Ф р е н к. Конечно! Не мог же я, физик, спутать нейтрино с нейтроном. Впрочем, вы вольны принять или не принять к сведению мои догадки. Дело ваше.
К л и н ч е р. Доктор Гарди, кто у русских считается видным специалистом по нейтрино?
Ф р е н к. Шардецки. Академик Иван Шардецкн.
К л и н ч е р. Шардецки, Шардецки... что-то знакомое. (Подходит к столу, роется в бумагах.) Ага, вот! (Хенишу.) Все сходится, сенатор. Вот телеграмма. (Читает.) "Соединенные Штаты Америки, Калифорния, Беркли, университет. Председателю оргкомитета Международного симпозиума но физике слабых взаимодействий Бенджамену Голдви-ну. Президиум Академии наук СССР извещает, что в виду болезни академик Шардецкий не сможет участвовать в симпозиуме..." В виду болезни... Что может быть тривиальней такого предлога! Просто Шардецкому теперь незачем лететь через океан и самому все выведывать. Стажер успел передать, что мы такую работу не ведем... О, я чувствую, русские придают большое значение этим исследованиям!
X е н и ш. Хм, возможно... Скажите, доктор Гарди, а кто у нас наиболее авторитетный специалист в области нейтрино?
Ф р е н к. Конечно же Бен, Бенджамен Голдвин, мой шеф.
X е н и ш. Вот как. Хм...
К л и н ч е р. Пожалуй, у нас больше нет к вам вопросов, доктор Гарди. Хочу только предупредить вас о необходимости хранить в тайне наш разговор.
Ф р е н к (встает). Разумеется. У меня тоже есть пожелание, полковник: если вы намереваетесь привлечь для консультации Бена... профессора Голдвина, я думаю... вам лучше не ссылаться на меня.
X е н и ш. Почему, док?
Ф р е н к. Потому что... мы с ним работаем вместе. Мы, можно сказать, друзья – и мое мнение может повлиять на его мнение. Бен – очень деликатный человек в отношении своих сотрудников. А ведь в столь важном деле нужна объективность, не так ли?
К л и н ч е р. Да-да! Здесь важна полная объективность и непредвзятость суждений! Благодарю вас, док. Вы оказали нам большую услугу. Всего доброго!
X е н и ш. Всего доброго, доктор Гарди. Надеюсь, мы еще увидимся!
Ф р е н к. Всего доброго! (Уходит.)
К л и н ч е р (возбужденно прохаживается по кабинету). Все-таки чутье разведчика не обманывает. Я с самого начала подозревал этого русского. Что вы скажете, сенатор? Я думаю доложить шефу. Если русские развернули такую работу...
X е н и ш. ...то нам нельзя отставать, так? Боюсь, что я не смогу вас поддержать, полковник. Слишком все это сомнительно, косвенно. Беседы, телеграмма...
К л и н ч е р. А вы что же – ждете, что русские пришлют нам телеграмму, что они ведут работу в области стабилизации ядра? Именно такой телеграмме я бы и не поверил. Сомнительно, косвенно... Да перст божий, что мы узнали от русских хоть это. И потом, не забывайте, сенатор, что доктор Гарди – не только свидетель, но и специалист. Он знал, что говорил.
X е н и ш. Да, но почему он это говорил?
К л и н ч е р (бросается в кресло). Послушайте, старый, хитрый, прижимистый Хениш! Вы своей мнительностью можете шокировать даже контрразведчика. В любом поступке человека вы выискиваете скрытые причины. Уверен, что вы и меня сейчас подозреваете в стремлении выдвинуться на этом деле!
Х е н и ш. Ну... а разве нет, полковник?
К л и н ч е р. Видите ли, сенатор... прежде всего я честно служу своей стране, оберегаю ее безопасность. Разумеется, я рассчитываю на ее признательность. Говорят, плох солдат, который не стремится стать генералом. В этом отношении мы, военные, все одинаковы... А я, тем более, не солдат. Но не это движет моими поступками, сенатор. Черт побери, почему бы не принять, что парень сказал то, что знал!
Х е н и ш (встает). Не знаю, полковник, не знаю. Мне тоже надо оберегать интересы налогоплательщиков,– а вы намереваетесь их ввести в новые расходы...
К л и н ч е р. Только ли налогоплательщиков, сенатор?
Х е н и ш (направляется к двери.) Словом, полковник, мне надо подумать. Старый, хитрый, как вы выразились, прижимистый Хениш никогда не ошибался – и не намерен ошибаться впредь.
Затемнение. По авансцене освещенный лучом прожектора проходит Френк. Останавливается. Разводит руками.
Ф р е н к. Ничего не поделаешь, Ил. Извини. Наука требует жертв – так пусть этой жертвой будешь ты!
