Грандье исчез из своей камеры через несколько недель после пытки. Месяц спустя священник, подавший ложное обвинение, потерял рассудок и умер. Еще через месяц следом за ним отправился епископ, возглавлявший инквизиционное судилище. Консультант по чародейству, засвидетельствовавший наличие на теле Грандье после мучений так называемых чертовых меток, которые он, вероятно, фальсифицировал, умер в delirium tremendum [жуткой лихорадке (лат.)], как определил случившееся монах. Отчет на этом заканчивался, исключая последовавший вскорости мор и прочие жуткие беды, ныне приписываемые беззаконному чародею.
Если он не занимался черной магией до суда, то уж точно делает это сейчас, подумал Томас.
Полдень в "Маскараде лицедея" тянулся медленно; завсегдатаи таверны приходили в себя после предыдущей ночи, а действующая труппа готовилась к наступающему вечеру. Бараселли и его ассистенты сидели за большим круглым столом посреди таверны и спорили о том, какими персонажами они воспользуются сегодня, а тем временем актеры слонялись поблизости, изображая отсутствие интереса. В столбах света, пробивавшегося сквозь растрескавшиеся стекла, плясала пыль, сопровождавшая розыск нужных на сегодня актерских принадлежностей.
Сильветта, актриса, представлявшая в тот день одну из героинь, обратившись к женщине, взятой на роль Коломбины, спросила:
- Как ты там, бишь, назвалась?
После недолгих колебаний та ответила:
- Меня зовут Каде. - Она сидела на крышке стола, покрытого винными пятнами, скрестив ноги под юбкой таким образом, что позу ее многие более благовоспитанные женщины сочли бы даже не то что сложной, но попросту невозможной, как по физическим, так и по моральным законам. Игральные карты, которые перебирала Каде, принадлежали таверне.
- В самом деле? Только не говори Бараселли. - Сильветта закатила к небу глаза и пожала плечами жестом, более подходящим для сцены. - Неудача, скверные предзнаменования… Он только об этом и говорит. Здесь теперь более не называют детей этим именем, так ведь? Разве что в деревнях. Или ты из селян?
- Да.
- А где ты научилась комедии?
- Я путешествовала вместе с труппой и разучила роль одной из масок, Коломбины. Это было после того, как я бежала из монастыря, - поведала ей Каде.
- А как же ты очутилась в монастыре?
- Меня отправила туда злая мачеха.
- Сказки рассказываешь. - Отметая все личные вопросы, Сильветта попросила: - Погадай-ка мне еще раз на счастье.
- Едва ли твоя судьба переменилась за полчаса.
- Откуда тебе знать, все может быть!
- Да ты сама все знаешь, - ответила Каде, но вновь принялась раскладывать карты.
Из задней комнаты появилась Коррина, вторая героиня; в руках ее было два платья - свертки блестящей ткани и кружев.
- Какое ты выберешь - синее или голубое?
Обе женщины умолкли, предавшись серьезным раздумьям.
- Это, - наконец решила Сильветта.
- Пожалуй, - согласилась Каде.
- А что будет на тебе? - спросила Коррина. Каде подозревала, что актриса хотела удостовериться в том, что ее не затмит женщина, играющая ее же служанку. Каде показала на свое свободное красное платье с глубоким вырезом и сказала:
- Это будет в самый раз.
- Но в этом ведь нельзя на сцену, - возразила Сильветта.
- Я же играю служанку, - расхохоталась Каде. - Что еще может на мне быть?
Результаты гадания полностью переманили Сильветту на ее сторону. Она предложила:
- По крайней мере позволь мне завить тебя.
Каде провела рукой по тонким распущенным волосам, которые пыльный солнечный луч на время превратил в золото. Обычно она считала, что волосы у нее цвета сухих колосьев.
- На железе?
- Конечно же, гусыня, на чем же еще?
- Терпеть этого не могу.
Коррина разложила платья поперек кресла и сказала:
- Понимаешь, тебе надо постараться привлечь к себе внимание. Здесь уйма мужчин благородных и богатых, и все ищут любовниц. Конечно, как ты понимаешь, редко удается завести постоянную связь, но выгода стоит усилий.
