* * *
Семинары по спекулятивной метафизике доктор Фрост проводил по пятницам. Четыре дня назад участники семинара, как всегда, встретились вечером у него дома.
- А почему бы, собственно, и нет? - говорил Фрост. - Почему время не может быть и пятым, а не только четвертым измерением?
Ответил ему Говард Дженкинс - рассудительный, довольно упрямый студент физического факультета.
- От предположения, конечно, вреда не будет, только сам вопрос бессмыслен.
- Почему? - обманчиво мягким голосом спросил Фрост.
- Бессмысленных вопросов не бывает, - вмешалась Элен Фишер.
- Правда? А куда девается дырка, когда съешь бублик?
- Не мешайте ему, пусть ответит, - прервал разгорающийся спор Фрост.
- И отвечу, - согласился Дженкинс. - Почему не ответить? Люди так уж устроены, что воспринимают три пространственных измерения и одно временное. Существуют дополнительные измерения или нет - такой вопрос не имеет для нас смысла, ведь нам все равно не узнать этого, не узнать никогда. Все эти рассуждения - просто довольно безобидный способ убить время, вроде ковыряния в носу.
- Неужели? - вкрадчиво спросил Фрост. - А вам никогда не попадалась под руку теория Дж. У. Данна о вложенных друг в друга вселенных со вложенными друг в друга временами? А ведь он тоже физик, как и вы. И про Успенского не забывайте. Он считал время многомерным.
- Секунду, профессор, - вмешался Роберт Монро. - Я просматривал их работы, но все равно считаю возражение Дженкинса вполне убедительным. Ну как может этот вопрос иметь смысл для нас, по устройству своему неспособных воспринять дополнительные измерения? Это как в математике - можно сконструировать любую математику, на любой системе аксиом, какую только душа пожелает, но если в природе нет явлений, которые она описывает, такая математика, - только пустое сотрясение воздуха.
- Очень разумно сформулировано, - согласился Фрост. - Но я могу дать на это столь же разумный ответ. Вера в теоретические построения обязана основываться на наблюдениях - либо своих, либо компетентного, заслуживающего доверия экспериментатора. Вот я и верю в двумерное время на основании наблюдений - своих собственных.
На несколько секунд в комнате воцарилась тишина.
Молчание прервал Дженкинс.
- Но этого же просто не может быть, профессор. Вы по самой своей сущности не можете воспринимать две временные координаты.
- Спокойнее, спокойнее, - остановил его Фрост. - Да, верно, я, как и вы, могу воспринимать их не одновременно, а только поодиночке. Я изложу вам теорию времени, которую мне пришлось разработать для описания своего необычного опыта. В большинстве своем люди считают время чем-то вроде колеи, по которой они движутся от рождения до смерти столь же неуклонно, как паровоз по рельсам; они инстинктивно воспринимают время как прямую линию: прошлое - сзади, будущее - впереди. Так вот, я имею все основания считать - да какое там считать, - я знаю, что время сходно скорее с поверхностью, чем с линией, и с довольно-таки холмистой поверхностью, если уж на то пошло. А эта самая колея, по которой мы двигаемся, - кривая такая дорожка, петляющая между холмами. Кое-где дорожка разветвляется и ее ответвления убегают по боковым долинам, впадинам - называйте их как хотите. Вот в этих-то точках ветвления вы и принимаете критические решения, определяющие дальнейшую вашу жизнь. Там вы можете свернуть направо или налево - и прийти к совершенно различным будущим. А кое-где встречаются такие места, где, постаравшись, можно вскарабкаться по крутому склону - или спуститься по нему - и перескочить сразу через тысячу, а то и миллион лет. Только, если вы все время смотрите тупо себе под ноги, на дорогу, вам никогда не заметить такой возможности. А изредка бывает, что ваша дорога пересекается с другой. Ни прошлое этой "дороги", ни будущее вообще никак не связано с известным нам миром. И если вам случится свернуть на такую поперечную дорогу, вы можете оказаться на другой планете или в другом пространстве-времени, причем от мира, вам привычного, не останется ровно ничего, кроме непрерывности вашего Я. Или, если вы обладаете необходимой для того интеллектуальной силой и отвагой, вы можете вообще оставить эти дороги, наиболее вероятные траектории, и пуститься в свободное странствие по холмам возможных времен, пересекая дороги, когда набредете на них, изредка проходя по ним немного, иногда - даже в противоположную сторону, когда прошлое - впереди, а будущее - позади. Или просто бродить вблизи вершин холмов, занимаясь совершенно невероятными делами. Не могу даже представить себе, на что это должно быть похоже - возможно, на что-нибудь вроде приключений Алисы в Зазеркалье. А теперь насчет моего личного опыта. В восемнадцать лет мне пришлось принимать важное решение. На моего отца одна за другой обрушились финансовые неудачи, и я решил оставить колледж. В конце концов я тоже ушел в бизнес и - я не стану вдаваться особо в подробности - в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом был осужден за мошенничество и сел в тюрьму.
