Поппиты так топали по полу, будто миллионы пальцев одновременно отбивали какой-то марш.
Посмотрев на отца, я увидел, что он словно съежился, когда это шествие приблизилось к нам. Он прищурил глаза, и те стали слишком узкими, чтобы в них можно было что-нибудь прочитать.
Но я думаю, люди еще не привыкли к подобного рода зрелищам. Прошло только тридцать лет; жизнь, конечно, очень изменилась: агенты сиркарской полиции, саготы, слуги и рабы вошли в нее, и жителям планеты приходилось приспосабливаться к новым условиям и новым понятиям. Хотя, должен сказать, в истории планеты такое уже было: слуги, рабы…
Однако никто из моих соплеменников не видел того, что видел я.
Поппиты окружили нас; глаза, рассматривающие двух незнакомцев, казались красно-черными, и впечатлительный человек мог даже услышать их дыхание, вырывающееся из маленьких зубастых ртов. Иногда приходят в голову странные мысли вроде таких: могут ли они чувствовать и как этот процесс у них происходит? Некоторые их представители временами кажутся довольно сообразительными. С собаками и кошками не сравнить, но… пожалуй, чуть умнее жуков, лягушек.
Интеллект развит, наверно, на уровне мышей.
Затянутая в черное фигура, остановившись перед нами, сбросила свой капюшон, открыв темное лицо, в ультрафиолетовом свете кажущееся пурпурным.
Короткий широкий нос с торчащими из ноздрей темными волосами, сквозь редкие волосы просвечивает череп, примерно моих лет - нет, его я не знал. Человек кивнул отцу:
- Агент Моррисон. - Заметьте, не мэр.
Отец тоже кивнул, но не произнес ни слова.
Мужчина протянул. руку:
- Мой господин приветствует вас, джемадар-майор. Меня зовут Джон Хендрикс, управляющий поместьем. Добро пожаловать домой, сэр.
Я осторожно пожал протянутую руку, ощущая хрупкие кости, нежную кожу без мозолей.
- Спасибо.
Последовала минутная пауза, тяжелое дыхание отца заглушало писк поппитов, затем управляющий произнес:
- Мы получили рапорт на вас, ваши отзывы по службе. Мой господин потрясен. Он хочет видеть вас немедленно.
Меня? Он? Боже, какая таинственность! Однако, как все складывается: темный ультрафиолетовый свет, слепящий глаза, очевидный страх отца, его нежелание находиться внутри. Они. никогда не смогут понять, насколько это по-человечески. Саанаэ - наполовину гуманоиды, но и они не скажут, погшиты не смогут сделать, а господам - безразлично.
Я начал было двигаться вперед к открытой двери, но управляющий поднял руку, указывая на мое правое бедро.
- Вам придется оставить ваше оружие, джемадар-майор. - Он протянул свою изнеженную руку ладонью вверх. - Вообще-то мы решили, что вам лучше оставить свое оружие здесь на весь период вашего отпуска.
Я молча стоял, глядя на него. Через некоторое время он отвел глаза от моего лица, бросил быстрый, нервный взгляд на отца, который внезапно перестал щуриться, не обращая внимания на свет.
- Кто это решил?
Помявшись немного, управляющий выдавил:
- Ну, господин… я имею в виду…
- Чепуха.
Он напрягся, пытаясь впиться глазами в мое лицо, выпрямился во весь рост, но все равно доставал мне только до бровей.
- Согласно правилам и законам, только сиркарская полиция может ходить, вооруженной.
- Вот уж саанаэ удивятся… - Я расстегнул кобуру, вытащил пистолет, поворачивая его рукояткой вперед. Управляющий протянул руку, немного удивленный, но гордый своей победой. - Послушайте, вы местный и служите здесь одному господину. Думаю, учили вас в общем секторе. - Глянув ему в глаза, я попытался прочесть его мысли. - Не уверен, что вы вообще выезжали за пределы нашей системы. Знаю я таких, как вы, и знаю насколько далеко распространяется ваш авторитет.
