- Значит, мы не увидим, что там внизу?
- При достижении нижней точки модуль "А" сфокусировал прожектор и выполнил съемку в нескольких спектральных режимах.
Действительно, движение стен вокруг прекратилось, больше мне не казалось, что падаю в пропасть. Камера замерла, модуль дал направленный луч, все вокруг полыхнуло ярким белым светом. В глубине что-то сверкнуло в ответ. Камера быстро приблизила изображение, я разочарованно покачал головой. Ничего интересного. Тот же гладкий лед, местами поврежденный упавшими с верхотуры глыбами.
- Инфракрасная съемка показала повышенную температуру на дне. - Сообщил робот. - Радиолокационное зондирование дает толщину льда до полутора метров. Предположительно, подо льдом находится более теплая среда, слабо проводящая электрический ток.
- Что это может быть? - тупо спросил я, и получил ответ, заставивший покраснеть.
- Наиболее вероятный состав подповерхностного слоя: вода низкой минерализации.
Ага, вот и первое открытие! Мы нашли подземную реку.
- Ро-об… - протянул я в задумчивости.
- К твоим услугам, Пол. - Тут же отозвался робот, решивший, что его позвали.
- Какая там температура?
- Необходимо уточнение вопроса.
- Какая температура вверху и внизу расщелины, как она менялись? В градусах Цельсия, округляй до целых.
- В начале спуска зонда температура составила минус двадцать. В точке остановки зонда температура составила минус тринадцать. Рассчитанная температура поверхности льда составила минус пять. Для расчета температуры воды недостаточно данных.
- А давление? По отношению к поверхности, округленно? Откуда здесь жидкая вода?
Услышав ответ, я присвистнул и хлопнул ладонью по бедру. Похоже, Марс еще не раз удивит меня. Подо льдом течет вода, глубже может быть еще теплее. Да что значит "может быть"?! Это наверняка так, ведь буровики уже вскрывали погребенные озера, правда, соленые, и не в этом районе Марса, и давление в них держится за счет литосферы, они же залегают линзами - а тут река.
- Показывай дальше, - скомандовал я.
- Модуль "А" достиг предела устойчивой радиосвязи и вернулся. Транслирую запись, сделанную модулем "B".
Вновь на меня наехала и скрылась за спиной арка выхода из нашей пещеры; мелькнул грот, теперь уже с другой стороны - более широкий, чем показалось по первой записи. Здоровенный монолит, который я ошибочно принял за правую стену, делил ледяную полость надвое, скрадывая пространство. Его нетрудно было принять за грубо высеченный менгир, неолитическую колонну, произведение искусства людей каменного века. "Если бы дело имело место на Земле, следовало бы непременно рассмотреть данную гипотезу, доктор Джефферсон" - хмыкнул я себе под нос.
Тормознув трансляцию и приглядевшись, я отметил, что порода-то в монолите определенно осадочного происхождения. Похоже на обычный песчаник, часто встречающийся на Земле. Прослоек замерзшей воды в нем не наблюдалось, зато поблескивала слюда. "Очень возможен доледниковый генезис, хорошо бы осмотреть на предмет окаменелостей, чем черт не шутит, вдруг повезет… И обязательно взять образец, когда будем проходить здесь…" - ненадолго я забыл, в каком положении нахожусь.
Пещера повела круто вниз, превратившись в наклонный колодец метров семидесяти глубиной. Обледенелые стены хорошо отражали свет. По данным радиолокации толщина льда составляла тут всего несколько сантиметров, глубже лежал камень. Модуль цеплялся за лед щупальцами, быстро перебирал ими и совершенно не скользил. Вскоре он выбрался на бугристую, матово поблескивающую поверхность - дно просторной пещеры с низко нависающей кровлей, на первый взгляд показавшейся мне каменной. Однако, подумав, я решил, что это вмороженные в лед обломки разнородного состава, будто гигантская липучка собрала их с поверхности, чтобы драпировать потолок в стиле "дикая природа".
