К делу прилагались показания Пита, из кармашка торчала кассета - копия допроса. Протокол в основном состоял из отдельных слов, многоточий и ремарок типа "допрашиваемый молчит", "допрашиваемый истерично хохочет" и т. п. На все вопросы о причинах побега он отмалчивался или плакал, а когда ему сказали, что позвонят в школу, - потерял сознание. Прослушав кассету, я ничего нового не выяснил. Между всхлипыванием, плачем и надсадным кашлем он, как заведенный, повторял, что в школе ему будет крышка, что там нечисто и что Хенки, Колин и Етрос все расскажут, если вырвутся. Медэкспертиза: типичный случай запущенного невроза параноидального типа, возможно употребление психотомиметиков.
Запросив материалы по школе перед тем как трясти Пита, я копнул глубже… и пошло-поехало!
И вот я за столом директора перебираю большие коленкоровые папки с личными делами, Так, досье Джеджера: родился в Остоне, Норт-Энд, семья среднеблагополучная, учился в бесплатной государственной, связался с компанией "пиратов". Интеллект - 94. Агрессивность - 115. Автобиография. Родился, учился. Школьный рапорт. Не окончил, направлен в распределитель за избиение учителя. Плюс к этому мелкие кражи, взлом киоска, поджог мусоропровода. Акт о направлении в спецшколу, акт о приеме, запись врача медкарта прилагается, ежемесячный контроль… Вот оно! Отметка за этот месяц - он, что же, сейчас мирно занимается в библиотеке или там в мастерских, а не сидит в следственном карантине? И вообще он не в бегах, а тихо дерется на палках или сублимирует агрессивность в нечто дальнобойное? Судя по документу так оно и есть, и подпись рядом. Ладно, допустим, любой проходимец на допросе мог себя выдать за Джеджера. Только вот с пальчиками плохо, отпечатки все-таки его. Пита, и находиться ему здесь нельзя. Так что отметка о контроле липовая.
С этого и начнем, аккуратно, без нажима. И не сейчас, а после обеда. Я снова взялся за список: вот и Хенк Боргес, а вот Колин Кригльштайнер, еще Колин, только Ливере. Зато Етрос у них один.
Листая инвентарную книгу, я обнаружил в спортивном снаряжении два надувных спасательных плота. Насколько мне известно, самый крупный водоем поблизости - это бассейн в муниципальном парке Долины.
Не дождавшись директора, я ушел к себе в комнату. Войдя, я остановился на пороге: вещи лежали не так. Портфель ближе к краю стола, а стул вдвинут под стол до упора. Что же они искали? Все свое я ношу с собой, особенно в чужих владениях.
Я сел на кровать, достал зажигалку и прошелся по всем "кнопкам", которые распихал на втором этаже, под директорские речи о сублимации. Чувствительность на пределе, но везде пусто! Только один микрофон брал странные звуки, что-то вроде мелодичного похрюкивания.
Сунув приемник в карман, я встал. И замер. Из-под кровати мне послышался слабый шорох.
- Ну, вылезай! - спокойно сказал я и присел.
Под кроватью никого не было.
После обеда я шел по первому этажу. Везде пусто, у выхода на стене появился большой плакат с сочной мулаткой "Посетите Гавайи!".
"Непременно посетим", - пробормотал я и вышел во двор.
Школа находилась на склоне горы, сверху нависали огромные замшелые валуны. Парк шел вниз, дорога, по которой я вчера добирался, усыпана листьями. Вокруг дома аллея, скамейки.
Ночью шел дождь, спортплощадка за школой раскисла, лужи маскировались опавшей листвой. Площадка была врезана в склон, двери за ней вели, очевидно, в раздевалку и душевые.
Так, волейбол, баскетбол, регби… а это что? Я остановился перед массивным сооружением из стальных труб, автопокрышек, цепей и досок. От несильного ветра все это угрожающе раскачивалось и скрипело, цепи звенели, мокрые доски медленно поворачивались… Похоже на кинетическую скульптуру. Вдруг я физически ощутил, как чей-то взгляд жжет мой затылок. Не оборачиваясь, я полез в карман, вынул платок и уронил его.