- Тысяча девятьсот пятьдесят восьмом, доктор? - прервала его Марта Росс. - Вы хотели сказать - сорок восьмом.
- Нет, мисс Росс. Я говорю о событиях, происходивших на другой временной колее, не на этой.
- О! - По ее лицу скользнуло недоверие. - С Божьей помощью все возможно.
- В тюрьме у меня было более чем достаточно времени, чтобы раскаяться в своих ошибках. Я осознал, что мы с бизнесом никогда не подходили друг другу, и искренне пожалел, что тогда, давно, не остался в колледже. Тюрьма оказывает очень своеобразное действие на рассудок заключенного. Я уходил все дальше и дальше от реальности, все больше и больше жил в своем собственном внутреннем мире. И вот однажды ночью мое Я покинуло камеру, проделало обратный путь во времени, и я проснулся в старой своей комнате общежития колледжа. Тогда я еще смутно представлял себе, как такое могло случиться. На этот раз я был умнее - не стал бросать учебу, нашел где подработать на жизнь, получил диплом, поступил в аспирантуру и оказался в конце концов там, где вы меня сейчас видите.
- Доктор, а вы можете хоть намекнуть, как проделали эту штуку? - спросил Монро.
- Да, могу, - легко согласился Фрост. - Я работал над этой задачей многие годы, стараясь воссоздать нужные условия. Совсем недавно я добился успеха и уже проделал несколько прогулок в возможное.
Третья девушка, Эстелл Мартин, до этого момента не произнесла ни слова, а только напряженно слушала. Теперь она подалась вперед.
- Скажите, профессор, как это делается?
- Способ предельно прост. Все дело в том, чтобы твое подсознание было уверено в возможности этого.
- Так, значит, берклианский идеализм справедлив?
- В каком-то смысле - да, мисс Мартин. Бесконечные возможности двумерного времени представляют человеку, верящему в философию епископа Беркли, доказательство того, что разум творит свой собственный мир. Однако спенсерианский детерминист вроде нашего общего друга Говарда Дженкинса никогда не сойдет с пути наибольшей вероятности. Для него мир так и останется механистичным и реальным. У придерживающейся концепции свободы воли ортодоксальной христианки вроде мисс Росс будет выбор из нескольких боковых дорог, однако ее физическое окружение, скорее всего, будет почти таким же, как у Говарда. Я отработал до тонкостей технику, которая даст возможность другим странствовать по дорогам времени так же, как это делал я сам. Аппарат готов, и любой желающий может его испробовать. По правде говоря, это и есть настоящая причина - почему эти наши пятничные сборища происходят у меня дома, - чтобы, когда наступит время, вы все могли сделать попытку, если того пожелаете.
Профессор встал и направился к стоявшему у стены шкафу.
- Вы хотите сказать, доктор, что мы можем сделать это прямо сегодня?
