Мечтал немножко, осуждая и стыдя себя. Не могу поручиться, нет у меня стопроцентной уверенности, что, оставшись один, я выдержал бы характер, не разбудил бы именно Гэтту. Когда очень хочется, мозг находит самые основательные доводы, убеждая себя, что желание допустимо, разумно, полезно, необходимо, даже остро необходимо, преступно было бы не выполнить его.
Так или иначе, остались мы с Пэем.
И была у нас скорость - 0,77 с, а у "Паломника" - 0,79 с. И разрыв - 42 световых дня. По расчётам, по расчётам…
Конечно, мы сразу же взялись за вторую производную. Форсировали режим, дали себе двойную перегрузку, на следующий день - двухсполовинную, потом тройную. Чтобы переносить её лучше, оборудовали баки с тяжёлым раствором, залезали туда с утра, потом сидели от обеда до ужина… И спали тоже в баке. Перегрузку отключали только в утренние часы - для профилактического осмотра и ремонта.
Итак, два бака, наполненных мутноватой, сизо-голубой от ледотаина плотной водой, два отделения аквариума. В каждом вместо рыбы - четырехлапое существо с лупоглазой маской, пристёгнутое ремнём к креслу. Надоедает же болтаться - то всплывать, то тонуть. Существо тяжко дышит через гофрированную трубку и время от времени приподымается, чтобы взглянуть на табло. Потому что это единственное наше занятие: выдерживая перегрузку, догонять.
- У нас 0,8 с, у них - 0,82 с.
- Пэй, прибавим ещё 0,2 g?
Под маской наушники и микрофон, но разговариваем мы редко. Дел мало, все сводится к терпению и ожиданию, а просто так беседовать неохота. С тех пор как Пэй отнял у меня Гэтту, дружба разладилась, и не только по моей вине. Оказывается, мы дружили потому, что не спорили, а не спорили, так как Пэй всегда соглашался со мной. Но монолог перед зеркалом кончился, верное зеркало помутнело. Я говорил уже, что Пэй - верующий по натуре, а верующие либо верят каждому слову, либо не верят ни единому. Почему-то, отбив у меня невесту, Пэй потерял в меня веру. Он не доверял более моему вкусу, моим суждениям и решениям, он сомневался в моих предложениях. Каждое приходилось сопровождать доказательствами. Это было полезно для самопроверки, но утомительно. И я разговаривал с Пэем только о нуждах дела.
- Слушай, давай прибавим 0,2 g.
- Но мы же условились, что 3,2 - на пределе безопасности. Мы обязаны сберечь своё здоровье и работоспособность.
Сберечь обязаны. Но велика ли разница: 3,2 или 3,4? Очень уж медленно ползут цифры на табло. И первая производная ещё в их руках. Дистанция-то растёт между нами.
Жду час, потом пробую противоположный подход:
- Пэй, я был прав: 3,2 - явный предел. Видимо, на этом мы и остановимся. Большего нельзя требовать от организма.
- Нет, это вопрос привычки, - отвечает он. - Пластичность организма безгранична. Вспомни, какие перегрузки переносят лётчики-испытатели. Будем тренироваться, прибавляя малые порции. Давай попробуем 3,4 g!Притерпимся, сам увидишь.
Подействовало!
Прибавляем. Форсируем. Сгибаемся от добавочной тяжести, ещё двенадцать кило навалилось. Дышать тяжело, заметно тяжелее, чем раньше. Грудь давит на живот, плечи - на сердце. Побаливает, проклятое. А что на приборах? Ага, интерферометр дрогнул, красное смещение все меньше. Выравниваем скорости, выравниваем.
Ждём. Терпим. Дышим. Улыбаемся, глядя на стрелки.