- В самом деле? - переспросила Каде тоном, пожалуй, чересчур простодушным, однако же не настолько, чтобы женщины смогли заподозрить тонкую насмешку.
- О, это куда лучше, чем связаться с актером, - игриво произнесла Сильветта, качнув головой в сторону входа в таверну. Едва явившись с улицы, игравший Арлекина актер вступил в разговор с одним из слуг. Смуглый, симпатичный и чисто выбритый на самый последний адераский фасон, он совсем не был похож на других актеров, игравших шутов.
Чуть помедлив, Каде спросила:
- Хорошо ли ты его знаешь?
Сильветта ответила:
- Он новичок. Бараселли взял его в прошлом месяце, после смерти предыдущего Арлекина.
- Он был стар?
- О нет, все наши шуты молоды. С ним приключилась горячка. Очень плохой знак.
Арлекин посмотрел в их сторону, и взгляд его остановился как будто бы на Каде. Коррина, явно ограничивавшаяся одной только мыслью, ухмыльнулась и сказала:
- Вот видишь, ты ему приглянулась.
Но Каде, сумевшая прочитать в этих темных глазах волчье высокомерие, фыркнув, ответила:
- Едва ли. - И ловким движением рук подложила карту, сулящую Сильветте благосостояние в будущем.
Томас провел день, проверяя продвижение всех затеянных им прошлым вечером расследований, однако королевская стража еще не сумела добиться заметных успехов. Он полагал необходимым прощупать Галена Дубелла по поводу его прежней ученицы Гадены Каде, но прошлый вечер, первый на свободе после трех дней томительного заточения в доме Урбейна Грандье, не представил ему подходящего момента.
Гален Дубелл перебрался в комнаты, прежде занимавшиеся покойным доктором Сюрьете, где его и отыскал Томас, когда повернувшее к горизонту солнце наполнило своим светом высокую палату. Нужда в такой комнате возникла, когда зрение начало отказывать старому чародею. Многостворчатые окна в западной стене позволяли использовать дневной свет максимально. Украшенные золотом книжные полки занимали стены, глобус под защитным кожаным чехлом стоял в углу. Остальная мебель скрывалась под стопками книг и изрядным слоем пыли.
Когда слуга провел Томаса в комнату, Дубелл поднял глаза от письменного стола и улыбнулся:
- Капитан.
На носу чародея сидели старые очки в золотой оправе; по одну сторону широкого стола, который доктор Сюрьете некогда делил со своим ассистентом Миламом, были разложены открытые книги.
- Мне хотелось бы поблагодарить вас за то, что вы сделали прошлой ночью для моего человека. Его ждала смерть, если бы не ваше целительное искусство, - сказав Томас.
- Приветствую вас и тем не менее сомневаюсь в том, что у вас нет ко мне никаких дел. Прошу вас не стесняться высказываться прямо, без обиняков.
Ну-ну. Прислонившись к книжной полке, Томас отодвинул со лба шляпу с пером, ощущая скорее интерес, чем недовольство. Прямота не относилась к числу тех качеств, которые можно было часто встретить при дворе.
- Мы получили весточку от одной из ваших старых знакомых… точнее, от Каде, сводной сестры его величества короля Роланда.
- Так вот оно что. - Дубелл снял очки и в задумчивости постучал ими по гнутому подлокотнику кресла. Капитан впервые увидел в нем досрочно состарившегося молодого человека, а не умудренного возрастом чародея, во всей ученой красе восставшего из тучных почв университета в Лодуне. Действительно, я знаю Каде.
- Она была вашей ученицей?
- Это не совсем так. Просто я первым показал ей, как использовать тот дар, которым она и без того безупречно владела. Я уже заплатил за эту ошибку. Десять лет изгнания из родного города - долгий срок. - Он тряхнул головой, стараясь прогнать налетевшие думы. - Но вы сказали, что у вас от нее весть?
- Да. Похоже, она собирается нанести нам визит.
