Прежде чем Малыш Менестрель успел ответить, из-за фонтана к ним кинулась чья-то фигура:
– Не хотите посмотреть, как я глотаю шпаги?
Это был мальчик, на вид лет четырнадцати. Он был босой, на нем были белые хлопчатобумажные брюки и шелковая жилетка, на которую были нашиты сотни маленьких зеркалец. В руке он держал короткий декоративный меч.
Малыш Менестрель покачал головой:
– Не сейчас.
Мальчик был разочарован.
– Вы уверены?
– Несомненно.
На лице мальчика появилась ищущая улыбка.
– Но, может быть, позже?
– Может быть.
– Ну, тогда до встречи?
– До встречи.
Мальчик удалился, а Малыш Менестрель присел на краешек бывшего фонтана.
– Как я начал рассказывать, жизнь у них становилась все лучше и лучше, до тех пор, пока однажды не достигла высшей точки. Кто-то изобрел бессмертие.
Рив и Билли широко раскрыли глаза.
– Бессмертие?
Малыш Менестрель кивнул.
– Вот именно. Они достигли высшей цели. Кто-то – некоторые говорят, что это был сам старик Солли Бонапарт – выдумал какую-то пилюлю, или зелье, или что-то в этом роде, и если ты принимал его, то, исключая несчастные случаи, ты жил вечно. Разумеется, сейчас этот секрет утерян.
Рив нахмурился.
– Я как-то не могу понять, каким образом бессмертие послужило причиной всего этого.
Малыш Менестрель раскурил одну из сигар Билли и продолжал:
– А произошло вот что. Сразу после того, как у них появилась эта бессмертная пилюля, все жители города выстроились за ней в очередь, и вскоре все они уже были бессмертными – если никто не утонет в реке или не упадет с дерева. Проблема была лишь в том, что эта пилюля останавливала процесс старения, и когда люди принимали ее, они навечно оставались в том возрасте, в котором были в момент получения дозы. Старики продолжали оставаться стариками, а молодые – молодыми. Единственным побочным эффектом пилюли было, что она делала людей стерильными, так что численность населения постоянно оставалась прежней. Словно бы время остановилось на месте.
Рив пожевал губу.
– Наверное, странно им было, а?
Малыш Менестрель кивнул:
– Очень странно. И первым, что пошло не так, было то, что старики, которые всем тут заправляли до того, как им подвернулось бессмертие, хотели заправлять всем и дальше. Они никак не могли перестать обращаться с молодыми так, словно те по-прежнему были несмышлеными щенками, и постепенно это переросло в такую ситуацию, когда парню могло быть, скажем, шестьдесят лет, но из-за того, что он по-прежнему выглядел на пятнадцать, с ним и обращались как с пятнадцатилетним. И из-за этого – а также из-за того, что старики, совершенно свихнувшиеся на своей вечной жизни, принялись изобретать все новые законы насчет повышенной общественной безопасности – у них тут произошел весьма болезненный конфликт поколений.
Билли прервал его:
– Ты хочешь сказать, что этот парнишка, который хотел показать нам, как он глотает шпаги, на самом деле был совсем не мальчишкой?
Малыш Менестрель засмеялся.
– Ему было не меньше ста лет, а то и больше.
– Боже мой!
– Видишь ли, в этом-то и вопрос. Старики не желали слушать молодых, и отношения между ними становились все хуже и хуже. Не знаю всех деталей, но однажды ночью дерьмо прорвало трубу, и молодежь перерезала всех стариков в городе. Не ушел ни один. Теперь, когда старики больше не стояли у них на дороге, они перестали заботиться о престижных жилищах и всяких таких вещах. Понимаешь, им это было просто незачем. Из Распределителя Материи им спускали по лучу все, что им было нужно. Они переименовали город в Паданец и принялись проводить свое вечное время в развлечениях. Мало-помалу джунгли все больше наползали на город, и все пришло к такому состоянию, как мы видим сейчас.
Билли ухмыльнулся:
– Звучит неплохо!
Малыш Менестрель пожал плечами.
– Может быть. Я не люблю судить. В Паданце тоже есть свои проблемы.
– Например?
– Ну, полагаю, основной проблемой является то, что да, жители здесь живут вечно, но город-то нет! Он находится по другую сторону реки от Порт-Иуды. Он не входит в стазис-зону. Под этой поляной расположен величайший стазис-генератор, какой только можно себе представить. Но однажды он перестанет работать, и весь город просто исчезнет, как дым. И сейчас уже начинают проявляться некоторые странности. Но одно могу сказать с уверенностью – это хорошее место, чтобы расслабиться.
