– Но как и все прочее, это придется зарабатывать. Этот мир суров, мальчик. Потом ты увидишь, что он суров настолько, что ты этого даже представить себе не можешь. Ничего никому не достается даром, даже среди нас.
– Даже самым умным из нас, – сказал Почтенный Джексон Второй.
– Даже самым умным из нас, – согласился старик. – Нет смысла обманывать себя, только попытайся жить иначе – и ты проиграешь еще до того, как начнешь свою игру.
– В свое время ты знал много таких же умных?
– Знал кое-кого.
– И эти кое-кто до сих пор здесь, и все без исключения уверены, что когда-нибудь станут Первыми. И каждый из них в душе без ума от себя и работает только на победу, я правильно понял?
– Есть и такие. Это беспокоит тебя?
Джексон покачал головой.
– Нет.
Первый в очередной раз улыбнулся. Выражение его лица было таким, как будто он вот-вот закричит: "Сдавайся! Сдавайся!" Он сказал:
– Так уж оно должно быть, мальчик. Нужно принять это – и начинать драться. Кулаки и стрелы идут только на пользу. Держат все в рамках. Удаляют слабые звенья. Мальчик, это место должно стать лучше. Иначе придет такой день, когда амрсы найдут лазейку и подберутся к Шипу вплотную. Придет такой день, и Шип погибнет, и нам придется учиться выживать без него.
Старик быстро встал со своего стула и легонько похлопал ладонью по металлической стене позади себя.
– Потому что все это, ничто иное, как еще одна чертова машина, мальчик! В один прекрасный день она износится до конца и остановится. И вся надежда будет только на нас, на тех, кто сможет заставить людей крепиться и жить без Шипа! – глаза Первого сияли. Он весь дрожал. – Мальчик, ты должен это предвидеть!
– Предвидеть. Видеть то, что должно случиться, – сказал Джексон.
– Совершенно верно! Это именно то, что отличает нас от остальных!
Я уже предвижу многое, подумал Почтенный Джексон Второй. Я вижу далеко вперед. Я умею быть таким как ты.
– Смешно, – сказал он.
– Что смешно?
– Мне казалось, что ты, увидев, что я не похож на других, дашь мне что-нибудь особенное, – пояснил Джексон.
– Я знал, что ты не похож на других, еще до того, как ты ушел в пустыню. Если бы ты не вернулся, я был бы крайне разочарован. А тебе я все-таки дал кое-что, кое-что особенное – я дал тебе знание.
– Да, но этого у меня хватало и без тебя, – ответил Джексон. Он поднялся со стула, протянул руку и потрогал свою рану.
– Пойду-ка, сделаю что-нибудь вот с этим. Всегда лучше быть целым.
3
Он спустился вниз к комнате дока. Док имел звание Почтенного Серого и длинный, извилистый старый шрам через весь живот. Док всегда ходил немного согнутым, очевидно из-за шрама, и с крепко сжатым ртом. Поскольку он умел лечить людей, Первый строго следил за тем, чтобы Серый получал все причитающееся посвященному Почтенному. Когда Джексон Второй вошел в его комнату, док улыбнулся и взглянул на него своими глубокими глазами.
– Первый раз, так?
– Дешево отделался. Кажется.
– Вернулся обратно, считай отделался дешево. В любом случае, больнее того, когда уже нечему болеть, быть не может.
– Ты так думаешь?
Чувствовалось, что док говорит эту фразу всем новичкам. Однако Серый был внимателен и предупредителен. Почтенному, не занимающемуся гоном, приходится быть внимательным к другим поневоле.
– Залатаю тебя без проблем, Почтенный, будешь как новенький, – приговаривал док, а сам в это время промывал рану Второго зажатым в костяных палочках тампоном, смоченным в горячей воде, доставал иглу и нитку.
– Спасибо, док, – поблагодарил Серого Второй после того, как тот наложил ему пару швов и отпустил с миром.
