НАШ МАСТЕР ПРИДЕТ К ВАМ НА ДОМ И ВОЗЬМЕТ СЛЕПОК С ВАШЕЙ НОГИ! ПРИМЕРКА НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ. А ЕЩЕ ЧЕРЕЗ ДЕНЬ МЫ ДОСТАВИМ ВАМ ГОТОВУЮ ОБУВЬ! НАШ ТЕЛЕФОН № 7,9…
На обратной стороне карточки было много леcтных отзывов и перечислялись преимущества обуви, сделанной на заказ. Франя вернул карточку, в душе презирая Станислава.
- Спасибо! Я ношу фабричную обувь и вполне доволен.
- Я к тебе не приду, не бойся, - рассердился Станислав. - Ты же хотел знать, что я делаю…
- Когда-то это называлось сапожничать…
- Мы хотим восстановить это архаическое слово и употребить его в нашей рекламе. Мы работаем полных четыре часа, продогавь себе!
- Хвала и честь труу! - поклонился Франя. Однако давай лучше поговорим о поэзии…
Но у Станислава уже пропало желание говорить о поэзии. Франя почувствовал, что облачный поэт, шьющий ботинки, заметно охладел к нему. Они распрощались очень вежливо, долго пожимали друг другу руки, славно взаимно просили прощения или про щали друг другу что-то, но, несмотря па это, Франя понял, что они больше не встретятся.
Прошел год, и Франя выпустил новую, третью книгу стихов. И снова зловещее молчание- ни одного звука в ответ! Пусть бы уж осуждали его, поносили, смешивали с грязью - все это было бы лучше, чем такое равнодушие, такое полнейшее молчание!
Весь мир как будто замкнулся в себе.
Франя разослал свои книжки множеству людей, но - о ужас! - книжки понемногу стали возвращаться к нему обратно. "Благодарю!" - писали одни. "Это плохие стихи!" - писали другие. Кто-то даже рассердился: "Бросьте вы это дело!" В большинстве же случаев книжки возвращались без всякого ответа. Но еще более жестокими оказались те, кто выражал сочувствие и сострадание. Эти добрые души утешали и подбадривали его, советовали не падать духом, ведь на свете так много прекрасных вещей, которые могут дать человеку радость и счастье.
В конце концов у него выбили перо из рук, заставили его замолчать!
В общем ничего не изменилось. Франя продолжал вести беспечный образ жизни и чувствовал себя ничуть не хуже и не лучше, чем остальные граждане. Он смирился со своей судьбой, с тем, что никогда не будет поэтом, с легким сердцем перескочил через этот факт. Оказалось, что и без лавров можно хорошо и легко жить; Франя быстро разделался с честолюбием. Утешители действительно правы: жизнь так интересна, так увлекательна, так щедра и заботлива и, к сожалению, так коротка! Зачем же ее отравлять? "Я не призван, - успокаивал себя Франя, - раздавать красоту, но я согласен ее принимать! Буду наслаждаться своей молодостью и всеми дарами, которыми в таком изобилии осыпает меня жизнь, что даже не хватает времени на все: дни слишком коротки, чтобы вместить все удовольствия, глаза слишком малы, а сердце слишком тесно - всего не охватишь, - и не стоит вспоминать об одной жизненной неудаче…"
Так представлял себе Франя жизнь, так он и жил, по-прежнему беспорядочно и легкомысленно.
Жил и наслаждался…
Однако, как ни странно, не все шло так гладко, как хотелось бы Фране. Иногда его планы и намерения натыкались на препятствия, которых он не ожидал и которые вызывали у пего недоумение Его словно преследовал по пятам какой-то злой дух. Он словно дразнил Франю и выдумывал всевозможные неприятные неожиданности. Он словно заигрывал с его хорошим настроением, а потом старался испортить его. И количество этих неприятностей со временем, пожалуй, увеличивалось, а но уменьшалось. В чем дело?