- Разумеется. Весь процесс состоит из гипноза и внушения. Ни то ни другое не является необходимым, но это - быстрейший способ научить подсознание сходить с колеи и направляться куда ему вздумается. Для того чтобы утомить и загипнотизировать сознание, я использую вращающийся шар. Одновременно субъект слушает запись, внушающую ему, по какой временной дороге нужно отправиться. Именно так он и делает. Все до предела просто. Желает кто-нибудь попробовать?
- А это опасно?
- Сам процесс - нет. - Фрост пожал плечами. - Ведь это просто глубокий сон и звуки голоса с пластинки. Но мир другого временного пути, который вы посетите, будет столь же реален, как наш. Всем вам больше двадцати одного года; я никого не заставляю. Я просто предлагаю вам возможность.
Монро встал.
- Доктор, я отправляюсь.
- Прекрасно. Садитесь сюда и наденьте наушники. Кто еще?
- Я тоже, - откликнулась Элен Фишер. Когда вызвалась и Эстелл Мартин, Дженкинс торопливо подошел к ней.
- Ты что, собираешься испробовать эту штуку?
- Обязательно.
Молодой человек повернулся к профессору.
- Тогда и я, док.
Последней присоединилась в товарищам Марта Росс.
Когда студенты расселись и надели наушники, Фрост обратился к ним:
- Вам предлагаются на выбор разные возможности. Вы можете перейти в другой мир, скользнуть в прошлое или в будущее или пересечь путаницу высоковероятных тропинок по пути крайней невероятности. У меня есть записи для всех этих вариантов.
И снова первым оказался Монро.
- Я сверну в совершенно новый мир.
Эстелл тоже не стала долго задумываться.
- Я бы хотела - как это вы говорили? - вскарабкаться по крутому склону на дорогу повыше, куда-нибудь в будущее.
- И я тоже, - послышался голос Дженкинса.
- А я испробую невероятную дорогу, - решила Элен Фишер.
- Значит, разобрались со всеми, кроме мисс Росс, - подытожил профессор. - Боюсь, что вам придется отправиться по вероятному боковому пути. Устраивает это вас?
Марта утвердительно кивнула.
- Так я и хотела.
- Вот и прекрасно. Во всех записях заложено внушение, чтобы вы вернулись в эту комнату через два часа по здешнему времени. Надевайте наушники. Продолжительность записей тридцать минут, я включу их одновременно с шаром.
Он опустил свисавший с потолка сверкающий многогранный шар, закрутил шнур, на котором он висел, и осветил узким лучом. Затем потушил прочее освещение комнаты и одновременно, одним и тем же тумблером, включил все записи.
Искрящаяся сфера вращалась все медленнее и медленнее, на мгновение замерла и начала раскручиваться в противоположную сторону. Доктор Фрост отвел от нее глаза, чтобы не впасть в транс самому. Через несколько минут он тихо вышел в холл покурить. Получасом позже раздался одиночный удар гонга. Профессор торопливо вернулся в комнату и включил свет.
Четверых не было.
Остался один Говард Дженкинс, который открыл глаза и, моргая, смотрел на лампу.
- Ну что ж, доктор, как я понимаю, ничего не вышло?
Фрост поднял брови.
- Не вышло? Вы оглянитесь вокруг.
Молодой человек осмотрел комнату.
- А где остальные?
- Где? Где угодно, - пожав плечами, ответил профессор. - И когда угодно.
Сорвав с себя наушники, Дженкинс вскочил.
- Доктор, что вы сделали с Эстелл?
Фрост осторожно отцепил руку студента от своего рукава.
- Я не сделал с ней ничего, Говард. Просто она на другой временной траектории.
- Но я же хотел отправиться вместе с ней!
- А я пытался вас с ней отправить.
- Но почему же я здесь?
- Точно не знаю. Скорее всего, внушение оказалось недостаточно сильным, чтобы преодолеть ваш скептицизм. Но вы не беспокойтесь, они должны вернуться через пару часов.