Результат зондирования подтвердил мою мысль: выше, скорее всего, залегал лед. Осталось ли это от донной морены - кусков породы, срезанной ползущим ледником - или имело другую природу, можно разобраться потом, когда дойдут руки. А пока оставалось только следить за тем, как мелькают колонны и сугробы, как стремительно пролетают мимо замерзшие стены с коричневыми, черными, красными включеними осадочных пород, в основном, песчаника (но кое-где и чего-то похожего на карбонаты). Я делал звуковые пометки: "взять пробу", "посмотреть внимательнее" - и так увлекся, что из головы напрочь вылетела главной цели путешествия: поиск выхода на поверхность. Я чувствовал себя планетологом на рабочем месте, "в поле", и занимался привычной работой.
Модуль "B" блуждал в ледяных лабиринтах едва ли не втрое дольше своего брата, модуля "А", и было это связано с тем, что он попал в гигантский колонный зал с путаницей коротких ветвящихся ходов, где, не имея навигационной аппаратуры, можно было бы блуждать вечно, так и не отойдя от входа даже на полкилометра. Робот прилежно объехал все закоулки, профессионально проскребся через несколько "шкурников", один из которых оказался весьма извилистым, и вышел почти к начальной точке маршрута.
- Модуль "B" достиг предела устойчивой радиосвязи и вернулся. Показать следующую трансляцию?
Верно, пока я смотрел запись, три заново пущенных модуля успели убежать далеко. Бесценным результатом исследований станет карта, объемная модель системы пещер, в которые уже совсем скоро мне придется отправиться лично.
- Не надо. - Я так устал, будто сам пробежал километры. - Дождемся результата. Выдели необычные места, где мне посмотреть. Покажешь видео. Потом решим, что делать. Дерни меня, если найдут выход наружу. То есть позови.
- Да, Пол.
Мне захотелось размять ноги, невозможно столько сидеть. Подобрав молоток, пикнувший "здесь" с одной из ледяных куч, я широким шагом двинулся в сторону грота, к устью пещеры. Тяжелый полевой скафандр дотянул мой вес до земного, так что я чувствовал себя почти как на прогулке где-нибудь в Кентукки, в Мамонтовой пещере. И размерчик системы подходящий, полтыщи километров совокупной длины. Одно утешало, со мной был Универсальный вспомогательный робот. Хотя и промышленно-экспериментальный образец, но пока он меня не подводил, и я надеялся, так будет и впредь.
Все-таки идти самому совсем другое дело, нежели смотреть видео. Руки опираются на выступы льда и смерзшегося песка, ноги ступают по камням - чувствуешь сквозь перчатку, чувствуешь ступней, пусть даже через толстую подошву ботинка - они настоящие, и если потеряешь равновесие, по-настоящему стукнешься о них шлемом. Прочный сиплекс не разобьется, скафандры делают с умом, даже не расквасишь нос, зато получишь незабываемое ощущение от почти полного контакта с первозданной природой.
Колонна дикого камня, так заинтересовавшая меня, оказалась на поверку действительно сложенной полимиктовым песчаником. Отбив пару кусков, я убрал гидромолоток и повертел их перед глазами, меняя фильтры и приближение. Выглядели булыжники совершенно банально, но ведь это мои первые образцы на Марсе!
Ноги определенно еще не размялись, и я прогулялся до "снежной комнаты", так окрестил грот, обнаруженный модулем "А". Позволил себе краткую туристическую экскурсию. Не похоже на земные сугробы, а все же… Я распахнул руки и спиной завалился в рыхлый снег.
Когда-то давным-давно, в тихую безлунную ночь, черное небо было истыкано звездами и прошито полосой, напоминающей конденсационный след турболета - это бледно светился Млечный путь. Под огнем далеких уличных фонарей посверкивала изморозь, крошками сыпавшаяся с веток, а мне мечталось лететь от планеты к планете, из одной системы в другую, не останавливаясь нигде надолго. И чтобы у меня не было детей, никогда. Потому что дети тоскуют по родителям, а у родителей всегда свои дела. Им некогда, они заняты чем-то Самым Важным, Необходимым Именно Сейчас, подчас Великим.
