На этот раз на площади внизу гудела толпа - человек сорок - пятьдесят, да еще зрители на крышах, - гудела угрожающе и сердито мощным пчелиным ульем. А присмотревшись, можно было увидеть, что толпа не однородна, а разделена на две группы, медленно сближающиеся - стенка на стенку. И мелькали в сжатых кулаках матовые рукоятки "хлыстов", гаечные ключи "парализаторов" и дубинки-разрядники, черные и пружинящие, как и та, что висела на поясе у Капитана. Все походили друг на друга, как близнецы, отличаясь только одеждой. Женщины были чуть стройнее и тоньше и не столь атлетичные, как мужчины. Но и они не выделялись в толпе - так же вооруженные, одинаково яростные. Только гортанные выкрики выдавали эту ярость, и было непонятно, кто кричал, женщины или мужчины.
- Успели, - беззвучно сказал Стойкий и, выхватив неизвестно откуда черный "огурец" с воронкой на конце, послал вслед торопливый приказ: - Не упускать нас из виду.
- А это что? - полюбопытствовал Малыш, заинтересованный "огурцом".
- Дист. У вас есть оружие?
- Есть. Только другое.
- Сойдет. Шагайте.
- Как? Вниз?
Стойкий исчез и тотчас же возник внизу, пройдя свой короткий нуль-переход за какую-то долю секунды. За ним последовали и его спутники, в том числе и земляне, уже привыкшие к этому сказочному передвижению. Их было пятеро против пятидесяти, а те даже не заметили их появления.
- Что они не поделили? - спросил Капитан.
- Не знаю, - ответил Стойкий. - Возможно, площади.
- Разве одна здесь такая площадь?
- Конечно, нет. Но они не рассуждают.
- А мы здесь зачем? Помешать драке?
Стойкий удивленно посмотрел на Капитана:
- Мешать! Зачем? Пусть дерутся. Лишняя информация.
- Для кого?
- Для всех. А мы здесь для того, чтобы предотвратить насилие над природой.
Капитан не понял:
- Убийство?
- Убийство - это только уничтожение одного "я", субъекта, повод для перекройки. Насилие над природой - нарушение циклического равновесия, когда объект уже нельзя перекроить из-за нарушенной фактуры.
- Что он имеет в виду? - спросил Малыш.
- Членовредительство, - бросил Капитан. - Руку тебе оторвут или голову срежут - фактура нарушена. А это бывает? - спросил он у Стойкого.
- Редко. И не должно быть. Для того мы и предназначены. Сохранение фактуры - максимум информации. - Он повернул рычажок на черной поверхности "огурца", и лепестки-воронки засветились голубоватым светом. - Отстегни дубинку и не лезь в драку сам. Наблюдай за мной. Когда надо, скажу.
А толпа сходилась с нарастающей яростью - нерассуждающей и бессмысленной. Кто-то должен был начать: половчее ударить "хлыстом" или парализовать выбранную наугад жертву и запустить механизм всеобщей драки, хорошо налаженной, бесперебойной. Драться здесь, видимо, умели и любили.
И нашелся смельчак. Взметнулся лучик "хлыста", полоснул кого-то в толпе, и пошла пляска голубых молний, словно длинных и гибких фехтовальных клинков. А потом к ним присоединились парализаторы. Драчуны начали валиться, как игрушечные солдатики, все смешалось в свалке - и победители и побежденные, если только можно было их различить.
Стойкий держался в стороне, поигрывая светящимся "огурцом", и смотрел на дерущихся - ленивый и равнодушный зритель; но вдруг напрягся, как сжатая пружина, и нырнул в толпу. Он пробирался сквозь нее, не обращая внимания на удары "хлыстов", ловко уклоняясь от лучей парализаторов, устремленный к долговязому гедонийцу с черной пиратской повязкой на глазу и каким-то рыжим "бруском" в руке. Должно быть, именно этот "брусок" и мог совершить насилие над природой, предотвратить которое обязан был Стойкий. Мог, но не совершил. Открытый раствор "огурца" извергнул струю синеватого газа, и гедониец сразу обмяк, тут же подхваченный Стойким. Тот вынес его, сбросил к расписанной стенке туннеля и потер щеку, на которой вспухал багровый рубец.
