* * *
Князь Григорий сидел за столом у себя в кабинете с обернутой вокруг головы тряпкой, которую он время от времени промокал в кастрюле с горячей водой. Но это не очень помогало - боль в голове с каждым часом становилась все сильнее. И так было каждый год в этот самый день - князь знал, что ему предстоит долгая бессонная ночь, и только к утру боль пройдет.
Князь даже обрадовался, когда дверь приоткрылась и к нему в кабинет вкрадчивой походкой втек барон Альберт - оставаться наедине с болью становилось все нестерпимей.
Князь Григорий с трудом выдавил из себя ухмылку:
- Ну, что новенького?
- Все меры предосторожности принимаются, - бодро заговорил глава тайного приказа. - Так что не извольте беспокоиться, Ваша Светлость, никто вас ни днем, ни ночью не потревожит.
- Рад слышать, - поморщился князь. - А скажи мне, что это за толпа баб собралась нынче у ворот? Они там так галдели, что даже у меня слышно было.
- А, так это соискательницы мест в гареме Его Величества Султана, расплылся в сладкой улыбочке барон. - Такие девушки…
- Погоди, какие еще девушки? - перебил князь Григорий. - Я же просил десять штук, а их там, наверно, чуть не сотня?
- Двести тридцать две, - заглянул к себе в записи Альберт. - Но мы отобрали из них двадцать восемь достойнейших, дабы уже из их числа выбрать десять самых лучших.
- И откуда их столько? - удивился князь.
- Сами набежали, едва прослышали о гареме! - радостно подхватил барон. - Извините, Ваша Светлость, если у вас ко мне нет других дел, то я побегу.
- Куда это ты так торопишься? - передернулся князь Григорий.
- Да я ж вам объяснял - второй черед состязаний. Прошедшие отборочную часть двадцать восемь девушек будут без верхней одежды исполнять белопущенские народные пляски. Не желаете ли поглядеть на них лично?
- Нет, не желаю, - отрезал князь. - Ну ладно, ступай. Или нет, погоди. Сколько, ты сказал, было соискательниц?
- Двести тридцать две, - снова глянул в записи Альберт.
- Одного не пойму, - вздохнул князь Григорий. - Ну кажется, я создал для своих подданных самолучшие условия - радоваться надо, а они готовы отправиться наложницами к султану, лишь бы подальше от Белой Пущи. Ну скажи, существует ли после этого человеческая благодарность?
- Жизнь у народа трудная, - осторожно заметил барон.
- Я уже объяснял, что это временные трудности, - на минуту забыв о боли, вдохновенно заговорил князь Григорий, - вызванные кознями наших унутренних врагов и унешних недоброжелателей. И я обещал, что наш народ будет жить плохо, но недолго. Зато завтрашний день будет наш!.. - Не договорив, князь стиснул клыки, чтобы не застонать от накатившего приступа. И, справившись с болью, продолжал: - И нашлось двести тридцать две бабы…
- Двести двадцать пять, - уточнил Альберт. - Три бабы на проверку оказались мужиками.
- Еще того лучше, - проскрипел князь. - Уже и мужики всякий стыд потеряли. Да, подраспустили вы мой народ, подраспустили. Ну ничего, завтра я самолично займусь его воспитанием… Так что же вы сделали с теми тремя лже-девками?
- Прогнали взашей, - хмыкнул барон. - А чего с ними возиться!
- Ну и дураки, - прикрыв глаза, ответил князь Григорий. - Ладно, беги, не буду тебя задерживать. - И когда Альберт выскользнул из кабинета, задумчиво повторил: - Дураки…
* * *
Боярин Василий, рыцарь Беовульф и поэт-оборотень Грендель медленно продвигались вдоль ручья и внимательно осматривали его ближайшие окрестности, обращая внимание на всякую мелочь, могущую навести на следы потайного хода.
- А был ли он, в природе, этот подземный ход? - спросил, наконец Беовульф.
- Ну конечно, был, - уверенно заявил Грендель. - Я сам столько раз о нем слышал!
- Если есть вход в конюшню, то должен быть и выход, - добавил Василий. Он то и дело поглядывал на солнце, которое неумолимо клонилось к закату. Но, по имеющимся сведениям, уже несколько десятилетий никто этим ходом не пользовался.
- Ну, тогда уж точно не найдем! - безнадежно прогромыхал Беовульф. Такие дела с наскоку не делаются.
- Поищем хотя бы до заката, а тогда уж придется отправляться восвояси, вздохнул Грендель.