Потом дети вырастают, и оказывается, они всегда были одни. Зачем же плодить несчастных? И зачем приносить себя им в жертву? Мои вулканологи, Алла и Стив, чета Джефферсонов, научили меня многому, никогда не будучи рядом, а суть учений свелась к одиночеству. Человек должен быть один. Ни за кого и ни перед кем не в ответе, никем не связанный. Мои родители, я знаю это, хотели бы вернуться, потрепать меня за загривок и сводить в иллюзион-клуб. Они постоянно отодвигали это, ведь наука не ждет, всегда есть незаконченное, вот-вот раскроющееся, подобное таинственному ореху из сказки, которую не они мне читали.
Мои родители хотели вернуться, но так и не смогли это сделать, и теперь, обращенные в пепел, незаметно украшают Луну где-то там, на обращенной к Земле стороне. В ночи полнолуний, часами валяясь в сугробе, я глядел в недостижимое небо и рассматривал ее, единственный спутник Земли. Бывало, брал с собой окуляр, и с его помощью на морозном воздухе изучал "моря", горы и кратеры, все то, что легко можно было получить в домашней стереопроекции. Я не знал тогда, что они не вернутся с Гавайев, и что даже завещание отделит их от меня, похоронив на Луне.
Я бежал с Земли и избегаю Луны. Попробовал Ганимед, но бесконечная дождевая баня пришлась не по вкусу. Знал, что понравится Марс, и пусть планета встретила меня жесткой посадкой в первом же воздушном рейсе, на самом деле она приняла в себя намного глубже, чем можно было рассчитывать. Валяясь в снегу древней пещеры, грубо продавив телом осторожные следы робота-разведчика, я по-варварски нарушил здешний покой, без почтения к сединам растрепал и раздавил тонкие снежно-ледяные веточки, возможно, росшие сотни лет в сухом разреженном воздухе, где вода не может долго находиться в жидкой фазе. Я лежал на спине, пялясь в белый, нежный и неживой мох, облепивший потолок, а сверху, подмигивая моему фонарю, опускались крохотные снежинки.
Темный пол огромного зала, к которому я вернулся, был гладким, хоть катись на коньках. Сложенный прозрачным льдом, он казался черным. Я посветил фонариком, но рассмотреть дно не удалось, на глубине метра в полтора помутнело, дальше луч не проникал.
Взяв несколько проб, я решил добраться до расщелины, границы территории, разведанной модулем "А" в первом походе. Свет выхватывал наклонные колонны и гигантские сростки прозрачных ледяных кристаллов, горы обломков, местами вперемешку с камнем. Попадались интересные образцы, куски базальта и алевролиты, до того не встречавшиеся, железистые конкреции от горошины до шара почти с кулак размером. Парочку таких я прихватил с собой.
Свернув в знакомый проход, чтобы повторить путь робота, я столкнулся с неожиданной проблемой. Хотя дно пещеры было не слишком наклонным, мои ноги заскользили, я упал, перевернулся и поехал головой вперед в сторону расщелины. Остановиться удалось быстро, зацепившись за выпирающий из стены каменный блок, но дальше пришлось двигаться с изрядной осторожностью.
Как говорили древние, "кто предупрежден - вооружен": прежде чем приблизиться к трещине, я потратил пару минут на настройку скафандра. Оказалось, можно изменить конфигурацию подошв и перчаток, чтобы они не скользили. Очень удачное изобретение, хотя лучше бы обнаружить его пораньше. Закончив, я подполз к обрыву и глянул за край.