- Но… - Управляющий шумно, негодующе фыркнул.
Я небрежно бросил оружие в сторону, и оно упало в самую гущу поппитов. Те бросились врассыпную, позволив пистолету удариться о пол. При ударе не пострадал ни пистолет, ни пол. Через несколько мгновений два наиболее смелых поппита осторожно приблизились к оружию, а остальные организовали небольшой кружок, причем все это происходило почти в абсолютной тишине - твари молчали, и никто не барабанил ножками по полу.
- На обратном пути подберу. Можете оставаться здесь и морально подавлять мэра. Скоро вернусь. - Я отправился к открытой двери в дальнем конце зала, удивляясь, о чем они будут разговаривать в мое отсутствие.
Идя по длинному, темному коридору и вслушиваясь в эхо своих шагов твердых, размеренных, легких - кожа на стеклянной керамике, я размышлял, как здесь все могло произойти. Здесь, там, везде… Наверно, туземцы тоже отчаянно защищались, но их все равно завоевывали, и вот они уже рвутся ввысь, получая должность на самых низких постах господской империи, наступая на горло поверженному товарищу, трясясь от жадности.
Какого черта я здесь? Я мог сделать это, находясь в любой точке земного шара, для этого мне просто надо было снять трубку. Черт, может, мне очень захотелось посмотреть на людей. Почему-то мне пришла в голову аналогия с животными, когда кот, которого как следует отшлепали, злобно царапает изнеженную собачонку; когда побитые собаки рвут друг друга на части, а избитый бык поднимает на рога свои жертвы.
Рабы господ хруффы гордятся нами, потому что мы почти победили их, разбив наголову. А кентавры саанаэ с оружием наперевес окрасняют человеческую планету Землю, в то время как на их родной земле… Когда-то давно не так далеко, в некоей части Галактики, жила-была большая звездная империя, сыны которой, гордые земные мужчины, на своих еще несовершенных звездолетах высаживались на чужие миры, мощным оружием подавляя сопротивление местных жителей, обращая их в рабов. Через некоторое время империя разрослась, превратившись в громадное владение из тысячи миров, растянувшееся на целых двадцать парсеков космического пространства. И жила в ней дюжина завоеванных цивилизаций.
Их звездолеты походили на наши, несовершенные и маломощные. Когда прибыла раса господ, никто не смог оказать ей достойного сопротивления.
Неожиданное перемещение на звездолет, летающий по орбите планеты Калайрес. Довольно живописный был этот мир: зеленые континенты окружали зеленые моря, сияющее белое солнце иногда ненадолго закрывалось бледно-зелеными облаками. Никакого льда и снега на вершинах гор я не наблюдал.
От ожидания в груди сжалось сердце, в уши ударил настойчивый шепот: "Будьте готовы, младший джемадар-майор". А я и готовился вместе со своими хавильдарами и их восемью окталами солдат.
От звездолета отделился боевой катер, прорезавший зеленую атмосферу Калайреса. Его плазменные огни заставляли гореть разреженный воздух, что звеНел вокруг нас, увивался за нами или, наоборот, стремился прочь в ярком метеорном хвосте. Катер начал снижаться, и сила тяжести придавила нас к полу, грозя вырвать оружие из крепко сжатых рук.
Открылись двери, в открытый проем ринулся поток завывающего, как голодный волк в полночь, бьющегося о преграды, словно язычки очищающего пламени, воздуха. Затем с неба, словно гневные, идущие мстить ангелы, держа наготове оружие, воображая себя Торами-громовержцами, посыпались десантники, мои бравые солдаты. Тор и его отважные воины…
Саанаэ, находившимся внизу, это зрелище должно было показаться ужасным сном, полночным кошмаром: сполохи огня, трассирующие очереди, небо, что затмили миллионы маленьких черных фигурок.
В мою группу входили люди, хруффы, еще много представителей различных миров, которых саанаэ никогда прежде не видели.
