Сделав всего четыре шага, я оказался в квадратном помещении, и луч моего лазера коснулся незажжённого факела, закрепленного в кронштейне на стене. Тот вспыхнул, и я, заморгав, выключил оружие. Я стоял в комнате, обставленной так, как мог быть обставлен номер в дешёвой гостинице. На противоположной стене висела каменная раковина, в которую тоненькой струйкой стекала вода, она не переливалась через край, а снова уходила в стену. Кровать из верёвочной сетки была прикрыта циновкой из сухих, тонко пахнущих листьев. Постель не слишком удобная, но всё же на ней можно было отдохнуть. У маленького столика стояли два табурета. Всё грубое, без привычной резьбы, хотя и отполированное от долгого употребления. В нише напротив кровати лежали фляги из тёмного металла, маленькая корзиночка и колокольчик. В комнате не было дверей, выйти из неё можно было только через коридор, по которому я пришёл. Мне подумалось, что хвалёное убежище становилось тюрьмой для человека, которому не хватало смелости покинуть его.
Я вытащил факел из кронштейна и с его помощью осмотрел стены, пол, потолок, но не нашёл ни малейшего отверстия. В конце концов я воткнул его на место. Потом моё внимание привлёк колокольчик, лежавший возле фляга. Колокольчик наводил на мысль, что им можно подать сигнал. Возможно, я получу какое–либо объяснение происходящему. Я позвонил изо всех сил. Несмотря на свои размеры, он лишь приглушённо звякнул, однако я позвонил ещё несколько раз, ожидая ответа, которого так и не последовало, наконец я швырнул его в нишу и сел на кровать.
И когда я получил ответ на свои нетерпеливые призывы, он полностью застал меня врасплох: выхватив лазер, я вскочил на ноги. Голос, раздававшийся непонятно откуда, в нескольких шагах от меня произнёс:
- К Носкальду ты пришёл, пребудь же в его тени, пока не угаснет четвёртый факел.
Лишь через мгновение я понял, что голос говорил не на шепелявом местном языке, а на Бэйсике. Но тогда они должны знать, что я - иномирянин.
- Кто ты? - мои слова сопровождались глухим эхом. - Дай мне взглянуть на тебя.
Тишина. Я снова заговорил, обещая награду, если они сообщат о моём бедственном положении в порт, потом я угрожал карами, которые постигнут их за зло, причинённое иномирянину, хотя, думаю, они были достаточно умны, чтобы понять, насколько пустыми были эти угрозы. Я не получил никакого ответа, даже знака, что я, по крайней мере, услышан. Голос, ответивший мне, мог быть записан на плёнку. Я не знал также, кем были здешние стражи. Священнослужителями? Но тогда, подобно зеленорясым, они не окажут мне никаких услуг, кроме тех, что налагаются на них обычаем.
Наконец я свернулся на кровати и уснул; мне снились сны, очень яркие сны, которые были не порождением дремлющего сознания, но воспоминаниями о прошлом. Я заново переживал некоторые события своей недолгой жизни, говорят, такое иногда происходит с умирающим.
Истоки моей жизни терялись в тени другого человека - Хайвела Джорна; в своё время это имя было известно на многих планетах; он чувствовал себя уверенно в таких местах, где даже Патруль проходит на цыпочках, опасаясь, что его появление приведёт к насилию и кровопролитию. Прошлое моего отца было туманным, как мелководные заливы Хаваки после осенних штормов. Я не думаю, что кто–нибудь, кроме него самого, знал о нём всё, во всяком случае, мы не знали. Спустя годы после его смерти по крупицам из всевозможных источников я восстанавливаю его образ, и каждый раз мне открывается что–то новое, и я вижу Хайвела Джорна в ином свете. Я был ещё совсем маленьким, когда тот орган, который заменял ему сердце, сжимался от внезапного предчувствия, и он принимался рассказывать истории, основанные, вероятно, на его собственных приключениях, хотя действующим лицом в них он всегда делал другого человека. Рассказывая их, он пытался научить слушателей, как надо торговать или вести себя в затруднительной ситуации. Он говорил в основном о вещах, а не о людях, которые были случайными персонажами, ападельцами редкостей или произведений искусства.