Зонда с видео у меня не было, да и незачем повторять опыт предшественника. Зато были бомбы: сферолиты, те самые железистые конкреции с кулак размером. Одна из них во славу науки полетела вниз, воскресив этим экспериментом память о племени вандалов. Хотя робот в прошлый раз уже измерил глубину, я рефлекторно отсчитывал секунды, пока чуткая акустика не уловила характерный "чпок". Настроив увеличение и сфокусировав луч, я обнаружил свежую дыру. Прорубь. Лед оказался настолько тонким, что мой пробный шар его пробил, наружу выплеснулась вода. Она застывала несколько секунд, пока, наконец, не образовала блестящую корку. Такое вот ударное зондирование, такая вот бомболокация от доктора Джефферсона - очень эффективный метод, всем советую, хотя к неразрушающим его, пожалуй, не отнесешь.
- Роб? - позвал я робота.
- Весь внимание, - отозвался он.
Слышно его заметно хуже, чем в нашей пещерке.
- Там все нормально? Доложи обстановку.
- Обстановка без изменений. Модули продолжают поиски.
- Отлично, Роб. Я бросил камень в щель и пробил лед. Там, действительно, жидкая вода. Что скажешь?
- Это соответствует прогнозу.
- Да, но я видел это сам. И, кстати, лед тонкий. Сомневаюсь я в твоих "полтора метра"…
Робот промолчал, но я и не ждал ответа - чуток отполз от края, встал и посветил на ту сторону. Пещера продолжалась дальше. Недолго думая, я с места прыгнул через расщелину и отпечатал свой след в месте, где не ступала еще ни нога человека, ни лапа робота.
- Достигнута граница устойчивой радиосвязи. - Раздалось в шлеме. - Дальнейшее продвижение нецелесообразно без предварительной разведки.
- Сейчас вернусь, - не моргнув глазом, соврал я и сделал несколько осторожных шагов от пропасти. Подошвы держали крепко. Убедившись еще раз, что больше не скольжу, я уверенно потопал по гладкому льду прочь от расщелины, в неизвестность.
Роб молчал. Теперь я был один, совершенно один в неизвестном месте. Но не страх наполнял меня, а упоение. Щемящее чувство в груди, ощущение свободы и тайны, знакомое каждому первопроходцу. Подобное испытывает и ученый в своем кресле, пытаясь залезть в очередной сундучок мироздания, и ребенок, ночью с фонарем забравшийся в лес. Только ни ученый, ни ребенок не рискуют ничем - разве что перенапрячь мозг или споткнуться о корягу - в земном мире почти не осталось настоящих опасностей.
"Почти", - подумал я и снова вспомнил о родителях. Они ведь погибли на Земле.
Пещера продолжала опускаться. Кое-где стены заросли инеем, а где-то казались полированными, и тогда в них появлялся призрак - мое отражение. По мере спуска все чаще попадались разноцветные фрагменты льда: бледно-зеленые, розоватые, голубые и даже насыщенные ячменно-желтые. Я не мог понять, чем подкрашены стены на этих участках, поэтому просто брал образцы и топал дальше.
Вскоре мне открылся небольшой водопад. Конечно, ледяной. Возможно, он образовался каким-то экзотическим способом, а вовсе не замерзанием обычного водопада, ведь свободная вода на Марсе течет очень недолго. Но иллюзия живых струй цвета морской волны, на секунду остановивших падение, была настолько полной, что я не удивился бы, оживи они передо мной, грохотом обрушившись на камень, тысячелетиями не тревожимый ничем, кроме, разве что, нежного прикосновения одиноких снежинок, выросших на потолке и не справившихся с собственным ничтожным весом.
Водопад украшал одну из стен полукруглого зала, дно которого было сложено зеленовато-серой породой, спилитом, разновидностью базальта, по виду ничем не отличавшегося от земного. Кстати, встречал его и на Ганимеде. Наползшие друг на друга, быстро застывшие слои лавы в давние времена образовали метровые и двухметровые натеки, отдаленно напоминающие раскиданную по кровати груду подушек. Такую штуку называют "подушечной отдельностью", она образуются при подводных извержениях.