Он вышел из Шипа на дневной свет и сразу же заметил Гаррисона и Филсона, стоящих на часах рядом с его амрсом – все чин-чином. Так было заведено: когда Почтенный приносит к Шипу своего амрса, Первый Старейшина выбирает из числа загонщиков двух самых сильных мужчин и наказывает им сторожить птицу. Если Почтенный возражает и просит одного из назначенных стражей, вроде Филсона и Гаррисона, удалиться восвояси и уступить место стража ему, для всех это означает, что данный сильнейший больше таковым не являлся.
Джексон посмотрел на одного из стражей; потом перевел взгляд на другого. Филсон улыбнулся ему. Или, может быть, так только казалось.
– Твоя мать может гордиться тобой сегодня.
Однако по лицу Филсона нельзя было сказать с уверенностью, какой смысл вкладывал он в свои слова.
– Думаю, что так оно и будет, – ответил ему Джексон. – Вы оба, Почтенные, приходите на мое пиршество сегодня вечером, хорошо?
Потом Второй кивнул головой в сторону амрса.
– Вы сможете выбрать вечером любую его часть, какую захотите, – добавил он. – Если, конечно, вам не захочется одного и того же.
Он повернулся и зашагал прочь, а Филсон и Гаррисон – назначенные Первым стражники – не могли последовать за ним, даже если бы захотели. Второй не стал больше смотреть на своего амрса. Птица пахла отлично, многие сочли бы этот запах аппетитным, но Джексон решил, что даже этого слова здесь будет недостаточно. И причиной этому, – Джексон улыбнулся своим мыслям, – был скорее всего он сам, а не особые качества его амрса.
Вокруг него проходили люди, по самым разным надобностям – женщины фермеров, спешащие по своим домашним делам, детишки, и другие поселяне – все как обычно. И любому человеку, кто смотрел на него так, будто хотел что-то сказать, Джексон говорил:
– Ты хочешь прийти на мое пиршество? Приходи смело.
Сам он направлялся к одной из бетонных хижин, в которой он прожил в одиночестве большую часть своей жизни.
Хижина состояла из единственной комнаты с одинокой подстилкой для сна в углу. В стены комнаты были вбиты костяные колышки, на которых были развешены вещи Джексона. Кое-что осталось еще с детства – тогда он только еще учился мастерить из кости различные полезные вещи. Как правило это были игрушки. Но кое-что было здесь на самом деле нужным. Он прошел к подстилке в углу и сел на нее, скрестив ноги, поближе к окну, обтянутому кожей амрса.
Второй обновил на своих стрелах наконечники – приклеил жала амрсовым клеем, который кипел в горшочке на огне в углу. Осмотрелся вокруг. Встал, прошел к просторной голой стене напротив окна. Цемент на стене (в тех местах, где Джексон бился над своими рисунками, стирал неудачные наброски, рисовал заново до тех пор, пока произведения не начинали его устраивать) был исцарапан и выпачкан сажей.
На стене можно было найти его рисунки половины, трех четвертей и даже целой дюжины лет давности. Стена, отлично подходящая для этой цели, была покрыта его рисунками сплошь. Там были картинки детей. Бегущих, кричащих и прыгающих. Изображения Шипа и хижин вокруг него, несколько рисунков фермеров, бредущих за своими плугами на фоне пустыни. Было там и нечто, похожее на неясных очертаний черное сажное пятно и по идее должное изображать ночной Шип на фоне звезд, чем оно совсем не казалось. Он пытался показать звезды, процарапав сажу до самого цемента, но из этого у него ничего не вышло – звезды все равно оставались непохожими. Он не стал стирать этот рисунок, потому что сделать это было невозможно, лишь размазал бы сажу.