- "Не беспокойтесь"! Легко вам говорить. Я вообще не хотел, чтобы она лезла в эти дурацкие фокусы, но понимал, что мне ее не переспорить. Поэтому я решил отправиться вместе с ней - она ведь такая непрактичная и беспомощная. Но… послушайте, док, а где же все-таки их тела? Я думал, что мы останемся тут, в этой комнате, только впадем в транс.
- Вы меня совершенно неверно поняли. Эти временные траектории абсолютно реальны - столь же реальны, как и та, на которой мы сейчас находимся. Они целиком, всем своим существом отправились по этим дорожкам, ну словно шли по улице и свернули за угол.
- Но это же невозможно! Это противоречит закону сохранения энергии!
- Против факта не попрешь - они были, а теперь их нет. Кроме того, это не противоречит закону, просто его надо распространить на всю вселенную.
Дженкинс провел рукой по лицу.
- Да, пожалуй. Но в таком случае с ней может случиться что угодно. Она может даже погибнуть - там. А я не смогу ничем ей помочь. Господи, и зачем только мы пошли на этот проклятый семинар!
Профессор обнял его за плечи.
- А раз вы не можете ей помочь - зачем волноваться? Кроме того, у вас нет никаких причин полагать, что она в опасности. Зачем придумывать себе причины для беспокойства?
Идемте лучше на кухню и разопьем бутылку пива, пока они не вернулись.
Он мягко подтолкнул Говарда к двери.
Выпив пару бутылок пива и выкурив несколько сигарет, Дженкинс немного успокоился. Профессор продолжил разговор.
- А как вышло, Говард, что вы записались на этот курс?
- Это был единственный курс, на который я мог записаться вместе с Эстелл.
- Так я и думал. А я принял вас по своим собственным причинам. Я знал, что вас не интересует спекулятивная философия, но надеялся, что ваш твердокаменный материализм немного сдержит расхлябанность мысли, которая может возникнуть в такой группе. И вы очень мне помогли. Вот возьмите, к примеру, Элен Фишер. Она склонна проводить блестящие рассуждения, исходя из совершенно недостаточных данных. Вы помогали немного ее "приземлить".
- Говоря честно, доктор Фрост, я никогда не мог понять, к чему все эти высокопарные рассуждения. Я люблю факты.
- Но вы, техники, ничем не лучше метафизиков. Вы просто игнорируете то, что не можете пощупать руками, взвесить на весах. Если вы не можете попробовать что-то на зуб - значит, оно не реально. Вы свято веруете в механистичную, детерминированную вселенную, игнорируя при этом человеческое сознание, волю, свободу выбора - факты, известные вам самим из личного опыта.
- Но все это объясняется в понятиях рефлексов.
Профессор развел руками.
- Ну вы точно как Марта Росс. Она может что угодно объяснить с точки зрения христианского фундаментализма библейского пояса. Ну почему бы вам обоим не признать, что есть вещи, вам непонятные.
Он замолк и наклонил голову набок, прислушиваясь.
- Вы ничего не слышали?
- Вроде.
- Давайте проверим. Правда, рановато, но, возможно, кто-нибудь из них уже вернулся.
Неподалеку от камина в воздухе парила фигура, облаченная в белое и распространявшая вокруг себя мягкое перламутровое сияние. Пока они нерешительно стояли в дверях, фигура повернула к ним лицо. Это было лицо Марты Росс, но чистое и просветленное до сверхчеловеческого величия. Фигура заговорила:
- Мир вам, братья!
Их охватила волна спокойствия, любви и доброты, как от материнского благословения. Фигура приблизилась, и они увидели за ее плечами длинные, широкие белые крылья классического ангела. Фрост еле слышно выругался.
- Не бойтесь. Я вернулась, как вы того хотели. Вернулась, чтобы объяснить и помочь.
Доктор вновь обрел дар речи.
- Вы - Марта Росс?
- Я отзываюсь на это имя.