Иногда Фране казалось - правда, он не мог этого с достоверностью утверждать, - что знакомые по дому избегают его. При встрече с ним они хоть и разговаривают, но как-то неохотно и скупо, вечно куда-то торопятся, извиняются, что их ждет очень важная работа, и уходят. Теперь только Ф|раня радовался этим встречам, во время разговоров только он сохранял прежнюю сердечность…
Франя тянулся к своим знакомым, хотел вместе с ними развлекаться, готовиться к вечерам, запoлненным пением и танцами, играми и другими видами развлечений, импровизированных или подготовленных заранее; эти вечера устраивались или для жителей дома, или для более широкой публики.
А знакомые не могли придумать ничего лучше, как говорить с ним о работе, словно хотели подразнить его. Они делали удивленный вид, жалели его и качали головами, когда Франя отговаривался тем, что пока не может найти для себя ничего подходящего, что его всюду преследует неудача.
Друзья по спорту тоже охладели к нему. Франя не сразу заметил, что происходит процесс постепенного охлаждения; он даже не мог точно сказать, когда это началось. Но он все-таки продолжал ходить в клуб "Белых мячей", делая вид, что ничего не замечает. Даже Милош, его старинный противник в одиночной игре, с которым они обменялись не одной тысячью мячей, вдруг изменил ему. Если они должны были играть с Франей, он вдруг отказывался в последнюю минуту или же выяснялось, что он уже занят в игре с другим. И для парной игры пары подбирались без него - он как будто всюду опаздывал. Но Франя продолжал верить, что все это пройдет так же внезапно, как и началось.
Неважно обстояло дело и в футбольном клубе.
Франя был замечательным спринтером, и поэтому цвета своего клуба он обычно защищал на левом краю. И вот он стал замечать, что во время тренировки ему перестали подавать мяч, о нем словнэ забывали. Франя получал мяч только случайно или когда сам отвоевывал его. Даже в решающем матче на первенство бульвара "Дружба народов" Франя не участвовал. На его место был поставлен другой игрок, гораздо более слабый, - и два очка были потеряны! Так им и надо!
Вначале Франя считал, что причиной всех этих обид и несправедливостей является его неудачное путешествие на крылатом коне в созвездие Лиры, его взлет и падение. Но почему нужно до сих пор наказывать его за старую ошибку? Почему ему не дают жить тихо, мирно и спокойно и пользоваться всеми благами жизни? Он давно смирился со своей участью, забыл о своих поэтических мечтаниях, как о вишневом саде, который отцвел три года назад.
Он готов был поклясться каждому, что не только пером, но и мысленно не прикоснется ни к чему, что хотя бы отдаленно напоминало стихи. Ведь ему до глубины души опротивело не только писать стихи, но и читать их! Уже с самой своей стихотворной катастрофы он не брал в руки ни одной книги стихов. А все поэтические новинки, которые до сих пор автоматически посылают ему, он, не раскрывая, бросает в корзину для мусора!
И, ко всему этому, Франины друзья еще стараются внушить ему, что имеется другая причина, почему все его избегают, почему почти весь мир отвернулся от него. Они ни в чем не обвиняют его, настолько они вежливы, однако всячески намекают ему, что пора бы начать что-нибудь делать. Словно для них это так уж важно! Словно все его будущее зависит от того, станет ли он четыре часа где-то с чем-то возиться - что они называют "включиться в работу". Франя понимает, что без работы человеку скучно. Но ведь он по-своему трудится и, может быть, напрягает свой мозг и руки больше, чем четыре часа в день! Разве это не умственная работа - слушать симфонию, исполняемую множеством различных музыкальных инструментов, которые требуют его напряженного внимания и атакуют со всех сторон его органы чувств? А прочесть в один присест от начала до конца исторический роман, читать до рези в глазах? А сыграть в шахматы, и не одну, а, например, десять партий подряд? Во время игры мозг напряжен, как тетива лука, перед тем как послать стрелу, - стрелы-мысли летят одна за другой; такое истязание мозговых клеток - разве это не работа?