Имелся здесь и портрет его брата. Черный, бывая у него, время от времени поглядывал на рисунок, качал головой и говорил: "Неужели это я?" Ну, конечно же, это был он – его изображение; рисунок, на котором Черный был весь напряжен, но мягок, вес его тела был перенесен на одну ногу, а остальное – устремлено вперед вслед за вытянутой рукой, сжимавшей метательный посох, и можно было разглядеть как сложены его пальцы, удерживающие посох, и как очерчены мышцы руки, которые только что закончили работу по броску стрелы и сразу же принялись меняться для удержания посоха. Можно было видеть выражение лица Черного, с чем Джексону Белому пришлось повозиться, и где-то впереди, там, куда был направлен бросок, на некотором расстоянии маячило какое-то существо, отдаленно напоминающее амрса.
Джексон Второй обвел глазами свою комнату. Здесь не было ничего, что бы ему было позволено взять с собой. Почти ничего. В День Пострижения Почтенные оставляли свои жилища как есть; проводя жизнь внутри Шипа, вы пользуетесь оружием, имеющимся в Шипе, там вам не нужно просить каких-нибудь мальчишек приходить время от времени в ваш дом и поддерживать огонь. Все желаемое вы должны были принести туда в одной руке. После того как Почтенный, если он жил один, покидал свое жилище, туда приходили люди и брали все, в чем нуждались. Посмотрим, как вы заберете с собой эту стену, усмехнулся про себя Джексон, хотя, впрочем, ему было на это наплевать.
Он подошел к самодельной полочке, укрепленной над очагом. Там он хранил несколько обоженных палочек и горшочки с цветной глиной. Выбрав одну из палочек, некоторое время он просто ходил, зажав ее в руке, по комнате. Наконец в голове появились первые контуры будущего рисунка. Он перевел взгляд на окно, затянутое чистой и светлой, выскобленной полупрозрачной кожей.
Приблизившись к окну, он принялся рассматривать его вблизи, поглаживая то кончиками пальцев, то ладонью пергамент. Затем слегка надавил на кожу рукой, испытывая ее прочность, после чего поднял правую руку с зажатой в кулаке палочкой, и проследил за тем, как на светлом экране вслед за его рукой тянется черная линия.
Когда эта линия дошла до своего конца, он начал новую, а когда и эта кончилась, он принялся постукивать по пергаменту тупым кончиком палочки, одновременно имитируя телом движения, пока не возникло ощущение, будто он идет по освещенной тусклым светом пустыне, с маленькими холмиками и неровностями. Каждый новый шаг в точности повторял предыдущий – так обычно ходят на большие расстояния, соразмеряя свои силы с дистанцией пути и со временем, которое уходит на этот путь. Вдалеке он уже видел Шип на фоне неба, подсвеченного закатом, видел камни поблизости, черные и серые с узкими полосками света там, где последние солнечные лучи падали на их бока, слепо смотрящие в сторону Шипа.
Под всем этим на песке он изобразил человека без шлема оружия, без сил лежащего на песке с прижатыми к груди руками. Теперь он видел и амрса, немного в отдалении, касавшегося песка только кончиком одной лапы, с одним крылом поднятым вверх, круто разворачивающегося назад, с летящей по кругу следом за ним бахромой, переносящего свой вес на вторую лапу, при помощи которой он и начал это движение вокруг. Амрс тянул шею вперед и открыл пасть – он явно порывался сделать что-то отчаянное и злое.
Осталось дорисовать пальцы амрса на его руке, видимой со стороны упавшего человека. И весь фокус состоял в том, думал Джексон Второй, критически разглядывая картину, что этот бегущий амрс ошибается. Его нога в воздухе завершает свое движение неверно. Как только она ступит на песок, другая его нога должна будет двинуться вперед, но проскользнет – немного, но достаточно для того, чтобы амрсу, который намеревался прыгнуть к человеку, используя эту ногу как толчковую, сделать это стало неудобно, а после чего, шагом позже, он споткнется наверняка. И все так и будет, если в его незаконченной руке сейчас не появится что-то, что уравновесит собой его тело. И тогда Джексон пририсовал копье.