Не говоря ни слова, к ним подошла девушка и присела на край фонтана рядом с Билли. На вид ей было около семнадцати, у нее были длинные светлые волосы и смуглая загорелая кожа. Когда Билли заговорил с ней, она улыбнулась, вытащила из кармана своих выцветших штанов упаковку "Северного Сияния" и предложила ее всем по очереди. Билли взял одну из тонких белых пластмассовых трубочек и глубоко вдохнул. Он почувствовал, как его наполняет непреодолимое чувство легкости, а вокруг окружающих предметов появилась прозрачная цветная аура.
Измененному зрению Билли девушка показалась поразительно красивой. Он прикоснулся к ее руке и улыбнулся ей. Он чувствовал, что говорить ничего не надо. Девушка улыбнулась в ответ.
Через несколько минут эффект несколько поблек, но Билли обнаружил, что каждый новый вдох возобновляет его. В течение следующего часа трое мужчин и девушка сидели на краю сломанного фонтана и улыбались всему, что видели. Наконец, трубочки были использованы до конца, и они выбросили пластмассовые цилиндрики в фонтан. Рив повернулся к Билли.
– Эта штука – действительно нечто.
Билли кивнул с выражением благоговения на лице.
– Это точно!
Малыш Менестрель взглянул на них:
– Вы что, никогда не пробовали "Северное Сияние"?
– Никогда, – покачали головами Билли и Рив.
– Хорошо, а?
– "Хорошо" – это еще мягко сказано!
Они все еще сидели на краю фонтана, размышляя о том, насколько хорошая вещь "Северное Сияние", когда девушка постучала Билли по плечу и показала на одно из самых больших из сохранившихся строений. Группа мальчишек заносила в патио усилительную аппаратуру и подключала электрические инструменты. Там уже начинала собираться небольшая толпа. Малыш Менестрель поднялся с места.
– Пойдем, посмотрим.
Рив двинулся вслед за ним через поляну.
– Эта малышня что, собирается играть музыку?
– Эта малышня играет музыку уже, наверное, лет сто. Они – лучшие. Подожди, сам услышишь!
Они вчетвером пересекли поляну. Девушка, по-видимому, в своей странной, молчаливой манере прикрепилась к Билли. Они уселись на траву, а группа музыкантов тем временем начала играть. Малыш Менестрель был прав: они играли как-то неправдоподобно хорошо. Девушка вновь раздала трубочки "Северного Сияния", и в течение еще одного часа все четверо сидели совершенно неподвижно, полностью поглощенные прекрасной, свободной, переплетающейся музыкой. Первая вещь длилась почти полтора часа, и когда она закончилась, один из группы, высокий юноша лет девятнадцати, с первой порослью на подбородке, вышел вперед ко входу в патио. Это, очевидно, был лидер группы. Он махнул рукой Малышу Менестрелю:
– Не хочешь присоединиться?
Малыш Менестрель поднял с земли гитару.
– Не знаю, достаточно ли я хорош для вас.
Лидер улыбнулся.
– Ничего, попробуй! Вступай, где тебе покажется нужным. Может быть, мы еще будем играть что-нибудь из твоих песен.
Малыш Менестрель встал и пошел к патио. Серебряную гитару подключили к усилителю, и группа заиграла вновь, а Малыш Менестрель осторожно пытался подыгрывать. Билли и Рив сидели и смотрели, а музыка накатывалась на них волнами. Еще одна девушка подошла и села рядом с ними. Она была настолько похожа на первую, что можно было подумать, что они близняшки. Улыбалась она точно так же, но кроме того, она еще и говорила.
– Вы с парохода?
Билли кивнул:
– Точно.
– Вы останетесь с нами?
– Только до отплытия парохода.
– Жалко!
– Тебе бы хотелось, чтобы мы остались?
– Нам всегда нравится, когда кто-нибудь остается.
Первая девушка повернула голову и улыбнулась Билли и Риву. Билли растянулся на траве и уставился в зеленый шатер листвы над головой. Музыка лилась свободным потоком. Билли вздохнул. Пока что это была лучшая часть их путешествия. Паданец, казалось, был создан специально для него. Он взглянул на Рива:
– Вот так и надо жить, как думаешь?
Рив нахмурился.
– Здесь неплохо. Однако мне все же как-то не по себе. Понимаешь – все эти ребята, которые вечно остаются молодыми, и то, как они перебили своих стариков…
Он повел рукой, охватывая роскошную растительность и огромные яркие цветы, устилавшие землю:
– Словно бы все здесь основано на смерти.
Билли закрыл глаза.
– Это было много лет назад. Это все в прошлом. Здесь же рай – рай, черт побери! Только послушай эту музыку, Рив! Взгляни на женщин!
Он похлопал молчаливую девушку по руке. Она улыбнулась и погладила его по волосам. Рив испытующе взглянул на Билли:
– Уж не думаешь ли ты остаться здесь, Билли?
Билли покачал головой.
– Нет. Но искушение, бесспорно, велико.
26.
Она/Они была всем.
