11
Одна хорошая военная подготовка ни в коей мере не может служить основанием для производства в офицеры… офицер - это джентльмен, получивший либеральное образование, с аристократическими манерами и непоколебимым чувством собственного достоинства… Мне кажется, я достаточно ясно дал понять, какая огромная ответственность на вас возлагается… Мы обязаны добиться победы теми средствами, которые имеются у нас в распоряжении.
Джон Пол Джонс, 14 сентября 1755 года. Из послания командованию флота повстанцев Северной Америки
Наш "Роджер" снова вернулся на базу за пополнением капсул. И людей. Эл Дженкинс получил свое, прикрывая отход раненых. Погиб и наш падре. Но, несмотря на это, я уходил из части. На мне красовались новенькие сержантские шевроны (вместо Миглаччио), но я знал, что точно такие же получит Эйс, как только я уйду с корабля. Производя меня в сержанты, Джелли придавал мне "дополнительное ускорение" для поступления в Кадетский корпус.
Но от себя я не мог скрыть, что глупо, как мальчишка, горжусь новыми шевронами. После прибытия на Санктор я вошел в двери космопорта, задрав нос, и, не глядя, сунул чиновнику бумаги. Я стоял и ждал, пока таможенник примеривался, куда лучше поставить свой никчемный штамп - и в это время позади меня кто-то сказал:
- Извините, сержант. Эта шлюпка с "Роджера Янга"?
Я повернулся к говорившему, скользнул взглядом по его рукаву - небольшого роста, сутуловатый капрал, - наверное, один из наших новых…
- Отец!
В следующее мгновение капрал уже сжимал меня в объятиях.
- Джонни! Джонни! Мой маленький Джонни!
Я обнял его, поцеловал и почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Представляю, как оторопели чиновники космопорта: сержант целуется с капралом. Потом мы отдышались, вытерли глаза и рассмотрели друг друга получше.
- Давай найдем уголок, сядем и спокойно поговорим, - сказал я.
- Я хочу знать… обо всем! - Я глубоко вздохнул. - Я был уверен, что ты погиб.
- Нет. Несколько раз был близок к этому, но обошлось. Но сынок… сержант. Ведь мне нужна шлюпка с "Роджера Янга". Понимаешь…
- Ну, конечно, она с "Роджера". Я только…
Он страшно огорчился.
- Тогда мне нужно спешить. Прямо сейчас. Я должен доложить о прибытии. - Тут он снова заулыбался: - Но ведь ты скоро вернешься на корабль, Джонни? Или у тебя отпуск?
- Нет, папа, - я стал быстро соображать, что делать. - Послушай, папа, я знаю расписание. У нас еще куча времени: эта шлюпка уйдет только через час. Они будут заправляться, грузить почту, ждать ребят из увольнения…
Он колебался.
- Но у меня приказ сразу по прибытии доложить пилоту первой же шлюпки с "Роджера Янга".
- Папа, папа! Ты все такой же пунктуальный. Девчонке, которая командует шлюпкой, абсолютно все равно, когда ты объявишься - сейчас или перед самым стартом. Во всяком случае, за десять минут до отправления они объявят по радио свой причал и пригласят всех желающих. Не бойся, не опоздаешь.
Он позволил отвести себя к незанятой скамейке в углу зала ожидания. Когда мы устроились, он спросил:
- Ты полетишь на одной шлюпке со мной или позже?
- Я… - я не знал, что сказать, и просто показал ему свои бумаги.
Он прочел и опять прослезился, а я поспешил его успокоить:
- Послушай, отец! Я постараюсь в любом случае вернуться. Я хочу воевать со своими ребятами, мне никто не нужен, кроме "сорвиголов". А тем более теперь, когда и ты с нами… э-э… То есть я понимаю, тебе будет неловко… но…
- В этом нет ничего стыдного, Джонни.
- Да?
- Я буду только гордиться. Мой сын станет офицером. Мой маленький Джонни. Я долго ждал и подожду еще немного. - Он улыбнулся. - Ты вырос, сынок. И возмужал.