Я не помню подробностей той кровавой бойни - перед глазами лишь стоят обезглавленные моими руками трупы саанаэ. Полицейские головы отлетают так же хорошо, как и головы других туземцев. Черт его знает, может, это был гуманный акт, может, ктолибо другой поступил бы на моем месте еще хуже.
Комната, в которую я попал, походила на те обычные залы, что я видел на сотне планет. После того как глаза привыкли к яркому свету, можно было обнаружить кое-какие отличия.
В ней находился алтарь, заставленный оборудованием. По обеим его сторонам стояли два огромных факела, что взяли с какой-то крутой вечеринки.
Хозяин ее был, очевидно, изрядным мотом и толстосумом, способным выложить кучу денег за лицензию, дающую возможность использовать открытый огонь и задымлять атмосферу. В комнате находился стандартный голопроектор, старый и немного потрепанный, в стиле второй половины пятидесятых годов. В углу еще виднелась пластиковая выцветшая трехцветная этикетка торговой компании: "Межпланетная торговля оборудованием".
Голопроектор зажегся, наполняя пространство между факелами клубами дыма, и появились очертания темной сатанинской фигуры; экран немного рябил, затем помехи и сполохи исчезли, кадр остановился. Темная фигура повернулась ко мне.
Проектор давал плохое изображение, контрастность не была отрегулирована, будто им не пользовались долгое время.
- Добро пожаловать домой, Атол Моррисон, - произнесла она, - солдат расы господ. - Изображение вновь замигало, экран будто запорошило разноцветным снегом, затем помехи исчезли, и темные, бешеные глаза впились мне в лицо.
Интересно, кто до такого додумался? Этот управляющий с мягкими кошачьими повадками? Нет, скорее всего, это идея какого-то высокого полицейского чинa. Некоторые люди после окончания войны увидели, как обстоят дела, и после объяснения вышестоящих начальников ударились в работу по обеспечению так называемого порядка. По моему мнению, эти личности просто пользовались любой предоставляющейся им возможностью возвысить себя над жителями, чью безопасность они были призваны охранять.
Протянув руку, я провел ладонью по изображению, точнее, через него. Не последовало никакой реакции. Слабо сработано; тот, кто устанавливал эту штуковину, плохо разбирался в технических премудростях и не присоединил сенсоры. Но, когда я перемещался по комнате, голова существа поворачивалась, а глаза следили за мной. Я уселся на краешек алтаря и внимал разглагольствованиям голо-изображения, вещавшего мне о моих же подвигах и о том, как мои родственники должны гордиться мной, таким храбрым воякой, сражающимся в рядах славных легионов господ.
О, господи ты боже мой…
Расстегнув нагрудный карман, я вытащил телефонную трубку и нажал на кнопку контактного сенсора: 92 - 10х9760-й на связи.
Холодные глаза изображения неотрывно смотрели на меня. Его голос был перекрыт мягким жужжанием планетарной командной сети, сменившимся высокими трелями.
Бесполый приятный голос, спокойный, мягкий, проговорил:
- Зм8 суб КТР, принято.
Зм8 снова. Думаю, слухи о том, что линия Зм8 используется для работы со свежими силами, прибывшими на базу, оказались верны. Это вовсе неплохо и означает, что раса господ чего-то ждет.
Может, я ошибаюсь. Не знаю, возможно ли это слово применить к машинам. Что означает ожидание для бездушных, бесчувственных аппаратов. И что вообще означает любое человеческое чувство для них?
Голос продолжал:
- 4у1028-й!
Кто-то подключился в сеть? Только теперь я понял, насколько мало разбираюсь в этой технике.
Отдаленные шумы превратились в пронзительные, тяжелые звуки - сообщение от господина?
- 4у1028-й через ПСН маршрут 9л12суб4у, уровень пятый высокий.
- Пятый высокий, принято…
Секретный код - это я знал, потому что в военной школе нас учили подобного рода делам. Низшим чинам такие знания не нужны. Но рано или поздно придет тот день, когда зеленый новобранец попадет в свой первый бой и впервые возьмет в руки трубку персонального телефона. Что-то непременно да и случается на войне - хорошее или плохое. Чаще плохое, конечно.