- Что случилось с вами после того, как вы надели наушники?
- Ничего. Я уснула, проспала некоторое время, проснулась и пошла домой.
- И больше ничего? А почему же вы так выглядите?
- Я выгляжу так, как, по представлению детей земли, должны выглядеть Избранные Господа. Через некоторое время я отправилась миссионеркой в Южную Африку. Там мне потребовалось отдать свою земную жизнь служению Господу. Так я вошла в Град небесный.
- Вы попали в рай?
- Многие зоны я сидела у подножия Трона златого, воспевая осанны в его честь.
- Скажите, Марта - или святая Марта, - вмешался в разговор Дженкинс. - Где Эстелл? Вы видели ее?
Медленно повернувшись, фигура посмотрела на него.
- Не бойся.
- Но вы скажете мне, где она?
- В этом нет необходимости.
- Слабенькая от вас помощь, - с горечью отозвался Говард.
- Я помогу тебе. Внимай мне: возлюби Господа Бога всем сердцем своим и возлюби ближнего своего, как себя самого. Это все, что тебе надо знать.
Говард молчал; нельзя сказать, чтобы его удовлетворили слова Марты, но он не мог подобрать подходящего ответа, фигура снова заговорила:
- Мне надо удалиться. Господь да пребудет с вами.
Она мгновенно растворилась в воздухе. Фрост тронул студента за локоть.
- Идемте, нам стоит, пожалуй, глотнуть немного свежего воздуха.
Онемевший, ничего не соображающий Дженкинс не сопротивляясь последовал за профессором в сад. Некоторое время они молчали. В конце концов Говард набрался смелости.
- Вы видели ангела?
- Думаю, да, Говард.
- Но это же какой-то бред!
- Есть миллионы людей, которые не согласились бы с вами - необычно, слов нет, но - совсем не бред.
- Но это же противоречит всем современным представлениям - рай, ад, персонифицированный Бог, воскресение. Или все, во что я верил, - чушь, или я малость тронулся.
- Совсем не обязательно; более того - вряд ли. Я очень сомневаюсь, что вам доведется когда-нибудь увидеть рай - или ад. Вы будете держаться временной траектории, соответствующей вашей природе.
- Но она же казалась абсолютно реальной.
- Она и была абсолютно реальной. Я сильно подозреваю, что жизнь грядущая, какой ее представляет религия, вполне реальна для тех, кто верит в нее всем сердцем - как Марта. Но вам, скорее всего, предстоит путь, соответствующий вашим агностическим верованиям, - за исключением одного момента: когда вы умрете, то умрете не совсем, сколько бы вы ни говорили, что именно этого и ожидаете. Для человека эмоционально невозможно поверить в собственную смерть. Такое самоуничтожение просто невозможно. У вас тоже будет жизнь грядущая, но - соответствующая вашему материализму.
Но Говард не слушал. Он подергал себя за нижнюю губу и нахмурился.
- А скажите, док, почему все-таки Марта не сказала мне, что случилось с Эстелл? Непорядочно как-то.
- Сомневаюсь, что она знала. Марта направлялась по временной траектории, очень мало отличающейся от нашей, Эстелл захотела испробовать путь, ведущий далеко в прошлое - или будущее. Они практически не существуют друг для друга.
И тут из дома донесся голос, чистое, звонкое контральто.
- Доктор! Доктор Фрост!
Дженкинс резко повернулся.
- Это Эстелл!
Они помчались в дом, профессор мужественно старался не отставать от своего молодого собеседника.
Но это оказалась не Эстелл. В холле стояла Элен Фишер - и в каком виде! Грязный, разорванный свитер, чулки куда-то делись, на щеке отчетливо выделялась начинающая подживать ссадина. Фрост остановился и оглядел ее.
- Ты в порядке, девочка?
Элен по-мальчишески улыбнулась.
- Я-то в порядке. А вот посмотрели бы вы на того парня…
- Расскажи нам все.