Наконец наступает торжественный момент, когда красное смещение исчезает совсем. Скорости сравнялись: у нас - 0,84 с и у них по расчётам 0,84 с. Дистанция 45 световых суток. Но отставание кончилось. А теперь, набирая темп, потихонечку, полегоньку мы начнём сокращать просвет, сближаться, сближаться, пока на каком-то этапе мы обойдём Джэя, покажем ему корму…
Даже дышать легче, несмотря на перегрузку. Даже не жалко усилий, чтобы вылезть из бака, разыскать деликатесы, закатить торжественный обед. С тостами за первую производную. Теперь беспокоиться не о чём. Пожирая атомы, верный фотонный конь несёт и несёт нас по беговой дорожке космоса к заветному финишу. Догоняем, догоняем, догоняем. Уменьшается и уменьшается отставание. Сегодня 45 световых суток, а там 44… 43… А там поравняемся, а там обойдём…
Единственная забота - время убить. Не знаю, чем занимал голову Пэй. Лично я вспоминал тома с поручениями. Надо же будет вообразить себе все эти шубки, платьица, туфельки, сапожки, браслеты и серьги, очки, протезы, слуховые аппараты, механические игрушки, кухонные автоматы, кресла для безногих, заказанные пославшими нас Ведь феям надо это изобразить толково, зримо: форму, расцветку, покрой, устройство, материал… Но это потом. До того прежде всего разобраться в тайне пещеры. Серия опытов. Опыты и начнутся с заказов. Что феи выполняют, что не способны выполнить? Тут мы и поймём, как организована эта феерия.
Недели две прожил я в блаженном благодушии. За Пэя не ручаюсь, он все вздыхал, ворочаясь в своём баке. А дальше в покой вторглось нечто несуразное.
Наблюдения не подтвердили расчётов.
Ничего мы не выиграли на самом деле. Когда у нас было 0,84 с - и у них было 0,84 с. У нас стало 0,85 с - и у них 0,85 с. Сегодня у нас 0,88 с, значит, и у них 0,88 с. Как бы надетые на жёсткую ось, мчатся в пустоте две ракеты, сохраняя все ту же дистанцию - 45 световых суток.
Что это означает? Только одно: "Паломник", как и мы, ввёл тройную нагрузку. Но не могли же эти неженки и сибариты вдруг, без подготовки, взвалить на себя тройную тяжесть! Следовательно, как и мы, они легли в анабиоз, оставив только двух-трех дежурных инженеров.
- Вероятно, все управление поручили автоматам, - говорит Пэй. - Этого надо было ожидать. На "Паломнике" лучшие конструкторы мира. Джэй недаром их взял с собой. Конечно, они не сидели сложа руки.
- Тогда и нам нужна полнейшая автоматизация, Пэй. Прошляпили мы с тобой. Пускай роботы уложат нас спать, и кончатся споры, прибавить или не прибавлять две десятые. Машинам и пяти- и десятикратная перегрузка ничто.
Пэй хмыкает с насмешливым сомнением:
- Берёшься? Справишься?
Прикидываю мысленно.
Сейчас мы с Пэем все контролируем, проверяем, устраняем неполадки и принимаем решения. Если мы спим, надо дублировать все наши действия. Ко всем важным узлам пристроить автоматы контроля, смонтировать ремонтные роботы - сегодня у нас их всего два. В роботехнике я не очень силён - это специальность братьев Сэев. Но самое сложное - принимать решения. Надо предусмотреть и ввести в программу все возможные неожиданности, все причины аварий, а также все каверзы, которые могут придумать для нас на "Паломнике". Программу лучше бы поручить Рэю, тут он мастер. И наконец, программа для пробуждения. Предполагалось, что я разбужу Гэтту и Сэтгу, а потом уже под наблюдением наших медичек мы вернём к сознательной жизни всех остальных. Как же проинструктировать автоматы, чтобы они ничего не упустили в тонком и рискованном процессе выхода из анабиоза? Тут нужны все знания Гэтты и Сэтты.
- Будить придётся, - говорю я Пэю. - Всю команду, кроме Джэт-ты только.
- Буди, буди, и поскорей! - В тоне Пэя насмешка. - И подготовь честное признание, что зря терзал всех нас, а теперь не знаешь, как выбраться.
Я представил себе мрачные лица просыпающихся, вообразил, как это каждому в отдельности заново объясняю, почему не сумел обойтись без их помощи, покорно сношу ворчание Сэя Большого, язвительные насмешки Малого, презрительную улыбку Рэя. И после всего, испив чашу унижений до дна, начинаю оправдываться, что я не виноват, не мог предусмотреть все финты "Паломника".