- Со стороны виднее. Но, отец, я ведь еще не офицер, и может так случиться, что всего через несколько дней вернусь обратно, к "сорвиголовам".
- Хватит об этом, Джонни.
- Ладно.
- Я уверен, что ты сделаешь все как надо. И не говори больше, что у тебя не получится - Он вдруг улыбнулся. - Впервые в жизни командую сержантом. Да еще говорю ему, чтобы он заткнулся.
- Ладно, отец. Только знай, что я в любом случае постараюсь вернуться к "сорвиголовам". Единственное, что…
- Я понимаю. Твоя просьба ничего не будет значить, пока не будет вакансии. На будем гадать. Если у нас в распоряжении всего час, давай используем его на полную катушку. Рассказывай о себе, Джонни.
- У меня все хорошо, - сказал я вроде бы ничего не значащую фразу, но тут же подумал, что мне действительно нравится моя жизнь. И еще я подумал, что это просто счастливый случай - отец попал к "сорвиголовам". Там мои друзья, и там ему будет лучше, чем где бы то ни было. Ребята позаботятся о нем, ограждая по мере сил от опасности. Надо послать телеграмму Эйсу. Отец такой человек, что не признается в нашем родстве…
- Отец, как долго ты уже на службе?
- Чуть больше года.
- И уже капрал!
Он погрустнел.
- Сейчас в Мобильной Пехоте люди быстро растут.
Я понял, что он вспоминает тех, кто погиб, и попытался отвлечь его от мрачных мыслей:
- Но тебе не кажется, что ты… ну как бы это сказать… ну, не очень подходишь по возрасту к тому, чтобы воевать в пехоте? Ведь можно служить на Флоте или заняться математикой в отделе расчетов.
- Я хотел пойти в Мобильную Пехоту и добился своего! - сказал он гордо. - В конце концов, я не старше многих других капралов и сержантов. И вообще, сынок, тот факт, что я на двадцать два года старше тебя, вовсе не означает, что я должен кататься в инвалидной коляске. У возраста есть свои преимущества.
Я знал, о чем он говорит. Припомнил, как сержант Зим выдавал те самые "игрушечные" шевроны, прежде всего тем, кто постарше. И с отцом наверняка обращались в лагере не так, как со мной. Его взяли на примету как потенциального капрала еще до того, как он вышел из лагеря: армия всегда испытывала недостаток в опытных, солидных сержантах и капралах. Я вдруг подумал, что один из главных принципов строения армии - патернализм.
Я не стал спрашивать, почему он захотел именно в Мобильную Пехоту. И почему получил назначение на мой корабль. Я просто почувствовал себя счастливым - таким, каким никогда не был даже в детстве, когда отец меня хвалил. И я не спрашивал, почему он пошел на службу. Мне казалось, что причину я уже знаю. Мама. Никто из нас не касался этой темы.
Я резко сменил тему разговора.
- Расскажи, как ты жил все это время. Где был и что делал.
- Так… обучался в лагере Сан Мартин…
- Вот как? Значит, не в Курье?
- Нет. Мартин - новый лагерь. Правда, порядки, насколько я понимаю, те же, что и в старых. Только срок обучения у нас был на два месяца короче обычного - не было выходных. После лагеря сразу попросился на "Роджер Янг", но не получилось. Попал на другой корабль, к "Волонтерам Макслоттера". Хорошие ребята.
- Да, я слышал.
- Вернее, они были хорошими. Я совершил несколько выбросов с ними, многие из них погибли, и вот теперь я здесь… - Он посмотрел на свои шевроны. - Я уже был капралом, когда мы выбросились на Шэол…
- Ты был там?! Но ведь я тоже! - Непривычное теплое чувство охватило меня: никогда в жизни я не был ближе к отцу, чем сейчас.