Франя занимается и физическим трудом. Фехтование и теннис требуют прекрасной работы рук.
Мускулатура разливается не от хорошей еды, а от постоянных упражнений пусть придут и пощупают, какие у него мускулы! Франя работает не только руками, но и всем телом! Когда он возвращается с футбольного состязания, удачного или неудачного, ноги у него подгибаются от усталости, а устать можно только от работы, не так ли, голубчики?
1Больше всего огорчает Франю, что и Маргаритка дуется на него, не желает больше кататься в его машине! Она вторит всем остальным - совсем его не понимает. Последний раз они ездили вместе к влтавским каскадам. Машина быстро примчала их к первой плотине. Потом они проехали мимо ряда озер озера Уток, Аистов, Карпов, озера Чаек и Вальдшнепов; все озера были живописно расположены среди зеленых склонов и скал, причем каждое отличалось своей особой прелестью. Они объехали последнее озеро - Лебединое, окаймленное широким пляжем. Горячее солнце было затенено белым искусственным облаком, края которого отливали золотом. Песок блестел, цветистые флаги трепетали от легкого ветерка, звали и манили в воду, но Маргаритке не хотелось греться на солнце.
В клетчатых трусиках и белой блузке из холодящей материи она задумчиво сидела рядом с Франей и с наслаждением вдыхала аромат чуть распустившихся роз, которые он принес ей. Казалось, она вообще не слушала его. А он, начав издалека, опутывал ее замысловатыми фразами и словами, очень осторожно приближался к цели своего разговора. Он не собирался рассказывать ей, какие неприятности приходится ему терпеть от людей, так низко он не пал, чтобы плакаться перед ней, жаловаться на своих знакомых, - никогда она не узнает, как старое вино дружбы превращается в уксус.
Но теперь настала удобная минута, чтобы выяснить, почему эта девушка, которую он любит, вдруг стала с ним так холодна, словно она заодно со всеми теми, кто против него.
- Маргаритка! - произнес он наконец, видя, что своими речами он уже ничего не может ни поправить, ни испортить. - Слышишь! Я не поэт! Я никогда им не был и не буду! Клянусь всеми небесными светилами, тогда это было недоразумение, роковая ошибка. Не буду! Никогда не буду!
Она удивленно посмотрела на него, продолжая молчать.
- Я хочу знать правду! Пусть у нее будет привкус соли, уксуса или мыльной пены, но пусть это будет правда! Почему ты от меня отворачиваешься? Я давно уже замечаю, что ты не такая, какой была раньше. Или, может быть, я изменился? Ты мечтала о поэте, а я не поэт! И не буду поэтом! Я хочу наконец услышать от тебя: в этом ли кроется причина, почему, почему… Скажи, и я сейчас же уеду…
Маргаритка покачала головой. Франя не понимает сам себя, ходит по лесу и не видит деревьев!
У нее не было желания объяснять, что существуют вопросы второстепенные и главные, серьезные и незначительные. Есть вещи, о которых можно говорить когда угодно, а есть такие, о которых не говорят. Маргаритка продолжала молчать и думать.
У нее было много оснований для того, чтобы поразмыслить над поведением Франи. Оно вызывало в ней недоумение, неодобрение и гнев. Франя - эгоист, живег только для себя, как бабочка, порхает с цветка на цветок. Словно одним своим существованием он приносит пользу, делает кому-то добро, словно он не человек, а какое-то чудо природы.
Разве не является первой обязанностью каждого, кто выпал из трудового процесса, не откладывая и не теряя времени на лишние разговоры, снова включиться в бесконечные ряды трудящихся, покончить со своим безрадостным состоянием "безработности"?
Это состояние неблагоприятно отражается на здоровье, противоречит правилам гигиены и, кроме всего прочего, свидетельствует о недостаточно развитом внутреннем такте. И эту простую истину, этот великий, хотя и неписаный закон человеческого общества Франя как будто не понимает. Как поэт, он был важным звеном в трудовой цепи, но после своего крушения он должен был немедленно переключиться на другую работу. Если бы она могла преподнести ему все это на тарелке, вместе с ножом и вилкой! Крикнуть ему в лицо: ты лентяй, ты не заслуживаешь снисхождения!