Она/Они была единственной вещью, которую Ее/Их ощущения могли распознать, даже на максимальной мощности. Единственным источником энергии была Она/Они. Единственным, что здесь существовало, была Она/Они.
Она/Они продолжала излучать энергию, из чего заключила, что поступательное движение продолжается. Негативной зоне не было ни конца, ни края. Не было абсолютно ничего. Лишь странное видение, проплывшее мимо Нее/Них, убеждало Ее/Их в возможности существования здесь чего-либо еще.
Она/Они знала, что в какой-то временн ой точке начала слабеть. Ей/Им необходимо было расходовать энергию просто для того, чтобы поддерживать свое существование. В зоне не было ничего, откуда можно было бы подзарядиться. Всю свою энергию Она/Они черпала из самой себя. Ее/Их энергетические запасы были ограниченны. Должно было настать время, когда Ее/Их запасы будут истощены, и тогда Ее/Их существование просто прекратится в одно мгновение.
Она/Они отключила все свои функции, кроме тех, которые были связаны с движением вперед. Ее/Их облик мигал, колыхался, и в конце концов перестал существовать. Она/Они превратилась просто в бесформенную точку света, движущуюся через черную пустоту.
Время, поскольку его не с чем было соотносить, не имело значения. Она/Они продолжала существовать, и Она/Они двигалась. Более не было ничего. Затем появилось нечто.
Периферийные сенсоры, которые Она/Они оставляла включенными, пробудили все остальные функции, и Она/Они вновь приобрела троичную форму. Где-то вдалеке находился некий объект. Она/Они смогла установить, что объект сферичен, но он находился слишком далеко, чтобы различить какие-либо детали помимо этого. Она/Они и объект постепенно сближались. С величайшей осторожностью Она/Они прозондировала природу объекта.
"Сферическое тело с равномерной плотностью".
"Однородный состав".
"Большое скопление воды, заключенное в сферическую форму благодаря собственному поверхностному натяжению".
Сфера плыла по направлению к Ней/Ним, подобно маленькой планете. Ее/Их сенсорами она ощущалась как огромный сине-зеленый шар. По поверхности изредка пробегала слабая рябь. Когда сфера приблизилась, Она/Они почувствовала, что Ее/Их притягивает к ней. Сфера не расходовала энергии – Ее/Их затягивало внутрь массой воды.
Она/Они прикоснулась к поверхности сферы, и во все стороны кругами побежали волны. Она/Они почувствовала, что Ее/Их затягивает внутрь водного сгустка. Тогда Она/Они оттолкнулась яростным выбросом энергии и начала двигаться вверх. Сфера не смогла выдержать столь мощного движения. Она разорвалась, и колонна воды устремилась ввысь, увлекая Ее/Их с собой, швыряя и крутя Ее/Их в своем потоке.
Вода устремлялась все выше и выше, затем Она/Они вынырнула на поверхность и обнаружила, что качается, как поплавок, посередине огромного озера. Волны, поднятые Ее/Их появлением, понемногу улеглись, и Она/Они осталась частично погруженной в зеркальную гладь озера, расстилавшегося во все стороны до самого горизонта.
"Замечено приближение смертных".
"Мы готовы к защитным действиям, если смертные станут выказывать враждебность".
Смертные передвигались по водной поверхности на каком-то примитивном плавательном средстве. Она/Они не обнаружила у них никаких механизмов или каких-либо видов передачи энергии. По всей видимости, они достигали поступательного движения за счет использования собственных тел.
Их судно, продвигаясь по поверхности озера, оставляло за собой две длинных расходящихся полосы. Она/Они ждала и наблюдала. Смертные всегда были для Нее/Них загадкой. Временами Ей/Им почти казалось, что они могут обладать неким примитивным представлением о принципиальной концепции симметрии, которая была для Нее/Них радостью и смыслом жизни, но в тот же момент они противоречили этой мысли своей грубостью, лишенной всякой логики и порядка. Они постоянно роились вокруг Ее/Их с таким трудом отвоеванных стабильных зон, нанося им ущерб своими беспорядочными действиями и грубыми творениями.
Смертные, по-видимому, обладали некоей примитивной устойчивостью, – возможно, в качестве естественной компенсации за их очевидную тупость, – которая позволяла им противостоять как разрушителям, так и, как ни странно, Ее/Их усилиям привнести толику порядка в их до ужаса беспорядочную жизнь.
Она/Они обнаружила, что у Нее/Них не было никакого реального способа манипулировать ими. Она/Они ощущала их в совершенстве, и временами они также могли чувствовать Ее/Их присутствие. Но кроме этого, как Она/Они убедилась, у Нее/Них не было власти как-либо повлиять на них. Они занимали те же зоны стабильности, что и Она/Они. Было похоже, что смертные подобно Ей/Им держатся зон стабильности, но на другом уровне. Их уровни временами могли сближаться, могли даже быть параллельны друг другу, но между Ней/Ними и смертными всегда присутствовала пропасть. Они никогда не помогали и не угрожали – они просто существовали. Она/Они считала их странным побочным продуктом деятельности разрушителей.