- В таком случае у нас будет еще целый год на поиски, - оптимистично заметил Василий. - Привлечем науку, а то и колдовство… Жаль, Кузьку с собой не прихватили. С его чутьем было бы больше шансов что-нибудь найти.
- А давайте передохнем, - предложил Беовульф. - Тут полянка что надо!
- Но ненадолго, - сказал Дубов, бросая мимолетный взор на все опускающееся солнце.
- Красивое место, - окинул Грендель полянку взглядом художника. - И эта рощица вдали… Роняет роща желтый свой убор…
- Ну, начинается, - хохотнул Беовульф. - Тебе бы к нашему королю Александру, на его поэтические ристалища!
Но Грендель ничего не слышал - на него накатило вдохновение:
- О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми камнями?..
- Какими еще камнями? - вполголоса обратился Василий к Беовульфу. - Или это тоже поэтическая метафора?
- Ну, одна каменюка-то здесь есть, - Беовульф указал на булыжник посреди поляны, неподалеку от того места, где они расположились. - Очень кстати, поставим на него бутыль, чтоб не падала.
Беовульф опустил на траву мешок с остатками провизии, Василий подхватил полупустую бутыль и подошел к булыжнику - он был большой, чуть не в половину человеческого роста.
- А я хотел бы, чтобы на моей могиле стоял такой камень, - задумчиво произнес Грендель, подойдя к Василию. - И чтоб не заросла к нему тропа…
- Как вы сказали? - подскочил на месте Дубов. - Не заросла тропа?!
- А что? - удивился Грендель. - Это ж обычный поэтический образ.
- А ну тебя с твоими поэтическими образами, - проворчал Беовульф. Давайте лучше подкрепимся.
- А и правда, подкрепиться нам не помешает, - вдруг успокоился Василий. - Непременно нужно подкрепиться, чтобы своротить этот булыжник!
- Зачем? - изумился Грендель. - Насчет могилы это ж я так, для поэзии, понимаете ли…
- Ну что вы, дорогой Грендель, - рассмеялся Василий, - я надеюсь, что этот камень в качестве могильного вам не понадобится еще долго-долго. Но под камнем скрывается подземный ход.
- Как? Почему? - чуть не в один голос воскликнули оба рыцаря.
- На отгадку меня натолкнули ваши вдохновенные строки, господин Грендель, - сказал Дубов.
- Какие - "Я видел чудное виденье"?
- Нет-нет, самые последние. Насчет памятника, к которому не зарастет народная тропа. А протоптанные тропинки имеют привычку очень долго не зарастать, даже если по ним никто не ходит. Вот, гляньте сюда.
Действительно, если внимательно приглядеться, то в пожелтевшей траве можно было заметить извилистую ложбинку, заросшую менее густо, чем вся поляна, и не столько обычной травой, сколько подорожником. Ложбинка начиналась возле булыжника и вела в сторону ручья, теряясь в прибрежном ивняке.
- Ну, вы, боярин Василий, даете! - выдохнул Беовульф.
- Просто я детектив, - скромно ответил Дубов. - В смысле, частный сыщик. Моя работа - все примечать и делать выводы.
- Ну так за работу! - взревел Беовульф и принялся засучивать рукава.
- Погодите, дождемся сумерек, - остановил его Василий. - Если нас заметят, то все пропало.
- Ах, как это поэтично! - мечтательно вздохнул Грендель. - Если вернемся, то я непременно выкопаю себе из хижины какой-нибудь подземный ход.
* * *
Надя хотела еще раз встретиться и поговорить с Александром, но тот будто сквозь землю провалился. Лишь королевский ключник мог сообщить, что Его Величество изволил выйти прогуляться.
- Как, по болоту?! - изумилась Надя. - Но для чего?
- По своим делам, - загадочно ответил ключник.
Чаликова поняла, что тот кое-что знает о "своих делах" короля, но рассказывать о них отнюдь не желает.
Лишь ближе к вечеру, когда солнце уже клонилось к болоту, к Наде в комнату явился Теофил с известием, что король возвратился и просит Перси пожаловать к себе.
Его Величество принял Чаликову в стареньком, но уютном домашнем халате, а над камином с потрескавшимися изразцами была на веревках аккуратно развешана верхняя одежда.
- Вот проверял, не сошла ли вода, - пояснил Александр.
- Ну и как?
- Все в порядке. Так что можете ехать спокойно.
- Куда? - несколько удивилась Надя.
- Ну, вы же не останетесь в одном доме с людоедом, - также несколько удивился Александр. - Я вам дам лошадей и письмо… да хоть к Беовульфу, там-то вы будете в безопасности.