Мягкий, приятный голос произнес:
- 10х97бО-й, ответьте 9м12суб4у.
Настала моя очередь говорить:
- 10х9760-й слушает.
- 9м12суб4у просит подтверждения вашего присутствия на пятом высоком уровне безопасности.
Странно как-то это все - 9м12 означает принадлежность к высшему клану господ, а 4у из совсем другой оперы, окажем, суррогат планетарной командной сети. Чего они хотят от солдата в отпуске, особенно на планете, где существуют три вида полиции?
- 10х9760-й сообщение принял, уровень пятый высокий.
Раздалась серия коротких позывных, затем голос проговорил:
- 10х97бО-й, информационный бюллетень пятого уровня: поступаете в распоряжение местного ПСН в качестве советника по безопасности.
Я так понял, что это означает боевое дежурство:
- 10х9760-й сообщение принято. Ожидаю дальнейших указаний от 9м12суб4у.
- 10х9760-й, от 9м12суб4у команд не поступило.
Ну и какого черта они вообще со мной связывались?
- 10х97бО-й сообщение принял: команд не поступило.
Но на этом мои мучения не кончились:
- 9м12суб4у на уровне пятом высоком, статус советника по безопасности отключается от сети.
- 4у1028-й через систему ПСН отключается, - эти слова сопровождались быстрой, звонкой трелью. - Зм8субКТР, местный регулятор сообщений, отключается.
- 10х97бО-й временно отключается, - закончив разговор, я положил трубку, обратно в карман. Сатанический образ вновь ожил, сверкающие глаза уставились в мои, губы что-то лепетали о гордости родителей за сына.
У меня лопнуло терпение, и я ушел, а вдогонку мне неслось многоголосое эхо.
ГЛАВА 6
Наступила ночь. Небо потемнело, приобретя индиговый оттенок, кое-где переходящий в фиолетовый. Уже начали появляться звезды - первыми показались ярчайшие, затем тусклые, и вот уже весь небосвод был затянут черным, а тысячи крохотных точек усеяли его. Так красиво, эффектно и безукоризненно смотрятся бриллианты на бархате. Вся Вселенная перед глазами, империя расы господ. Не знаю почему, но звезды мне всегда казались моими, я их любил, как любят собаку, и мечтал о них. Я имею в виду не бессмысленные белые точки с именами богов, какими они казались мне в детстве, и не звезды завоевателей в период отрочества и юности, уже после Вторжения. Речь идет о действительно моих звездах, моей империи, о звездах, на которых поддерживают порядок и спокойствие гуманоидные легионы спагов, мощные хруффы, кентавры-саанаэ и тысячи представителей других рас: солдаты, товарищи по оружию, друзья.
Где-то там, - за самыми отдаленными звездами, сейчас находятся мои друзья. В том мире Соланж Корде перевозит мои пожитки и наложниц с Боромилита из здания, что было моим домом и служило мне верой и правдой пять лет, куда я приезжал в пер срывах между войнами, между работой на Карсваао.
И чего меня занесло сюда? Для того, чтобы повидать семью, старых друзей, дом, и все это в рабских ошейниках и с клеймом "собственность господина"? Наверно, это моя ошибка, просто нужно было поднять трубку, отложить отпуск, позвонить Соланж и сказать ей, что поеду на Карсваао сам. Господи, лежал бы я сейчас в своей постели, обняв хрупкое, податливое тело Хани…
Телефонная трубка, такая тонкая и легкая, сейчас тяжелым свинцом оттягивала карман и давила грудь. Подумать только, чтобы резко поменять планы, надо испросить разрешения! И где-то на самой вершине иерархической лестнице господ нашелся какой-то тип, который интересуется моим здесь пребыванием. Самое мерзкое то, что этот гад представляет собой лишь бездушную машину. И немедленно телефонная трубка в нагрудном кармане превратилась в рабский ошейник. Да, я раб машин…
Но память подсказала другую тему для размышлений. Я представил, как лежу с Хани, держу ее в объятиях, чувствую ее влагу внизу живота. Мысли о наложнице сменились другими - вот Соланж, мой друг, товарищ по оружию, смеется шуткам, стакан за стаканом пьет темный эль, идет в бой плечом к плечу со мной…
Мы - солдаты, а не воины, профессиональные солдаты, хорошо обученные. Воин, как говорят, беспрекословно пойдет воевать и умрет, если надо, грудью встав на защиту своей страны и своего народа.