Затемнение
Картина вторая
Освещена правая сторона сцены. Кабинет адмирала Брэгга. Одну степу занимает световое табло: карта мира в меркаторовской проекции; она наполовину прикрыта шторами, но видны бегающие огоньки траекторий спутников. В углу возле карты-табло – стол-пульт, за ним -адъютант в наушниках. Во время действия он что-то переключает: па карте-табло меняется расположение сигнальных огней – негромко переговаривается в микрофон, записывает. На другой стене портрет покойного министра США Джеймса Форрестола. На окнах звездно полосатые портьеры. За обширным столом Б р э г г. Вокруг стола К л и н ч е р, Х е н и ш, профессор Г о л д в и н и мате м а т и к Кеннет.
Б р э г г. Итак, первое слово специалистам. Профессор Голдвин, возможен ли в принципе способ управления свойствами атомных ядер на расстоянии?
Г о л д в и н. В принципе... м-м... в принципе это не противоречит законам природы. Точнее: запретам, налагаемым на превращения вещества в энергию, началам термодинамики, постулатам квантовой механики, теории относительности и так далее. Однако...
Б р э г г. И, следовательно, возможно оружие, которое, к примеру, сможет выводить из строя ядерные боеголовки? Или взрывать их?
Г о л д в и н. М-м... любое изобретение может быть превращено в оружие. Но от принципиальной возможности до практического разрешения проблемы – огромное расстояние. Мы не располагаем пока соответствующими знаниями о ядре.
К л и н ч е р. Но, профессор, разведывательные данные говорят, что русские...
Г о л д в и н. Наука не строится на разведывательных данных!
Б р э г г (улыбается). Вы осторожны, как настоящий ученый, мистер Голдвин.
Г о л д в и н. А я такой и есть, сэр.
X е н и ш. Профессор, как, по-вашему, если бы такая работа делалась – в каком направлении надо было бы вести исследования?
Г о л д в и н. М-м... думаю, что в области физики слабых взаимодействий, в области нейтрино. Они наиболее легко проникают в ядра.
К л и н ч е р (адмиралу). Вот видите, сэр. Подтверждается!
Г о л д в и н. Но, повторяю, у меня нет уверенности, что русские ведут такую работу. Для управления ядрами надо иметь на руках открытие, равновеликое открытию радиоактивности. А его нет.
Б р э г г. Полковник, мнение профессора Голдвина не согласуется с вашими данными. Уверены ли вы в них?
К л и н ч е р. Видите ли, сэр...
Б р э г г. Да или нот? Уверены ли вы в них настолько, чтобы, к примеру, взять на себя ответственность за организацию такой работы у нас?
К л и н ч е р. Да, сэр. Безусловно – да. И кроме того, я проверил свои выводы методами кибернетики, сэр. Доктор Кеннет, прошу вас.
К е н н е т (встает). Мы, сэр, ввели в вычислительную машину сведения, любезно предоставленные полковником Клинчером (полупоклон), данные о ситуации в мире. Просчитали возможные варианты поведения нашего, с позволения сказать, потенциального противника. Могу подтвердить, что полковник пришел к верному умозаключению. Машина выдала такой же вариант. Вот программа и решение, сэр. (Кладет па стол адмиралу папку.)
Б р э г г. Думаю, что это излишне, полковник. Я могу доверять вам и без вычислительных машин... Благодарю вас, доктор Кеннет. Думаю, мы не будем вас далее задерживать.
К е н н е т. Да, сэр, я понимаю. Всего доброго! (Уходит.)
Б р э г г. Сенатор, у вас еще остались сомнения?
Х е н и ш. Признаюсь, я сдался уже после высказываний профессора Голдвина, сэр. Откровенно говоря, я ждал от него категорического заверения, что такая работа невозможна и не имеет смысла. Но коль скоро это не так...
Б р э г г (выходт из-за стола и оказывается человеком небольшого роста). Итак... итак, случилось то, чего я ждал и чего опасался. Равновесие сил в мире может снова резко нарушиться. (Подходит к карте-табло, отдергивает штору, смотрит на Восточное полушарие.)
Г о л д в и н. Простите, сэр, нет оснований считать, что русские – если они действительно ведут такую работу – добьются успеха.
Б р э г г. Профессор, в свое время вы участвовали в создании атомной бомбы. Скажите: тогда, в самом начале работы, у вас была уверенность в успехе?
Г о л д в и н. М-м... ее не было до испытания в Аламогордо, сэр.
Б р э г г. Однако вы работали. Я понимаю вас, профессор: вы чувствуете ответственность перед наукой. Но поймите и нас, политиков: а если? Если русские скрыли какое-то важное открытие и сейчас разрабатывают его?