- Я знаю. То есть я знал, что ваш отряд был там. Мы дрались примерно в пятидесяти милях от вас. Может, и ближе. Мы приняли на себя, наверное, их основной удар. Они вдруг полезли из-под земли десятками, а может, и сотнями - нам казалось, что земля кипит…
Отец пожал плечами:
- Так я и остался капралом без отделения. Наши "волонтеры" понесли такие потери, что отряд решили пока не восстанавливать. А меня наконец послали сюда. Правда, была вакансия у "Королевских медведей", но я шепнул словечко офицеру-распределителю, и, представь себе, именно в этот момент пришло сообщение о вакансии на "Роджере Янге". Вот так все и получилось.
- А когда ты пошел на службу? - спросил я и тут же понял, что не следовало задавать этот вопрос. Но мне хотелось уйти от разговора о несчастных "Волонтерах Макслоттера" - я слишком хорошо знал, что такое быть живой частицей погибшей команды.
Отец тихо сказал:
- Почти сразу после Буэнос-Айреса.
- Да. Я понимаю.
Отец несколько секунд молчал, потом сказал с необычной мягкой интонацией:
- Я не совсем уверен, что ты понимаешь, сынок.
- Что?
- Ммм… не так легко все объяснить. Конечно, гибель мамы сильна повлияла на мое решение. Но я пошел в армию не для того, чтобы отомстить за нее. Разве что отчасти. На меня больше повлиял ты.
- Я?
- Да, сынок. Ведь на самом деле я лучше твоей матери и даже лучше тебя самого понимал, зачем ты решил пойти на службу… Быть может, гнев мой был так силен от того, что ты совершил поступок, который должен был сделать я. Я это чувствовал, но тогда не смел признаться даже себе… Но и ты не был главной причиной того, что я пошел на службу. Ты… как бы это сказать… только нажал на взведенный курок. И помог выбрать род войск.
Он помолчал.
- После того как ты ушел, меня все чаще охватывала беспричинная тоска, я даже был на грани депрессии, так что пришлось обратиться к гипнотерапевту. Но врачи не помогали, и меня спасала только работа… Смерть мамы словно освободила меня, и я понял, как должен поступить. Дело я передал Моралесу.
- Старику Моралесу? А он справятся?
- Должен. У него нет другого выхода. Я передал ему изрядную долю акций. Остальные отложил для тебя - если когда-нибудь захочешь взяться за наше дело. Вот так… Короче, я наконец понял, в чем загвоздка.
Он снова помолчал и продолжил совеем тихо, будто шепотом:
- Мне нужно было доказать, что свою судьбу делаю я сам. Доказать себе, что я мужчина. Не производящее и потребляющее экономическое животное… а мужчина.
Мы оба замолчали, не зная, что сказать, и в этот момент запели громкоговорители космопорта:
- Славься, славься имя Роджера Янга!
Через секунду женский голос произнес:
- Личный состав корабля военного флота "Роджер Янг" может занять места в шлюпке. Причал эйч. Девять минут.
Отец схватил сумку и вскочил на ноги.
- Это меня! Береги себя, сынок. И сдавай поскорей экзамены. Плохо сдашь - накажу и не посмотрю, что ты старше по званию.
- Я буду стараться, папа.
Он обнял меня.
- Когда вернемся на базу - увидимся!
И он убежал, как и полагается десантнику, - рысью.
В комендатуре я доложил о прибытии флотскому сержанту, удивительно похожему на сержанта Хо. У него тоже не было руки, но не было и улыбки, которая так шла Хо. Я сказал:
- Сержант Рико. Поступил в ваше распоряжение.
Он бросил взгляд на часы.
- Ваша шлюпка прибыла семьдесят три минуты назад. Так?
Я подтвердил. Он поджал губы и задумчиво посмотрел на меня. Я рассказал, как было дело. Он покачал головой.
- Мне казалось, что весь мыслимый реестр уважительных причин я уже знаю наизусть. Но вы вписали в него новую страницу. Ваш отец, ваш родной отец отправился на корабль, с которого вы только что уволились?
- Именно так, сержант. Вы можете проверить - капрал Эмилио Рико.