А солдату отдается приказ победить. Для него смерть - просчитанный риск, ошибка, которую следует избегать, неудача.
Мертвые воины завоевывают славу, а живые солдаты завоевывают победу и выигрывают войны.
Снова возник образ Соланж Корде, одетой в мощный современный экзоскафандр, не боящийся практически никакого оружия и излучения, - в нем она казалась пришельцем бог знает с каких миров; безликая фигура - ни возраст, ни пол не определить. Затем Соланж сменила Хани, лежащая обнаженной в моей постели, мягкая влажная кожа была так приятна на ощупь.
Дверь в доме родителей открылась и закрылась за мной; послышались тяжелые, неуклюжие шаги по плохо закрепленным половицам, и вот уже мой брат Лэнк сидит около меня, положив ногу на перекладину моего стула.
- Какая чудесная ночь, - проговорил он. - Странная погода стоит сейчас, вовсе не августовская. Я бы сказал, что на дворе конец сентября, начало октября.
- Помню. - Я действительно не забыл морозные, ясные ночи поздней осени, предрождественское время после Вторжения, когда черное небо заполнили звезды, стоящие, как казалось, плечом к плечу.
Мы посидели немного в полной тишине, затем Лэнк вздохнул и повернулся ко мне, желая, чтобы я взглянул на него. Его глаза, отражая свет звезд и отдаленные огни поселения, поблескивали в темноте:
- Из-за тебя все люди становятся угрюмыми и несчастными, Ати. Что случилось, можешь сказать?
Я ухмыльнулся:
- Пытаешься стать исповедником? Мне начать с раскаяния?
Брат издал звук, напоминающий то ли слабый вздох, то ли подавленный возглас раздражения или удивления:
- Нет, думаю, не гожусь я для этой роли, Ати. Я, по возможности, стараюсь не исповедовать людей. Давай по-братски, чтобы знали только мы, я и ты.
Уверен, Лэнк заслужил это. А я как последний тупица острил, бросался словами, найдя в этом самый дешевый, самый пошлый способ избавления от разговора по душам.
- Да, конечно. - Теперь я немного помолчал, пытаясь подобрать слова, способные выразить мое состояние души и не очень обидные. - Думаю, мне не нравится то, что я вижу здесь. Все кажется таким… ну, я даже не знаю, как сказать… растоптанным, вдавленным в грязь.
- Неужели это так шокирует тебя? Посмотри. - Я услышал шелест одежды в темноте - брат взмахнул руками - две тени, взлетевшие к небу. - Посмотри, что с нами случилось!
- Хорошо, но хочу тебе сказать, что все остальное мне тоже не нравится! Ты - священник, отец - агент сиркарской полиции, шеф полиции Каталано еще работает, хотя ему бы уже давно положено хлебать тюремную баланду.
Последовало молчание, нарушенное Лэнком:
- Ати, у нас больше нет тюрем, есть небольшая камера предварительного заключения для хулиганов.
- Даже так…
По тому, как блеснули его глаза, я понял, что он кивнул.
- Я знаю, о чем ты говорил. - Могу поспорить, брат пожал плечами. Ничего нельзя сделать, ты лучше, как никто другой, должен это понять.
С ним надо согласиться, его обвинения справедливы.
- Не знаю, смогу ли я выдержать здесь целый отпуск.
- Ты расстроишь родных, Ати, они очень рады, что ты вернулся: мама, папа, Оддни, а я тем более!
- Я счастлив, что вновь увидел свою семью.
- Однако тебе не понравилось, во что мы превратились.
- Прости меня.