Вы понимаете, какую угрозу это представляет для нашею ядерного щита? Мы только недавно завершили создание противоракетной системы "Найк-Зевс" стоимостью в 50 миллиардов долларов – и она может оказаться бессильной против нового оружия русских! Нам надо быть готовыми ко всему. Высокая ответственность за судьбу США, профессор, заставляет нас быть осторожными и пред-усмотрительными. (Возбуждается от собственных слов.) И даже, если хотите, более предусмотрительными, чем осторожными! Мы сможем эффективно сдерживать коммунизм, только если будем готовы отразить каждое действие красных мощным противодействием! И даже, если хотите, определить своим противодействием их дей-ствие! Я уверен, что все мы отнесемся к данной проблеме как достойные представители американского народа и свободного мира. Я жду от вас, сенатор, поддержки в кон грессе при истребовании дополнительных ассигнований на работу...
X е н и ш. Думаю, комиссия не будет противиться. Если на одной чаше весов несколько десятков миллионов долларов, а на другой – наша безопасность, надо ли сомне-ваться, что перетянет.
Б р э г г. Отлично сказано, сенатор! Я всегда считал вас достойным представителем нашего народа. Я жду oт вас, полковник, согласия организовать этот проект.
К л и н ч е р. Я согласен, сэр.
Б р э г г. Я был уверен в вас, полковник! Я жду от вас, профессор, согласия руководить исследованиями. На вашу долю остается только наука, док. В сущности, вы будете заниматься тем же, что и раньше, только в более широком масштабе... Итак?
Г о л д в и н. М-м... боюсь, что нет, сэр. Мне эта затея не по душе. Кроме чисто научных сомнений, мне не по душе то, что исследования, которые пока надлежит вести в чисто академическом плане, попадают в сферу политических и военных дел. Мне не хотелось бы возглавить новый тур в ядерной гонке... Еще никому не ясно, куда могут привести исследования, а мы уже намереваемся опередить в них русских. Это гонка к пропасти, джентльмены!
Б р э г г. И это говорите вы, один из создателей нашей ядерной мощи?!
Г о л д в и и. Да. И мне не по душе, что снова разыгрывается та же история! Тогда мы воевали с нацистами. И я, как и все, был уверен, что необходимо опередить Гитлера в создании атомной бомбы... Но русские – не Гитлер, сэр! И мы не воюем с ними.
Б р э г г. Вы... вы плохой американец, мистер Голдвин!
Г о л д в и н. Уж какой есть, сэр.
Молчание.
X е н и ш. Разрешите мне, сэр?
Министр кивает.
Профессор, откроюсь вам: я тоже считаю, что русские – не Гитлер. Но давайте смотреть на вещи трезво. Между нами и русскими существует соперничество. Вы не можете не согласиться, что оно до сих пор не вылилось в истребительную войну только благодаря равновесию сил и прежде всего – ядерному равновесию. Если они нас, то мы их,– мы их, они нас. Обе стороны ничего не выигрывают. Но представьте, что это спасительное для мира равновесие нарушилось: русские обрели оружие, нейтрализующее нашу ядерную силу. А у нас его нет... Что будет тогда? Брэгг. Да! Что тогда, профессор? Не бывает равновесия слабого с сильным – только сильного с сильным! Так что во имя безопасности Америки и западной цивилизации мы предлагаем вам взяться за работу, профессор!
Голдвин молчит.
К л и н ч е р (нервно). Я не понимаю ваших колебаний, профессор. Речь идет о гигантском проекте, об исследованиях... И каких!
X е н и ш. И в конечном счете может оказаться, что вы правы: такое оружие невозможно, все наши опасения преувеличены. Что ж, лично я только вздохну с облегчением.
Б р э г г. Итак, профессор?
Голдвин молчит.
X е н и ш. Как жаль, что я забросил физику ради политики! Меня не пришлось бы долго уговаривать.
Г о л д в и н. Вы были физиком, сенатор?
X е н и ш. Да. И тоже – ядерщиком. Но это было еще до войны, задолго до Великого Ядерного Бума. Я опубликовал только одну статью – о пузырьковой модели ядра. Может быть, помните, профессор?
Г о л д в и н. М-м... припоминаю. Была опубликована в "Физикал ревью", в 38-м или 39 году. Какой университет вы окончили?
X е н и ш. Пенсильванский... Ах, далекие милые годы! (Конфиденциально). Адмирал ждет вашего ответа, профессор.
Г о л д в и н. М-м... да-да. Я размышлял вот о чем, джентльмены: могли ли действительно русские не опубликовать важное открытие в области физики ядра? Такого прецедента еще не было... Я спросил себя: если бы ты, Бен, сейчас открыл нечто вроде цепной реакции деления – и знал, что из нее выйдет потом,– ты опубликовал бы сведения о ней? Ради признания, ради славы, ради Нобелевской премии? Нет. Я бы не сделал этого... Так почему русские ученые не могут поступить так? М-м... и кроме того,– доводы... особенно коллеги Хениша – довольно основательны. (Брэггу.) Я согласен заняться такими исследованиями, сэр. Но только исследованиями!