Лет до пятидесяти по планетное исчислению отец был главным консультантом Истамфы, стоявшего во главе сектора Воровской Гильдии. Отец не только не скрывал принадлежности к этой организации, но даже гордился ею. Очевидно, у него был врождённый талант, который он развил постоянными упражнениями, - талант оценивать необычные вещи, попадающиеся среди награбленного; его ценили и ставили гораздо выше рядовых членов этого подпольного синдиката. Однако он не был честолюбив и не стремился к власти, а, возможно, просто хотел остаться живых, и у него хватило ума не делать себя мишенью для чужих амбиций.
Затем Истамфа повстречался с бродячим цветком бореры - кто–то, у кого было честолюбие, подбросил этот цветок в его частную коллекцию экзотических растений - и скоропостижно скончался. Отец благоразумно отказался от участия в борьбе за власть. Вместо этого он откупился от Гильдии и перебрался на Ангкор.
Я думаю, что сначала он жил очень тихо, изучая планету и поджидая благоприятного случая, чтобы открыть прибыльное дело. Тогда этот мир был ещё мало освоен и не привлекал внимания членов Гильдии и богатых людей. Но, возможно, до отца уже доходили слухи о том, что должно было начаться.
В течение некоторого времени он ухаживал за местной женщиной. Её отец держал неподалёку от единственного космопорта небольшую лавчонку, в которой можно было заложить вещи и сбыть краденное. Вскоре после свадьбы в порту совершил вынужденную посадку зачумлённый корабль, и его тесть умер от инопланетной лихорадки.
Лихорадка скосила почти всё столичное начальство. Но Хайвел Джорн и его жена оказались не подвержены заразе и выполняли некоторые официальные поручения, что упрочило их положение, после того как эпидемия закончилась и власть была восстановлена.
Пять лет спустя картель "Фортуна" начал торговлю в звёздном скоплении Валтория, и Ангкор внезапно превратился в оживлённую портовую планету. Дело моего отца процветало, хотя он не стал расширять помещение лавки.
Имея многочисленные легальные и нелегальные связи в иных мирах, он преуспел, но, на посторонний взгляд, не слишком.
Всем астронавтам рано или поздно попадаются редкие или дорогие вещицы. В любом порту, где есть игорные дома и прочие планетарные развлечения, быстро освобождающие их от заработанных за полёт денег, они рады найти покупателя, который не будет задавать лишних вопросов и заплатит наличными.
Это спокойное процветание длилось годами, и, казалось, ни к чему другому отец не стремился.
Глава 2
Брак, заключённый Хайвелом Джорном скорее всего по расчёту, оказался прочным. В семье было трое детей: я, Фаскил и Дарина. Отец мало интересовался дочерью, но принялся рьяно и с раннего детства обучать меня и Фаскила, хотя Фаскил даже не пытался оправдать те надежды, которые Хайвел Джорн на него возлагал.
У нас было принято ужинать всем вместе за большим круглым столом в задней комнате (мы жили при магазине). Перед ужином отец обычно приносил какой–нибудь предмет со склада и, показав его нам, спрашивал, что мы думаем о нём - о его стоимости, возрасте, - происхождении. Драгоценности были его страстью, и нас заставляли изучать их, тогда как другие дети получали общие знания из записанных на плёнки книг. К вящему удовольствию отца я оказался способным учеником. Со временем он в основном сосредоточился на моём обучении, потому что Фаскил то ли не мог, то ли не хотел учиться и повторял одни и те же ошибки, отчего отец постоянно замыкался в себе.
Я ни разу не видел, чтобы Хайвел Джорн разозлился, но старался не навлечь на себя его холодного неудовольствия. И не потому, что боялся его, просто то, чему он меня учил, приводило меня в восторг. Я был ещё ребенком, когда мне разрешили оценивать вещи, отдаваемые в залог. И кто бы из торговцев драгоценностями не заезжал к отцу, меня всем демонстрировали как лучшего ученика.