- Больно? - сочувственно спросил Малыш.
Стойкий равнодушно отмахнулся.
- Пустяки. Фактура не нарушена. - Он подкинул на ладони продолговатый рыжий "брусок". - Электронный нож. Легко режет любую ткань. Интересно, где он его достал.
- Сирги, - перебил мысль спутник Стойкого. - Их штучки. Дают, не подумав, кому. Здесь еще один с ножом.
- Откуда ты знаешь? - не поверил Малыш.
- Мы должны знать.
- Мистика, - процедил сквозь зубы Малыш и вгляделся в толпу. - У кого нож?
- У вольного в черной рубахе. Шестой сектор.
Малыш не понял, что значит сектор в гедонийском понимании и почему он шестой, а не пятый, но вольного увидел. Тот уверенно действовал "хлыстом", зажатым в правой руке, а левую засунул в прорезь черной рубашки.
- Нужно обезвредить, - послал мысль Стойкий. - Кто пойдет?
- Я, - сказал Малыш. - Давай дубинку.
- С ума сошел! - закричал Капитан. - Тебя же собьют в два счета.
Но Малыш уже ворвался в толпу. Ловко орудуя дубинкой, уклоняясь от встречных ударов, боднул кого-то в живот, вовремя заметил руку с "хлыстом", направленным на него, ударил ребром ладони по этой руке, успел подхватить рукоятку "хлыста" и с оттяжкой, словно "хлыст" был нейлоновый, а не электронный, полоснул по надвинувшимся лицам, рукам, шеям. Кто-то взвыл от боли, кто-то упал, и Малыш продвинулся еще метров на пять. Он уже мог достать "хлыстом" вольного в черном, но не спешил: в конце концов, дубинка вернее, а не дубинка, так кулак не подведет. И вдруг что-то сверкнувшее обожгло ему плечи. Он зашатался от боли, перед глазами завертелись огненные колеса: попали, гады!
Он стиснул зубы и двинулся уже наугад, почти не видя, туда, где маячило черное пятно. И когда оно вдруг выросло перед ним, превратившись в сетку-шнуровку на загорелой спине вольного, он не задумываясь хлестнул дубинкой по этой спине - с размаху, изо всех сил. Гедониец охнул и осел, а Малыш подхватил его на плечи и, пошатываясь, двинулся назад, - так же как и Стойкий прикрываясь от ударов безжизненным телом - пусть хлещут: все равно на перекройку пойдет. Так он выбрался из толпы, сбросил обмякшее тело на полированный пластик площади и, пошарив за бортом черной шнуровки, вытащил прямоугольный рыжий брусочек.
- Держи, - бросил он Стойкому, и тот, поймав нож на лету, одобрил:
- Неплохо. Эта информация поможет тебе перейти к нам.
- К кому?
- К сверхлюдям.
Малыш вытер вспотевший лоб.
- Спасибо. Что-то не хочется. - Он осторожно повел плечами; спина нещадно горела, обожженная скользнувшим ножом вольного.
- Кто дал им эти ножи? - спросил Капитан.
- Сирги. Кто же еще?!
- А откуда ножи у сиргов?
- Из пространства.
Капитан не понял, но переспрашивать не стал: все равно понятнее не будет, здесь не любят бестолковых и любопытных.
- Зачем они вооружают вольных? Разве сирги не знают, что это опасно?
- Знают. Но они против стабильности. Бунтари.
Капитан задумался. Кто же может бунтовать в этом отлаженном механизме? Выходит, что не так уж хорошо он отлажен. Кому-то что-то не нравится, кто-то пытается что-то исправить. Или поломать. Сирги. Тот человечек, который назвал себя колебателем пространства?
- Их много в Аоре?
- Не знаю, - пожал плечами Стойкий, - но они мешают стабильности.
- Так остановите их.
- Нельзя. Они неуловимы.
- Даже для вас?
- Мы не владеем пространством, а они хозяева колебаний. Они играют миражами. Ты не поймешь.
- Почему? - хотелось спросить Капитану - о миражах-то он знал наверняка больше Стойкого, но из осторожности промолчал.