27.
День клонился к ночи, а музыка все длилась – то она была сложной и диссонирующей, а затем, в следующую минуту, простой и захватывающей. Среди деревьев зажглись светильники, и сами джунгли, казалось, ожили и засияли. Оказалось, что прогалины, заваленные палой листвой, были обрызганы фосфоресцирующей краской. Днем она была не видна, но когда спускалась темнота, а на деревьях зажигались неяркие огоньки, растения пульсировали и мерцали сумятицей неземных цветов.
Когда музыка стала более раскованной и шумной, восхищенное внимание слушателей сменилось танцами и весельем. Среди пятен света и тени двигались парочки и группы людей. Появились добытые с помощью транспортного луча бочонки с вином, наркотические фрукты, бутылочки и таблетки с различными препаратами, пришедшими из сотен других культур.
Билли потерял Рива из виду, блуждая по тропинкам среди джунглей вместе со странной молчаливой девушкой. В течение вечера его угощали столь многими вещами – незнакомыми жидкостями, экзотическими наркотиками, – что его голова кружилась, а зрение разворачивало перед ним восхитительные и страшноватые картины. Они прошли мимо череды красных и зеленых пульсирующих огней, и лицо девушки растворилось в радужном мерцании. Билли, остановившись, некоторое время смотрел на нее.
– Черт побери, ты прекрасна! Все это место прекрасно!
Девушка улыбнулась ему. Билли ее улыбка показалась проблеском восходящего солнца. Он обнял ее, и они пошли дальше, через поляну, окруженную стеной деревьев. Малыш Менестрель все еще сидел с музыкантами. Его глаза были закрыты; погруженный в глубочайшее сосредоточение, он пытался извлечь все более изысканные звуки из своей серебряной гитары. На его лбу поблескивал пот, он, по-видимому, абсолютно не замечал окружавшую его толпу танцующих. Билли с девушкой постояли немного рука об руку, глядя на него, а затем двинулись дальше, прочь с поляны, по мерцающим тропкам среди высоких деревьев.
Они пришли на другую полянку, поменьше, посреди которой на мягкой, устеленной листьями земле сияли две больших ультрафиолетовых лампы. Билли почувствовал, как в нем зашевелились новые ощущения, и понял, что где-то в кустах спрятана парочка альфамодуляторов, настроенных на широкий диапазон.
На полянке уже собралось несколько человек. Большинство из них были обнажены, тела некоторых были разрисованы красками, светившимися в ультрафиолетовом свете. Некоторые из них сидели, другие лежали на земле, лаская друг друга. Здесь было несколько парочек. Другие сгруппировались по трое, и было еще две больших группы из семи-восьми человек, со смехом обвивавшиеся вокруг друг друга в групповом сексе. Билли стоял на краю полянки, зачарованно глядя на них. Девушка отпустила его руку и быстро выскользнула из своей одежды. Она протянула руку, приглашая его сделать то же самое и присоединиться к людям на полянке. В ультрафиолетовом свете ламп ее кожа стала совсем темной, а губы и белки глаз мерцали призрачной голубизной.
Билли медленно разделся; девушка стояла сзади, поглаживая его по спине. Он положил свою одежду рядом с одеждой девушки, затем она взяла его за руку и повела на полянку. Она опустилась на колени перед группой из троих человек, переплетенных друг с другом – пареньком и двумя девушками, которым на вид не могло быть больше пятнадцати. Билли встал на колени рядом с девушкой, и трое других подняли руки, приветствуя их. Музыка долетала до них, взмывая ввысь над деревьями.
Билли позволил своему уму расслабиться. Руки и губы, двигавшиеся по всему его телу, громкую музыку и мерцающие огоньки невозможно было сложить одно к другому логическим путем. Он просто позволил себе быть здесь, плыть по миру чувственности, уверенный, что в этом месте с ним не может случиться ничего плохого.
Несколькими часами позже Билли обнаружил, что лежит на земле посреди полянки, вперив взор в небо, уже начинавшее светлеть в крошечных просветах между листьями и ветвями. Девушка свернулась рядом, положив голову ему на грудь. Его тело было полностью истощено, но цвета продолжали клубиться, сменяя друг друга, в его голове. Спать было невозможно. Он лежал на земле, высосанный досуха. Воспоминания о нескольких предыдущих часах затопляли его мозг не связанными друг с другом образами лиц и тел. Они приглашали его, улыбались ему, сплетались с ним, затем искажались, разлагаясь на составные цвета, и вновь собирались воедино уже в какой-то другой форме, и все начиналось сначала.