Но сказать этого нельзя, она смертельно обидела бы его! Слово "лентяй" является самым оскорбительным ругательством, даже подозрение в лености - и то надо высказывать с большой осторожностью! Каждый раз при встрече с Франей Маргаритка прежде всего спрашивает его о работе. И, хотя этот вопрос является простой формой вежливости, Маргаритка задает его всегда таким настойчивым тоном и при этом так многозначительно смотрит на Франю, что он волей-неволей должен понять смысл ее слов. В замешательстве Франя ворчливо отвечает на ее вопрос. Но что он может сказать? Всякий раз он затягивает одну и ту же песенку: пока он "без", нет ничего подходящего, но кое-что уже наклевывается, уже очень скоро, может, через неделю, а, может, даже еще раньше, завтра… Маргаритка была готова усадить его за машинку в канцелярии буфета, но стоило ей только упомянуть об этом, как у Франи появилось множество других планов и возможностей устройства. Как будто работа - это вино, которое разлито по бутылкам и нужно только откупорить одну из них…
Маргаритке было тягостно напоминать Фране о работе, ее удерживало не только чувство такта, но и уважение к груду вообще. Поэтому, не обращая внимания на вопрос Франи, она стала говорить о том, что ей было дороже всего на свете. Может быть, он сам догадается…
- Вчера у меня была сверхурочная работа. Я придумывала совершенно новую начинку для тетерева. Мы готовимся к соревнованию в приготовлении самого вкусного кушанья из дичи. Осенью будет проводиться гастрономическая олимпиада.
Блюда, признанные лучшими на зональных соревнованиях, будут пробовать тысячи людей. Победителькулинар получит звание инженера гастрономии. А почему бы и нет? Ведь это же химики, изобретатели, творцы человеческого наслаждения. Повара, несомненно, заслуживают самого глубокого уважения, они занимаются одновременно физическим и умственным трудом, который никогда не удастся механизировать, потому что это - творческий труд, Маргаритка с увлечением рассказывала, как она из крема и орехового теста построила на хрустальном блюде точную копию "Дворца звезд". Потом она стала объяснять, как делается пирожное с кувшинками из желтков и хризантемами из масла. Теперь уныло молчал Франя. Оы был сыт, желудок не требовал пищи. Даже слушать о еде было неинтересно. Франя с тоской смотрел на копошившиеся массы загорелых людей, отдыхающих на пляже последнего влтавского озера, мимо которого они в этот момент проезжали. Это озеро было, пожалуй, самым заманчивым. Оно сулило им приятные минуты отдыха, наслаждение дарами летнего дня - солнцем и тенью, теплым песком и водой. Стоило только нажать на рычаг, включить мотор и свернуть влево, где уже выстроился целый город из автомобилей.
- Не освежиться ли нам? - с надеждой в голосе спросил Франя, облизывая пересохшие губы.
Он повел машину по краю дороги, где можно было ехать медленно.
- Я уже сказала: точно в пять я должна быть дома…
- Зачем?
- Подписывать книжку…
- Новую книжку? Ты даже не похвасталась…
- А ты даже не спросил…
- Ты даже не послала ее мне…
- Придут читатели и читательницы, я должна их угостить. Книжка называется "Приятного аппетита!" - Тебе все удается, - сказал Франя с легкой вавистью. - И эти орихидеи из масла…
- Хризантемы! - поправила его сердито Маргаритйи - Совершенно верно, хризантемы из масла и стихи о хризантемах…
- Я не придаю им большого значения, - призналась она и тут же пояснила: Я говорю о стихах! Они только дразнят наше воображение для того, чтобы слюнные железы выделяли больше слюны. Самое важное - это моя работа в кухне. Без нее все потеряло бы смысл - и отдых, и развлечения, и красивые платья, и новая шляпка, и радостное ожидание завтрашнего дня, и мечты о счастье, о разных удовольствиях жизни. Я не хотела бы получать все это даром. Брать, ничего не давая взамен, это было бы… ну, как говорили? Надо иметь чувство гордости, правда? Тебе не кажется?