- А можно где-нибудь встретиться с сиргами? - спросил Малыш.
- Встретишься. - Стойкий к чему-то прислушивался. - Может быть, очень скоро.
Он что-то сказал своему спутнику, но что именно. Капитан не "услышал": мысль была заблокирована.
- Уйдем отсюда, мы уже не нужны. - Стойкий взял Капитана под руку. - Драка скоро закончится, а ножей у них больше нет.
- А что будет с ними? - Капитан кивнул на безжизненные тела гедонийцев.
- Отправят на перекройку.
- Когда?
- Ночью.
- Кто?
- Не знаю. Утром их уже не будет. Так всегда.
Капитан последовал за гатрами. Ксор давно уже исчез в толпе, предпочитая не оставаться в обществе сверхлюдей, а Малыш почему-то задержался на площади, внимательно оглядел ее, словно пытаясь запомнить что-то, и чуть было не прозевал своих спутников, которые шагали к центру города, избрав древний пешеходный маневр вместо сказочной телепортации.
А ярость оставшейся позади драки уже погасла, гедонийцы скучающе расходились, равнодушные к тем, кто не мог встать.
5. Охота на ведьм. Сирги
"Кто может здесь бунтовать? - думал Капитан. - И как? И зачем? И против кого? Только вопросительные знаки. Выходит, до тошноты логичная система Учителя оказывается нелогичной в самой основе. Все контролируется - и тревожат Аору бесконтрольные сирги. Не годишься для жизни в городе - на перекройку тебя! Ан нет: сирг-то неуловим, Стойкий сам признал это. И все-таки не верится что-то в революционность бунтарства сиргов. Что им, система не нравится? Чушь, не может быть: они к ней за тысячелетие привыкли, как к любому набору информации. Система - это они сами, и уничтожить ее - значит уничтожить их самих. А такое самопожертвование что-то очень сомнительно. Скорее всего, бунт - самоцель, бунт от скуки, от вседозволенности, бунт ради бунта. И кто знает, может быть, за эти "бунтарские" выходки им инединицы отсчитывают не скупясь. Потому и бунтарство их не вызывает протеста и карательных мероприятий, а по объему информации они, возможно, и сверхлюдей переплюнули. Впрочем, все это домыслы. Сосешь помаленьку собственный палец".
- Куда мы идем? - почему-то шепотом спросил Малыш.
Капитан пожал плечами: не знаю, мол, не спрашивай, а Стойкий, перехватив мысль, обернулся:
- Вы хотели встретиться с сиргами. Мы идем к ним. Они знают, что мы придем.
- Откуда?
- Мы всегда приходим, когда они устраивают охоту на ведьм.
"Застряли в плену земных ассоциаций, - раздраженно бурчал про себя Капитан, - и пока не вырвемся, не поймем ни черта. Может быть, сирги - это местная инквизиция? Даже на Земле одинаковые слова могут иметь в разных языках разный смысл. Отстраниться от земного, привычного, не сравнивать, не искать аналогий - их просто нет, - вот тогда, может быть, и раскусим этот орешек".
До сих пор молчавший ксор - оказывается, он следовал в отдалении, стушевавшись в присутствии сверхлюдей, но не рискнув совсем исчезнуть в толпе, как впервые предположил Капитан, - вдруг заявил о себе:
- Не пойду дальше.
- Почему? - удивился Малыш.
- Не хочу.
Ксор стоял на краю туннеля, по-птичьи нахохлившись, и казалось, стал меньше ростом, ужался как-то, сбычился, скосил глаза. Что-то, видимо, испугало его. Что? Кругом не было ничего страшного, что отличало бы этот пейзаж Аоры от других, уже виденных. Но ксор, еще раз послав упрямую мысль о нежелании сопровождать их, вдруг исчез, как исчезали столы, стулья и все живое и неживое, если ему приказано было исчезнуть. Капитан даже не размышлял об этом исчезновении. Был человек, мыслил вместе с ними - и нет его. Жалко? Пожалуй, нет. Удивительно? Едва ли. Все, с чем они сталкивались в этом мире, было не менее удивительным. И самое удивительное, вероятно, ожидало их впереди.