С годами в доме образовались две партии: мать, Фаскил и Дарина вошли в одну, я с отцом - в другую. Наши, вернее мои, знакомства с остальными детьми в порту были ограничены, отец всё чаще привлекал меня к работе в магазине и к изучению древнего ремесла оценщика. В те дни через наши руки проходило немало причудливых и красивых вещей. Одни продавались открыто, другие, предназначенные отцом для частных сделок, оседали в его сейфах, и я видел лишь некоторые из них.
Среди них попадались вещи из развалин и гробниц предтеч, сделанные раньше, чем представители нашего вида вырвались в космос, добро, награбленное в империях, переставших существовать так давно, что не осталось следа даже от их планет. Встречались и другие, только что вышедшие из мастерских внутренних систем, в которых всё искусство ювелира было пущено в ход, чтобы привлечь внимание богача с тугим кошельком.
Отцу больше нравились старинные вещи. Взяв в руки ожерелье или браслет (форма которого говорила о том, что он никогда не предназначался для человеческого запястья), он предавался размышлениям о том, кто мог его носить, представители какой цивилизации его создали. Он требовал от тех, кто приносил ему эти безделушки, весьма подробного рассказа об их находке, и записывал на пленку всё, что ему удавалось узнать.
Эти плёнки сами по себе настоящее сокровище для тех, кто интересуется стариной, и я не раз задавался вопросом, понял ли Фаскил их подлинную ценность и сумел ли воспользоваться ими. Мне кажется - да, потому что, в некотором смысле, он оказался умнее отца.
Однажды, когда мы по обыкновению собрались за круглым столом, отец достал очередную чужеземную диковинку. Он не стал, как было раньше, передавать её из рук в руки, а положил на отполированный до блеска стол из чёрного крила и уставился на неё, как степной факир, - читающий будущее домохозяйки по полированным бобам.
Это было кольцо, по крайней мере нечто, имевшее форму кольца. Но, очевидно, оно предназначалось для пальца вдвое толще нашего. Металл был тусклым, изъеденным ржавчиной, как будто от старости.
Камень, вставленный в зубчатую оправу, превышал по размерам мой ноготь и соответствовал величине ободка кольца. Бесцветный, без малейшей искорки, совершенно безжизненный, он был таким же тусклым и непривлекательным на вид, как и оправа. Однако чем дольше я смотрел на него, тем больше мне казалось - оно представляет собой лишь останки того, что когда–то было прекрасным и полным жизни, но давным–давно уже мертво. Увидев его впервые, я ни за что не хотел прикоснуться к нему, хотя всегда с жадностью изучал те вещицы, которые отец использовал для занятий с нами.
- Это ещё с какого трупа? Как бы я хотела, чтобы ты не клал на стол вещи, выкопанные из могил! - Мать говорила резче, чем обычно. Тогда мне показалось странным, что даже она, лишённая, как мне казалось, всякого воображения, сразу связала кольцо со смертью.
Не поднимая глаз от кольца, отец обратился к Фаскилу таким тоном, каким обычно требовал немедленного ответа.
- Что ты скажешь о нём?
Брат протянул руку, чтобы потрогать кольцо, но тут же отдёрнул её.
- Это кольцо нельзя носить - оно чересчур велико. Возможно, оно было пожертвовано храму.
Отец ничего не ответил на это и спросил Дарину:
- А что видишь ты?
- Оно холодное, такое холодное, и оно мне не нравится, - тоненький голосок моей сестры сорвался, и она выскочила из–за стола.
- Теперь ты, - отец наконец повернулся ко мне.