Глава пятая
1
Отлично, отлично, думал он, рассматривая свой смертный приговор. Наконец-то ты сделал то, что хотел. Он подхватил с пола одну из своих стрел и острием принялся торопливо вырезать из оконной рамы рисунок. Он чиркал жалом наотмашь и не слишком аккуратно, но по ходу дела отметил, что разрезы все-таки получаются прямые и не портят рисунок.
Закончив, он обнаружил, что с открытым окном комната приобрела очень интересный вид. Сунув стрелу под мышку, он немного постоял посреди комнаты, со скрученным в трубочку рисунком в руке, сжимая его так крепко, будто опасался, что он сию же минуту ускачет от него и бросится прямо в огонь. Но что толку с того? – подумал он. Раньше или позже они все равно убьют тебя, с поводом или без. Убивать хочется хотя бы потому, что сама мысль о желании убийства придает столько уверенности в собственных силах, что любые уважительные доводы после этого становятся просто не нужными.
Внезапно ему невыносимо захотелось, чтобы здесь оказался кто-нибудь, кого он мог бы убить. Но он не мог перебить их всех и жить здесь дальше в одиночестве. Это было понятно.
Он вышел на улицу, со своими посохом и стрелами, в сдвинутом на затылок шлеме с расстегнутым ремешком и половиной пузыря воды сзади на поясе, покачивающемся в такт шагам. С собой он вынес свой пергамент, но чувствовал себя с ним неловко, потому что привык, чтобы одна рука всегда оставалась свободной. Его плечи здорово болели, ему следовало немного поспать и поесть. Обоженная на солнце кожа на ушах и задней части шеи ужасно чесалась.
Когда из своего укрытия, где она поджидала его, ему навстречу вышла Петра Джованс, он смерил ее хмурым взглядом. Неожиданно ему захотелось выяснить количественную долю фермерского убожества в ней.
– Тоже хочешь прийти на мое пиршество? – спросил он, сдобрив свои слова немалой толикой яда.
Она посмотрела на него сверху вниз, слегка наклонив голову к плечу.
– Нет, я не хочу быть такой же, как все.
Она сказала это просто, и ее глаза были чисты. Она сказала это так же, как могла бы сказать, что из кранов течет вода, а верхушка Шипа блестит на солнце. Посмотрев на нее, он понял все полностью, сразу и внезапно. Понял, что она пришла сюда, чтобы сказать, что хочет быть его женщиной. У нее имелась только одна причина для того, чтобы прийти сюда, так уж она была устроена – так понимал ее устройство он. И действие этого устройства отличалось от того, что предположительно должно было происходить между мужчиной и женщиной.
И вот она стоит перед ним, здесь, и ждет. И только лишь заглянув в ее глаза, он уже знал все ее мысли – она думала о том, что только что прозвучавшие слова ее были хороши, но не хуже тех слов, которые она собиралась сказать еще. В этом-то было все дело. Мол, вот я перед тобой и говорю. Говорю так, чтобы казаться хорошей настолько, что любой мужчина, вроде Джексона Второго, возьмет меня себе не задумываясь. Вроде того: "Черт возьми, Почтенный, ты необычен и я необычна, теперь давай выясним насколько один необычный может казаться необычным другому необычному".
Ну уж нет, подумал он, ты сама напросилась. Весь день сегодня сплошные неприятности – а у нее даже не хватает сообразительности это почувствовать. Точно напросилась.
Сдавайся, сдавайся, крикнул он беззвучно самому себе и мысль о том, что одного убийства, одного из нас, для одного дня все-таки более чем достаточно, обдала его горячей волной.
– Ладно, тогда возьми вот это, – сказал он и протянул ей свернутый трубкой рисунок. – Ты хочешь отличаться. Это отличается от того, что ты знаешь.
Девушка развернула рисунок, всмотрелась в него, потом снова подняла на него глаза.
– Ты же не выдумал это, так ведь? Здесь все так, как было, по-настоящему?
– Да. И теперь ты с этим связана.
То, что он сказал ей после этого, было вообще необъяснимо:
– Кстати, меня зовут Джим.