- Лично? Это странно. Обычно она присылает всякие штучки в обличье подарков, так ведь?
- Ну, если их можно так называть. - Посылки Каде укладывались в диапазон от смешных до опасных. Кубок, из которого не могла пить ни одна персона, нарушившая узы брака, произвел всеобщее смущение и создал ряд комических ситуаций, потешив тем самым весь двор. Куда меньше радости принесло ожерелье: застегнутое на шее, оно начинало стягиваться, отрезая голову несчастной персоне, рискнувшей надеть его. Древний рыцарь, явившийся посреди прошлой зимы со своей игрой в "сними голову", был одним из самых пугающих и в наименьшей степени материальных. Конечно же, Ренье увлекся этой забавой со скоростью летящего со стены мешка с камнями. Развлечение это увело наставника альбонских рыцарей в двухмесячное путешествие, прославившееся своей бесцельностью. Нетрудно было предположить, что чародейка-фейри следила за всем издалека и смеялась до упаду. Проявляя силу, Каде действовала с тонкостью брошенного стилета, намереваясь оставить свое имя в коварных деяниях. Томас предпочел бы иметь дело с Каде, а не с Урбейном Грандье; во всяком случае, было ясно, какую опасность она представляет. - Могла бы она попытаться встретиться с вами? - спросил он у Дубелла.
Чародей поднялся с кресла и подошел к одному из окон, выходившему на Розовый двор. Томас последовал за ним. С пятого этажа двор хорошо просматривался. Внизу каменные дорожки текли серыми речками между островами, заросшими небольшими красными и белыми осенними розами. На одной из этих тенистых речек стояли кавалер и придворная дама, углубившиеся в беседу. Нечто напряженное в повороте головы женщины говорило о тайном свидании. Оба, конечно же, не знали, что сейчас за ними наблюдают капитан гвардии королевы и чародей, которого, возможно, в ближайшие несколько месяцев возведут в дворцовые… Однако при дворе трудно скрыться абсолютно от всех глаз.
Спустя мгновение Дубелл сказал:
- Каде было бы легче встретиться со мной в Лодуне. Но зачем ждать так долго?
- Я не могу сказать, зачем ей это может понадобиться, доктор. Каде лишь наполовину человек, и я не разбираюсь в причинах ее поступков.
Двадцать пять лет назад, когда мать Каде явилась ко двору, чтобы покорить старого короля Фулстана, никто не мог ответить, почему и зачем ей это понадобилось. Никто не знал тогда, что она - Мойра, великая и самовластная королева в одном из несчетных государств Фейра, что крылись под древними курганами, в обманчиво глубоких озерах и на пропадающих островах, неподалеку от южного побережья. Целый год, днем и ночью, она безраздельно владела всем вниманием Фулстана, а потом отправилась восвояси, словно забытый багаж оставив новорожденную дочь и короля, сделавшегося еще более плохим правителем, чем прежде.
Дубелл, похоже, умел угадывать направление мыслей собеседника:
- Я помню ее мать. Я был тогда молодым человеком. Королевская труппа как раз давала "Счастливые земли", и она внезапно возникла в зале в своем черном платье, усыпанная драгоценностями, как звездами. Королева Воздуха и Тьмы. - Рассеянным движением взяв книгу с подоконника, он переложил ее на верх стойки, занимавшей ближайшее кресло. - Человек более мудрый усмотрел бы в Каде потенциальную опасность. Фейри, кажущиеся похожими на человека, обычно более склонны к преображениям и мести, чем их чудовищные собратья. Но я видел тогда в ней только одинокого ребенка, ощущающего первое прикосновение истинной силы, ума и желания пользоваться и тем, и другим. Признаюсь вам, капитан: я никогда не ощущал за собой вины, поскольку дал ей самые минимальные наставления о ремесле. В противном случае она бы отыскала кого-то другого. Мне горько видеть то, как она воспользовалась мастерством, однако я не считаю себя ответственным за это. - Он серьезными глазами поглядел на Томаса. - Подобное чревато оскорблением королевской персоны.