Трудно поверить, но когда-то здесь было море. Не под землей, конечно. Сотню миллионов, миллиард или все четыре миллиарда лет назад треснуло океанское дно и выплеснуло красную светящуюся лаву. Мгновенно образовался пар, горячие пузыри пошли к поверхности, но на место выкипевшей тут же поступила новая вода. Она остудила магму, превратила в камень, не дала минералам времени, чтобы как следует кристаллизоваться, и они застыли в более-менее однородную породу, спилит. Следующий плевок лавы наползал на предыдущий, растекался, в свою очередь застывая, и так до тех пор, пока не прекращалось извержение.
Море успокаивалось. И если в нем водились какие-нибудь зубастые рогатые медузы в плащах цвета хаки или головоухие кривощупы кошмарной наружности, то, поначалу разбежавшись от шпарких пузырей и водотрясения, теперь они возвращались по домам и продолжали увлеченно пожирать друг друга, вовсе не думая ни о геологической истории, в которую попадут, ни о смысле своего бытия.
Я стоял на древнем морском дне, воображая снующих над головой удивительных созданий, давно окаменевших или распавшихся на молекулы, вошедших в другие организмы бесконечной пищевой цепочки, а еще выше над ними плескалась, играя радугой, пенистая зеленая волна. В небе, голубом от избытка воздуха, катилась с восхода на закат медная монетка солнца, намного меньшая, чем над Землей, но тоже жаркая и не позволяющая смотреть на себя без светофильтра.
Смотреть в прошлое - эту способность дала мне палеонтология. Сквозь потемки времен.
Так было давно. Или почти так. Или совсем не так, но как-то же было, а теперь больше нет. Совсем. Пищевая цепочка оказалась не бесконечной, пришло время, и Марс умер. Было ли, кому об этом пожалеть, оплакать, взывать к небесам о помощи? Был ли здесь разум?
Никогда я не мог расколоть смысл времени, рождающего и пожирающего собственных детей. Время сталкивает лбами животных, растения, когда-то сталкивало и людей, заставляя убивать друг друга за место под пальмой. Убивать и умирать от старости. Тщетная жестокость. Мы еще не побороли старость, даже регулярное обновление организма не дает вечной жизни и не может быть бесконечным. Мы не победили и едва ли победим смерть, но хотя бы перестали убивать себе подобных, осознали ловушку, которую раньше называли словом "конкуренция" и считали естественной формой человеческой жизни. А всего-то надо было задуматься в первую очередь не о себе, а… о чем-нибудь другом. Все равно, о чем. И после сытного обеда, увидев банан на песке, первым делом не прикопать его "на черный день", а хотя бы оставить лежать, где лежал, вдруг кому-то окажется нужнее.
Многие до сих пор живут по-старому, размещая себя в центре Вселенной и пытаясь ее к этому центру притянуть. Но мир больше не таков, каким был во времена войн, и эти мастодонты постепенно вымрут сами по себе. Мир людей, и это естественно, держится на любопытстве, интересе к тому, что вокруг них. Любопытство, как известно, сделало из обезьяны человека, и нет большего удовольствия, чем открывать для себя что-то новое, причем не только в науке. Я не хотел становиться ученым, но меня притянуло небо. Раньше, наверное, детей так же манили моря, джунгли или мрачные заброшенные каменоломни по соседству с домом. Человек стремится к неизведанному, таинственному, и уже тем прекрасному. Не к набитому животу. Не к полной куче бананов каждый день, нет, эта дикая эра давно прошла.
Я присел на сухое дно бывшего моря и вернулся в реальность. Вокруг сверкал лед. Наверное, пора назад. Не думаю, что Роб волнуется, но пора уже, как говорится, и честь знать. В какую сторону тут ни сверни, будет на что посмотреть, а блуждать в бесконечных лабиринтах можно очень долго даже при наличии навигатора в скафандре.