Ни на площадке, ни у дома никого не было. Окна в ставнях даже днем! Если кто-то и смотрел на меня, то только из школы.
Начинала раздражать неестественность происходящего. Если здесь в самом деле нечисто, то почему никто не трется возле меня, пытаясь сбить с толку, запугать или просто купить? Или у них и намыленный муравей в щель не влезет, как говаривал старина Бидо, или это блеф.
Даже самого заурядного инспектора надо ублажать, от его доклада зависит размер куска, отхватываемого из кармане налогоплательщика в школьную казну.
Туча, цеплявшаяся за вершину, сползла вниз. Закапал мелкий дождь. Не знаю, как намыленному муравью, а мне пора вползать в дело и переходить от впечатлений к фактам.
- Что ж, - сказал я директору, - все в порядке. Теперь для отчета надо побеседовать… - Я рассеянно поводил пальцем и ткнул наугад. - Скажем, вот этот. Селин Гузик.
- Селин? Минутку!
Директор перебрал дела, сунул мне досье Гузика и со словами "Сейчас приведу" вышел. Глядя вслед, я соображал, что же здесь неладно? Потом дошло - директор идет за воспитанником как последний охранник. А селектор на что? Странные тут правила…
Итак, пусть для начала Гузик. Шестнадцать лет. Состоятельная семья. Развод. Остался с отцом. Шайка "ночные голуби". Драки, мелкие кражи, участие в Арлимских беспорядках. Интеллект - 90. Агрессив. - 121. Характеристики, медкарты и т. п.
За дверью засмеялись, потом без стука вошел директор, а с ним высокий черноволосый парень. На правом рукаве нашита голубая единица.
- Инспектор побеседует с тобой, Селин, - сказал директор, а мне показалось, что он охотно бы добавил, "если ты не имеешь ничего против" или нечто в этом роде.
- Здравствуйте, - вежливо сказал Селин.
- Привет, - ответил я, - садись.
Директор вышел. Я впился глазами в лицо Селина, пытаясь уловить облегчение или растерянность, но ничего не заметил.
- Если хочешь, - предложил я, следя за ним, - выйдем во Двор.
- Так ведь дождь! - улыбнулся Селин.
- Ну, ладно. Есть претензии, жалобы?
- А как же, - заявил он (я встрепенулся), - есть претензии!
Уткнувшись в бумаги, я, не глядя на него, спросил:
- Чем недоволен?
- Ребят у нас мало. Группы - по десятке! Со всей школы две команды наберешь, а на регби и того меньше. Неинтересно!
- Хорошо, я запишу. На что сам жалуешься?
- Я же говорю, ребят мало!
В его абсолютно честных глазах не было ни капли иронии. Над чем они все-таки смеялись с директором в коридоре?
- Тебе здесь не очень скучно?
- Что вы! Я староста группы, - с достоинством сообщил он, тронув матерчатую нашивку на рукаве, - времени нет скучать.
Ах, даже староста. Не слышал я, чтобы в спецшколах привлекали подопечных к управлению. Оригинально!
- Как же ты сюда попал?
Селин хохотнул.
- Ерундой занимался с ребятами…
Он рассказывал о своих делах спокойно и равнодушно, словно все это было очень давно и не с ним. Перевоспитали уже или считает прошлые свои забавы нормальным досугом? Вот я сижу тут с ним, слушаю о его подвигах на арлимском пепелище, а что мой сын?.. Черт его знает, с кем он связался и почему не ходит в школу…
- Чем вы занимаетесь в мастерских? - перебил я Селина.
- Как чем? Наша группа пулемет собирает, крупнокалиберный.
- Зачем вам пулемет?
- Ну, приятно пострелять. Я в детстве самопалы делал…
- А сейчас не делаешь?
- Зачем? Пулемет же!
- Да, пулемет это не самопал. Боеприпасы сами делаете?
- Конечно. Я придумал, как гильзы обжимать.
- Молодец! А не боитесь ранить кого-нибудь?
- Что вы? - удивился Селин. - У нас знаете какой полигон! Вот если самопалы - точно кого-нибудь убьет. А так - нет.