- Увы, - покачала головой Чаликова, - я никуда не должна отсюда отлучаться. Если все пройдет благополучно, то завтра Василий… то есть боярин Василий должен будет заехать за мной, и мы вместе отправимся в Царь-Город.
- И вы сознательно подвергаете себя опасности быть съеденной?
- Мне почему-то кажется, что людоед здесь не останется. Да и людоедством он занимался больше от скуки, не имея возможности отсюда выбраться.
- Не думаю, - покачал головой король. - А впрочем, как знаете.
- Да, я тоже в этом не уверена, - кивнула Чаликова, - и более того, у меня есть предчувствие, что именно нынешней ночью нас ждет весьма драматическая развязка всей этой истории.
- Возможно, - улыбнулся король.
- Ваше Величество нынче как-то очень веселы и оживленны, - заметила Надя. - Такими я вас в первый раз вижу.
- Ну, это от того что наконец-то сошли воды и восстановилась связь, немного смутился король. - У нас тут не так много причин для веселья, вот и радуемся всяким, на первый взгляд, мелочам.
- Да, конечно, Ваше Величество, - с пониманием покивала Надя, а про себя подумала: "Нет, здесь что-то иное…"
Однако развивать эту тему Надя не стала, а заговорила совсем о другом, что ее также немало занимало:
- Ваше Величество, вот тут мне показались довольно необычными имена ваших подопечных. Они что, все "косят" под известных поэтов и мыслителей?
- Я не совсем понял, Наденька, что вы подразумеваете под словом "косят", но они это делают безо всяких злых умыслов, - ответил Александр. Подозреваю, что их собственные имена звучат, по их мнению, недостаточно благозвучно для столь одаренных личностей, вот поэтому…
- Ну, Диогена я знаю, - стала Надя загибать пальцы, - Сафо знаю, Данте знаю, а вот кто такая была донна Клара?
- Как, вы не слышали о ней? - изумился Александр. - Это же прославленная испанская поэтесса Клара де Гонсалес, которую Святая Инквизиция сначала чуть было не сожгла на костре как ведьму, а спустя сто лет канонизировала как святую.
- Увы, до нашей глухомани ее имя еще не дошло, - с сожалением вздохнула Чаликова. - Да и я вообще-то специализируюсь на более древней словесности.
Это, было, конечно же, не совсем так - Надя неплохо разбиралась и в словесности не столь древней, но с одним уточнением: в словесности своего мира. Раздвоение реальностей (или, по гипотезе доктора Серапионыча расщепление Земли на две "параллельных") произошло где-то в XII–XIII веке, и поначалу обе действительности были тесно связаны между собою. Но затем эти связи стали понемногу ослабевать, и Горохово Городище близ Кислоярска (иначе - Холм Демонов близ Царь-Города) оставалось одним из немногих, если не единственным местом на Земле, где еще можно было "перепрыгнуть" из одного мира в другой. К таким выводам пришла историк Хелен фон Ачкасофф, участвовавшая в самой первой экспедиции в параллельный мир, где она исследовала Царь-Городские архивы и установила, что там содержатся сведения об именах и событиях весьма древних, а чем ближе к нашему времени, тем их становилось меньше. Так что не удивительно, что в замке Александра были в ходу такие имена как Сафо, Диоген или Данте.
- Вы о чем-то задумались, Надя? - оторвал журналистку от ее размышлений голос Александра.
- Да-да, Ваше Величество, - встрепенулась Надя. - Все это очень интересно. Удивительно, что я даже и не слыхивала о донне Кларе де Гонсалес. А когда она жила?
- Ну, лет двести-двести пятьдесят тому обратно, - припомнил король.
- А этот, как его, господин Ал-Каши? - назвала Надя имя одного из поэтов, который во время поэтических чтений обычно сидел где-то в сторонке, мало ел, почти ничего не пил и больше слушал других, чем говорил сам.
- А, ну Ал-Каши - это был такой восточный поэт семнадцатого столетия, охотно пояснил король, - последователь знаменитого Омара Хайяма.
- Омара Хайяма знаю, - радостно закивала Надя, - так что теперь обязательно познакомлюсь и с творчеством Ал-Каши.
А про себя Надя подумала, что напрасно приняла в качестве псевдонима имя Перси - звучное и красивое само по себе, но совершенно неуместное для слуги царь-городского боярина Василия. Прослышав о нравах при дворе Александра, они с Василием решили, что Надя там будет находиться под именем, взятым в честь английского поэта Шелли, весьма известного и популярного в том мире, откуда они прибыли, но о котором вряд ли кто-то слышал в параллельной действительности.