В душе у Франи поднималась волна протеста.
У него были свои взгляды на этот счет, и, по мере того как девушка говорила, они еще более укреплялйсь. Он ясно понимал, против кого были направлены ее слова! Он не иозвдагит себя оскорблять!
Скажет ей все начистоту! Она не хочет согласиться с ним и еще провоцирует его! Хорошо же!
Уже без остановок они проехали мимо всех озер и мимо первого озера, озера Уток, которое теперь было последней, однако тщетной надеждой.
И вдруг Франя понял, что они с Маргариткой, очевидно, скоро расстанутся, что, вероятно, это их последняя прогулка. Он сразу же примирился с этой мыслью, решив из упрямства не уступать из-за какой-то Маргаритки… он найдет себе другой цветок, путь его молодости проходит через луга, усеянные цветами…
- А что тебе не нравится, Маргаритка? - начал он, делая вид, что ничего не понимает. - Ты же работаешь, никто не мешает тебе, никто не отнимает у тебя работу. Кто хочет, пускай трудится до седьмого пота! Есть много людей, которые просто не могут жить без работы!..
- Но ты к ним, конечно, не принадлежишь! - накинулась на него Маргаритка. С ее стороны это было жестоко, но она не могла больше сдерживаться. Франя лишь передернул плечами.
- Конечно, не принадлежу, - сказал он язвительно. - Ты правильно подметила. Чтобы тебе было ясно, я просто не чувствую потребности в работе…
- И тебе не стыдно?
- Но почему? - мягко и примирительно сказал он, вместо того чтобы обидеться. - Я прекрасно себя чувствую в теперешнем положении! Мы с тобой, Маргаритка, никогда об этом не договоримся. Ты называешь позором то, что я называю отвагой!
- Весь день ничего не делать - и ты это считаешь отвагой? - воскликнула она с возмущением и отодвинулась от него. - Не обижайся, но это проcто лень!
Франя улыбнулся и принялся излагать Маргаритке свои взгляды.
- Это слово относится к тому времени, - скавал он, - когда труд еще означал рабство…
- Вы говорите на ветер, - перешла на "вы" Маргаритка.
- И теперь труд означает рабство, - продолжал он, - но рабство добровольное. КОНeЧНО Никому нельзя запрещать работать, но нельзя также препятствовать тем, кто хочет освободиться от работы. Многие из нас уже преодолели в себе этот атавизм, это наследие давно минувшей эпохи!
- Хватит! - вскричала Маргаритка. И букет нежных роз, лежавший на сиденье возле нее. широким полукругом вылетел из окна машины и упал на обочину автострады.
Франя сделал вид, что ничего не заметил. Он понял, что песенка его спета. Ему это было ясао еще до того, как он начал говорить. Поэтому теперь он нарочно замедлил ход машины и продолжал:
- Возможно, вы будете нас травить, преследовать, принуждать к работе голодом и неизвестно еще какими мерами, но нас не уничтожить - правильная идея в конце концов восторжествует!
Он подвез девушку к дому, открыл дверцу машины, галантно предложил ей руку и даже как-то виновато улыбнулся. Философия ничегонеделания уже давно занимала его ум, но он никогда не решился бы высказать свои мысли вслух, если бы его не вызвали на это. Теперь он почувствовал, что выдал тайну, которая должна была оставаться скрытой в глубинах его души.
Маргаритка отказалась от его помощи и быстро выскочила из машины, даже не взглянув ня него.
Ей хотелось найти какое-нибудь очень обидное слово, чтобы бросить его при прощании Фра не в лицо.
Но она не могла ничего придумать. Ей казалось, что в человеческом языке просто нет такого слова…