- Ну, ладно… что это?
За окном кто-то затрещал и засвистел. Селин вытаращил на меня глаза.
- Это соловей, - осторожно сказал он, - значит, дождь перестал.
- А разве они осенью поют?
- Поет ведь этот.
- Хорошо, свободен. Позови директора.
Пришел директор, Селин остался стоять в дверях.
- С Гузиком я закончил.
- Ага. Ну, иди, Селин. Впрочем… - Он посмотрел на меня.
- Напоследок, скажем… - Я как бы наугад провел по списку. - Вот этот. Пит Джеджер.
- Позови Пита, - сказал директор как ни в чем не бывало.
Селин кивнул и вышел. Лифт слабо загудел. Директор между тем сел в кресло напротив и отодвинул бумаги Седина.
- Один из самых трудных подростков. Полнейшая невосприимчивость к требованиям подчинения закону и в большой степени недальновидный гедонизм. Мы возились с ним два года, теперь его не узнать.
- Чем же вы его обломали, пулеметом?
Директор слабо махнул рукой.
- Пулемет - это пустяки, это уже потом, чтобы снять остаточную агрессивность, ну и чтобы не было свободного времени. Не вдалбливать же им с утра до вечера биографии отцов-основателей? Мы прививаем…
Директор не успел договорить, что именно они прививают, как в дверь вошел охранник, высокий, похожий на Селина, повзрослевшего лет на двадцать, с густой шевелюрой и низким лбом.
- Вы за Джеджером посылали, - спросил он, подобострастно глядя на меня, - так он в изоляторе, не может, извините, прийти.
- Что он натворил? - полюбопытствовал я.
- Почему же - натворил! Он болен. Температура…
- Слушайте, Пупер, - вдруг рявкнул директор, - вы не включили кондиционер!
Они начали громко выяснять, почему не включен кондиционер, кто спит во время дежурства, куда исчезают протирочные концы, а я, не торопясь, извлек дело Джеджера и небрежно пролистал его. К шумной перебранке я не прислушивался, это все дешевый театр, я знал, что вызов Пита кончится чем-то в этом роде.
- Вот что, - сказал я, когда они замолчали, - не мешает осмотреть и изолятор. Он у вас где, на втором?
Я был уверен, что директор сейчас лихорадочно придумывает, как не допустить меня к изолятору или отвлечь внимание от Джеджера. Если он объявит Пита остроинфекционным больным, тогда он последний дурак. И вообще, что бы он ни сказал, все не в его пользу. Послать-то он за ним послал!
Пупер вежливо улыбнулся и вышел. Я встал. Директор глянул на часы и со словами "В изолятор так в изолятор" пропустил меня в коридор.
Миновав холл второго этажа, мы пошли широким коридором. На стенах висели приличные репродукции чего-то классического: люди, кони, батальные сцены… Четыре большие двустворчатые двери. Сквозь матовые стекла доносился смех, кто-то декламировал стихи пронзительным голосом. Мы свернули в узкий переход и вышли у спортзала. Оттуда шел металлический лязг, перемежаемый глухими ударами.
- Опять на палках сублимируют?
- Нет, - улыбнулся директор, - они работают на снарядах.
Я приоткрыл дверь. В центре зала стояли два сооружения, младшие братья той штуки, что мокла на спортплощадке. Из двух групп по пять человек одновременно выбегали два подростка, бежали наперегонки и, подпрыгнув на трамплине, врезались с разгона прямо в эти… снаряды. Сооружения угрожающе содрогались, доски качались во все стороны, автомобильные покрышки раскачивались бредовыми маятниками, тросы скрипели и хлопали по доскам.
Невысокий парень ужом проскользнул между досок, оттолкнулся от одной покрышки, нырнул под вторую, повис на секунду на тросе и, соскочив с противоположной стороны, побежал обратно под одобрительные крики своей команды. Второй бежал назад чуть прихрамывая.
- Забавные у вас снаряды!
- О! Если бы вы приехали летом! К сожалению, зал небольшой, масса инвентаря лежит на складе. Ребят оторвать невозможно… Вы читали статью Коэна о содержании делинквентной культуры?