"Ну и что же ты предлагаешь теперь? - спросит Рэй с кислой миной. - Полную, стопроцентную автоматизацию? Что это даст?"
В самом деле, что даст?
Помню, наш профессор по теории изобретательства говорил, что всякий конструктор должен начинать с вечного двигателя, то есть мысленно представить себе идеально выгодную машину, не потребляющую энергию, без трения, без веса, невозможную машину, которая ничего не тратит и даёт всё, что нужно. На практике-то будет что-то похуже этого идеала. Но иной раз видишь сразу: выигрыш от идеала так мал, что и тужиться, изобретать подобное не стоит.
Допустим, стопроцентная автоматизация смонтирована. Что это даст в итоге?
Мы не отстанем, только и всего.
А нам обогнать надо.
"Раздумье в баке" - так назвал бы я следующую главу, если бы делил свою жизнь на главы.
Почему раздумья в баке, а не действия? Потому, во-первых, что тело протестует. Так трудно выбираться наружу, так утомительно перемещать себя, поневоле прежде всего спрашиваешь: "Стоит ли двигаться? Нельзя ли обойтись? Подожди, подсчитай, взвесь, не пори горячку!" И расчёт неизменно показывал: горячку пороть незачем, можно и не вылезать из жидкости.
Лишний вес развивал вдумчивость. Интересно бы провести анкету: кто вдумчивее, тощие или толстяки?
Раздумья преобладали ещё и потому, что мы с Пэем вдвоём не способны осуществить радикальные переделки. За каждым предложением неизбежно следует: "Придётся разбудить ребят". Но лишний раз будить лежащих в анабиозе не просто и не безвредно. Не скажешь, посоветовавшись: "Ладно, обойдётся без тебя, спи дальше!" Нужны серьёзные основания, следует все продумать, предусмотреть, рассчитать… И: "Сиди, Гэй, нечего горячку пороть!"
Итак, на сцене все те же лохани с мутноватой жидкостью. Лупоглазые существа в чёрных трико, пристёгнутые за пояс к стенке. Лениво шевелятся руки, лениво всплывают пузырьки из-под воротника, лениво барахтаются в тяжёлой голове неповоротливые мысли, неуклюжие, нечёткие, словно спросонья. Из этих медлительных мыслей надо выстроить что-то разумное, изящное, оригинальное, до чего не додумались на "Паломнике".
- Тужишься понапрасну, там же лучшие умы собраны! - бубнит Пэй. - Мы против них кустари, мы подмастерья. Не тебе тягаться с ними, самонадеянная ты личность, Гэй.
- Согласен, мы кустари, мы подмастерья. Но тягаться взялись, обещали обогнать. На каждый их выпад должны придумать ответ. Кто придумает за нас?
- А ты воображаешь, что там будут сидеть сложа руки? У Джэя лучшие конструкторы мира. Они давно продумали всю партию на десять ходов вперёд. На что ты надеялся, собственно говоря?
Вот именно, на что мы все надеялись?
Говоря коротко, на выносливость. Надеялись на энтузиазм и возмущение, на то, что мы, молодые, крепкие и сердитые, больше приложим усердия, больше усилий, чтобы обогнать, и в конце концов обгоним.
С самого начала так складывалось, что мы все время видели только ближайший порог. Мы рвались на старт, а нам не давали вступить в гонку, старались удержать волокитой и лучеметами. И нам все казалось тогда: только бы переступить порог космоса, только бы отчалить, дальше пойдёт само собой.
Само собой не пошло. Мы напрягались месяц, второй и полгода, но отставали и уставали, и большинству не хватило терпения, выдержки, желания обязательно обогнать. Пришлось мне вступить в борьбу, в трудную борьбу с друзьями, соратниками. И мне казалось: лишь бы убедить их, лишь бы устранить павших духом, уложив в саркофаги, дальше пойдёт само собой.
Павшие духом заснули, несгибаемые остались. На что ставили мы с Пэем, на что надеялись? На нашу несгибаемость, на мягкотелость соперников? Но вот и соперники уложили своих мягкотелых в саркофаги, выставили против нас несгибаемые автоматы. На что нам надеяться теперь? За счёт чего обгонять?
Думай, Гэй, думай что есть силы!