Кольцо, выполненное больше, чем в натуральную величину, под стать пальцу какого–нибудь бога или богини, действительно могло быть пожертвовано храму. Через руки отца уже проходили подобные вещи. И в некоторых из них действительно было что–то, не дававшее до них дотронуться. Но если оно принадлежало богу… Нет, мне в это не верилось. Дарина права. От него веет холодом, холодом и смертью. Однако чем дольше я смотрел на него, тем больше оно мне нравилось. Мне хотелось потрогать его, но я боялся. Мне казалось, я ощущаю нечто, делающее это кольцо отличным от всех драгоценностей, виденных мною ранее, хотя теперь это был всего лишь безжизненный камень в изъеденной временем металлической оправе.
- Я не знаю. Возможно, эта вещь приносит или приносила власть! - Моя уверенность в этом была так сильна, что я говорил громче, чем хотел, и мои последние слова гулко разнеслись по комнате.
- Откуда оно? - быстро спросил Фаскил, снова наклонившись вперёд и протянув руку, как будто для того, чтобы накрыть кольцо ладонью, хотя его пальцы замерли над ним в нерешительности. В это мгновенье мне пришло в голову, что тот, кто уверенно возьмёт его в руки, последует обычаю торговцев драгоценностями: положить руку на украшение значило согласиться на предложенную сделку. Но Фаскил всё же не решился принять вызов и снова отдёрнул руку.
- Из космоса, - ответил отец.
В космосе действительно находят драгоценные камни. Дикари дорого платят за них. Мы до сих пор не знаем точно, откуда они берутся. Принято полагать, что они образуются, когда кусочки метеоритов, состоящие из определённых металлов, сверкая, проносятся через атмосферу планет. Когда–то кольца с подобными тектитами были в моде среди космических капитанов. Я видел несколько таких вещиц, принадлежавших столетия тому назад первопроходцам космоса. Но этот драгоценный камень, если только это действительно был драгоценный камень, не походил на них; бесцветный кристалл, тусклый, будто иссеченный песком, он не был ни тёмно–зелёным, ни чёрным, ни коричневым.
- Он не похож на тектит, - решил я.
Отец покачал головой.
- Я не думаю, что он образовался в космосе, во всяком случае, мне об этом ничего не известно, но его там нашли. - Откинувшись на спинку стула, он взял чашку с фолгаровым чаем и, рассеянно прихлёбывая, продолжал разглядывать камень.
- Занятная история…
- К нам должен зайти консул Сэндз с женой, - прервала его мать, словно эта история была ей известна, и она не желала слушать ее снова. - Уже поздно.
Она начала собирать чашки и хотела хлопнуть в ладоши, чтобы позвать Стэффлу, нашу служанку.
- Занятная история, - повторил отец, как будто вообще не слышал того, что она сказала. И настолько велика была его власть в доме, что она не стала звать Стэффлу, а, явно недовольная, неловко присела на стул.
- Но правдивая, в этом я уверен, - продолжал отец. - Его принёс мне сегодня старший помощник с "Астры". Во время полёта у них отказала координатная сетка, и им пришлось выйти из гиперпространства для ремонта. Им снова не повезло, они получили пробоину от метеорита. Пришлось латать обшивку. - Его рассказ был скучным, без обычного лихо закрученного сюжета, словно он старался придерживаться фактов, которых было слишком мало. - Кьор как раз ставил заплату, когда заметил его - дрейфующее тело. Он зацепил его страховочным тросом и втащил внутрь - тело в скафандре. Ему, - тут отец запнулся, - не встречались раньше подобные существа. Оно пробыло там очень долго. И на перчатке его скафандра оказалось вот это. - Он указал на кольцо.
На перчатке скафандра - было чему удивиться. Перчатки - вещь удобная: а как же иначе, ведь человек надевает их, когда надо отремонтировать корабль в открытом космосе или исследовать планету, непригодную для жизни его вида. Но чтобы кому–то пришло в голову носить поверх перчатки подобное украшение? Я должно быть задал этот вопрос вслух, потому что отец ответил:
- Действительно, зачем? Во всяком случае, не из тщеславия. Значит это было важно для того, кто носил его. Настолько важно, что я хотел бы узнать об этом побольше.
- Можно попытаться исследовать его, - заметил Фас кил.