Я ограничился невнятным движением головы.
- Мы подавляем беспричинную враждебность ко взрослым или просто "не своим" исключительной целенаправленностью их деятельности. Не говорим: делай то, не делай этого и ты будешь преуспевать. Они видят сами: если сегодня выточат ствол, то через неделю смогут пострелять, если выучат урок по химии, то смогут завтра заняться пиротехникой. Это не просто "стимул реакция" и не явное поощрение, просто они знают, что, пропустив ступень, не смогут сделать следующего шага. Причем с каждым мы работаем индивидуально.
Я слушал его невнимательно. Пока мы шли по коридору, он жаловался на мизерность дотаций, а я все пытался связать увиденное и услышанное с тем, что ни один из выпускников школы к родителям не вернулся и нигде не зарегистрирован. Ни на бирже, ни в полиции. И еще я гадал, кого мне предъявят вместо Джеджера.
Мы остановились у стеклянной перегородки с большим красным крестом на белом круге. Стекло толстое, с синеватым отливом. Как на патрульных машинах, пулей не пробьешь. Интересно!
А сейчас - особое внимание! Если не будет прямой опасности, то расследование я проведу сам, мне и лавры, а если… тогда стоит сорвать с зажигалки верхний колпачок и нажать на кнопку, как из Долины поднимется двадцатиместный "сикорский" с полным боекомплектом.
На той стороне показалась фигура в белом халате, стекло ушло в стену.
- Это наш доктор, - представил директор.
- Приятно, - буркнул доктор и протянул мне руку.
Доктор мне не понравился. Небритый брюнет с колючим взглядом. Левую руку я не вынимал из кармана, поглаживая колпачок зажигалки. "Еще вкатит какую-нибудь гадость!" - опасливо подумал я.
Пит на допросах нес бессмыслицу, но одно слово он часто повторял. Это слово - изолятор. Может, они здесь ребят пичкают химией?
Доктор провел нас к белой двери, рядом стоял здоровенный санитар. Прислонившись к стене, он задумчиво почесывал нос, игнорируя наше появление.
- Предупреждаю, - сказал доктор, неприязненно косясь на меня, - мальчик приходит в себя после нервного срыва, лучше с ним не разговаривать.
- Что вы, доктор! - ответил я. - Это чистая формальность.
Он постучал в дверь и вошел. Мы с директором последовали за ним. На кровати лежал парень, при нашем появлении он сел. Я, не глядя на него, осмотрел помещение.
- Все в порядке, - сказал я, - вопросов нет, спасибо, доктор, - и словно невзначай глянул на пациента.
В следующую секунду я только героическим усилием воли сдержался от черной ругани. Его можно было назвать двойником Джеджера, если бы не свежий шрам на носу, заработанный им четыре дня назад в нашей конторе. Это был Пит Джеджер в натуре, а не какая-нибудь дешевая подделка, как сказал бы Шеф.
Мне показалось, что он меня не узнал. Но я напрасно обольщался. Пит вскочил, вытянулся во весь свой дурацкий рост и радостно завопил:
- Привет, капитан! И вы здесь?
Доктор равнодушно смотрел в окно, а директор со слабым удивлением на лице повернулся ко мне. В какой-то миг мне померещилось облегчение в выражении его глаз, но мне уже было на все плевать.
Я медленно полез в карман, вынул из потайного клапана служебную карточку и с непонятным самому себе злорадством сунул ее директору под самый нос.
Ползунок ночной лампы я довел до конца, волосок едва тлел. Повернувшись с боку на бок, а затем приподняв и опустив ноги, я аккуратно запаковался в одеяло. В комнате было прохладно, кондиционер так и не включили. Завертываться в одеяло меня научил Гервег, в армии. С моим гуманитарным образованием шансов устроиться на работу не было, и я завербовался на три года. Во время заварухи в дюнах, когда взбунтовалась стартовая команда берегового комплекса, я заработал две дырки и повредил ногу. Гервег выволок меня на себе под огнем ошалевшего от наркотиков персонала базы. Компенсацию я быстро проел, а в Бункере вежливо объяснили, что работой они не обеспечивают, и выслуга лет аннулирована за недоблестное поведение потерю оружия. Снова меня выручил Гервег, его дядя оказался шишкой в полиции, я плюнул на все и оттрубил два года в школе для переподготовки. Там меня заметил Шеф, выделил, два удачных дела - и я попал в штат.