Итак, главный козырь вырван у нас. Автоматы заведомо выносливее. В лучшем случае мы сравняемся с ними, не отстанем. Борьбу за скорость мы проиграли в результате или - не будем прибедняться - не выиграли. Но впереди возможна ещё борьба за потолок - за окончательную, наивысшую, экстремальную скорость.
Потолок же всех возможных скоростей в природе - с - скорость света.
С - идеал, к нему можно только стремиться, никогда не достигая. Для с надо затратить бесконечную энергию - бесконечную в математическом смысле, не в поэтическом: бесконечное количество тонн топлива на каждый килограмм груза.
Бесконечных запасов, конечно, нет ни на "Паломнике", ни у нас.
И "Паломник", и наша "Справедливость" рассчитаны примерно на 0,95, как предел - на 0,96 с.
Однако для фотонной ракеты все - топливо: стенки, перегородки, мебель, аппараты, одежда, консервы, мы сами.
Снова пустим в ход излюбленные и привычные наши козыри: выносливость, невзыскательность, долготерпение, самоотречение. Отправим в топку все лишнее, не самое необходимое. Спалим даже нужное, даже нужное, но не ежечасно, но не каждую минуту: перегородки, полы, столы и кресла, запасные инструменты, запасы пищи, тёплую одежду… Спящие спят, им наряды не нужны. Что мы получим в идеале?
В идеале - 0,98 с.
Все равно крохоборство! Беда в том, что при околосветовых скоростях топливо тратится не только на разгон. Заметная часть его - все более заметная - идёт на ненужное приращение массы. С чем это сравнить? Проще всего с обжорой: лишь часть пищи он сжигает в работе, а из прочего наращивает жир, ему же, обжоре, мешающий двигаться, дышать, жить. Но в отличие от толстяка, который может, попостившись, за счёт своего жира прожить недельку-другую, наш субсветовой жир бесполезен, он накапливается с большими затратами, а потом сам собой исчезает при торможении, не производя никакой работы. Но именно он, этот бесполезный жир, определяет предельную скорость ракеты. Для скорости 0,96 с масса её вырастает в три раза с половиной, для скорости 0,98 с - в пять раз. В семь раз надо увеличить массу для 0,99, а для 0,999 с - в 23 раза.
Но нет у нас 23-кратной массы и нет даже семикратной. 0,98 с - наш потолок, практически даже недостижимый.
Снова строю в уме идеальную машину "Допустим". Допустим, получилось все задуманное. Допустим, мы спалили все и даже самих себя. Скорость у нас 0,98 с - на самом-то деле меньше, но допустим. За четыре года пути - четыре года у нас до торможения - мы выигрываем 8 процентов от светового года, то есть один световой месяц.
А "Паломник" опережает нас на полтора месяца сейчас.
Кроме того, и на "Паломнике", увидя, что мы догоняем, тоже кинут в топку какие-нибудь перегородки. И если они выжмут 0,97 с, нам уже не обогнать их, тогда и при скорости света мы выйдем к цели одновременно.
Но это же невозможно - достичь скорости света. Это и означает вечный двигатель - бесконечные запасы энергии неведомо откуда, идеальная машина без трения, без потерь.
- Пэй, а Пэй! Пэй, ты не спишь? Ты знаешь, Пэй, что мы проигрываем?
Зашевелился в своём баке.
- Я рад, что твоя неуёмная наивность выдохлась наконец. Я-то давным-давно знаю, что мы проиграли.
- Вот как? С каких пор ты знаешь это?
- С тех самых пор, когда паломники заметили нас. У Джэя лучшие умы мира. Смешно было думать, что они не найдут способ, как превзойти нас - дилетантов.
- Вот тебе на! Оказывается, все это время я сижу рядом с унылым пораженцем. Для чего мучается, задыхается, хватается за сердце, высунув язык, предлагает увеличить перегрузку на две десятых?
- Так зачем же нам терзаться, Пэй? Давай повернём домой!
Нет, он не согласен поворачивать. Он считает, что долг надо выполнить до конца. Если нас послали, мы обязаны отдать все силы, всю кровь до последней капли.