- Мы не занимаемся проверкой заявлений всех молодых джентльменов, которые к нам прибывают. Мы просто увольняем их, если выясняется, что они говорили неправду. О’кэй. Парень, который не рискнет опоздать ради того, чтобы повидаться со своим стариком, ни на что не годится. Так что забудем об этом.
- Спасибо, сержант. Должен ли я теперь доложить о прибытии коменданту?
- Считайте, что уже доложили. - Он сделал пометку в бумагах. - Вот ваши документы. Можете срезать шевроны, но не выбрасывайте их. Они еще могут пригодиться. С этого момента вы "мистер", а не "сержант".
- Да, сэр.
Я не буду подробно описывать Кадетский корпус. Он во многом схож с лагерем, только здесь более мягкие порядки и всюду книги. По утрам, "вспоминая молодость", мы выполняли обязанности рядовых, и точно так же, как когда-то в лагере, нас за провинности и неряшливость отчитывали сержанты. После утренних занятий мы становились кадетами и джентльменами и слушали лекции по бесконечные спискам предметов: математике, галактографии, ксенологии, гипнопедии, логике, стратегии и тактике, теории коммуникации, военному законодательству, специальным вооружениям, психологии управления. Короче, нас заставляли изучать все премудрости от земной до небесной, от специальных сведений, как накормить и обогреть рядовых, до теоретических рассуждений, почему некий Ксеркс в забытом Богом месте проиграл когда-то важную битву.
Мы жили комфортно: в отдельных комнатах, с душем, с непривычно мягкими и удобными постелями. К четырем кадетам прикреплялся слуга: застилал постели, убирал в комнатах, чистил обувь и следил за формой. Это не было роскошью. Просто нас освободили от дел, которым мы научились еще новобранцами, чтобы больше времени оставалось для занятий.
И мы учились - все вечера и все выходные, пока не начинали болеть глаза. Потом засыпали, а под подушкой всю ночь напролет бубнил гипнопедический "преподаватель".
Но несчастным я себя не чувствовал. Может быта, был слишком занят. И потом здесь не было того психологического давления, которое каждый постоянно ощущал на себе в лагере. В корпусе нас скорее подстегивала страшная мысль об изгнании. Лично меня долгое время изводил страх перед математикой, которая еще со школы мне не давалась. Мой сосед - колонист с Гесперуса со странным именем Ангел - натаскивал меня ночи напролет.
Наверное, "пиком" моей кадетской карьеры стал визит младшего лейтенанта Флота Кармен Ибанец - сияющего черными очами пилота транспортного корвета "Манергейм".
Карменсита в парадной белой форме выглядела потрясающе. Она появилась в тот момент, когда нас выстроили перед ужином на поверку, и, ничуть не смутясь, прошла мимо всего строя к дежурному офицеру. Мне показалось, что я слышу, как скрипят глазные мышцы у ребят, провожающих ее взглядом. Она спросила у дежурного офицера, как найти меня, и ее голосок мелодично звенел над плацем.
Дежурным в тот вечер был капитан Чандар, который, по нашему общему мнению, вряд ли улыбнулся хоть раз даже собственной матери. Но сейчас, глядя на маленькую Кармен, он расплылся до ушей, так что его лицо изменилось до неузнаваемости. Он вежливо подтвердил, что нужный ей человек действительно здесь. Тогда Кармен взмахнула своими удивительными шелковыми ресницами и грустно объяснила, что ее корабль скоро должен отправляться. Так не будет ли он так любезен отпустить кадета Рико с ней поужинать?
Я вскоре, как по волшебству, я оказался обладателем беспрецедентной увольнительной на три часа. Я даже заподозрил, что флотских обучают специальной технике гипноза, которая еще не известна в других частях. Хотя, наверное, секретное оружие Кармен было несколько старше того, что обычно использовала Мобильная Пехота. Так или иначе, мы провели чудесный вечер, а мой престиж среди однокашников, до этого не поднимавшийся выше среднего уровня, достиг немыслимых высот.