Я почти согрелся, но никак не мог заснуть. Теперь здесь знают, кто я, безопасность, следовательно, возросла. После принятия Закона о Возмездии убийства и подозрительные несчастные случаи с сотрудниками федеральных органов сошли практически на нет. Пока я здесь, мне ничего не грозит, да и на обратном пути тоже. Если над ними зависнет бронированный двухвинтовик и даст ракетный залп, то вряд ли понадобятся оружейные мастерские и спортзал. Разумеется, все это при условии, что они не в номерном квадрате. Но кто меня пустит в квадрат?!
Плохо, что они спокойно приняли мою засветку. Директор слегка удивился, а персоналу, кажется, на все плевать. Я объяснил директору, что мой визит связан с побегом Пита, но пусть это его не волнует, дело формальное, а инспектором я назвался, чтобы не будоражить воспитателей и подопечных.
Директор и не думал волноваться! Будь он трижды артист - игру я бы заметил, но он действительно был спокоен. Ему все равно, кто я и зачем, а это могло означать одно - за ним стоит реальная сила. Либо армия, либо курия. Не исключено, что и то, и другое.
Перебирание бумаг, опрос воспитателей и охранников ни к чему не привели. На мои расспросы, каким образом и почему удрал Пит, воспитатели пускались в рассуждения о сложной и тонкой психологии подростка-делинквента, а охранники с унылым однообразием жаловались на нехватку рук.
О выпускниках я пока не заикался, не торопясь ворошить осиное гнездо. Не нравилось мне здесь и что-то фальшивое мерещилось во всем. Так вроде школа как школа, а зайдешь за фасад - обнаружится, что это огромная декорация с пыльной мешковиной и трухлявыми подпорками сзади.
Я насторожился. По коридору кто-то шел, один, особенно не таясь. Шаги затихли у моей комнаты. За дверью потоптались и постучали. Плохо! Если бы сейчас ворвалось несколько молодчиков с кастетами или даже пукалками, я бы знал, что делать. Но когда вежливо стучат, значит, безнадежно!
В дверь еще раз стукнули, и темная фигура, возникшая в проеме, спросила голосом директора:
- Вы спите?
Я приподнялся на локте, пружины тонко скрипнули.
- Мне ненадолго, - сказал директор и вошел.
Выключатель находился у изголовья. При верхнем свете директор выглядел представительно: крупная фигура, высокий лоб, опущенные уголками вниз усы и подозрительно спокойные глаза.
Пока я натягивал брюки, он молча сидел у стола, внимательно разглядывая свои ногти. В моей практике ночные визиты кончались обычно тем, что на десерт собеседник пытался меня кокнуть либо подкупить. Впрочем, если бы директор вдруг кинулся выкручивать мне руки, я не поверил бы глазам. Не к лицу! Это дело лысого или даже Пупера, а то есть у них еще такой, физиономия - вылитый Бак-вивисектор.
- Надеюсь, - произнес наконец он, - у вас все в порядке?
- Разумеется, - улыбнулся я, хотя мне стоило больших трудов не послать его к черту, - дело почти формальное. Не хотелось впутывать департамент просвещения, хотя, - здесь я еще раз улыбнулся, - мы воспользовались их вывеской. Ваши парни не ангелы, Джеджер тоже, знаете ли…
- Неужели он что-то натворил? Нам бы сообщили!
- С ним все в порядке.
В этом я как раз и не был уверен, но сейчас меня больше занимал сам факт полночного разговора. Притом столь содержательного.
- Вы уезжаете завтра? - спросил он.
- Если ничего не изменится…
Глаза его чем-то полыхнули, кажется, бешенством.
- Послушайте, вы срываете нам работу. У нас дел по горло!