подчинило; в последний миг я рванулся и выдрался из сна, будто чудом ускользнувшая из цепких объятий осьминога добыча.
Вокруг было тихо.
Сумрак персонального блока, индикаторы на стене, светящиеся цифры времени. Я поднялся и распахнул дверь. Приглушенный свет подействовал успокоительно, но я хотел убедиться и подошел к куполу. Ничего не изменилось: как вчера и позавчера, как месяц и полгода назад, по обманчиво-прозрачной стене стекали ручьи дождя. Но в тот миг я точно знал: за всей этой водой, в глубине океана, живет нечто, пробужденное нашей силой, и оно хочет нас убить.
Я вернулся в блок и, засыпая, думал о будущем людей. Когда-нибудь мы столкнемся с теми, кто сильнее и умнее нас. Что, если поначалу мы просто не заметим их? Возьмемся переделывать под себя чужой дом? Мысли путались, несуразно смешивались, вплетая сюжеты с Катей, Жанной, Мэгги, Робом Бобсоном, Жаком и слономордыми телепатами с Денеба, пока наконец я не провалился в глубокое забытье, будто в бездонный колодец. Время свернулось и выстрелило пружиной, смяв оставшиеся до утра часы, и мне показалось, что пробуждение случилось уже через мгновение.
* * *
Утром станцию сотряс удар. Задребезжало все металлическое, подпрыгнули чашки, у Мэгги выплеснулся кофе. Вторым ударом качнуло столик, за которым механики играли в шахматы, фигуры с цоканьем разлетелись по бетонитовому полу. Кто-то едва устоял на ногах.
- Внимание, станция! - голос Маркова звучал одновременно повсюду. - Сохранять спокойствие! Ганимед трясет, магнитуда шесть и четыре, ждем новых толчков. Действуйте по инструкции. Кто забыл, напоминаю: дежурные остаются на местах, остальным прекратить работы, надеть скафандры и рассесться на сборной площади. Гравитационное колесо будет временно остановлено. Двери во всех отсеках, а также шлюзы должны быть закрыты. Станция рассчитана на сейсмы до восьми баллов, ситуация штатная.
Народ быстро собрался на площади. Редкий случай увидеть всех вместе. Лица сонные, ошеломленные, заинтересованные, несколько испуганных. Третий удар оказался слабее, за ним последовали новые, постепенно затухающие. Поверхность планеты подрагивала, словно приходя в себя.
Снова раздался голос начальника станции:
- Внимание! Сообщают, в области Мариуса началось извержение, образовалась двухкилометровая кальдера. Больше толчков не ожидается, отбой тревоги. Пол Джефферсон, зайдите, пожалуйста, ко мне.
Игорь Марков показался на пороге главного корпуса, продолжая вещать по общей связи. Заметил меня, махнул рукой: мол, давай сюда, есть дело, и нырнул обратно. Что-то не увидел я на нем скафандра - видать, инструкции нашему педанту не писаны.
Неторопливо переодевшись, я отправился в кабинет Маркова. Там уже сидели Мэгги, Ван и Жанна, которая улыбнулась мне как лучшему другу. Я потупил взгляд. Женщины - не моя сильная сторона. По правде сказать, я их боюсь. Всех, кроме Мэгги. И, пожалуй, Кати. Хотя кто я, и кто она, мы практически не знакомы, никогда уже не встретимся, не о чем и думать.
- Пол, я слышал, вы приступили к диссертации. Что-то на тему эффузивов и декомпрессионного горообразования? - Марков метнул быстрый взгляд в сторону Мэгги, а та ободряюще кивнула мне.
- Ну-у-у… - потянул я, как мне кажется, с достаточной многозначительностью.
- Вот и прекрасно! - Игорь обвел рукой коллектив. - Коллеги помогут вам в этом нелегком деле. Как только утихнет в кальдере, поедете туда. Доктор Боровски возьмет на себя руководство экспедицией. Спасибо, все свободны, готовьтесь.
Доктор Боровски, то есть Мэгги. Это ее затея - вон, как глаза блестят, хоть сейчас в полет. Только нас никто к вулкану в ближайшие дни не подпустит - на Ганимеде существует четкая и, кстати, здравая инструкция. Извержения здесь почти всегда взрывные, да и плотнейший туман с дождем отнюдь не способствуют безопасности. Придется Мэгги подождать и порыть каблуком гравий.
Вулканы я не люблю. Не унаследовал. И о теме диссертации впервые слышу, так что уважаемого доктора Маргарет Боровски ждет взбучка. Чуть позже.
- Пол, задержитесь, пожалуйста. - Марков подождал, пока все выйдут, и плотно затворил дверь. - Вы встречались с Жаком?
- Да.