Это был незабываемый вечер. Нашу встречу омрачала лишь новость о Карле, которую мы оба узнали недавно. Карл был убит при нападении багов на Плутон: они уничтожили всю исследовательскую станцию. Может быть, это и очень плохо, но грустили мы недолго - наверное, потому, что уже начали привыкать к таким новостям.
Помню, меня особенно поразила одна деталь. Кармен расслабилась и в ресторане сняла фуражку. Я знал, что большинство женщин на флоте делают короткую стрижку или вообще бреют голову. На войне совсем ни к чему длинные волосы, а пилоту в ответственный момент они могут сильно помешать. Я сам брил голову - так было удобнее и гигиеничнее. Но образ Кармен всегда ассоциировался у меня с черными блестящими длинными волосами.
Человек, наверное, ко всему привыкает. Я имею в виду, что если считаешь девчонку красивой, то она нравится тебе и тогда, когда ее голова обрита. К тому же для меня эта "прическа" служила признаком принадлежности к "армейскому ордену" и отличала "наших" девушек от штатских цыплят. Может быть, Кармен что и потеряла, но многое и приобрела: красота стала какой-то неземной, иррациональной, что ли. И еще я впервые почувствовал - она действительно офицер, воин, а не только удивительная девушка.
Я вернулся в корпус, ничего не соображая, преследуемый сладковатым запахом духов: прощаясь, она меня поцеловала.
Единственный предмет из курса подготовки, о котором хотелось бы рассказать, - история и моральная философия.
Я удивился, когда обнаружил, что нам придется его изучать. Мне казалось, что история с философией не имеют отношения к управлению отрядом десантников в боевой обстановке. Этот предмет, если он касается войны, в лучшем случае объясняет, почему ты должен драться - вопрос, который каждый решает для себя задолго до поступления в Кадетский корпус. Я уже говорил: Мобильная Пехота дерется потому, что она Мобильная Пехота.
Сначала я решил, что курс читают для тех, кто не проходил его в школе. К тому же почти четвертая часть кадет не были землянами, а на других планетах. Федерации преподавание истории не обязательно. Так что я уже надеялся, что пока те, кому не повезет, будут слушать этот курс, у меня освободится время для других, трудных, предметов.
Но я ошибся. Наравне со всеми я должен был прослушать курс целиком. Правда, экзаменов, как и в школе, не устраивали: в конце обучения - беседа с инструктором, без отметок. Главным было его мнение, годишься ли ты в офицеры.
Если он давал отрицательное заключение, по этому поводу устраивали целый консилиум, где решалось уже не то, можешь или не можешь ты быть офицером, а возможность твоего пребывания в армии вообще, неважно в каком звании. И они уже не смотрели, как лихо ты обращаешься с оружием… Лучшим исходом при этом было повторное прослушивание курса. А в худшем ты становился штатским человеком…
Так ради чего я все-таки дрался? Может, это своего рода сумасшествие - подставлять свое уязвимое тело нападающим и, мягко говоря, недружелюбным представителям инопланетной цивилизации? Тем более что платили за все сущую ерунду (которую мы тут же при первой возможности тратили), да и чем можно заплатить за часы ужаса, за ожидание близкой смерти? А ведь я мог спокойно сидеть дома, в то время как войной занимались бы те, у кого толстая кожа, или те, кому нравится играть в эти игры.
Или опять хвататься за присказку, что надо драться потому, мол, что мы - Мобильная Пехота? Нет, ребята, это мысли на уровне подопытной павловской собачки. Прочь догмы. Надо попробовать подумать по-настоящему.
Наш инструктор по истории и нравственной философии майор Райд был слеп, но обладал жутковатой привычкой "смотреть" прямо в глаза и называть по имени. Мы анализировали события сразу после окончания войны между Русско-Англо-Американским альянсом и Китайской Гегемонией, то есть от 1987 года и дальше. В тот день перед занятиями мы знали, что на Земле разрушен еще один большой город - на этот раз погиб Сан-Франциско. Я ожидал, что Райд скажет что-нибудь по этому поводу. В конце концов, и штатские теперь должны были понять: или баги, или мы. Или драться, или всем погибать.