* * *
Поскольку результаты акции по похищению белопущенских девушек для султанского гарема превзошли самые смелые ожидания, то Петровича за ее успешное проведение щедро наградили - дали временное освобождение от работ на конюшне. Бывший лиходей и душегуб отлеживался от побоев ведрами и коромыслами в своей каморке, где его и застал князь Длиннорукий, реабилитированный от подозрений в самозванстве.
- Ну, здравствуй, Соловей, - радостно приветствовал князь Длиннорукий Петровича, опуская на грязный пол какой-то мешок. - Давненько я тебя изловить хотел, да не вышло. Вот и встренулись!
- Вчера уже видались, - буркнул Петрович и отвернулся от гостя на второй бок.
- То был не я, - ответил Длиннорукий. Петрович вновь повернулся на первый бок и изумленно уставился на князя. - Да-да, вчера к тебе приходил самозванец. Он беззастенчиво присвоил не только мое княжеское звание, но даже лицо. Но мы вывели его на чистую воду!
- A хрен вас разберет, - проворчал Петрович, - кто настоящий, а кто нет. Все вы угнетатели трудового народа и бедного люда!
- Да я всегда стоял за бедный люд! - с чувством стукнул себя в грудь Длиннорукий. - За то и претерпел от злобных наветчиков, засадивших меня в сырую темницу!
- Врешь ты, князь, - покачал головой Петрович, с кряхтением поднимаясь со своего топчана. - Ну, зачем пожаловал? Ежели по делу, то говори, а ежели нет, так не обессудь - не с руки мне теперь с тобою растабарывать.
- По делу, еще как по делу! - с жаром подхватил Длиннорукий. - Нынче хорошенько отоспись, а завтра мы с тобой должны будем отправиться в Новую Ютландию ко двору короля Александра.
- A это еще зачем? - с подозрением прищурился на Длиннорукого Петрович. - Нет уж, лучше оставьте меня тут, при лошадином дерьме…
- Оставайся, пожалуй, - не стал особо настаивать Длиннорукий, - да только скоро тебя самого невозможно будет отличить от того, что ты убираешь.
- Больно уж ты, князь, мудрено говоришь, - пробурчал Петрович.
- Могу и не мудрено, - бросил бывший градоначальник. - Покамест ты тут гребешь дерьмо лопатой, мухоморский народ стонет под гнетом противонародного короля, и неужели ты откажешься помочь ему сбросить тяжкие оковы? - Князь утер вспотевшую лысину и выжидательно уставился на Петровича.
- A-а-а, грабить будем! - наконец дошло до того. - Ну, это я завсегда согласен. - И, спохватившись, торопливо добавил: - Токмо справедливости для.
- Ну вот и договорились. - Князь развязал мешок и принялся вытаскивать оттуда какие-то поношенные шмотки. - Давай поищем для тебя чего-нибудь. A то, знаешь ли, у посланника князя Григория не должно быть в помощниках такого оборванца.
Потирая пострадавшие места, Петрович слез с топчана и принялся разглядывать одежду - старые кафтаны, дырявые штаны, стоптанные сапоги и потертые шапки.
- A, ну вот, кажется, что-то более-менее подходящее, - обрадовался Длиннорукий и извлек из кучи изрядно протертые, но на вид еще достаточно крепкие штаны ядовито-малиновой окраски. - Примерь-ка, а потом княжеские швецы подошьют.
- Дрянь какая-то, - скривился Петрович.
- Ну, одежка, конечно же, со второй ноги, - вздохнул князь, - но все лучше, чем твои отрепья.
Петрович отвернулся и нехотя стянул с себя многократно стиранные, но все равно весьма дурно пахнущие портки. Затем он взялся было за малиновые штаны, но в этот миг услышал позади себя странный звук, будто что-то упало. Петрович обернулся и увидел лежащего на нечистом полу князя Длиннорукого.
- Эй, князь, чего с тобой! - всполошился душегуб. - Ну вот, не было печали, так черти прислали…
Но тут, к своему облегчению, Петрович увидел, что Длиннорукий открыл глаза.
- Слава те господи, не помер, - пробормотал Петрович. - A то возись тут с покойником…
- От счастья не умирают, - слабым голосом произнес князь. - Нынче я обрел брата, которого потерял почти пол века тому обратно…
- Чего ты бредишь? - раздраженно бросил Петрович, помогая князю подняться с пола. - Какого еще брата?
- Тебя, - кратко ответил Длиннорукий и, пошатнувшись, вынужден был присесть на топчан. Тот скрипнул, но выдержал.