- Быть может, но в мягкой форме. По сравнению с тем, что здесь происходит. И нам нужна ваша помощь.
Капитан не сомневался, что Дубелл прекрасно осознает, что держит весь двор под прицелом, хотя бы до тех пор, пока сумеет явиться новый придворный чародей, однако ему хотелось знать, способен ли старый ученый открыто признаться в этом.
Дубелл покачал головой:
- Я дал присягу много лет назад, когда впервые явился сюда. И все возникшие с тех пор разногласия не имеют к ней ни малейшего отношения.
Старый чародей по-прежнему разглядывал сад, согбенные плечи выдавали предельную - до костей - усталость. Гален Дубелл говорил настолько раскованно, что его было сложно подозревать даже человеку, в душе которого подозрительность пустила самые глубокие корни.
"Сколько же раз может присягнуть человек в своей вечной верности, прежде чем схватишь его наконец за руку? - подумал Томас. - Во всяком случае, пока события не докажут иного".
Парочка внизу исчезла из виду.
- А что слышно о Грандье? - спросил Дубелл.
- Пока ничего. Его будет нелегко разыскать снова. А вы не можете припомнить хотя бы какого-нибудь намека на его дальнейшие планы? - задал вопрос Томас без особой надежды. Все это они уже полностью обговорили вчера на пути во дворец.
- Нет, я почти ничего не видел и не слышал. И должен этому только радоваться, иначе, как я полагаю, мне бы не позволили жить.
- Не знаю. Он затеял весьма сложную игру.
Дубелл кивнул, соглашаясь:
- Именно так. Именно так.
Приближалась зима, и дни становились короче. На улице было зябко, город окутала ночь. Томас сидел у камина с чувством горечи, сознавая, что основательно потрудился, но совершенно ничего не достиг. Капитан вышел на террасу. Опершись о перила, он увидел своего молодого лейтенанта Гидеона, попросил подняться и передал ему последнее известие командира королевской стражи.
- Они полностью потеряли след Грандье, - сообщил Томас Гидеону. Оба были одеты в темные придворные костюмы, парча на воротнике и запястьях была оторочена кружевами, прикрывавшими и верх сапог. Костюм Томаса украшали алые ленты гвардии Равенны - на рукавах и перекрестье меча. - Что меня особо не удивляет. Он прожил здесь втайне достаточно долго, чтобы так оборудовать дом; должно быть, успел нарыть нор и отнорков по всему городу.
- Не очень-то воодушевляющая перспектива, - отозвался лейтенант с сожалением.
В обязанности Гидеона входило начальствование над отрядом гвардейцев, составлявших охрану королевы Фалаисы, посему он проводил возле нее большую часть дня, вместо того чтобы участвовать в розысках Грандье.
- Не то слово, - сказал Томас, разглядывая поднятую ветерком рябь на водной глади канала. Гидеон последний месяц ходил в любовниках Фалаисы, и капитан размышлял, догадывается ли его подчиненный о том, что ему известно об этом. Томас надеялся, что Гидеон не натворит глупых поступков. "Я знаю его с юных лет, - думал он, - и мне жутко даже представить, что, быть может, придется убить его собственной рукой". Снизу до них вдоль изящной лестницы донеслась музыка, к которой примешивался смех. Распахнутые двери под аркой вели в вестибюль Большой Галереи, где готовилось вечернее представление для двора.
- Грандье играет с нами. По-моему, он хотел, чтобы мы сразу нашли его, а почему ему это понадобилось - вопрос особый. - Томас вздохнул. - Мне придется сегодня ночью снова переговорить с командиром королевской стражи.
- Да. Вот еще что. - Гидеон понизил голос. - Государыня Фалаиса хочет встретиться с вами. Памятуя о том, что вы поведали мне, я попытался отговориться, но…
- Я позабочусь об этом. - "Неужели он думает, что у женщин нет чувства самосохранения?" - пронеслось в мозгу. Томас пытался не дать возможности королеве Фалаисе сделать ему предложения, о которых по долгу чести он будет вынужден сообщить ее свекрови Равенне. - С кем она сейчас?