- Это неизвестный мне драгоценный камень. Его можно оценить в двенадцать баллов по шкале Мохса.
- Алмаз только в десять.
- Алжевсайт в одиннадцать, - ответил отец. - Больше ничего не удалось измерить. Это что–то, о чём мы пока не имеем ни малейшего представления.
- В институте… - начала было мать, но отец протянул руку и накрыл кольцо ладонью. Не разжимая пальцев, он опустил его в мешочек и спрятал во внутреннем кармане куртки.
- Никому о нём не рассказывать! - приказал он, отлично зная, что отныне мы будем молчать о кольце.
Он не только не послал кольцо в институт, но даже, я уверен, не пытался узнать о нём что–либо официальным путём, хотя насколько мне известно, изучал и исследовал его всеми доступными ему средствами, а их было немало.
Я привык видеть его в маленькой лаборатории за столом, кольцо лежит перед ним на куске чёрной материи, а он смотрит на него так, будто пытается одним лишь волевым усилием разгадать его тайну. Если красота и была в нём когда–то, время и пребывание в космосе уничтожили её следы, оно было загадочным, но не прекрасным.
Меня тоже преследовала эта тайна, и отец время от времени делился со мной различными теориями, периодически возникавшими у него в голове. Он пришёл к твёрдому убеждению, что кольцо не являлось украшением, а служило человеку, носившему его, для определённых целей. И он никому не рассказывал о том, чем владеет.
Став хозяином в магазине, отец устроил в стенах множество тайников. А позже, перестраивая комнаты, он оборудовал и ещё несколько потайных мест. Большинство из них были известны всей семье, и каждый мог открыть их, прижав к ним свой палец. Но некоторые из них он показал только мне. В одном из таких тайников в его лаборатории лежало кольцо. Отец переделал замок так, что он открывался только от прикосновения наших пальцев, заставил меня несколько раз открыть и закрыть замок и только тогда успокоился.
Затем он жестом велел мне сесть напротив него.
- Завтра приезжает Вондар Астл, - коротко сказал он. - Он привезёт с собой патент на обучение. Когда он уедет, ты уедешь вместе с ним.
Я не поверил своим ушам. Как старший сын я не мог поступать в ученики ни к кому, кроме собственного отца. Если кто–то и должен был идти служить другому хозяину, то это был Фаекил. Но раньше, чем я успел раскрыть рот, отец продолжил, и это было единственным объяснением, которое я от него получил.
- Вондар - первоклассный гемолог, он предпочитает путешествовать, хотя мог бы устроиться на любой планете. Во всей Галактике ты не найдёшь лучшего учителя. У меня есть все основания так полагать. Послушай, Мэрдок, этот магазин не для тебя. У тебя есть талант, а человек, который не развивает свой талант, подобен тому, кто ест сухой овсяный пирог вместо стоящего перед ним мяса, кто выбирает циркон, хотя ему достаточно протянуть руку, чтобы взять алмаз. Оставь этот магазин Фаскилу.
- Но он…
Отец едва улыбнулся.
- Нет, Фаскил не из тех, кто видит дальше своего носа, он ценит только толстый кошелёк и пачки кредиток. Лавочник есть лавочник, а ты способен на большее. Я долго ждал такого человека, как Астл, человека, которому я мог бы доверить твоё обучение. В своё время я был известным оценщиком, но я ходил по скользкой дорожке. Ты не должен иметь со мной ничего общего, а добиться этого можно только отрёкшись от того имени, которое ты носишь на Ангкоре. Кроме того, если ты хочешь найти себя, ты должен увидеть иные миры, пройти по другим планетам. Известно, что магнитные поля планет влияют на поведение человека, резкие перепады вызывают изменения головного мозга. Эти изменения приводят к тому, что ум становится более живым и восприимчивым, развивается память, появляются новые идеи. И мне нужны те знания, которые ты можешь получить у Астла в течении ближайших пяти планетарных лет.
- Это связано с камнем из космоса?
Он кивнул.