Б р э г г. Вот и отлично, док! Разумеется, только исследованиями, мы пока не вправе требовать от вас большего. А организацию работ возьмет на себя полковник Клинчер, проницательности которого мы обязаны раскрытием этой важной проблемы. Надеюсь, вы согласитесь с ним сотрудничать, профессор?
Г о л д в и н. М-м... Л вы какой университет окончили, полковник?
К л и н ч е р. Вест-Пойнт, сэр.
Г о л д в и н. А... кавалерист?
К л и н ч е р (оскорбленно). Военный стратег, сэр!
Г о л д в и н. М-м... ну, да все равно. (Встает.) Разрешите откланяться! (Уходит.)
Б р э г г. Ох, эти яйцеголовые! Откровенно говоря, мне не нравится настроение этого Голдвина. Не поискать ли нам кого-нибудь другого, полковник?
К л и н ч е р. К сожалению, выбирать не приходится, сэр. Специалистов по нейтрино немного, а такого класса, как Голдвин, просто нет. Я думаю, нас не должны занимать его взгляды, сэр. Пусть исповедует что угодно, лишь бы делал то, что мы хотим.
Б р э г г. Нужно будет заставить его делать это, полковник!
К л и н ч е р (замявшись). Боюеь, что я... что мне... во всяком случае в нынешнем положении – трудно иметь достаточное влияние, сэр. Вы же видели, как он со мной разговаривал.
X е н и ш. Полковник прав, сэр. Они очень чтят звания и чины, эти яйцеголовые.
Б р э г г. Понимаю. Когда законопроект будет утвержден, мне, думаю, удастся убедить президента присвоить вам, Клинчер, звание бригадного генерала – учитывая важность работы. Итак, за дело... генерал! (Встает, давая попять, что аудиенция окончена.)
Клинчер и Хениш уходят. Тотчас поднимается адъютант.
А д ъ ю т а н т (подходит к столу, кладет несколько бланков). Дневные сводки, сэр.
За дверью.
К л и н ч е р (Хенишу). Примите мою благодарность, сенатор. Не ожидал!
Х е н и ш. Не стоит. Генералом больше, генералом меньше – это уже ничего но меняет. (Уходит.)
К л и н ч е р (жмет себе руку). Поздравляю вас, генерал! Поздравляю! За работу! Что ж, в конце концов Гровс мог – а я не смогу?!
Затемнение. Освещается левая сторона сцены. Кабинет Макарова в министерстве. Столы, составленные буквой "Т", ковровая дорожка, телефон с коммутатором, коричневый сейф. За столом Макаров. Входит, слегка прихрамывая, Шардецкий.
М а к а р о в. Иван Иванович, рад вас видеть в добром здравии!
Ш а р д е ц к и й. Здравствуйте, Олег Викторович. Я к вам, как гоголевский городничий,– с пренеприятнейшим известием... (Быстро проходит, усаживается.) Американцы закрыли нейтрино.
М а к а р о в. В каком смысле – закрыли?
Ш а р д е ц к и й. Не в физическом, разумеется. Из последних выпусков американской литературы по ядерной физике исчезли публикации по нейтрино и слабым взаимодействиям – хотя еще месяц назад они превалировали.
М а к а р о в. Ого... Такое уже было!
Ш а р д е ц к и й. Да. Так было с публикациями по делению урана – когда начались работы по созданию урановой бомбы. Так было с публикациями по термоядерному синтезу – когда начались работы по водородной бомбе. Аналогия напрашивается сама. Кроме того: симпозиум по физике слабых взаимодействий, который должен быть в феврале в Сан-Франциско, отменен.
М а к а р о в. Могу еще дополнить: недавно конгресс США утвердил дополнительные ассигнования в размере 55 миллионов долларов на исследовательскую работу по министерству обороны... Значит, это всерьез, Иван Иванович!
Ш а р д е ц к и й. Всерьез. И они сами указывают нам направление исследовательской работы... Спасибо им хоть за это! (Встает, прихрамывая, шагает по кабинету.) Но если так – куда идем? Управление устойчивостью ядер атомов, из которых состоит все и вся на Земле. Вы представляете, что это может значить? Взрывы зарядов докритической массы – то есть ядерных бомб на складах или реакторов на атомных электростанциях и кораблях. Или станут радиоактивными обычные вещества, вода, например... Черт знает что! (Садится.) Знаете, я ехал к вам в такси, разговорился с водителем. Речь зашла о ядерных делах... Не только наши с вами умы они занимают, эти дела. Знаете, что сказал таксист? "Перебить, говорит, надо всех этих ядерщиков, пока не поздно!" А?
М а к а р о в. Э, безответственные, обывательские рас-суждения!