- Почему все-таки он сбежал? - Малыш никак не хотел примириться с внезапным исчезновением ксора.
- Боится, - пояснил Стойкий.
- Чего?
- Сиргов.
- Разве они так страшны?
- Увидишь.
- А вы не боитесь?
- Нет.
Но отрицание Стойкого последовало не сразу, и, почувствовав или, вернее, заподозрив в этом какую-то неуверенность, Капитан задал еще один лукавый вопрос:
- Кто же сильнее, вы или сирги?
Стойкий опять ответил не сразу, да и ответ его не был ответом. Посланная им мысль сформулировалась лаконично и повелительно:
- Мы теряем время. Сирги ждут.
Они и вправду ждали - может быть, сверхлюдей, а может, еще кого-нибудь, откуда узнаешь? Их было четверо - все в одинаковых белых хитонах, с одинаковыми повязками на лбу, в тонкую линию сжатые губы - братья-близнецы, не различишь. Они сидели внизу на квадратной плоскости, распределяясь по углам, сидели на корточках, касаясь руками земли. Может быть, кто-то из четырех был тем первым, кто встретил землян в Аоре.
Никого не было вокруг - ни любопытных зрителей, ни случайных прохожих. Страх разогнал всех, запрятал в норы. Страх стер со стен туннелей даже цветные бегущие рисунки - некому было их создавать в погоне за инединицами.
И только посреди площадки, по углам которой застыли, как надгробия, сирги, стояла группа женщин - небольшая, человек пять-шесть, не больше. Капитан не мог сосчитать точно: что-то мешало ему, видимо то же, что удерживало женщин на месте, не позволяло им разбежаться, спрятаться, укрыться от непонятной опасности. Гипноз? Нет, нечто материальное - колеблющаяся дымка, разреженный туман, завернувший женщин в прозрачный кокон. Да они и не пытались вырваться, примирившись с неизбежным или просто потому, что сознание и воля были подавлены чем-то парализующим, как наркоз.
Стойкий и его спутник уселись прямо на крышу, по которой пришли к загадочной площадке, не то к судилищу, испугавшему всех в округе, не то к месту ритуального обряда, который не предусматривал зрителей. Тем не менее сверхлюди явились, презрев опасность, о которой, видимо, знали и с которой считались. Что их привело сюда? Законы гостеприимства по отношению к землянам, желание показать им все любопытное в городе? Вряд ли, решил Капитан. Космонавты еще не видели здесь альтруистов, да и земляне для высших кланов Аоры - только вольные, необученные человечки с ничтожным запасом драгоценной здесь информации. Нет, скорее именно страх и был той веревочкой, которая тянула сюда сверхлюдей. Волевой человек всегда стремится побороть свою слабость, и спутники землян не были исключением.
Итак, все ждали чего-то; женщины - безвольно; зрители - настороженно; сирги - уверенно. Даже позы их не изменились: те же застывшие жрецы перед богослужением. А то, что подразумевалось под ним, уже началось.
Дымка вокруг женщин стала более определенной - стеклянная колба или пластмассовый мешок. Он медленно рос, раздувался, стенки его поползли в стороны, и женщины потянулись за ними, скорее поплыли, лишенные всякой опоры. "Цирк!" - шепнул Малыш, подтолкнув Капитана. Но тот строго взглянул на него: не болтай глупостей, если не понимаешь. А понять происходившее было трудно. Женщины, прекратив полет, замерли, остановленные чем-то у барьера невидимой арены, и вдруг словно сломалось что-то в окружающем их пространстве, а может быть, и само пространство переломилось надвое: стеклянный цилиндр, разрезанный по диагонали. Зрелище было настолько страшным и неправдоподобным, что Капитан на секунду закрыл глаза - бред или галлюцинация? Но то был не бред. Вместе с пространством "сломались" и женщины: нечто невидимое срезало их снизу, оставив только верхнюю половину тела, повисшую в воздухе. Нижняя бесследно испарилась, исчезла. Может быть, оптический эффект? Капитан взглянул на сидевших рядом сверхлюдей: в их завороженных глазах нельзя было прочесть ни одной мысли. Но безмолвный вопрос Капитана был "услышан".