Сказав это, он повернулся и ушел, оставив ее стоять там, где она стояла.
Эх вы, люди, думал Почтенный Джексон Черный Второй. Люди. Люди!
2
Народа на улице прибавилось. Фермеры возвращались со своих полей, женщины готовили еду и занимались хозяйством. Запах свежего хлеба висел вокруг Шипа, как туман. Почтенные или спали или занимались упражнениями. Повсюду заметно было множество играющих ребятишек, некоторые из них пытались было увязаться следом за Вторым. Избавиться от них не составляло труда – достаточно взглянуть на них так, будто они были ничем. Джексон так и сделал, потому что ему нужно было оставаться одному. Петра не пошла за ним; Петра вообще ни за кем не пошла бы. Она ждала. Может быть, она еще пойдет за ним, когда этого уже никто не сможет увидеть, и обязательно сделает это так, будто отправилась куда-то по своим, независящим от него, делам.
Джексон шел к Шипу, чтобы взглянуть на амрса. Оказавшись на месте, он изучил пузыри животного, где оно хранило запасы своего духа и воды, необходимые ему для продолжительных ночных скитаний. Мертвый амрс напомнил Джексону худого, иссушенного человека с необычно большим числом крупных желваков под кожей. Джексон еще раз усмехнулся про себя, в очередной раз сравнив птицу с Первым Старейшиной.
Филсон Красный улыбался ему, потирая подбородок и щеки, – казалось, любая деталь во внешности Филсона говорила о его мужественности. Относительно себя Джексон Второй иллюзий не строил – его лицо, там, где с него сбрили бороду, должно было быть сейчас младенчески-розовым, но он ненавидел даже саму возможность того, что Филсон может думать о том, как смешно Второй выглядит. Красный сказал:
– Сдается мне, что на твоей пирушке соберутся все кому не лень, ага? Всем-то наверно только нюхнуть и достанется.
– Ну что же – если тебя это беспокоит, то давай я послежу за птицей, а ты сходишь и принесешь еще одну, чтобы накормить всех.
Гаррисон негромко хмыкнул. Выражение лица Филсона не изменилось.
– Некоторые думают, что со всеми своими долгами они смогут расплатиться в один день, – произнес он задумчиво.
Джексон обнаружил вдруг, что смотрит в упор в глубину Филсоновых глаз.
– И всегда и теперь я уверен в том, что одного дня для этого более чем достаточно, – ответил Второй и подумал о том, что основная неприятность при убийстве человека без предупреждения заключена в том, что после этого приходилось подолгу болтаться около Шипа, дожидаясь приговора Первого, что совмещалось с продолжительными постами, высиживанием слушаний и разбирательств. Обычный человек мог запросто заболеть и умереть, так и не дождавшись решения такого суда. Джексон повернулся и зашагал прочь мимо бетонных домишек. И шел, так не останавливаясь.
Глава шестая
1
Он лежал, закопавшись в песок, в жаре и сухости. Настроение у Джексона Второго было преотвратным. Он замер в песке, стараясь дышать как можно тише, высунув наружу один лишь нос, и единственной связью с окружающим миром был только слух. С того момента, как он ушел от Шипа, прошло уже три четверти дюжины часов. Не так давно он начал слушать в песке звуки – чука-чука-чука – быстро бегущих ног, доносящиеся иногда издали, иногда откуда-то совсем рядом. Звуки исходили от Шипа, а значит, это были не амрсы. Он удалился от Шипа на достаточное расстояние, так что не так-то просто будет его, Джексона, разыскать.
Отправь Первый в пустыню даже тридцать или сорок Почтенных, все равно поиски Джексона в районе радиусом равным расстоянию, которое он успел положить между собой и железным острием с маленькими бетонными домишками вокруг, займут невообразимое количество времени.
О том, что его все-таки могут найти, он не беспокоился совершенно, с одной стороны потому, что у Первого для успешных поисков не было необходимого количества людей, а с другой, потому что найти его могли сразу не больше одного-двух Почтенных.