- С Аристофаном, как он называет себя. - Гидеон ухмыльнулся. - Его настоящее имя Самуэль Портер.
- Это который?
- Прыщавый такой.
- Они все прыщавые, Гидеон.
- Прыщавый и рыжеватый. - Лейтенант кашлянул. - К нам приближается доктор Браун.
Томас оглянулся. Доктор Браун, приодевшийся для двора в черный бархатный плащ, коротко помахал им с площадки под террасой.
- Похоже, у него что-то на уме, - проговорил Томас.
Гидеон одарил молодого чародея взглядом, полным пренебрежения.
- Из-за того, что он не справился с оберегами в доме того кудесника, Гаспард едва не погиб.
- Случай, бесспорно, более тяжелый, чем все прежде предоставлявшиеся Гаспарду возможности отдать концы. Возвращайся к Фалаисе. Постарайся тактично убедить ее показаться при дворе.
- С вашего позволения, сэр. - Отдав честь, Гидеон поспешил к лестнице, уводящей на верхние этажи, Томас же направился вниз, навстречу доктору Брауну.
- Я хотел бы обсудить с вами один вопрос, - торопливо обратился к Томасу волшебник, едва поравнявшись с ним.
Доктор Браун был встревожен, и обычное на его лице выражение побитой собаки улетучилось. Томас недоуменно спросил:
- Что случилось?
- Капитан! - окликнул его голос от арки, уводящей в Большую Галерею.
О Ад, это Дензиль, подумал Томас и, прежде чем отреагировать на оклик, сказал Брауну:
- Если дело не терпит отлагательств, выкладывайте быстрее.
Браун помедлил, нервные глаза его обратились к приближающемуся Дензилю.
- Потерпит, - сказал волшебник. - Я приду в Большую Галерею попозже.
- Вы уверены?
- Да. - Молодой человек начал робко отступать в сторону.
- Ну хорошо.
Браун кивнул и словно растворился в темени.
Томас направился навстречу Дензилю.
Отец герцога Альсенского был человек никудышный, немногим лучше разбойника на большой дороге, и к тому же ко дню своей смерти он ухитрился промотать большую часть фамильного достояния. Герцогство Альсенское Дензиль унаследовал в возрасте восьми лет, окруженный толпой обедневших и загребущих, но благородных родичей. Семь лет спустя, явившись ко двору и добившись фавора у Роланда, он получил обратно прежнее состояние и с тех пор был удостоен королевских щедрот - земель, придворных должностей вместе с прилагающимися к ним доходами. Теперь он обзавелся собственным окружением, укомплектованным такими же ничтожными знатными дебоширами; он поощрял их к заговорам против Равенны. Они сеяли разные слухи и всячески досаждали ей; двое дураков из его приятелей посмели зайти слишком далеко и кончили жизнь на камне Предателей вне городской черты. Его влияние на Роланда постоянно смущало Равенну, и если это семейство Дензиля научило его подленьким поступкам, оно могло бы добиться и большего успеха.
- Капитан, до меня дошли неприятные слухи о намерениях короны относительно моего поместья в Бель-Гарде, - произнес Дензиль, поправляя перчатки и демонстративно не глядя на Томаса. Кузен короля являл собой образец придворного. Светлые волосы были идеально завиты, бородка безукоризненно подстрижена, приятное лицо не несло на себе отпечатка битв, возраста и трудов; янтарного цвета дублет украшали аксельбанты, а расшитые золотом бриджи являли верх совершенства. Быть может, этим отчасти и объяснялась симпатия к нему Роланда, сам король всегда был неопрятным мальчишкой. - Надеюсь, вы поправите меня, если это не так?
- Я охотно поправлю вас, милорд, - непринужденно ответил Томас.
Услышав подобный ответ, герцог обратил к нему свои ледяные голубые глаза, весьма дисгармонирующие с заурядностью, которую он собой являл. Помедлив, он манерно улыбнулся:
- Я узнал, что один кавалерийский служака усмотрел в моем поместье какую-то опасность.