- Они уже не живут, эти женщины. Отсюда прямо в регенерационные залы.
- Почему?
- Никто не может выдержать искривления пространства в малом объеме.
Капитан даже присвистнул от удивления:
- Искривление пространства! Без гипергенераторов? Бред собачий!
Собак на Гедоне не было, и термин "собачий" гедониец не понял. Он даже поморгал глазами, задумавшись, но мысль не заблокировал.
- Бред - это понятно. Но не верно. Спустись вниз и проверь, если не боишься.
- А чего ж тут бояться? Я с краешка.
И шагнул к ребру крыши. Малыш рванулся было за ним, но Капитан остановил его:
- Останься, герой. Поможешь, если понадобится.
Он уже был внизу и шел по краю, стараясь держаться поближе к стенке туннеля и подальше от прозрачной пленки гиперполя, в которой виднелись теперь только женские головы. Никакой жалости к обреченным он не чувствовал. Если бы его спросили: почему такая жестокость? - он бы удивился вопросу. Бессознательно, но твердо он уже давно пришел к выводу, что не считает гедонийцев людьми. Людьми не в биологическом, а в нравственном аспекте. Но мысль эта еще не оформилась, не обрела желанную плоть, и пока оставалось лишь странное безразличие, словно заимствованное у Стойкого и его соплеменников.
Сейчас его скорее занимала техническая сторона проблемы: гиперполе, созданное сиргами неизвестно как, неизвестно чем. Ясно было немногое: искривление пространства в малом объеме требовало колоссального количества энергии. Какой и откуда, тоже неизвестно. Может быть, ее получали откуда-то извне, из управляемого источника? Сиргов четверо; значит, у гиперполя четыре опоры. Интересно, что будет, если одну убрать?
Капитан неслышно подошел сзади к одному из сиргов и присел тоже на корточки. "Почему их считают неуловимыми? - подумал он. - Подходи и бери голыми руками".
И вдруг "услышал" чужую беззвучную мысль:
- Не советую. Можешь сидеть сзади, но не мешай.
Капитана даже шатнуло от неожиданности: он же блокировал мысль.
- Блокировка для меня не преграда, - вновь "услышал" он, - еще раз предупреждаю: не мешай, а то будет плохо. Кончится опыт - отвечу на все вопросы.
- Это опыт?
- Конечно.
- Люди в роли подопытных кроликов.
- Я не знаю, что значит "кролик", но это не люди.
- А кто?
- Ведьмы. Смертницы. Их все равно ждут в регенерационных залах.
- Почему?
- Они не набрали необходимой информационной нормы.
- Но почему "ведьмы"?
- Не мешай.
Капитан думал: откуда здесь ведьмы? Почему смысл, который вкладывают в это понятие гедонийцы, приобретает в земном сознании именно такое звучание? Ведьма - образ нечистой силы в христианской религии, может быть просто образ злой, недостойной человеческого общества женщины. Может быть, именно так и понимают его гедонийцы? "Смешно. Мы хотим за сутки узнать этот мир, а его и за год не узнаешь, не откроешь всех тайн, на которых он выстроен. Даже не технических - они либо постигаются, либо нет, в зависимости от уровня земных знаний, а тайн социальных, которые мы самодовольно и за тайны-то не считаем: мол, все на ладони, бери, узнавай. А тут ладонь в кулак сжимается, не разогнешь пальцы, даже если хозяева сами руки протягивают".
Пока Капитан раздумывал, случилось нечто непредвиденное. Спутник Стойкого прыгнул вниз. Сделал это он отнюдь не из жалости и сочувствия к обреченным и не из страха перед происходившим перед ними на площади. Таких эмоций, как жалость или сочувствие, гедонийцы вообще не знали, а боялись только за себя, за свою свободу потреблять неограниченно и без помех. Но сирги не угрожали зрителям - ни сверхлюдям, ни их гостям. Так почему же товарищ Стойкого схватился за электронный нож? Взыграла самоуверенность или просто появилось желание испытать свою силу в схватке с достойным соперником?