Что это означает практически? По мнению Пэя, мы должны высадиться на планете Фей и пробиваться в пещеру с оружием в руках. Но ведь Джэй дремать не будет, он закажет сколько угодно солдат и выставит охрану, нас перестреляют, как зайцев. Пэй не сомневается, что перестреляют, но считает, что мы обязаны отдать свою кровь до последней капли.
Никогда я не мог представить себе психологию мучеников, добровольно всходящих на костёр. Мне кажется, я бы боролся до последней секунды, лягался, кусался, хоть бы стукнул своего палача. Не мог понять, что это за существа - мученики: герои, энтузиасты, увлекающиеся натуры, рабы минутного порыва или же тупые фанатики, упрямо отказавшиеся рассуждать. И вдруг в соседнем баке оказался подвижник, мой же давнишний товарищ, и он собирается взойти на костёр… из-за унылой добросовестности, из-за серой беспомощности. Нет, это поразительно! Вникните во всю глубину переживаний Пэя. Годы и годы заточения в душном баке, долготерпение, разлука с милой женой - и все это без надежды, без цели, только в ожидании того дня, когда придёт срок отдать жизнь просто так, чтобы долг выполнить.
Но самое смешное в том, что подвиг Пэя никому не нужен. Он может взойти на свой костёр с гордо поднятой головой или с трусливыми слезами, умоляя о пощаде, - для йийитов это безразлично. Они послали нас не на смерть, нас послали обогнать и занять пещеру Фей. Пещера им нужна - не безрадостный подвиг Пэя.
Осудим безнадёжное уныние пораженца. Осудим. А как победить?
Неужели уповать только на случайность, на аварию "Паломника", на встречный метеорит, на перегоревшие автоматы, на то, что испортятся и основные, и дублирующие, страхующие одновременно, на ошибку чужих локаторов, на перегрев чужого двигателя? Выйти на - старт в надежде, что у лидера вдруг соскочит колесо, а мы, целые и свежие, обгоним его на вираже.
А если колесо соскочит у нас?
И разве за тем нас послали, чтобы мы пассивно следовали в хвосте, уповая только на аварию в ракете убегающих? Да нет же, нас обгонять посылали, а не следовать. Но как-то не доходило до меня раньше, что погоня за преступником не спорт. Тут неуместны равные шансы, туфли одинакового образца, вес не свыше нормы, объём бака в пределах… Преступник должен быть пойман, даже если он бегает лучше. Бегущего преследуют на автомобиле, автомобилиста на самолёте, вслед самолёту летят радиограммы… На чем же догонять фотонную ракету, развивающую скорость света, предел всех возможных скоростей?
Бак. Мутно-сизая жижа. Словно потревоженные пузырьки, неторопливо всплывают мысли. Неуклюжие. Несобранные. Неоформленные. Но времени достаточно. Четыре года для размышлений. Все? можно додумать до конца.
До конца и с самого начала. Ошибку мы допустили ещё на Йийит, ещё до старта, решив на ракете преследовать ракету. Впрочем, нет, не ошибку, я неточно выразился. Мы проявили инертность мышления, мы рассуждали пассивно и потому выбрали самый ненадёжный вариант. Бегуну трудно догонять бегуна, автомашине - автомашину, ракете - ракету. Обгон - иное качество. Обгонять лучше по другой дороге и лучше бы на другой машине. Не на ракете, у которой скорость света - предел.
Но считается же, что скорость света вообще предел всех возможных скоростей. Предел! Не кажется ли вам, что странноватый это закон природы? Как это скорость может быть предельной? Скорость - понятие относительное. Кто ограничит скорость моего движения по отношению к дальней галактике, к которой я никакого отношения не имею? А если та галактика разгоняется?
Ещё такое рассуждение: я зажёг фонарик. Одни фотоны полетели со скоростью света направо, другие - налево. Какова скорость удаления правых фотонов от левых?
Задаю этот вопрос соседу.
- Гэй, ты сходишь с ума от безделья. Фи? жа давно ответила на эти детские "почемучки". Скорость света - это предел скорости взаимодействия, предел движения вещества и предел скорости передачи энергии в вакууме. Между твоими разлетающимися фотонами нет передачи энергии и не может быть взаимодействия. Нет физического смысла в вопросе об их взаимной скорости.